Снова, заново и по-новому

— Не думаю, что это хорошая идея, — строго сказал Могами. Джуна с тоскливой надеждой смотрел через стенку бетонного кольца, в самую чёрную глубь заброшенного колодца. — Но там злой дух… — прошептал Джуна. — Сильный… Красивый… Могами удивлённо дёрнул бровью: как ему вообще удалось различить внешность своего сиюминутного любимчика сквозь двадцать, а то и тридцать метров тёмной глубины?.. Но не это сейчас важно. Могами положил руку на пока ещё невредимое плечо и проникновенно сказал: — Джуна, сделай мне одолжение и не прыгай в колодец. — Да и злой дух наверняка неспроста на самое дно залёг… — добавил Экубо, подобравшийся к месту конфронтации. Но как только Джуна взглянул на него, он замолк, и его колебания стали как будто чуть ближе к голове Могами. — Ладно, — согласился наконец Джуна. — Я ещё осмотрю окрестности… Только когда между ним и колодцем оказалось достаточно шагов, Могами развернулся и вместе с Экубо побрёл по жёсткой траве вдоль границы дубовой рощи. Шелест подсушенных жарой листьев ощущался солоноватым и как бы зернился на языке: кристаллики злодуховной ауры примешивались к нему. Что-нибудь здесь найдётся, точно найдётся… Джуна непременно отыщет: остаётся только надеяться, что метод он подберёт побезопаснее. — Думаешь, он правда полез бы в колодец? — спросил Экубо. — Я не думаю, я знаю, — отрезал Могами и подозрительно обернулся: силуэт Джуны ещё можно было разглядеть на убедительном расстоянии от обиталища глубинного духа. — Ты так нянчишься с ним… — Просто приглядываю. И имею на это все основания. Основаниями Могами уже успел насладиться во всех формах и красках. Домашний морозильник был под завязку забит льдом для компрессов: попробуй поставь туда новую формочку так, чтобы вода не расплескалась… Бывало, приходилось в два часа ночи воровать из аптеки таблетки для живота. Бывало — делать искусственное дыхание, не имея даже дыхания естественного. А уж каково было вытаскивать стеклянные осколки у Джуны из руки и потом смотреть на жалобное лицо, измазанное кровью — отпечатками пальцев, которыми Могами гладил его по щеке в знак успокоения… — Следующим шагом для меня станет воскрешение мёртвых, — поморщился Могами. — А это, сам понимаешь… Но понять никто ничего не успел: беседу прервал пронзительный скрежет, а в следующую секунду мимо них просвистел крошечный призрачный ураган. В солнечных лучах блеснула шестёрка острых крыльев — и Безе зашла на второй круг. Хитрый гибрид ящерицы с голубем и с раскалывателем орехов: правда, чаще всего её челюсти раскалывали головы низших духов. А Могами ей не по зубам. Но зато — по когтям… по крыльям… по тупоносой морде, которой она тычется прямо в лицо… — Ничего себе она голодная… — присвистнул Экубо, благоразумно отодвинувшись от стычки подальше. — Она сытая… — прошипел Могами, пытаясь схватить Безе за шкирку, пока все волосы не оказались изжёванными. — Сытая! Сытая, говорю тебе, чудище! Она скрежетала и вибрировала крыльями: значит, налеталась и наелась. И когда она пихалась незримо окровавленной мордой, Могами ощущал на щеках пятна ауры — такие сладкие, что хотелось облизнуться… Но ему по статусу было не положено. — Она просто любит меня без всякой на то причины… — посетовал Могами и ткнул пальцем в плоский нос точно между аккуратных ноздрей-запятых. Безе моментально замерла и тонко заурчала. Могами был доволен: он сам, без всяких подсказок научился этому трюку. Потому изумление Экубо казалось таким заслуженным. — Ну и ну, — прошептал он. — Дай посмотреть… И подступил ближе, почти к самому гребню, полупрозрачному и трепещущему, словно тончайшие сахарные пластинки. — Не лезь так близко, — ухмыльнулся Могами. — Чего, боишься, что эта мелочь меня покусает? — Нет, боюсь обратного. Безе послушно переползла с одного локтя на другой и прижалась к нему набитым пузом. Могами лукаво сощурился и уколол Экубо: — Ноль контроля над импульсами. Однако Экубо его веселья не разделил и промолчал, как-то непонятно стушевался. В его взгляде читалось явное: ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось трогать эту штуковину… Могами решил, что и самого Экубо трогать не стоит, — и быстро соскользнул с неоднозначной темы. Они тронулись с места и теперь удалялись от рощи. — Нет, знаешь, не со всеми из них приятно иметь дело, — сказал Могами. — А мне приходится, когда Джуна не успевает: их ведь всё больше… и больше… — Он мельком взглянул в сторону, но Джуна уже скрылся с глаз. — И что бы он там ни говорил, все они не могут быть «хорошенькими и сладенькими». Вот есть среди них один… у него аура… — Могами пытался найти сравнение поточнее, — как ведро сгнивших грибов. — А? Типа хлюпает?.. — уточнил Экубо. — Нет, — нахмурился Могами. — Воняет. — Громко? — Что?.. — А?.. Могами рассеянно проморгался. Он только что совершил прелюбопытное открытие о восприятии призрачной ауры, и у него мелькнула мысль: стоит срочно сделать об этом какую-нибудь заметку… но он отвлёкся. — И всё равно трудно не привязаться к ним, когда Джуна постоянно рядом… Мне кажется, за пять минут нашего знакомства я узнал о злых духах больше, чем за всю жизнь, — усмехнулся Могами. — У него так глаза сияют, когда он просто говорит о них… — Ты имеешь в виду моменты, когда он маниакально таращится? — хмыкнул Экубо. Могами задумчиво почесал Безе за загривок и наконец решил: — Ага, наверное… Он похлопал её по спине, качнул рукой, чувствуя, как напрягаются цепкие лапки, а коготки терзают рукав. — Сгинь, чудовище, — приказал Могами, и Безе сорвалась с насеста. На самом деле это был никакой не приказ, а всего лишь их особый ласковый сигнал. А крылья у Безе, пожалуй, действительно выглядят красиво и под солнцем напоминают перламутр. Пускай ещё немного разомнёт их, прежде чем вернуться в капсулу. — Я смотрю, вы с Мацуо отлично спелись, — сказал Экубо. — Хотя должен признать, я слегка удивлён… Даже после того, как он запер тебя в какой-то там бутылке… ты всё равно запал на него. Могами был вынужден замедлить шаг: голова вдруг потяжелела, слишком многое пришлось обдумать… В первую очередь, «запал» — совсем не то слово, которым стоило бы описывать всё случившееся между ним и Джуной, однако исправлять его он не стал. Он прекрасно знал, о чём зашла речь. Он знал, что для такого духа, как Экубо, нет ничего отвратительнее, чем оказаться запертым и лишённым свободы даже всколыхнуться. А они во многом похожи. Но Могами, как бы глубоко не заглядывал в воспоминания и в сердце, не мог найти даже осколка той ярости, которую должен был испытывать во время своего заточения. — Тут… всё не так просто, — вздохнул он. Затем усмехнулся. — И как ещё посмотреть, у кого теперь больше контроля… — А меня ведь он тоже сцапал однажды, — ехидно заметил Экубо. — Не ревнуешь? Могами вовсе не собирался и не хотел этого делать — но смутился против своей воли. И предпринял позорную попытку прикрыться неловким: — Что за чушь… Но в следующий миг ни капли румянца не осталось на его щеках. Он забыл думать и о ревности, и об Экубо, и о прочих неугомонных злых духах и просто благодарил судьбу… Вселенная повернулась так, что он посмотрел в сторону колодца и вовремя увидел хлипкую фигуру Джуны, уже наполовину свесившуюся через бетонный край. Могами подскочил к нему за меньшую долю секунды, чем было метров в расстоянии между ними. Схватил. Оттащил. Прижал к груди, в которой, кажется, пробудились два бешеных сердцебиения сразу. — Видишь?! Видишь?! — закричал Могами, когда Экубо догнал его. — Это происходит каждый раз, стоит мне отвернуться! И легонько тряхнул по-тряпичному обмякшим телом Джуны: он всё-таки целый, ничего не отваливается… Экубо прискорбно почесал в затылке. — Я ведь сказал… — выдохнул Могами, твёрдо поставил Джуну на ноги и надавил на плечи: может, удастся заодно вкопать его в землю, чтобы больше не шелохнулся… — Ты ведь сказал… Ты обещал мне, что не будешь прыгать в колодец! — Но я ведь не прыгать собирался… — возразил Джуна. — Я страховку себе сделал, за верёвку привязался. — Да это не верёвка, это нитка для вышивания! — воскликнул Могами. Он с горечью смотрел на его талию, обвязанную в пару мотков. Протяжённость верёвки можно было отследить взглядом до хлипкого узла на колодезной балке, но это только если хорошенько приглядеться: хвалёная страховка была такой тонкой, что терялась и в траве, и на бетоне, да даже просто в чистом воздухе! — Ай, что я вам тут объяснять буду… — фыркнул Могами. Где-то за его затылком Экубо ехидно хрюкнул, силясь подавить хохот. — Если б я хоть на пару метров спустился, то мог бы его выманить… — вздохнул Джуна. — Поясняю ещё раз. Ты никаким образом не попадёшь в колодец: ни на два метра, ни на двадцать, ни на веревке, ни на честном слове, ни целым, ни по частям… — Может, ты туда слазаешь?.. Могами запнулся. Широко распахнутые, полные сияющей надежды глаза Джуны обезоруживали: он будто пытался показать, какой очаровательно красивый и изумительно сильный экземпляр почти запечатлелся в этих глубоких зрачках, обведённых ясными небесно-голубыми радужками — и всю жажду открытий, написанную в них… Могами почти стало интересно, кто же сидит там внизу, такой привлекательный, и не нужно ли провести с ним разъяснительную беседу на тему того, кого можно, а кого нельзя привлекать?.. Но попасть домой, в безопасность, хотелось сильнее. — Не сегодня, — сказал он и отвернулся от колодца. Он не видел, но знал, какая сцена развернулась у него за спиной: Джуна бросает последний долгий взгляд в магнетическую бездну колодца, мнётся, поджимает плечи… но в конце концов кидается следом за Могами и хватает его за руку. И их пальцы крепко переплетаются. — Ну что, увидимся в офисе? — спросил Экубо, провожая их в путь до автобусной остановки. Сам он с ними не поедет: его тоже ждут дома. — Обязательно, — подмигнул ему Могами. — Позвони мне, как только ещё кто-нибудь соберётся прыгнуть с третьего этажа.

***

Безе догнала их на полпути. В этот раз она накинулась на Джуну — но ревновать тут незачем, он это заслужил… Он этого ждал. Он разглаживал её перламутр, и она светилась под его солнечными ладонями, он впитывал её сладость своей лучезарной улыбкой… или же — наоборот. И послушать, каким голосом Джуна говорит со сладчайшими, милейшими, ненаглядными, это всегда — одно наслаждение. Ласковым движением руки он предложил Безе вернуться в капсулу: ни писка, ни скрипа возмущения не прозвучало. Могами беззвучно вздохнул, когда щёлкнула крышка. Безе нужен хороший отдых… остудить и крылья, и голову. Там внутри мягко… всё равно что спать в комнате, обитой пуховыми подушками. Раньше Могами казалось, что он проживает жизнь Джуны… Думает, делает, повторяет всё, чем тот занимается. Но потом начал понимать, что просто живёт жизнь вместе с ним. Такую, какую сам выбрал и какая ему нравится… Джуна прицепил капсулу к поясу и снова взял Могами за руку. — Думаю, ты был прав, — неожиданно сказал он, усмехаясь. — Идея лезть в колодец — несколько опрометчивая… Слишком легко там внизу и остаться, да? Он говорил как будто чуть-чуть неуверенно, однако Могами знал, что Джуна всё понимает. Отлично сознаёт, насколько импульсивен и к каким последствиям может прийти: он владеет самоосознаностью, а это — очень хорошо. Это главное… — Я рад, что ты это понял, — сказал Могами. — Всё потому, что у тебя хватает терпения, чтобы я подумал! — воскликнул Джуна, и резко остановился, и крепче сжал ладонь. — Это… я в тебе очень люблю. И я знаю… как бы глубоко я ни полез… как бы далеко ни зашёл… или громко… или плохо… или больно… я верю, ты меня остановишь. И он держал ладонь Могами совсем близко к губам, смотрел на него — доверчиво кротко, дышал — взволнованно и живо. Он горячий — во всех своих проявлениях и во всех областях жизни. Духи — это одно, одна часть… Столько ещё может найтись щепок для пожара его стремлений и импульсов. У человека может быть больше одной слабости — это Могами знал всегда. У человека может быть больше одной стороны — это он узнал тяжёлым трудом… Иногда все грани человека можно любить, каждую по-своему — это далось ему ещё тяжелее. Но улыбался он теперь легко. — Конечно. Пока ты согласен быть остановленным… Что-то глубоко трепетное и терпкое звучало в этих словах. Могами понял, что после их с Экубо беседы какой-то гранью подсознания продолжал искать — воспоминание, отклик, чувство… Теперь, кажется, нащупал. Понятно, почему поиск занял столько времени: Могами не сразу научился испытывать это чувство и, конечно, не сразу смог оформить его в мысль, а затем — в слова. Весь гнев, ярость, ненависть, боль поражения, опустошение после краха, когда всё, чем он существовал, оказалось перечёркнуто и стёрто против его воли… и вся горькая, выжигающая, выворачивающая наизнанку жажда возмездия и уничтожения — всё это он ещё мог найти. Только вот… слишком далеко. За той чертой. До момента своего заточения в мягкой комнате без пространства, без движения. А после — он находил совсем другое чувство. — Кажется, я никогда не говорил тебе… — произнёс Могами, крупица за крупицей вытаскивая трепет из глубины — и в правильные слова. — Думаю… мне стоит поблагодарить тебя. За тот раз, когда ты заточил меня в капсуле, а потом — в проклятой бутыли. Правда в том, что… я не знаю, что сотворил бы иначе. У меня тогда было много чувств — разбитых, беспорядочных, бесконтрольных. Куда бы они все делись? Наверняка я навредил бы тебе, и всем вокруг, и самому себе… Возможно, так сильно, как никогда прежде не вредил. Я… пожалел бы об этом. Точно бы пожалел. А ты дал мне время подумать, и всё сложилось совсем иначе… Разве не хорошо? — слабо улыбнулся он. — Я рад, что ты прошёл этот путь, — сказал Джуна и кончиками пальцев пригладил прядки его волос. — Ты сам это сделал. Я только немного помог… Могами мог бы возразить, но его сдержал мягкий поцелуй в губы.