Кодекс смерти

— Я не хочу в универ… — тянет капризно Тушенцов, укутываясь в одеяло с головой. — Нет, прогуливать пары я тебе не позволю, — усмехается Кашин, расчесываясь. — Ну Дань, я что хочешь сделаю… — перебирает ногами в одеяле, готовый упасть и ползти; обнимает его за шею со спины, укрывая и одеялом и целует в щеку. — Ты давай, это… Не подлизывайся, — выдыхает, смотря в зеркале на Руслана, голова которого сопит носом на его плече. Вести себя непринуждённо никогда не было так не свойственно Даниле, как в последние дни. Всегда держащий свой разум в узде, он становится таким неумехой в этом плане, что, кажется, будто ты летишь по автотрассе без тормозов и поворотников. — А как это? — хлопает ресницами, поднимая нос и проводя им от шеи до скулы. Данила вздрагивает, отстраняя его лицо ладонью. — Лис…-за. Я не дам тебе… — шикает, борясь с желанием бросить его на кровать и… — Откосить от пар. Брюнет наигранно вздыхает, отстраняясь и начиная собираться. Данила сглатывает, искоса глядя на него. Берёт за руку. На ответный вопросительный взгляд, брюнет прижимают к себе, целуя. В каждом поцелуе Руслан тает, как в первом. Он даже целуется мастерски; будто знает наперёд, куда повернет язык индиго. — Это значит «да»? — Не хитри, — хриплый голос шепчет на ухо, оставляя аккуратный поцелуй на скуле; и Руслан поражается тому, как так идеальноможет сочетаться властность и нежность. *** Это было похоже на отношения. Они могли чуть ли не за руку гулять в вечерние прогулки; на ресницах брюнет так красиво оставались снежинки, Кашин мимолётно любовалась его глазами в свете уличных фонарей. Они могли поговорить обо всëм: от самых банальных вещей до самых неформальных, о тех, про которые многие даже не задумывались. — А ты знал, что состоишь из звёзд? — брюнет взял его лицо в ледяные руки, которые всë равно были тёплыми на контрасте с морозом; Кашин достал свои руки из карман и накрыл их, согревая. — Да ну? — поднял уголки губ, полагая, что это очередной забавный подкат, но Тушенцов продолжил с загадочной улыбкой. — Ага, — закинул голову наверх, засматриваясь в млечный путь меж облаков, из которых сыпался снег. — Звезда взрывается, потому что в ней кончается водород и начинают вливаться атомы более тяжелых химических элементов. При взрыве ударная волна сбрасывает внешние слои звезды, и тогда все эти тяжелые элементы рассеиваются в пространстве и попадают на всë, что угодно, в том числе на Землю. Мы состоим из атомов этих тяжелых элементов. — Кашин завороженно слушал его, тожеподнимая глаза. — Все наши кости, вены, кровь и мышцы. В наших костях кальций, а в венах железо, и это было в теле звезды до его взрыва. И даже смерть какой-то безымянной звёзды повлияет на чью-то жизнь, не только человека, но и на другие формы жизни во Вселенной. Данила любил слушать брюнета; любил с ним спорить, зная, что тот определённо вступит в этот спор с хорошими аргументами; любил его мысли, любил то, как он их подаёт; любил его голос, его тембр и небольшое затихание, когда он задумывался; любил его жестикуляцию и мимику, как он щёлкал пальцами, вспоминая что-то, как вскидывал указательный палец, соглашаясь с чем-то, а его глаза такие яркие, так точно передавали его искренние эмоции; он любил их цвет, любил, как они блестят от радости и чего-то ещё; любил его улыбку, такой необычный, до боли красивый изгиб уголка губ. И пока он рядом, он делал всë возможное, чтобы видеть его улыбку чаще. — А это мы с Лизой в галерее рассекали, — показывала летние фотографии в телефоне, сидя на лавке рядом с забытой хрущёвкой. — Красиво… — протянул Кашин, глядя на экран, щекой прижимаясь к чёрной макушке, которая покоилась на его плече. Это была первая увиденная им фотка Руслана, где присутствовал он сам. — Какая именно? — улыбнулась, приближая пальцами картины, которые висели на заднем фоне. — Ты, — пальцы в объятиях слабо поглаживают плечо Тушенцова; он почувствовал это даже через пальто. Руслан быстро пролистал фото к другим, где была изображена уличная собака, дерево, которое «будто обнимает ленивец» с его слов, панельные дома… — Почему ты не фотографируешь себя, когда улыбаешься? — неожиданный вопрос; брюнет даже замешкался, не зная, как ответить корректно, ведь никто его не спрашивал по этому поводу. Юноша нехотя отстранился, убирая телефон в карман и выдохнул, отводя взгляд. — Не хочу, — пробормотала одними губами, брови чуть хмурились, — я пытался, честно, но мне просто не нравится то, что выходит… *** У Данилы иногда сдают нервы. В одну декабрьскую ночь он снова не может спать, пусть родные руки прижимают его к себе крепко. Выехав в бар, он не смотрит на девушек в откровенной одежде, как раньше. Подходит лишь к барной стойке и пьёт — берёт сразу побольше, чтобы ударило в голову скорее. Чтобы уснуть прямо здесь, а к утру спокойно приступить к рутине. —Даня? Давно не видел тебя, — Юра протягивает руку в знак приветствия, и его пожимают с небольшим удивлением. Точно. Это же клубничка. — Привет, Юр. Как твоё ничего? — садится за стойку. — Потихоньку, — улыбается, поглядывая на дверь. — А ты чего один? Руслан выбрал поспать? Руслан, Руслан, Руслан… Он и так занимает буквально всë пространство в его голове, самое главное место в его жизни и является самой важной миссией, которая останется недосягаемой, как Луна. — Он не знает, где я, — честно отвечает Данила, вздохнув. Даже не парирует на счёт «с чего бы ему с ним быть». — Оу, ладно, — пожимает плечами Хованский, протирая бокал. — Налить? — Было бы неплохо, — кивает рассеянно. На разговоры он явно не настроен. — Ты сегодня не в духе, да? — по Кашину прямо видно. Он мотает головой, отмахиваясь. — Всë окей. Смешай покрепче чего-нибудь, похуй на цену, — бармен открыл шкафчик, придумывая своё зелье. Хованский выполняет заказы, а Кашин вливает в себя алкоголь, не обращая внимания на вкус. После пятой стопки кладёт лоб на локти. Громкая музыка глушит, но это чудесным образом способствует долгожданному сну, если бы не чьи-то руки, обвивающие плечи. — Да блять, дайте поспать… — сонно хрипит, не открывая глаз. — Со мной тебе точно не захочется уснуть, — приторно-сладкий голос шепчет над ухом; и это становится мгновеннымсигналом для Данилы, чтобы выйти из дрёма. Он резко отталкивает от себя девочку-припевочку, развернувшись на стуле и чуть не грохнувшись с него — зато падает та с каблуков в пятнадцать сантиметров. — Пошла нахуй, шлюха подзаборная!.. — выкрикивает сорванным голосом, заставляя обратить на себя внимание посетителей. И Юры. А ещё охраны. Хованский замечает взгляд рабочих, затем подходит к Даниле, поправляющему свою кепку и уже готовой снова провалиться в царство Морфея. — Потише. — Пусть не трогают меня. Налей ещё, — просит сквозь локти, не поднимая головы. Каждое чужое прикосновение ощущается как что-то мерзкое. Бармен поглядывает на него, но всë же наливает. Тот пьёт с горла, да так, что напиток стек по его шее. Ты маленько переборщил, — после шквала клиентов парень возвращается к Кашину и трогает его за плечо, но тот уже спал, как убитый. — Эй, спишь что ли? Ответот не следует. Юра вздыхает, наблюдая на часах пять утра — через час закрытие. Он достает телефон и звонит единственному человеку, который хоть как-то связан с Данилой. —Русь, утречка. Тут такое дело… — Если это какой-то прикол… — заспанный голос зевает в трубку. — Получишь по жопе. — Вот так угрозы, — смотрит на Кашина, который почти не шевелится, лишь при дыхании слегка приподнимается. — Тут Данила уснул. —Данила?.. — Тушенцов потирает глаза и переводит взгляд на пустующее место рядом с собой, попутно щупая простынь. Сонливость как рукой снимает. — И я сомневаюсь, что он доедет. Может, ты знаешь его адрес и я пришлю сюда такси… — Нет, не надо. Я сейчас приеду. Юра в удивлении вскидывает брови, а тот кладёт трубку. Вот же черт.Брюнет тоже мало понимает, что происходит. «Он снова пьёт… — с печалью думает, надевая первую попавшуюся одежду и параллельно вызывая водителя.» Руслан не может его винить. Алкоголь — это наркотик, а алкоголизм — это болезнь. От него умер его отец, так что он знает не понаслышке. И безумно переживает за Кашина. Доезжает он гораздо быстрее, чем раньше. Вылетая из машины, открывает двери в клуб, где воняет перегаром, валяются пьяные тела кто где; и в дальнем углу, на барной стойке валяется его любовь. Он тяжело вздыхает, морщась от запахов. — Вам бы тут проветрить всë, — зажимает нос, подходя. — Прям так штыняет? — хмыкает Юра, включая вытяжку. На самом деле вправду — зимнее отопление лишь ухудшает ситуацию. Руслан кивает и опускает взгляд на Данилу, удобно умостившуюся в сидячем положении. Божечки. — Он так и спал?.. — Ага, но до этого распугал мне клиентов, — улыбается, качая головой. — К нему кто ни притронься, уже такой кипиш будет. Руслан слабо улыбается. Слышать это, отвлекаясь от ситуации, было крайне приятно. Он аккуратно гладит рыжую макушку, наклоняясь к ней; Кашин чуть ворочается, но его постепенно будит голос брюнета над ухом. — Доброе утро, наркоман ебанный. Данила разлипает глаза и смутно различает перед собой Тушенцова; тот видит, что он в сознании и протягивает руки по бокам, закидывая его руку себе на плечо. —Руся… — сонно тянется к губам парня; видимо, алкоголь ещё не до конца выветрился или, может, он думает, что они дома; но Юра искоса поглядывает на них, а его карие глаза округляются до пяти копеек. — Пора домой, малыш, пойдём, — обнимает, помогая привстать и бросает взгляд на бармена с улыбкой. — Спасибо, что позвонил. Этот барон даже под дулом пистолетот не позвонил бы мне. — Да не за что, обращайтесь… — потирает затылок татуированной рукой, проводя их взглядом до самого выхода. *** Руслан доводит Данилу до квартиры. Кашин такой послушный, и слова не говорит в сопротивление, выполняет всë, что скажет брюнет; голос такой же сорванный, а во взгляде туман. Ноги переставляет, шатается. Тушенцов раздевает его в ванной, а тот и не протестует — самостоятельно снимает одежду, но Руслан делает это быстрее; парень сажает его аккуратно в ванную и поливает душем, попутно используя свой гель; мочалкой в приятно пахнущей пене помогает принять ему душ, пока Кашин обнимает коленки. Тёплые струйки воды стекают по лицу и всему телу, а брюнет заботливо смывает душем пену, оглаживая его плечи. Тушенцов переодевает его в чистую одежду, даёт выпить полисорб и таблетку, а затем укладывает в кровать. Он делает всë без лишних слов, так бережно с ним обходится; Данила смотрит в сторону, когда нежные пальцы гладят его по голове. — Пожалуйста, не пей больше. Кашин сглатывает судорожно, ему хочется сжаться в крошечный моток ниток.Руслан ложится рядом, обнимая его за спину и утыкается носом в затылок. Он не отвечает, но брюнет знает, что он услышал. И ему этого, черт возьми, было бы достаточно, но Данила говорит. — Хорошо. Тушенцов улыбается в светлые волосы, прикрыв глаза.