Пушкинские выходные

Клубы сухой желтоватой пыли вздымались в воздух. Палило солнце, и из-за этого все вокруг как будто дрожало. Яркие (и яростные) солнечные лучи отражались от старой, покрытой пятнами ржавчины, крыши салуна. По дряхлым мосткам, проложенным вдоль улицы, навстречу друг другу шли двое. Мостки надсадно скрипели под их сапогами. Остановившись на расстоянии чуть больше тридцати шагов, фигуры по очереди кивнули. — Этот город слишком мал для нас двоих, Маккой, — сказала одна из фигур. — Ты прав, Уэсли, — ответила другая, — и покину его не я. Фигуры синхронно опустили руки к поясам, там, где своего часа уже дожидались верные кольты. Время будто бы замерло. Натянулось, как тугая пружина, готовая вот-вот… выстрелить. Щелчок, и… — Вот скукотища-то, блин, — протянул я и щелкнул пультом. Кадр с двумя ковбоями пропал, его сменила карточка фильма. Через пару секунд под ней появилась табличка с вопросом. “КАК БЫ ВЫ ОЦЕНИЛИ ФИЛЬМ “ЗАВАРУШКА В ЗАУБЕР-ПОЙНТ” ПО ШКАЛЕ ОТ ОДНОГО ДО ДЕСЯТИ? ВАШЕ МНЕНИЕ ОЧЕНЬ ВАЖНО ДЛЯ НАС”. Я скривился. Эта тенденция везде клянчить оценки в последнее время сильно раздражала. Хотя бы потому, что даже дураку понятно — толку от этих оценок столько же, сколько от распечатки текста диплома в шараге. То есть ноль целых ноль десятых. Просмотр-то они с тебя уже залутали. И время потрачено, а его не вернешь. Именно последняя мысль почему-то слегка меня разозлила.  — Пожалуй, “минус пятнадцать” для вас будет в самый раз, — сообщил я телевизору, — это не шедевры Невского, конечно, но и гордиться нечем. (ну дела, брат. ты же с телеком общаться начал. как тот чел из “нашей раши”. ну, скуф из таганрога. задумайся) Задуматься-то я могу в любой момент, но что это изменит? Скуку разгонит, что ли? Не зря говорят, мол, бойся своих желаний, они могут исполниться. Пока сидел в МСК на своей галере пять дней в неделю, я мечтал, прямо-таки грезил о том, что настанет день, когда я не буду вскакивать по будильнику как ошпаренный. Не-ет, я с кайфом и всласть высплюсь, выпью кофейку, а дальше не буду делать НИ-ЧЕ-ГО. Аж до самого вечера. Разве что в шезлонге полежу, посмотрю в небо на облачка… и на том список дел на день можно зафиналить. Эта мечта всегда казалась сладкой, желанной и совершенно несбыточной. Пока однажды не исполнилась. В здании школы, где я вроде как учусь (а на самом деле выезжаю на своей хорошей памяти и крепкой БАЗЕ — спасибо российскому образованию) обвалился потолок. Неприятный инцидент, конечно, никому не нравится, когда тебе на голову тяжести падают, но ничего серьезного. Однако стоило вызванным ремонтникам приступить к работе, как одно потянуло за собой другое… и потихоньку выяснилось, что школа находится почти в аварийном состоянии. Поскольку городок маленький, старших школ в нем раз-два и обчелся. Две других аналогичных шараги принять нас, осиротевших и печальных, отказались, а больше вариантов не нашлось. Не в детском же саду оборудовать аудитории, правда? Здравомыслящее руководство школы взяло бы на вооружение цифровые технологии и перевело бы нас на дистант. К сожалению, директор с завучем особым здравомыслием не отличались. Поэтому теперь всю вторую часть семестра составляли так называемые дни самоподготовки. Разумеется, почти все мои одноклассники вместо “самоподготовки” услышали “ХАЛЯВА”. И да, так оно и было, несмотря на то, что преподы грозили экзаменами. Но когда еще это здание подлатают? Возможно, вообще в другой жизни. Тогда-то я и выяснил, что от скуки вполне себе можно умереть. Оказалось, что в шезлонге не очень-то прикольно лежать, когда на дворе середина ноября. Мало того, что прохладно, так еще и прохожие тычут пальцами. Я никогда не любил привлекать к себе внимание, поэтому полежал полчасика и смылся домой.  С тех пор потянулось мое (не)добровольное заточение. Я перебрал все игры, которые запускались на дряхлом компе Гару (как вам, например, партия в Worms c самим собой за все шесть команд разом? сюрреалистический опыт!) и распотрошил его коллекцию дисков с аниме. Этого хватило на пару дней. Вернее, на пару дней хватило меня. К концу очередного тайтла про школьную повседневность я почувствовал — нейронные связи в голове трещат веселым треском. Рвутся как струны на китайской игрушечной гитаре. Распад нужно было предотвратить любым способом, а то так и до регистрации в местном аналоге тиктока недолго. Так что я взялся за книжки и быстро выяснил, что в отличие от меня Гару с печатным словом особо не дружил. Не то что бы он в развитии остановился на уровне букваря, но…  Подростковые детективы объемом в сто шестьдесят страниц, где главный злодей разве что табличку с надписью “ДА Я УБИЙЦА МУАХАХАХАХА И ЧО ТЫ СДЕЛАЕШЬ?” на шее не носит — это несерьезно. Впереди уже маячило другое дно, более скользкое и гадкое. Я настолько глубоко пал, что даже прочитал ту мангу, которую Гару заныкал в дальний ящик стола. Несмотря на то, что по большей части она и впрямь была посвящена извращениям с тентаклями, сюжет все же завезли. Мой изголодавшийся мозг кинулся на него как Ктулху на школьницу. Хи-хи. Но уже через пару дней тентакли обмякли и перестали меня держать. Я наготовил вкусной жратвы по рецептам из интернета, перемыл и отсортировал всю посуду. Перестирал и высушил три несчастных комплекта школьной формы — теперь они снова  были готовы к разным веселым приключениям типа блуждания по парку. Разобрал платяные шкафы — там обнаружились прямо-таки залежи всякой одежды, в основном, правда, женской. Сперва я гадал, почему так, ведь здесь же по канону живет пацан. Склонности у него, конечно, своеобразные, но страсти к переодеванию замечено не было. В итоге решил, что это очередной запас Моники на черный день. Хотя вещи были не совсем в ее вкусе — что-то среднее между готической принцессой и альтушкой из Саратова. Поскольку я ни к тому, ни к другому лагерю не принадлежал, то почти все убрал назад в закрома. Оставил только пару вещей, которые не кричали “я люблю песни Глеба Самойлова и дешевые энергосы”. Две спортивные толстовки без рисунка, пара штанов и… маска. Не та, что раскрепощала Джима Керри в известном фильме моего детства, а обычная, на пол-лица, которые в ковидную эпоху были повсюду. Только эта по цвету точь-в-точь торт “красный бархат”. И текстура ткани под стать — мягко и на ощупь приятно. Повертел ее в руках, надел. Вздохнул. Пусть остается как напоминание о прошлой жизни. С уборкой тоже разгуляться не вышло. Управился за трое суток полностью. Ванную отдраил так, что в пол можно было смотреться как в зеркальце из сказки. Зеркало, кстати, вообще снял — потусторонний “привет” с него так и не убрался, как я только его ни тер. В хозяйственной лавке кучу бабла оставил, а все без толку. Каждый день я искал новые способы избавиться от скуки, но моих скиллов оказалось недостаточно. С ужасом  думал о том, что рано или поздно придется сделать немыслимое и заняться домашними заданиями. Уже даже распечатал справочные материалы. На самом деле вообще не понимаю, как тут можно плохие оценки получать. Гайды предоставлялись прямо-таки исчерпывающие, а с учетом того, что в них можно подглядывать, пока домашку делаешь… вот уж действительно не работа, а халява. Возможность вкусить ее уже маячила впереди, но пока… пока я просто лениво перебирал библиотеку стриминга. “Зомби, повешенный на леске от удочки”? Нет, это я потом с Юри посмотрю. “Пройдоха Вильгельм”? Мимо. Не люблю юморное фэнтези. “Мир Грез”? Похоже на то, что пришлось бы по душе Саёри. Боже, пусть она не наткнется на этот фильм. От одной обложки у меня уже передоз милотой. Но я знал, что рано или поздно перейду и на эту дрянь. Еще каких-то пару дней ничегонеделанья… В дверь постучали. Заколотили так резко, будто за гостем гналась орда плотоядных жуков. Ну, тех, которые в старом фильме про мумию кошмарили неосторожных археологов. Бр-р. Вспомнил, и даже мерзко на душе стало. Хотя фильм доставляющий, в отличие от параши про ковбоев. Я спустил ноги с дивана, потянулся и побрел к входной двери. Не буду торопиться, а то еще подумают, что у меня нет никаких собственных дел. (так ведь их и правда нет. ты даже продукты в холодильнике отсортировал по энергетической ценности, брат, это же очень тревожный сигнал, задумайся) Я задумываться не стал. Просто открыл дверь. На пороге обнаружилась знакомая фигура. Вернее, фигурка. — О, Певчая Птичка! Извини, я больше не буду у вас печенье покупать. Надо следить за собой, а я че-т подраспустился. Хорошего дня! Я начал закрывать дверь, но Нацуки уже ловко просунула ногу в образовавшийся проем и с легкостью оттеснила меня. Ее лицо засветилось возмущением. А потом его сменила злорадная ухмылка. — Насчет этого не беспокойся, Гарик, я все устроила. — В смысле? — не понял я Нацуки спокойно вытерла ноги о коврик на входе и скинула обувь — умильные розовые босоножки с мордочками кота Феликса на мысках. (какой же про него был зачетный платформер на Денди, бля, вот бы щас перепройти) Точно. Эмуляторы. Потом надо будет погуглить, лол. Коротышка состроила невинную мину. — Иду сюда, вижу, постовой стоит. Крепкий такой мужик в фуражке, сразу видно — надежный. Я ему и говорю, мол, дяденька, я тут на районе видела подозрительного парня. Странный очень тип, щуплый, угрюмый, ошивается возле младшей школы. Подходит к детям и предлагает показать им лысого хорька… Постовой сразу напрягся и спросил, мол, а че за парень, какие особые приметы? Я тебя и описала в общих чертах. Так что теперь за твоей фигурой ПРОСЛЕДЯТ.  Я фыркнул и отмахнулся от нее. За время знакомства я понял, что Нацуки только с виду громкая и агрессивная. На самом деле за этим ярким фасадом прячется стесняша похлеще Юри. Та, наоборот, раскрепощается в комфортной обстановке. Так что они на самом деле не настолько уж и разные. Признаться честно, я уже даже и позабыл, что девчонки когда-то были просто спрайтами из игры. Нацуки остановилась передо мной. Я ощутил, как взгляд ее розовых глазищ скользит по мне с ног до головы. Будто сканирует. Щас точно выдаст какую-нибудь КОЛКОСТЬ по поводу моего внешнего вида. Да, он сомнительный, но с этим ничего не поделать. Я и так выжимаю максимум из тех карт, которые мне на руки сданы… Прическу вон из времен “битломании” поменял — уже что-то. Однако достаточно ли этого? — Да расслабься ты, — хихикнула Нацуки, — я тебя потом навещу в изоляторе, кексиков принесу, чтоб ты их на “крышу” обменял… — Ага, — проворчал я, — а потом я ненароком мыло в душевой уроню, и татуированный верзила из местной мафии уже за мои кексики схватится. Тут Нацуки прыснула и захихикала. Даже трогательно, как веселят эту мелкую заразу мои возможные тюремные злоключения. Вот оно, первейшее свидетельство того, что человек тебя любит. — Ща вспомнила… вспомнила… как ты тащишь мой ящик с мангой от самой школы. Самого шатает, как после бутылки, а морда несчастная-несчастная, как будто ты жить расхотел. Я нахмурился. Никому из девочек об этом не говорил, потому что только жесточайшего осуждения огребу в результате, но и о бутылке задумывался в последнее время. Останавливало только то, что Гару даже комбучу с опасением продавать будут, а уж о чем-то более крепком и думать не стоит. — Вот оно как? А нахрена ты через каждые десять метров спрашивала “тебе нормально?” “не устал?”, если по мне и так было видно, что руки щас отвалятся? (гарик тебе нормально? намана) Нацуки ухмыльнулась во все тридцать три зуба. Тот длинный, острый клык с правой стороны я считал как за два. — Прост, — ответила она и усвистала в гостиную. Я вздохнул и побрел следом, направляя все имеющиеся ресурсы организма на поддержание морали. Спокойно, братан. Ты уже больше месяца выдержал с НЕЙ на позиции твоей девушки, спонтанные самовозгорания в области ниже пояса должны сойти на нет. Должны, но не сходят! А всему виной моя доброта.  … Когда школа начала рушиться, как мои надежды на возвращение в Москву, перед литературным клубом сразу же встало множество вопросиков. Девочки хранили в аудитории немало всякого личного барахла, поэтому пришлось хорошенько задуматься над тем, куда его распихать. Строители — народ неаккуратный, более безалаберные люди только на почте работают, говорю как человек, у которого служба доставки расхуярила парочку дорогих пластинок. Поэтому опасения за сохранность личных вещей были вполне здравые. Чайный сервиз Юри забрала себе, рисковать не стала, тем более он был совсем новенький. Я купил его на замену тому, который сам и расколотил. Всякие украшения и кавайную мелочевку типа колокольчиков, которые на окне висят и дребезжат от ветра, себе взяла Саёри. Теперь этот малиновый звон встречает меня по утрам. И по вечерам. И вообще в любое время. Оборвал бы эти колокольчики на хер, если б не жалел Сайкины чувства, чесслово. Архив со стихами отправился к Монике. Незаметно и потихоньку, но мы впятером настрочили уже столько текстов, что хватило бы на вполне объемистый сборник. Собственно, это главу нашего клуба и воодушевило. Она заграбастала всю кучу себе и заявила, что теперь минимум несколько дней посвятит сортировке и композиции. Эта перспектива несколько пугала. Моника ж амбициозная и энергичная, малым не довольствуется. Если нам хватило бы простых сувенирных книжек, чтоб друг дружке подарить и на этом успокоиться, она вполне может планировать официальное оформление, издание приличным тиражом и ПРЕЗЕНТАЦИЮ С ДРАМАТИЧЕСКИМ ЧТЕНИЕМ. Вот такой размах как раз в ее духе. Мне же досталась самая мякотка. Драгоценный ящик с мангой Нацуки решила доверить именно в мои макаронистые руки. На резонный вопрос “А почему бы не держать любимое чтиво дома, где оно всегда будет под боком, если вдруг захочется причаститься?” она отвечала очень уклончиво. Или вовсе посылала вопрошающего на хер. Так или иначе, ничего внятного я так и не добился. Партия сказала “надо”, комсомол ответил “есть”. Поэтому я шел по этой дороге ярости, чувствовал, как мышцы в теле превращаются в желе и надеялся, что на пути не попадется рандомная кочка. Урони я этот ящик — и потом меня бы в нем и похоронили. Если б осталось что хоронить. Но я не уронил. И вообще за этот долгий джонт мне воздалось сторицей. Пришлось пережить еще пять, что ли, долгих часов, пока вся манга из ящика была расставлена на стеллаже в незанятой спальне. Наверное, там когда-то жили родители Гару. Я в той комнате бывал редко. Не было особо необходимости, да и жутковато, если честно. Как и во всяком помещении, которое долго стоит нежилым. Вроде обстановка ничего, симпатичная. Фотообои по стенам висят с видами заснеженных гор, кровать — мое почтение и вообще отделка на совесть. А все равно крипово, потому что присутствия человека там совсем не ощущалось. Потом пустоту на полках заняли пестрые томики, и уже от этой мелочи стало немного веселее. Хотя, может, я так просто думаю, и веселее на самом деле сделалось от того, какая Нацуки была счастливая. Когда последняя книга (тридцать шестой, юбилейный выпуск “Рьяной Ханы” про девочку, которая умеет превращаться в медоеда) заняла свое место, она улыбнулась. — Красиво, скажи? Я считал, что в стройном порядке красивого мало, поэтому от всего сердца восхититься было сложно, но все равно постарался. Не хотелось ее огорчать, такую довольную. Так что я состроил морду как у родителя, который оценивает первые каракули своего спиногрыза, и кивнул. Нацуки с любовью провела пальцем по корешкам. — Еще как, — согласился я. — Хех, даже не знал, что ты аккуратистка, Нат. Она повернулась ко мне вполоборота. — Не сокращай мое имя так, Гарик, а то я тебе тоже сокращу кое-что. Например, срок службы почек. Но никакой угрозы в этих словах я не чувствовал — слишком уж счастливой тогда она казалась. Хотя почему казалась? Наверное, и была. (ну так еще бы. батя у нее хоть и не исчадие ада, а все равно, может, мангу считает поеботой. мол, доча, ты вон какая здоровая, кончай свои книжки с картинками листать. взрослеть пора. а теперь у нее есть свое место) Не знаю насчет повзрослеть, но вырасти точно не мешало бы. Иначе верхние полки так и останутся недосягаемыми. Я подавил смешок от этой мысли и очень хорошо, что сделал это, потому что в следующий момент теплая ладошка обхватила мое запястье. — Ну… — замялась Нацуки, уставившись в пол, — ты очень здорово выручил. Это вредно, знаешь ли, когда книжки очень тесно стоят, им немножко пространства нужно. (как и всем нам) — …да и ящик этот я бы одна нипочем сюда не притаранила. Ты живешь в какой-то жопе, честное слово! Я еще когда в первый раз заходила тогда за тобой, подумала об этом. Нахрена вы с Саёри сюда забрались вообще? Ну конечно. Я-то, наивный дурачок, надеялся, что удастся обойтись без оскорблений на ровном месте. Что сказать, сам виноват. Ведь не первый же день уже ее знаю. — …но все равно спасибо. Ты… ты… Нацуки порозовела. Уровень милоты в воздухе превысил все допустимые значения и понесся в космос. Чесслово, сейчас мне очень захотелось ее обнять. Но почки, почки все-таки стоило поберечь. Если с деньгами напряг появится, возможно, мне придется одну из них выставить на продажу в даркнет. (продаются детские ботиночки, неношеные) — …ты действительно ничего. Для парня, я-я имею в виду. — И тебе тогда спасибо на добром слове! — усмехнулся я. Нацуки прищурилась. — А че ты хихикаешь? Я очень добрая, и лучше бы тебе об этом не забывать! Я спорить не стал, и так понял, что она готова уже причинять добро и наносить радость. Тяжкую душевную. Нацуки отошла на середину спальни. Потянулась и с хрустом размяла шею. — Мне далеко до Юри, которая книжки на завтрак жрет, но читать я люблю, поэтому видеться мы с тобой будем часто, Гарик. — сообщила она. И не обманула. … Начались визиты со скромного раза в неделю, но быстро участились. Как маленький кислотно-розовый аллигатор, Нацуки вцепилась в границы дозволенного и прогрызала себе путь. После близкого знакомства с Моникой они держались на соплях и честном слове, а теперь и вовсе грозили рухнуть. Начали мы с одного раза в неделю, по субботам. Но вскоре субботы захватили с собой воскресенья, а дальше понеслось. Да так резво, что я уже начал прикидывать, не пора ли отдать Нацуки запасной ключ, который валяется в банке из-под печенья. Не очень-то весело подрываться от звонка в дверь. Топаешь растрепанный, сонный и злой ко входу, а тебя вместо извинений за ранний визит обзывают слоупоком. После такого внутри просыпается что-то первобытное и уговаривает треснуть тяжелым предметом прямо по очаровательной розовой голове.  (а ведь в какой-нибудь романтической комедии вручение ключа было бы большим шагом в отношениях) Ага. Вперед, с обрыва. … — Руки! Я так и застыл, как будто на меня Медуза Горгона в упор глянула. Указательный палец завис над уголком странички. — На месте, а чего это вдруг тебя заинтересовало? Нацуки нахмурила брови. — Дай руку сюда. Я послушно протянул ей ладонь. — Погадать хочешь, что ли? Она чуть приподняла ее и поднесла на уровень глаз. Слегка прищурилась. — Да. Вижу в твоем будущем, Гарик, страдания и увечья. Какого хрена ты сперва чипсы из миски загребаешь, а потом тут же за страницы хватаешься? Смотри, блин, у тебя на пальцах сплошь деструктивные жиры! — Ты по-настоящему деструктивных жиров не видела, Нат. Я как-то учился в одном классе с парнем, так он своей тушей стулья ломал чуть ли не каждую неделю. Может, конечно, это стулья были из говна и опилок сложены, но что-то мне подсказывает, что Кирюхины сто двадцать кило тоже свою роль сыграли. — Ты не увиливай, — отрезала Нацуки, — я никакого Кирюху не знаю, хотя, раз он учился с тобой, то, наверное, тоже тот еще долдон. — Да не говори. Он однажды из школьного живого уголка попытался хомячка спиздить, очень уж хотел питомца. Попытался его в куртке пронести, а куртка оказалась дырявая, хомячок оттуда и свалил вместе с остатками подкладки. И все бы ничего, но случилось это на глазах у бабки-охранницы… Нацуки отпустила мою руку и прикрыла журнал. — И что с ним стало? — С Кирюхой-то? Да родителей в школу вызвали, но в целом легко отделался… хотя ему все равно даже сраных рыбок завести не разрешили. — Не… — отмахнулась она. — Я про хомячка. Где он сейчас? М-да. Вопрос, конечно, непростой, тема деликатная. Вообще человек всяких грызунов как раз и заводит для того, чтоб преподать детям парочку экзистенциальных уроков, но Нацуки их, кажется, прогуляла. Я, конечно, знаю, что это больше в духе Саёри жалеть всех на свете живых существ, но вдруг именно в таких штуках Нат свою мягкую сторону проявляет. — Ну, понимаешь, хомячки они ребята хлипкие, недолговечные, так что, наверное, бедолага уже все… На лице Нацуки появилась знакомая ухмылка. Торжествующая, даже злорадная. Тут я и понял, что меня развели. — Во-от, — с удовольствием протянула она, — помер хомячок. И если ты не хочешь с ним повстречаться, Гарик, то будь добр, никогда не трогай мою мангу ГРЯЗНЫМИ, СУКА, ЛАПАМИ! Допустили к чтению меня только после тщательной инспекции, но далеко продвинуться все равно не удалось. Выбрала Нацуки для нас серию, которая, по ее словам, должна была снести мне башку. Она немного просчиталась, потому что башка осталась на месте. Но в целом мне зашло — занятная штука, где киберпанк смешан с магией. Звучит диковато, потому что сочетаются они друг с дружкой как вата и гвозди, но получилось органично… вроде бы. На чтении сосредоточиться я никак не мог — сложно сохранять концентрацию, когда с тобой пытаются завязать беседу. Причем на самые… неожиданные темы. — Шаришь за косплей? Я поднял голову. — М? Нацуки скрестила ноги по-турецки и посмотрела прямо мне в лицо. — Ну, когда переодеваются во всяких персонажей книжек там, фильмов и все такое… — Не, я знаю, что это. Просто к чему такой вопрос? Она усмехнулась. — Я че-т подсела на эту тему в последнее время. Сижу на чатиках, на бордах с подборками, и знаешь, некоторые люди такую крутоту делают! Тут она права, спорить глупо. Я иногда, пока в соцсеточках аутировал, натыкался на всякие подборки с косплеерами (ладно, не буду заливать, с косплеершами) и да, у некоторых внимание к деталям и проработке костюма просто на недосягаемом уровне. Встречались, правда, в подборках и те, кто довольствовался дешевыми паричками с алика и отдаленным подобием наряда, но у таких артисток обычно находились другие козыри. Например, те, которыми вселенная одарила Юри. И я не про скромность и кроткий нрав, если что. Потому что это как раз добродетели сомнительные, на любителя. (а вот сиськи всем по душе) Кроме тех, кого ими оснастить забыли. — Тоже хочешь попробовать? — спросил я. Нацуки разочарованно цокнула языком. — Да ну…была идейка, но уже не знаю… — Чего ж так? — Ты видел, может, в школе объяву? В последние дни перед тем, как нас по домам отправили. На стенде висела. Пхах, смешная она, конечно. Объявы на стендах, е-мое. Я только через неделю после “вселения” запомнил, где наша классная комната находится (которая, к слову, ни хрена своему имени не соответствовала, хотя потолок обвалился не в ней), а уж про всякие бумажки и думать не мог. И так дел выше крыши навалилось с этой фантастической четверкой. — Что за объява? — Весной в город приезжает “АНИКОН”, в начале апреля! На целую неделю, с первого по седьмое число. И там среди мероприятий будет сходка косплееров. Вообще мне не очень хочется шариться среди всяких потных инцелов, которые эпизоды любимого хентая под лупой разбирают, но на сходку я хотела попасть. Ого, а жестко она, однако, с братьями по разуму обходится. Так аккуратненько обходит тот факт, что потные немытые инцелы во многом не только анимешки потребляют, но еще и их первоисточники. И сейчас мне прям жесть как хочется ткнуть ее в этот факт носом, как котенка в лужу, но я не стану. Мысль об отбитых почках продолжает ДОВЛЕТЬ. — И чей образ ты хочешь примерить? В глазах Нацуки появилась хитринка. — А ты угадай. Девочка моя, ты не просто в ловушку галопом прибежала, ты ее сама сейчас себе и расставила. Я в задумчивости поскреб щеку (побриться бы надо, щетина такими неровными проплешинами растет, что аж стыдно, похоже на чахлый радиоактивный лес) и принялся накидывать варианты. — Ну, тебе, на самом деле, будет под силу немалый диапазон образов… Например, Дюймовочка, фея Динь-Динь или… если хочешь эпатажа добавить, Румпельштильцхен. Нацуки заклокотала и набрала воздуха в грудь. Я невинно улыбнулся и посмотрел надвигающемуся цунами в лицо. Тем более, что лицо у него было вполне себе. Когда-то казалось, что Моника горячей намного, а щас гляжу на Нацуки, как она потешно надувается от ярости, что аж губы дрожат, тонкие, розовые, как леденцы. И понимаю — ошибался. — Слушай меня, Мальчик-с-пальчик, еще одна идиотская шутка, и все, что от тебя останется, можно будет в ту жестянку из-под печенья запихнуть, понял?! Так, спешно крутим фарш назад. Щас она сама в медоеда превратится, а это страшные звери, наглухо отдубашенные. — Да понял я, понял. Уж и повеселиться не дают в собственном доме. (а будешь дальше так себя вести, брат, и вообще давать перестанут) Она вздохнула и отвернулась в сторону, к стеллажу. Принялась скользить взглядом по полкам. Разумеется, нарочно, чтоб показать степень нанесенной обиды. Это дело понятное. Но ведь она же не знает, что меня закалили долгие годы в мультиплеерных шутерах, и теперь нажитую броню такими маневрами даже не поцарапаешь. — Нат, — я осторожно взял ее за плечо. — Сколько раз тебе повторять, м? — взвилась она. — Нельзя мое имя так урезать, это некрасиво! Я хотел сказать, что некрасиво наблевать на вписке в бабушкин шкаф и потом вытереть беспорядок винтажной шалью, а это так, цветочки, но, пожалуй, сейчас для данной прохладной истории из моих школьных времен не самое подходящее время. — А как тогда надо? — поинтересовался я. — Цуки-тян? Она яростно мотнула головой. — Ты ничего не понимаешь, Гарик, вот вообще полный ноль! Ты хоть раз общался с девушками до того, как в клуб вступить? — Ага, даже в длительных отношениях был. Надеюсь, она не будет забираться мне под кожу и разузнавать подробности. Маску откровений я сегодня уж точно примерять не собирался. (до чего ж криповая передача была, согласен?) Это точно. — Вы расстались? — Нет, мы все еще вместе. Так, кажется, я встал на мину, она уже пищит и вот-вот рванет. Нацуки с силой ткнула меня в грудь пальцем. — Вот, вот поэтому твоя подружка и ушла! Потому что ты душнила едкий, тебя же терпеть невозможно! Она резко дернулась и вскочила на ноги. Томик с мангой, в котором мы одолели всего-то с десяток страниц, остался лежать на полу. С разворота смотрела картинка — на троицу главных персонажей двигался густой туман. Судя по тому, какие у всех троих были испуганные и растерянные лица, туман нес в себе исключительно неведомый пиздец. Как в старой повести дедушки Кинга. По которой, к слову, шикарный фильм сняли. А вот в сегодняшнем дне пока что ничего шикарного не было. — Нат…Нацуки, да почему, прости за мой французский, это тебя так взъебывает? Я ж ведь ничего обидного не говорю. Нацуки вновь встала посреди комнаты и уставилась в пол. — Если ты сейчас не понимаешь, Гарик, то и не поймешь уже. — Так я хочу понять! — возразил я. — Расскажи, почему это для тебя важно, чтоб я зарубил себе на носу и больше не делал, если все так серьезно. Она неловко переступила с ноги на ногу. Паркет под мягким ковром заскрипел. Губы Нацуки дрогнули, рот слегка приоткрылся, словно она и правда хотела что-то сказать. Вывалить, так сказать, весь багаж на ленту. Но так и не стала — проглотила слова. — Забей. Давай дальше читать. Я ничего не сказал, просто подождал, пока она усядется рядом на прежнее место. Туман в истории действительно оказался паршивым, там поджидали всякие гадкие твари типа демонических жуков-мутантов, зомби с кибернетической начинкой и “двойников” из Каталога Манделы, мать его. Но еще больший туман набился мне в голову, даже мысли плыли и путались. Вообще Нацуки по жизни нервная, конечно, и раздразнить ее проще, чем продать девочке-подростку мерч с корейцами. И я этой врожденной нервозностью пользовался. Но сегодня все иначе. Наблюдатель со стороны, конечно, ничего не заметил бы, но мне с моей бойфрендовой колокольни видно было лучше. Обычно мы оба знали правила игры (you know the rules and so do I) поэтому стебали друг друга до пены изо рта и пара из ушей. Собственно, на этой почве и сошлись — оказалось, что взаимные подъебы сближают людей на отличненько. (connecting people) Но сейчас почему-то коннект разорвался и все передаваемые пакеты порвались. Нацуки сидела с покерфейсом и глядела в книжку. Но я быстро сообразил, что спокойствие это обманчивое, потому что она сопела как чайник, наполненный жидким огнем. И еще страницы переворачивала так, что они могли бы артерию на шее вскрыть. Двойные стандарты, чо. Если б я себе так позволил с ее драгоценным чтивом обходиться, то был бы убит на месте. Так, хватит это терпеть. Надо ее отвлечь. Но как? (что, будем крутить барабан задушевных бесед или назовешь слово сразу?) Барабан? А куда делось колесо отмазок? (новым контентом заполняется, ты все старые варианты заюзал уже) Я деликатно откашлялся и снова коснулся ее плеча. Нацуки дернулась, как будто я ее не рукой тронул, а мохнатой паучьей лапой. (пауков любит Эми, а не Нат, не забывай) — Ну так что, расскажешь про косплей? — Тебе будет неинтересно, — буркнула она. — С чего ты взяла? Я ж тебе говорю, что любое искусство уважаю, особенно, когда видно, что человек не на отъебись работу сделал. Да и аниме с мангой тоже моя тема. Давай, Нацуки, колись, че там у тебя за идейка. Она неловко хмыкнула и закусила губу. Бля, неужели там что-то ПОСТЫДНОЕ? Нечто такое, о чем вообще неловко говорить в приличном обществе… (поночка? свинка пеппа? может быть, червяк джим? делайте ваши ставки, леди и джентльмены) Если я озвучу хоть один из этих вариантов, то можно будет открывать другую ставочную линию. Как скоро моя голова будет висеть на стене в гостиной. Прямо над телеком. — Ладно, — с неожиданной робостью произнесла Нацуки, — Принеси, плиз, мой телефон, там в сохраненках картинка лежит. Я тебе даже покажу сейчас. Мобильник ее, маленький “китаец” на ведроиде в кокетливом чехле, обклеенном стикерами, остался валяться в гостиной. Когда взял его в руку, чуть не выронил — эта раззява оставила аппарат на солнышке, и теперь на его батерее стопудово можно было бы жарить мясо. Но даже в таких экстремальных условиях он продолжал работать — на экране высветилось два уведомления о новых сообщениях в чате литературного клуба. Даже на этих импровизированных каникулах Моника с нас не слезала и пыталась организовать разные активности в цифровом формате. Причем пустилась во все тяжкие — на одном заседании мы пытались по строчке написать рассказ, на другом играли в буриме (дориме что-то там и что-то там дориме амено амено латире) а на третьем составляли КОЛЛАЖИ, Когда я предположил, что следующим шагом будет зарегистрироваться всем скопом на тамблере, полюбить инди-поп и сменить ориентацию, Моника почему-то обиделась. Потом я узнал, что она и правда создала для нас акк. Общий. И каждый должен был админить его один день в неделю. От мысли об этом по коже табунами бежали мурашки. Если б на это наткнулся рандомный мимокрокодил, он счел бы, что перед ним профиль человека с тяжелым случаем расщепления личности. Который одновременно любит щенят, финский артхаус, кей-поп и теорию множественных вселенных. Лучше от таких разносторонних ребят подальше держаться, а то мало ли что. Вполне возможно, что сегодня Монике взбрело в голову найти нам очередное полезное занятие. И вроде бы это неплохо, потому что перестаешь хоть ненадолго чувствовать, как жизнь в никуда утекает, а с другой…сегодня у меня планы. Нацуки отвлекаться тоже не собиралась. Когда я протянул ей мобильник, она просто смахнула уведы в сторону и принялась увлеченно копаться в галерее. — Нет… нет… да куда ж я его запихнула-то, вот блин… Хех. Знакомо. У Милки тоже на телефоне был бардак — настоящее кладбище, где под верхними наслоениями лежат ДОИСТОРИЧЕСКИЕ пласты. Я был готов поспорить на то, что на дне там валяются настоящие артефакты типа радужного кота, мемов с троллфейсом и демотиваторов в черных рамках. Хотя я в этом плане тоже такой себе пример. Создать папку с названием типа “аурыыызхоаввовощ”, закинуть туда важный рабочий документ, а потом напрочь об этом позабыть — могу, умею и практикую. Но наконец-то длительные поиски увенчались успехом. — Во, смотри, что я хочу! — возвестила Нацуки и сунула телефон мне под нос. Я взглянул на картинку… и тут меня пришибло узнаванием. Маленький рост, темные волосы, торчащие из-под ведьмовского колпака с забавной кисточкой, выражение необоснованного превосходства на лице… Да это ж Мегумин, черт возьми. Колдунья из хайповой анимешки “Коносуба”. Как-то заценил пару сезонов, и вроде даже зашло, но потом забросил. На “Моб Психо 100” переключился. Но эта архидемонесса узкой специализации навсегда в сердечке. И образ этот охренительно Нацуки подходит — они обе вспыльчивые, яркие, с легкой ебанцой. И миленькие. Я рассмеялся в голосину. — Стопроцентное попадание, Нацуки, тебя тоже хлебом не корми, дай только РАЗНЕСТИ что-нибудь! Отличный выбор. Однако она почему-то не засмеялась. Глаза стали печальные и обиженные. Бля, где я на этот раз прокололся? — Слушай, Гарик, — сказала Нацуки, — может, тебе будет лучше с другой девушкой? (вот это поворот) Я малость опешил. И больше поразил даже не сам вопрос, а то, сколько в голосе было неуверенности. — Нацуки, эй, ты что? — я тут же избавился от телефона, кинул его на кровать. — С чего вдруг такие вопросы? Не надо никого другого. Мне с тобой круто. — А мне иногда кажется, что надо. — возразила она, — Прости уж, что я не смешливая как Саёри, не пробивная как Моника, и волос до жопы с сиськами шестого размера у меня нет! Ауч, вот это прожарка щас была. — Я понимаю, что мы с тобой все смехуечками обмениваемся постоянно, но пойми, я тоже уважения к себе хочу. Или что, со мной только ржать можно, что ли? Она встряхнулась. Розовая грива взметнулась вверх, ленточки в волосах растрепались и теперь хвостики держались на одном только честном слове. Но сейчас пошедшая по известному месту прическа волновала Нацуки чуть менее, чем ни хрена. Меня, впрочем, тоже. С чего вдруг мы на этот сюжетный отрезок-то вывернули? Ведь все же было в порядке, как обычно… — Я что, много чего требую? Смотри, — принялась она загибать пальцы, — бате на мои увлечения похер абсолютно. Обидно, но понять можно — он въебывает на сменах, чтоб жратва на столе была, ему не до того. Одноклассникам тоже насрать, что я есть, что нет — никто и не заметит. Оно с одной стороны ничего, потому что там та еще компашка зазнаек, душнил и идиотов собралась, а с другой…грустно, знаешь, когда все вокруг при деле, а ты одна болтаешься как говно в проруби. Остается клуб, где нас должны принимать такими, какие мы есть, вместе со всеми мнениями, пристрастиями и пожеланиями.. Моника даже в уставе клуба это прописала. Я почесал в затылке. — Падажжи, у клуба разве есть устав? Нацуки закатила глаза. — С добрым, блин, утром! Конечно, есть, такая книжечка страниц на пять. Моника что, не давала тебе с ней ознакомиться? (она тебе кое-что другое давала, но не это, хехех) — Не-а, — признался я. — Забыла, наверное, — пожала Нацуки плечами, — хер с ней. — С книжкой или с Моникой? — опять не удержался я. — С обеими! — рявкнула она. — Не перебивай! Тем более, что не действует этот устав. До того, как ты пришел, если по правде, было не оч клево. Все стесняются, движухи никакой. “Привет-привет” и по углам разошлись. Так, попытались пару раз книжки любимые обсудить… и оба раза получился кринж. Я кивнул. Могу себе представить. Сценарий прикинуть. Моника попыталась построить дискуссию, но поскольку модератор из нее такой же, какой из меня профессиональный чечеточник, леденцовая бензопила очень быстро налетела на фиолетовый булыжник. И после этого в воздухе аудитории уже запахло кровью и поножовщиной. А Саёри вообще не прочла книжку на обсуждение. Забыла. Надо будет у Нацуки потом спросить, угадал ли я. Но сперва пусть выговорится. — Моника вытаскивала нас к себе на вписку, в караоке, но ниче особо не ладилось. Вроде и неплохо время провели на выходных, а потом в школе встречаемся — и все по-новой. Вот я и подумала, что даже в клубе тухло. Ладно, не хотите мангу читать мою, и не надо, не заставляю, но глумиться-то зачем? На последней фразе голос Нацуки дрогнул. Взвинтила она себя порядочно — руки затряслись и вообще все тело заходило ходуном. Я сам дернулся — хотел инстинктивно ее обнять. Но решил, что пока не надо, не пришло еще время. — Ты, наверное, думаешь, что Юри со всеми такая обходительная, деликатная и вообще мухи не обидит? — поинтересовалась она. — Пхах, если бы! Я полвечера подбирала из вот этого вот собрания мангу, которая ей бы зашла. И что в итоге? “И-и-звини, я отвыкла читать книжки с к-картинками. Б-боюсь, что не смогу в должной мере о…о..оценить п-произведение”. И утыкается снова в свой толстенный кирпич. Джойса какого-то. А я стою, держу в руках три тома “Берсерка” и чувствую себя полнейшей дурой. Как тебе такое уважение ко всем видам словесности, Гарик, м? Вынужден признать, что звучит не очень хайпово. Возможно, она преувеличивает, но в целом похоже на правду. Просто Юри своей личностью весьма напоминает типичную филологическую деву, а у них напыщенность и высокомерие — это часть стартер-пака. — Потом ты пришел… и… и как-то легче стало, что ли. Все оживились наконец-то, стишки начали писать. Но это ерунда. Я почувствовала, что есть чел… которого волнует что-то еще помимо того, что я себе на ланч взяла и сколько у меня сегодня уроков! Вот здорово, думала я тогда, когда мы в первый раз “Девочек Парфе” читали. В первый раз кому-то реально не пофиг, что я люблю, и что мне интересно. В первый раз я решила, что могу кому-то сказать про то, что мне действительно по кайфу, и не бояться, что над этим будут угорать. Она закрыла лицо руками и вздохнула. — Только это все неправда, да? Ты тоже просто похихикать хочешь? Я могу тебе пару забавных фактов рассказать, если угодно. Например, знаешь, что до седьмого класса вместо контейнера для обеда у меня была коробка из-под хлопьев? С шоколадным зайцем. (что не смеетесь? не смешно?) — Нацуки, не надо, — сказал я. — Почему это не надо? — наигранно удивилась она, — У меня еще есть. Зацени-ка. Когда мне было десять, мы не смогли наскрести денег на взнос за экскурсию в музей, и пока остальные дети любовались историей нашего региона, я сидела в кабинете классной кураторши и помогала ей запечатывать конверты с письмами! Уморительно, м? — Да я ж не хотел… Она отняла руки от лица. — Конечно, ты не хотел, Гарик. Ты не хотел, ты не думал. Зачем вообще о Нацуки думать, че у нее там в голове вертится, у этой нищебродки. Какая, блядь, разница! С ней можно погулять, вволю поржать, самооценку себе бустануть немножко и пойти дальше покорять какую-нибудь нежную и женственную фиалочку. А она пусть дальше свои комиксы читает да в переодевашки играется. Зачем воспринимать ее всерьез? Нацуки шмыгнула носом и потерла глаза кулаком. — Я знаю, что ты это, в общем-то, не со зла, Гарик, потому что дурак. Но думала, что ты знаешь, где остановиться. Видимо, зря. Она поднялась. — Книжки у себя оставь. Еще хотя бы на два-три дня, ок? — В смысле, на два-три дня? — не понял я, — а потом их куда?  — Не знаю пока. Но ты вряд ли захочешь держать в такой строгой комнате пеструю детсадовскую мазню, так? Теперь уже я почувствовал, как к щекам приливает краска. Это просто смешно. Я, конечно, далек от звания идеала, даже шоколадную медаль не заслужил, наверное, но и так драматизировать тоже ни к чему. Я подошел к ней и схватил за плечи. Сделал это резко, поэтому среагировать и свалить она не успела, а к тому моменту, как очухалась, я уже сцапал ее и держал надежно. — Пусти! — пискнула Нацуки. — Пусти, иначе щас коленом двину, месяц потом будешь в толчке рыдать! — Ш-ш-ш, — я наклонился к ее лицу и осторожно убрал прядь растрепавшихся волос за ухо. — успокойся и послушай. Нацуки, я из простых ребят, не из сложных. И поэтому сигнальная система у меня как у светофора, она двойных трактовок не подразумевает. Если тебе что-то не нравится… шутки там, подъебки, прозвища, мемесы, ты мне сразу говори. Однозначно и серьезно. Без намеков, без игры в цундере, чтоб я тебя понял и постарался что-то с этим сделать. Поняла? — Ты только так говоришь сейчас, — буркнула она. Я покачал головой. — Не-а, я отвечаю. Так и будет. Я не хочу делать тебя несчастной, потому что тогда и я буду несчастным, а это совсем хреново звучит. Поняла? — Д-допустим… — не сдавалась Нацуки. Но я еще не закончил. — Теперь дальше. Ты вот на меня щас бочку покатила, и во многом справедливо. Но сама тож хороша — даже не дослушала до конца. Я не над тобой рассмеялся, а над персом. Потому что я это аниме видел, и ее знаю. А еще знаю, что вы капец как похожи. Она посмотрела на меня. Глаза влажные, опухшие, но уже без свирепости. — Правда? — Правда. Ты  тоже девочка ВЗРЫВНАЯ, с характером. Поэтому я считаю, что тебе очень пойдет этот образ. И тут в голове что-то оглушительно щелкнуло. Сначала показалось, что ща от нервов меня паралич разобьет, но нет — всего лишь пришло озарение. — Погоди-ка минутку, я мигом, — сказал я и рысью метнулся из комнаты, чуть не споткнувшись по пути о коврик. Ноги сами принесли меня к платяному шкафу. Правильно сделал, что не стал эту штуку далеко убирать, поэтому поиски долго не продлились. То, что нужно. Сжимая находку в руках, как лут класса “эпик”, я рванул обратно. Нацуки озадаченно нахмурилась. — Куда ты бегал? Что это? — На, — выдохнул я и протянул ей то, что держал в руке. Она уставилась на маску. Провела пальцем сначала по ткани, потом по тесемке. — Зачем это, Гарик? Че-т не понимаю. — Ну, как это… — улыбнулся я, — У Мегумин же должна быть в костюме повязка на глаз. Мне и пришло в голову, что можно будет эту штуку приспособить. Обрежешь, тесемки переделаешь немного, крестик белый вышьешь — и готово. Выражение физиономии у нее стало очень забавное — недоуменное, как будто я задал сложную задачку или новостей внезапных накинул. А потом у меня от сердца отлегло. Потому что на губах у Нацуки появилась ухмылка. — Гарик, а ты неплохо соображаешь, да! И оттенок подходящий, и к коже приятно! Ну вот, до фестиваля еще времени вагон, а у меня уже часть костюма готова, хоть и маленькая. — Погодь пока шампанское открывать, — заявил я, — ты вообще шить умеешь? Нацуки поджала губы. — Гарик, я весь быт на себе волоку в доме, как ты думаешь? — Это похвально, могу похлопать, но вопрос от этого менее актуальным не становится. Воспоминания о нашем недавнем разговоре еще в кратковременной памяти болтались, а я опять назад скатываюсь, но черт возьми, с ней просто невозможно не орать. — Да я, чтоб ты знал, лучше всех в этом захолустье шью, — выдала Нацуки, — Я курабье экстра-класса, вот! — Курабье, радость моя, — сказал я, едва удерживаясь от того, чтоб не завизжать, — это печенье такое сдобное. А тот, кто модной одеждой занимается, зовется кутюрье. Она покраснела и сжала кулаки. — Арргх! Вот обязательно тебе всегда и во всем быть правым, м? Можешь хоть раз не впихивать свои несчастные пять копеек? Я тебе щас сама похлопаю, — пообещала она и действительно нацелила мне в пузо свой кулачок. Но я уже не переживал. Подумать только, всего пара минут прошла, а как все переменилось разительно. Как будто мы и не ссорились буквально только что. Удар получился понарошку, да и его я легко перехватил. — Ты пожалеешь, Гарик! — заверещала Нацуки, — Я тебя правда уделаю, с одной рукой за спиной и завязанным глазом! За балабольство огребешь! — Хорошо, — сказал я и расцепил ее кулак. Взял ладонь в свою. — Пойдет и так. Просто буду молча тобой восхищаться тогда. Вроде комплимент так себе, а в цель попал здорово. Она на секунду замерла и моргнула, а потом спросила: — Без шуток? — Абсолютно, — заверил я. — на полном серьезе. Нацуки приподнялась на носочках, и тут же ее теплые губы клюнули меня в нос. — Смотри у меня, — ехидно пригрозила она, — Ты, Гарик, хоть и дурачина, а все ж ниче такой. Работы с тобой еще непочатый край, но это ничего. лавное, меня держись, и все путем будет. А я был совершенно не против. Своеобразный темперамент, понты на пустом месте, любовь ПОКОМАНДОВАТЬ и голос как у циркулярки — все это абсолютная ерунда, которая запросто перечеркивается одним большим “за”. Ключевым, можно сказать. С этой заразой некогда скучать. — Ну, какие будут предложения? У меня есть время до пяти, потом надо будет идти домой. Может, приставку достанешь? Хочу трилогию про Крэша перепройти. — Запросто, — согласился я, — давай только перекусим сперва. Че-т я проголодался после всех этих СКАНДАЛОВ. — Ой, подумаешь, — фыркнула Нацуки, — пожалеть тебя? — Без жалости обойдусь, а вот без бутеров с кофейком — никак. Мы как раз спускались на первый этаж, когда в дверь постучали. Не так яростно, как моя гостья утром, но все равно… некто очень хотел сюда попасть — Ты ждешь кого-то? — спросила Нацуки. — Не-а, а ты? Сказал и сам понял, какой идиотский вопрос задал. Хотя с другой стороны логично, Нацуки так часто тут ошивается, я уж начал думать, что она сюда переехала. А идея-то ничего… (да, вот только ее батя тебе потом яйца открутит и на твоей могиле их возложит. вместо цветов) В дверь еще раз постучали, гораздо более настойчиво. Я спустился и направился ко входу. Нацуки семенила следом. — Кто там? — спросил я негромко. — Открывайте, полиция! — Ой… — Нацуки опустила глаза. — Что “ой”? — не сообразил я. Она хихикнула и улыбнулась. Снова показался острый КЛЫК. — А ты решил, что я про постового выдумала?