Умей слушать! Всё, что человек как ему кажется, говорит о других, — он на самом деле говорит о себе.
Дафна
Онис стоял у ворот Эдемского сада и задумчиво ковырял пальцем приставшее к броне пятно. В памяти всплывали обрывки прошлой вылазки, когда они вместе с Генеральным стражем ныряли в Тартар, чтобы достать оттуда Лань. Опыт этот был интересный и незабываемый. Онис приложил руку козырьком, и прищуренными от любопытства глазами уставился на круглый, подмигивающий лучами, желтый диск, который так и лучился доброжелательностью. Что-то не давало златокрылому покоя. Он не то, чтобы сомневался, скорее был на стороже. Однако день был счастливым и светлым, и не радоваться — определенно считалось бы преступлением. Онис коснулся подвески на шее с серебряной окантовкой — знак отличия за мужество. По сопротивлению воздуха за спиной, златокрылый понял, что крылья огромным белоснежным куполом распростерлись за спиной. Онис придирчиво оглянулся и, не увидев ни одного темного пера, — обрадовался. Настроение сразу, как градусы на термометре, поползло вверх. А солнце продолжало блистать лучистой улыбкой, не жалея круглые, пышущие жаром бока. Златокрылый вдохнул полной грудью, впуская воздух в легкие. Хотелось летать, как если бы рыба долгое время находилась без воды и всем существом жаждала свободы, дыхания и передвижения. Онис взглянул на часы, кожаным ремешком обрамлявшие запястье. Носил он их не как все, а циферблатом вовнутрь. То есть, чтобы посмотреть который час — ему приходилось не смотреть на запястье, а переворачивать руку тыльной стороной. Такой способ обычно используют врачи, чтоб засекать время начала и конца реанимации. Онис в последний раз отряхнул с плеча насыпавшие сверху сосновые иголки и, немного разбежавшись, оттолкнулся от ближайшего громоздкого валуна, серой громадиной возвышающийся недалеко от лестницы в Эдем. … Грааль Гардарика мыльным переливающимся пузырем накрывала Тибидохс. Издали был виден зеленеющий овал Драконбольного поля. Тянули свои молодые макушки еще зеленые деревца и такие же, только повидавшие виды, многовековые дубы. Казалось, что школу волшебства кто-то накрывает своей доброй, снисходительной рукой. Вот, мелькнула совсем рядом полуразрушенная сторожка Древнира. Но даже так она не утратила своей светлости и продолжала отдавать волнами преданного, не потерявшегося в веках тепла. Громадина Тибидохса больше походила на панцирь черепахи с растущими на нем шпилями и башнями. Поручик Ржевский прохаживался вдоль зубцов и иногда взглядывал вниз, чтоб убедиться, что он уже достаточно мертв, для того чтобы умереть во второй раз. Не долеченная Дама жужжала рядом, образуя собой смесь одновременно шмеля и бабочки. Ее нетерпеливые лапки так и тянулись к надоедливому супругу. Златокрылый второго ранга снова взмыл верх, к самой вышине купала и стрелой устремился вниз, собираясь раскинуть крылья, словно парашют, у самой земли. Ожидание удачного маневра отдавало в груди приятным нетерпением и радостью, так свойственной маленьким детям. По бокам, кружась, пролетали вереницы белых облаков, оттесненных сероватыми тенями. Желудок с каждым взмахом крыльев оказывался то рядом с легкими, то сразу в пятках. Такие перевертоны Онис выписывал часто. Они напоминали ему о быстро бегущем, ревущем потоке, так схожего с течением жизни. Окна и бойницы Тибидохса вертелись и кружились. Наконец златокрылый резко откинулся назад, чтобы снова взмыть в голубеющую высь. Внезапно боковым зрением Онис уловил странный мелькнувший силуэт, как будто на тетрадный лист капнули растекшейся акварелью. Тень показалась ему странной. Страж выровнял полет и теперь парил ближе к земле, выцеливая взглядом спрятавшиеся за еловыми лапами пеньки и тонкие стебли. Почему-то подумалось, что это мог быть потерявшийся домовой. Интуиция редко подводит Светлых стражей, а потому Ониса беспокоила перемена, так резко произошедшая в магическом поле острова, которую знающие, такие как Виссалом Приплюснутый, называли аурой. И действительно, не успел златокрылый снизиться, как что-то засвистев, прочертило изящную дугу, распоров ему скулу чуть выше щеки. От неожиданности Онис дернулся и это спасло ему жизнь. Тут же, немедля, рядом с ним, разрезав воздух, как нож масло, пролетела длинная стрела с черным оперением и наконечником, так живо походившем не птичье перо. Златокрылый бросился резко вниз, уходя с линии атаки. Снова мелькнула серая тень. На этот раз чуть ниже, чем до того. Онис не стал дожидаться, пока его осыплют градом непрошенных железяк — и снова взмыл вверх, под облака, на ходу выхватывая флейту с примкнувшем к ней острым мундштуком, который так же грациозно мог при должном обращении отсечь и дарх. Златокрылый поднес флейту к губам, но магалодию не выдохнул. Темный силуэт снова растворился в мрачной чаще густого лиственно-елового леса. Интуиция опять забила колокольным звоном. В голове зашевелилась смутная, знакомая, даже почти очевидная догадка. Но как это обычно бывает, самые ценные мысли приходят к нам с опозданием. Вот и сейчас, едва Онис выпорхнул из-за пролетавшей мимо тучи, что-то невероятно тяжелое, как тысячи грешных душ, свалилось ему на спину. Теряя равновесие, Онис стал заваливаться на одно крыло. Снова началась невероятная и невеселая карусель. Замелькали бессвязные разноцветные пятна. Флейта, выбитая из руки, камнем, как и сам златокрылый, полетела вниз. Онис отчаянно сопротивлялся навалившейся сверху тяжести. Хотелось стряхнуть ее, как осыпавшийся на макушку снег. Однако успехом эта затея пока не пользовалась. Тот, кто сидел у него на спине, вцепился как клещ и теперь вертелся в воздухе как юла, не давая даже толком вдохнуть из-за бившего в лицо ветра. Наконец златокрылый смог слегка повернуть голову. И тут же он столкнулся с горящими глазами-углями, так ярко пылающими ненавистью. Существо на его спине не походило ни на стража Мрака, ни на нежить. Длинные руки с острыми ногтями царапали Онису спину между крыльев. Лопатки ныли от перегрузки под тяжестью свалившейся непосильной ноши. Ощущение времени утратилось. В ноздри ударил запах собственной крови. Тень же на его спине разбушевалась еще больше, как если бы пьянела от запаха. Златокрылый сквозь мелькнувшую панику уловил глазами Большую башню, отчетливо видневшуюся в череде этой непонятной суеты. И благодаря ей понял, что еще секунда — и коммесионеры с большим энтузиазмом будут соскребать оставшееся от него пятно. Онис в последнем отчаянном усилии откинулся назад. Мышцы заныли, а связки натянулись до предела. Златокрылый каменной статуей рухнул в озеро, недалеко от сторожки. И даже там, в воде, существо на его спине не спешило сдавать позиции. Оно явно придерживалось мнения, что, если тебе ничего не светит — возьми фонарь и посвети сам. Однако благодаря удару о воду хватка незнакомца ослабла и златокрылый, из легких которого выбили весь оставшийся воздух, смог освободиться и судорожно кашляя, на четвереньках, выполз на берег. Онис, хромая на все извилины, а заодно и на правую ногу, метнулся в чащу. В своей жалкой попытке спастись он походил больше на подстреленного из арбалета зайца. Который уже обречен, но отчаянно не хочет этого признавать. Где-то за спиной шевелились кусты и трещали, ломаясь, ветки. Звуки эти сплетались и возникали в ушах панихидой. Слева вдруг очутилось нечто, похожее на углубление в мшистом, поросшем зеленушкой камне. Златокрылый про хромал туда и провалился в закрывающий залаз вереск. За шиворот посыпались листья и лепестки. Онис, тяжело дыша, привалился спиной к сырому мокрому камню. С потолка капала вода, образуя под ногами мелкую лужицу. Флейта была безнадежно утрачена. Хотелось кусать губы, причем не только от тоски. Что-то неприятно теплое скользило со спины на поясницу. Это струилась, сбегая ручейками, светлая алая кровь. … ЧБ. Так ее называли знающие, интересующиеся теориями заговоров маги. Кто она? На кого работает? И почему оказалась теперь на Лысой Горе? Все эти вопросы всплывали кверху брюхом и требовали ответа, который могла дать только сама Черная бабочка. Волшебница (а может и нет) сидела на одной из многочисленных дырявых крыш Лысой Горы и свешивала ноги с косяка. Фламберг с извивающийся, как змея, длинной волнистой рукоятью лежал тут же, отблескивая серебристыми отметинами на лезвии. ЧБ сидела и неудовлетворенно рассматривала парочку новых зазубрин, возникших после еще одной незапланированной дуэли. — Пять баллов мне за неосторожность, — сказала она холодно и потрогала пальцем грустное лезвие. Для Черной бабочки все, даже самая простенькая зубочистка, имела определенный набор чувств: радость, грусть, злость. И теперь она жалела свой любимый клинок, который плакал в данную конкретную секунду кровавыми слезами. И действительно, на фламберге кое-где запеклись красноватые, плохо стертые кровавые отметины. ЧБ достала синий, уже не совсем чистый платок и с нежностью, достойной лучшего применения, стала протирать рукоять. Солнышко уже сползало с небосклона, подмигивая прыгающими лучами. День был почти что радостным. Однако Черная бабочка никаких трепетных чувств к рассветам и закатам не испытывала. Ее больше беспокоила следующая жертва, которая вот-вот должна была появиться на горизонте. Неподалеку виднелось родное кладбище, которое невольно становилось свидетелем ее многочисленных рабочих будней. Покосившаяся ограда напоминала кривые зубы. Пару зубцов отсутствовало, обнажая груды земли, царствующие над тропинками. Приятно было наблюдать до трепета в душе знакомый пейзаж. Закончив оттирать кровь с клинка, Черная бабочка удовлетворенно погладила лезвие, словно то было котенком, и встала, отправляя клинок в ножны из грубой драконий кожи, болтавшихся на бедрах. Темные глаза в поисках чего-то определенного заскользили вдоль горизонта туда, где заканчивались владения лысегорских обитателей. Ко рву приближался кто-то, кого лысегорская земля до того определенно не знала. Он был приземист с ногами, больше напоминающими вросшие в землю пеньки. На голову был накинут капюшон, так что рассмотреть лицо не представлялось возможности. Но пытливый ум ЧБ уловил, что некогда эту кожу опалил жар Тартара. Незнакомец, конечно, был вооружен. Заявляться на Лысую Гору без средств для самосохранения — было бы преступлением. Однако ни кинжалов, ни меча, не даже посоха, Черная бабочка рассмотреть не смогла — обладала не слишком потрясающим зрением. Ветер пронесся одновременно с мыслью, выбив из туго заплетенного пучка беспорядочные темные пряди. Маска на лице сверкнула солнечным лучом и вдруг исчезла. Это ЧБ сорвалась с места и, словно сама подхваченная ветром, понеслась вниз по склону, минуя криво выстроенные дома. У кладбища они оказались почти одновременно. Черная бабочка застыла на против незнакомца, таинственно скрывающегося за капюшоном. Любопытной она не была, так что не слишком спешила с раскрытием личности вновь прибывшего. Да и сама ЧБ была не шибко открытой ко всем желающим познакомиться. Носит маску и носит. И все тут. Объект для дуэли сделал неосторожное движение, опуская руку к бедру. И длинные музыкальный пальцы Черной бабочки сами собой скользнули к рукояти родного и пламенно любимого фламберга. Заметив ее жест, незнакомец скорчил гримасу, которую при наличии очень хорошего или изощренного воображения, можно было истолковать как ироничную улыбку. Рукой он отодвинул плащ и ЧБ увидела скрытую под ним шпагу с резной рукоятью из множества завитков. Оружие ее не впечатлило. К колющим инструментам она относилась с известной долей иронии. — И? — спросил, только что вышедший из Тартара страж. Бабочка не ответила. Диалоги интересовали ее не больше, чем кукушку интересуют собственные дети. Тартарианец сделал еще одну неудачную попытку начать разговор, но с оглушительным треском провалился. Это начинало его раздражать. ЧБ легким движением руки выхватила из ножен фламберг. Незнакомец покосился на оружие с нескрываемым презрением. — И это ты называешь клинком? И действительно, фламберг имел почти что обычную форму. Кроме приемлемого волнистого лезвия, которое было гораздо тоньше обычного, к концу он расширялся и отдаленно напоминал игольное ушко, только без отверстия для нитки. Таким оружием явно нельзя было нанести серьезных ран. Страж Мрака из Среднего подземья это определенно понимал и откровенно глумился. Однако ЧБ сохраняла непроницаемое выражение лица и такое же кристально чистое спокойствие. С недалекими людьми, к своей печали, она сталкивалась чаще, чем это позволяли обычные правила приличия. — На шесть и по хлопку, — голос ее был тихим, почти незаметным, но страж услышал и, скрежеща широкими зубами, развернулся на невысоких каблуках кожаных сапог. Возражений, как видно, он не имел. Внезапно ЧБ остановилась. Нога ее, до того занесенная для следующего шага — тоже застыла. — Ты не один! — сказала она резко и мгновенно обернулась. Рядом с тартарианцем немедленно возникла женщина. Морок невидимости сполз с нее как кисель. — Двое против одного, друзья мои, — насмешливо спросила бабочка, прокручивая в руке фламберг. Ответа не последовало. Дорогие друзья вступать в диалог почему-то отказались. А в следующую секунду, едва мечница сделала неосторожный шаг в сторону, женщина сорвалась с места и как ветер понеслась вперед, стараясь уколоть ЧБ между ребер. Девушка отшатнулась. Шпага пронеслась мимо, чуть оцарапав плечо. Тут же, не давая ведьме опомниться, Черная бабочка сделал быстрый, неуловимый рывок. Женщина, на миг потерявшая равновесие, замедлилась. Это дало секунды, которые в бою никогда не были лишними. Гроза всей Лысой Горы рванулась вперед, оказавшись справа от незнакомки. Порыв ветра, озорно пробежавший совсем близко, сорвал с колдуньи капюшон. Мечница увидела весело торчащие хвостики. На щеках россыпь веснушек, плавно перетекающих в тонкие брови. Этот краткий взгляд длился всего мгновение. Ведьма, уверенная, что ее сейчас атакуют мечом, резко рванула назад. Однако расчетливая в особых случаях ЧБ этого и ожидала. Отводя руку в сторону, будто в ней был меч, она неуловимо пронесла руку возле бедра. Женщина, не заметившая этого, продолжала откидываться назад. Она слишком поздно обнаружила, что Бабочка даже не подняла фламберг, чтобы атаковать ее. Мечница на миг уловила недоуменно мелькнувшую линию тонких бровей. Ее глаза стали быстро озираться, стараясь найти подвох. Блеснуло черное лезвие. Девушка сорвала с бедра один из двух черных кинжалов. Ведьме удалось осознать плачевность ситуации, только когда адское оружие вонзилось ей в ключицу. Гостья зашипела от боли, как если бы кошку стали раскручивать за хвост. Она отпрянула, зажимая левой рукой правое плечо. Шпага выпала из ее рук и со звоном встретилась с землей. Помня о нечестном страже, Черная бабочка яростно обернулась. Но того поблизости видно не было. Только на земле остались пыльные, оставленные высокими сапогами следы.