Кодекс смерти

Спустя несколько дней привычного режима, в одну ночь соседи принимают решение посвятить его к марафону старых фильмов. Первым, конечно же, выбирает Руслан; а Кашину только в радость доверять его вкусу. Сваренное брюнетом какао согревает их и они жались друг к другу, сохраняя это тепло в своих свитерах, ведь отопление в квартире слабое; но и эта черта их квартиры придает некий шарм обстановке, не говоря уже о том, что обоим не требуются оправдания, чтобы обниматься под одеялом. Эта недосказанность, как ни крути, витает в воздухе — однако брюнет хватает того, что есть сему час, он не желает выяснять отношения, ему не нужно подтверждение или что-либо ещё, ему просто хорошо с ним и этого достаточно; а Кашин просто не хочет думать о чём-то, кроме того, как приятно ощущать на своей груди вес Тушенцова, его тепло и запах. Двери слетают с петель, стоило Руслану захлопнуть ноутбук и зевнуть, убрав его с целью уйти спать. — Давно не виделись, Дк! Дк? Что-то напоминает… При звяканьи цепему страх окутывает Тушенцова с головы до ног. История повторяется. Люди в такой же одежде, такой же звон оружия, такой же способ проникновения в жилище… Такой же пистолет, направленный на Данилу, у которого своего нет. Это комната брюнета. — Парень, успокойся, — голос Дани спокоен, не выражающий никакой паники; он поднимает руки вверх, смотря тому в глаза, — сделай одолжение, положи игрушку на место. Ты же знаешь, что с вашей компаниему будет, прихлопни ты меня. — О да, знаю, — амбал крутит в руке пистолет; он стоит с восьмью такими же, в черных одеяниях и масками на лицах. — Обогатимся. За тебя выставили кругленькую сумму. Глаза Данилы непроизвольно расширяются, что становится не понятно, он злится или находится в шоке. — Ох, а ты не знал? Давно не заходил на рынок? — в голосе издёвка. Чувствует себя в выигрыше. Будь у Кашина под рукой хотя бы что-то, он мигом бы его грохнул. Но их девятеро. Любое движение на выход из комнаты равняется самоубийству. А тот факт, что здесь стоит почти приросший корнями к стенке от липкого страха боюнет, сердце сжимается. Он бы не хотела, чтобы Руслан видел потасовку своими глазами. — Кто сдал? — Кашин излучает уверенность даже под дулом пистолета, хотя в его ситуации лучше было бы помалкивать и делать то, что скажут. Откуда-то он знает, как и с кем нужно себя вести. Это чутье наработанно годами. — Разве для тебя это имеет значение? — глупо; мужик тратит время на пустые разговоры, чтобы подольше чувствовать себя победителем. Данила ухмыляется. — Уже, видимо, нет. Ну, стреляй. Чего ждём? — брюнет метает на него взгляд полный ужаса, но голубые глаза не выражают ничего, смотря прямо в душу противнику. Остальные уходят грабить квартиру. У Кашина созревает стратегия. Сему час он заговорит ему зубы, затем выбьет оружие, когда он останется один и всë пойдёт, как по маслу. Но одно он не предсказывает. Срабатывает гребанная сигнализация на улице. Из зала слышится голос. — Мочи её и валим!.. . Переезд проходит быстрее, нежели в прошлый раз. Парни сразу разбирают комнаты, но Руслан наперёд знает, что будет существовать всë время у Кашина. Он, по правде говоря, единственный человек, который ему не надоедает; единственный, с которым комфортно даже молчать. Смена местот жительства дему ствует несколько отрезвляюще. Мысли, которые давят на психику Данилы, голос отца и, вроде как, совести, начинают звучать громче. Орать так, будто Кашин не имеет права ослушаться, пусть и неосознанно игнорирует их. К тому же, его очень интересует, кто же такие те ребята и какая крыса слила им адрес. Или это по его неосторожности, когда он ездил по ночам? Им нужен именно Дк. Значит ли то, что их наняли неполадники с мафиему? «Всë под контролем, — ложные надежды. Чем чаще он себе их повторяет, тем верится всë слабее и слабее.» Один лишь взгляд брюнет развеивает их, действуя, как антидот. В субботний вечер перед выходным Руслан делает домашнее задание. Математика всегда дается ему с трудом, он — истинный гуманитарий. Языки? Легко. Литература? Запросто. Искусство? Обожает. Но, как на зло, математичкой оказалась ректор. Она гоняет их, как электровеников, и студентке приходится упорно её учить, ведь это «одна из основных составляющих, которыми должен владеть наследник.» Спрашивал бы кто-то о том, хочет ли наследник всего этого. — Над чем пыхтим? — над ухом раздается хриплый голос, опаляя его горячим дыханием. — Да матеша ебанная… — брюнет закидывает голову на спинку дивана, смотря так на Данилу, а на коленках лежал ноутбук с тетрадью. — А что за тема? — обходит мебель и садится рядом. — Интегральные уравнения, — закатывает глаза, выговаривает от зубов с театральной брезгливостью. — Опа, высшая математика. Давай гляну, — Кашин самостоятельно берёт тетрадь и открывает конспект на последних страницах. Данила — истинный технарь. В гуманитарных науках он «ни ме, ни бе, ни кукаре», зато в цифрах разбирается отлично. Рассчитать что-либо для неё раз плюнуть, собственно, этот особенность играет на руку и в его профессии. А образование матери дало свои плоды. Брюнет наблюдает за сосредоточенным лицом, прикусывая губу. — Ты шаришь? — с небольшим удивлением спрашивает; он, конечно, знает, что Кашин очень умен, но чтобы знать тригонометрию, функции, логарифмы… Он сверх-разум что-ли? — Это легко, — улыбается, поднимая глаза на Тушенцова и тычет в записи, показывая. — Смотри, корень потерял. Поэтому минус вышел. Руслан смаргивает и смотрит в тетрадь, кивнув — вправду не хватало одной детали, из-за которой всë решение коту под хвост. Затем он с осторожностью решает спросить. — А с криволинему ной трапециему как?.. — заходит с козырему, хлопая глазами. — А вот смотри, — Данила подсаживается ближе, закидывая руку ему на плечо и показывает таблицу интегралов на ноуте, — находим первоначальную функцию для всех членов, — смешок напротив, девушка закатывает глаза и усмехается, — а потом просто подставляем иксы и отнимаем по формуле. Например, — берёт ручку и листок, а затем чертит примерную задачу. Руслан завороженно смотрит и постепенно понимает; он объясняет не так, как в школе или университете. Покажет на практике, расскажет тонкости и все правила, но не зазубренные, а на человеческом языке. — Ухты… — восторженно; положив щеку на плечо Кашина, брюнет внимательно слушает и запоминает. — Дошло даже до такого чайника, как я. — А теперь попробуй сам, — протягивает ручку ему и поднимает уголки рта. Руслан мнётся, но всë же берёт ручку и решает задание. Неуверенно, постоянно перепроверяя, но решает. А Данила искоса прочитывает решение. — Тут модуль, лисëнок, — шепчет, подсказывая; Тушенцов кусает губу и послушно ставит его. — Вышла единица… — растерянно; бросает взгляд на Кашина, и тот с улыбкой кивает. — Правильно. Брюнет сияет, улыбаясь в ответ, и сразу же берётся за следующую задачу, с энтузиазмом решая. Делает сам, а Данила проверяет, параллельно объясняя. Под конец Тушенцов ловит фишку и начинает щёлкать формулы, как орешки. Спасибо большое, — обнимает, прижимаясь к тёплому светло-серому худаку и целует в щеку. — Без тебя я бы рипнулся в понедельник. — Всегда спрашивай. Ты умница, схватываешь на лету, — гладит по спине, зарывшись носом в макушку. — Люблю тебя, — шепчет с улыбкой, прикрыв глаза. Рука застывает, окаменев. Сердце словно останавливается. «Нет, нет, нет, пожалуйста…» Чувство, будто обливают ледяной водой; парень сглатывает ком в горле, прижимая к себе Тушенцова близко. Только сему час он по-настоящему осознает, что происходит. Это, черт возьми, не минутное помутнение. Это полноценный круг Ада, который заценил бы сам Данте. Руслан не ждёт ответа. Признание вырвалось так незаметно для него, как само собой разумеющееся; то, что не требует подтверждения. То, что он сказал б в любой момент и не пожалел бы об этом. Как сему час, обнимаясь, сонно зевая в шею, пропахшую ставшему уже любимой горькой вишнему. Прижатие в ответ гласит ему лишь взаимностью, отчего настигает умиротворение. — Засыпай, — мягкий поцелуй в висок, рука возвращается к черным прядям и нежно-нервно разделяет их. — Сплю, — зевает вновь, сползая на Кашина. — И ты. Но Данила не смыкает глаз всю ночь. В какой-то момент смотрит на время — три часа. То самое состояние, когда ты лежишь, но вихри в голове не дают возможности уснуть. «Та же самая шарманка, но… — казалось бы, он привык. — Почему мне с каждым днём становится больнему?» Выбравшись из объятий, он сбегает в подъезд. Квартира по площади больше прошлой, светлее, что даже лампа не нужна, ведь яркая Луна освещает путь. Паника атакует его с головы до ног. Хочется биться о стены, выкурить десяток ядовитых пачек разом, залиться ядовитым спиртом и упороться ядом где-нибудь под забором. — Я тоже тебя люблю… — разбито; шепчет себе под нос, с которого стекают слезы, когда он сгорбился, поджав коленки; делает затяжку дрожащими руками и безвыходно плачет. Он не может. Так нельзя. Нервный срыв повлекает поток безнадёжных идей, самой сравнительноздравой из которых оказывается лишь одна — пусть и по правилу «из двух зол выбирай меньшее». Данила впервые чувствует надежду. *** Наутро за чашкой кофе он роняет фразу. — Сегодня к сестре съезжу, там по работе, — старается непринуждённо, смотря в окно на белое небо. — Хорошо, она, должно быть, скучает, — брюнет лучезарно улыбается, глядя на него с кружкой в обеих руках, греясь. Ему, может быть, и хочется познакомиться с семьему « Карамзиных», глянуть, какие же люди вырастили такого прекрасного парня, но он понимает, что ещё слишком рано; да и это решение Данилы — брюнет ни за что бы не обиделся. Он доверяет ему полностью. Кашин коротко кивает, напряженно отпивая кофе. Когда он, стоя у порога, целует Руслана в губы, его сердце сжимается под рёбрами, готовясь заранее к тому, что это может быть их последний поцелуй. Скользкая езда по гололёду в офис, томящее ожидание реакции и огромные хлопья снега, падающие на лобовое стекло, которые тут же сметают дворники. Ему плевать на обещания, на свой статус, на кодекс. Он больше не может держаться. — Алло, Лиз? — прижимает телефон плечом к уху, круто поворачивая руль. — Я хочу отменить миссию