Фейд практически никогда не чувствовал себя настолько растерянным. Вся его жизнь – это ода уверенности, основанная на военной стратегии и чувстве собственного достоинства. Он самый младший из рода Харконненов, но он самый лучший. Он провел годы, оттачивая свое тело и интеллект, чтобы стать идеальным оружием. Безупречным воином. Клинком своего Дома.
И Фейд почти уверен, что безупречные воины не должны чувствовать себя настолько растерянными после обычного сексуального контакта. Он никогда не слышал о таком, но он уверен, что неприятное тоскливое ощущение в животе после минета – это ненормально.
Он ходит по комнате туда-сюда большими шагами. Слушает методичный стук ботинок по голому мраморному полу. Чувствует ноющую боль в коленях при каждом шаге и напоминает себе, что надо раздобыть ковер. Звук шагов вполне может довести его до помешательства.
Осмотрев бегло гардеробную комнату, он видит, что вещи уже перенесли. Тут развешаны костюмы и рубашки, которые он никогда не носил. На полу лежит большая кожаная сумка, необычная и чужая. Герб Дома Атрейдесов выгравирован на дубленой коже. Фейд протягивает руку и проводит пальцами по поверхности, гладит вмятины. Его мысли все время возвращаются к Полу, он вспоминает его напряженное тело, сладкие стоны и абсолютно безразличный взгляд, когда все закончилось.
Может быть, Фейду стоит проверить, как он там, в ванной. Просто, чтобы убедиться, что Атрейдес не вскрывает себе вены.
Ведь будет обидно, если Пол покончит с собой до того, как Фейд получит от него все, что хочет. Пустая трата времени и денег на свадебную церемонию. Барон сказал, что она была замечательной, и, похоже, ему понравилось. Этого достаточно, чтобы в груди Фейда потеплело. Он знает, что в Галактике у барона плохая репутация, его некоторые личные пристрастия находятся вне закона.
Но он вырастил его. Без барона у Фейда не было бы ничего, и самое малое, чем он может отблагодарить – это преданность. Жизнь Фейда перестала принадлежать только ему в тот момент, когда барон дал ему свое имя.
Харконнен.
Фейд находит среди своих вещей одежду для сна и начинает аккуратно снимать церемониальные доспехи. Он начинает с нагрудника и видит след от раны напротив сердца. Небольшой порез от клинка Пола. Рана затянулась, но он царапает корочку, пока она не отрывается. Появляется капля крови, и Фейд размазывает ее большим пальцем. Кожу жжет, привычно и сладко.
Сменить штаны – самая неприятная задача, сперма уже засохла. Он вытирает себя полотенцем, как может, и отбрасывает его в сторону, оставляя на утро молчаливым служанкам. Быстро переодевается в новое льняное белье.
Когда Фейд возвращается в спальню, Пол уже там, в своей помятой рубашке и брюках.
Его волосы на концах влажные, торчат на затылке. Кожа на шее красная и воспаленная. Беспристрастные глаза скользят по Фейду, задерживаясь на крови на его груди, а затем он снова прячет взгляд.
– А где мои комнаты? – спрашивает Пол.
На мгновение Фейду хочется расхохотаться, но по выражению лица Пола не похоже, что он шутит – не то чтобы Фейд особенно разбирался, конечно, но даже он понимает, что в данных обстоятельствах это не очень уместно. Поэтому он наклоняется к Полу и говорит:
– Здесь твои комнаты.
– Но это супружеские апартаменты, – отвечает Пол, голос звенит от напряжения. Выражение его лица меняется, и в глазах мелькает ужас. – Я не наложница, и имею право на свою комнату.
Фейд усмехается, хотя в этой улыбке нет ни капли юмора. Он поднимает руки и трет виски, пытаясь ослабить нарастающую головную боль.
– На Гьеди Прайм титулы супруга и супруги взаимозаменяемы. Либо так, либо никак.
– А я разве не супруг тоже? – повторяет Пол, его челюсть напряжена. Руки сжимаются в кулаки до побелевших костяшек.
Что-то щелкает в голове Фейда.
– Так твоя мать не наложница?
– Не смей говорить о ней, – в потемневших глазах Пола пылает ярость. И Фейд чувствует, как живот скручивает от темного ненормального любопытства. Пол выглядит как человек, готовый потянуться за клинком, и к своему удивлению, Фейд понимает, что мысль о том, что Пол попытается его убить, не кажется ему непривлекательной. Их поединок в тренировочном зале был самым веселым событием за очень долгое время.
– Я не думал, что ее положение настолько смущает тебя, – отвечает Фейд.
– Это совсем не так, – Пол отвечает, скрежеща зубами. Они у него совершенно белые, идеально ровные. Как ряд фарфоровых надгробий. – Мои родители… на самом деле, я не обязан объяснять тебе. Это совсем не так, и никогда больше не смей упоминать о моей матери.
То, о чем Пол молчит, говорит само за себя. Один лишь паззл, которого недостаточно, чтобы понимать сложный мир, в котором он живет. Но это кое-что объясняет.
– Ты хочешь сказать, что твои родители любят друг друга?
Нахмуренные брови Пола – единственный ответ, на который он может рассчитывать.
Тогда его поведение вполне логично. Пол воспитан на сказке о любви, потому что он видел ее перед собой на протяжении всей жизни. Он отравлен сладким ядом. Действительно, почему наследнику Атрейдесов не ожидать, что Вселенная будет работать по-другому, если он жил в сказке о
счастливом браке? С его точки зрения, Фейд – это монстр, который пришел, чтобы разрушить его сказку. Пока его не убьет благородный герой.
Но они взрослые люди, и сказки не являются реальностью. В этой Галактике нет никого, кто мог бы свергнуть Фейда-Рауту.
– Ты уже закончил меня провоцировать? – спрашивает Пол.
Фейд кладет руку себе на грудь, чувствует ритмичные удары сердца.
– Провоцировать? Ну что ты. Я думаю, ты милый. Воспитанный на ерунде, но милый.
Пол мгновение пристально смотрит на него темным пустым взглядом. Затем фыркает и отворачивается к кровати. Смотрит на нее, словно в измятых простынях прячутся шипы какого-то отвратительного чудовища.
– Я вернусь в свои комнаты.
– Они уже не твои, – говорит Фейд. – Вероятно, туда заселился кто-то из наших гостей. Конечно, ты можешь уйти и бродить по коридорам дворца, но знай, что меня там не будет, чтобы вмешаться, если с тобой что-то случится.
К его огромному раздражению, Пол не сводит взгляда с двери.
– Это что, например?
– Слухи о здешних аппетитах до тебя доходили, верно? Думаю, тебе не нужны мои подсказки, можешь воспользоваться фантазией, – тихо отвечает Фейд. – Лучше не ходить одному в вечернее время. Когда-нибудь поймешь, почему.
Пол встревоженно смотрит на двери, сжимая пальцы. Сглатывает комок в горле. Наконец, с легким вздохом разочарования, поворачивается обратно к кровати.
– Больше никаких прикосновений, – говорит Пол тихим, но твердым голосом. Неумолимый. – Ты сказал, что мы закончили.
Каким-то образом Пол справился с невыполнимой задачей – сделать именно то, что приказал Фейд. Но продолжает с яростью бросать ему вызов. Он с опаской садится на край кровати, прикасается к одеялу так, будто ожидает, что оно вспыхнет у него в руках.
Некоторое время Фейд стоит и наблюдает, как он укладывается: поджимает свои длинные ноги, тело напряженное, словно тетива лука, натянутая и готовая лопнуть. Он лежит на самом краю кровати, едва не висит над полом, и это определенно неудобно. Но Фейд не собирается обеспечивать ему комфорт, молча выключает свет и растягивается на противоположной стороне постели.
Ощущения у Фейда странные. Пока глаза привыкают к темноте, он чувствует
присутствие рядом: небольшое движение кровати, шорох одежды, почти неразличимые звуки вдохов и выдохов. Сердцебиение тоже слышно, но вскоре Фейд понимает, что это стук его собственного сердца, отдающий прямо в голову.
Он поворачивается, чтобы украдкой посмотреть на силуэт Пола в темноте.
И натыкается взглядом на блеск глаз, от неожиданности едва сдерживается, чтобы не вздрогнуть.
– Ты собираешься таращиться на меня всю ночь? – Фейд выдыхает, сглатывая комок в горле.
Острый взгляд пронзает его в темноте.
– Я вряд ли отвернусь от тебя.
– Если бы я хотел убить тебя, ты уже был бы мертв, – равнодушно отвечает Фейд.
В полумраке комнаты лицо Пола окутано тенями, которые искажают его тонкие черты: выступающие скулы и ястребиный нос. Изменчивые тени стекают к шее, где Фейд различает участок светлой кожи, в который он вдруг невыносимо хочет вонзить зубы. И чувствует, как рот наполняется слюной.
Выражение лица Пола невозможно понять, когда он отвечает:
– Ну давай, попробуй.
Волна возбуждения прокатывается по телу Фейда, он слегка раздвигает ноги.
– Предположим, тебе удалось убить меня. Ты, похоже, уверен в этом, – осторожно говорит Фейд, едва в силах удерживаясь от желания ухмыльнуться. – Что будешь делать дальше? На Гьеди Прайм?
Фейд может различить только уголок рта Пола из-за подушки. Кровать большая, но если бы он захотел, то мог бы дотянуться до него рукой. Мог бы прикоснуться пальцем к мягким губам. Он завороженно смотрит, как Пол облизывает губы, прежде чем ответить.
– Потом я убью твоего брата.
О, боги, какой он, оказывается, злобный эльф! Фейду достался бешеный психопат, и это восхитительно. Какие бы боги не вмешались, чтобы позволить Полу и Фейду встретиться, они заслуживают его вечной преданности. Он будет им поклоняться по гроб жизни, потому что Пол оказался именно той яркой игрушкой, которой ему так не хватало. Он бесстыже усмехается, зная, что в темноте не видно.
– Ты когда-нибудь целовался?
Пол резко отодвигается еще дальше, ладонь прижимается к постели. Готов вскочить с кровати, если потребуется. Он тихо шипит:
– Ты сказал, что мы закончили.
Не желая позволить ему сбежать, Фейд тянется к нему, повторяя движение, как будто их тела связаны веревкой. Все еще связаны древним белым полотном.
– Я могу быть нежным, если ты захочешь.
Пол останавливает его движение – закрывает ему рот ладонью. Он уже сидит на постели, воинственно подняв плечи.
– Хватит. Мы сделали достаточно.
Фейд открывает рот, горячо выдыхая в ладонь. Теплое мясо почти у него во рту, и все, что ему хочется – вонзить зубы. Вырвать кусок плоти. Оставить физический след, который будет болеть и мучить, как напоминание о нем. Чтобы каждое движение пальцев вызывало боль, и он вспоминал Фейда.
Вместо этого Фейд мягко целует центр ладони.
Он получает ожидаемый эффект – Пол быстро отдергивает руку, как будто его укусили, и вытирает ладонь о простыню. Выражение его лица становится жестким, челюсти сжимаются, кадык дергается. Он напряжен до предела, вот-вот взорвется.
–
Засыпай, – приказывает Пол резким, сильным и пугающим голосом, который на последнем слоге ломается.
По спине Фейда ползут мурашки. Он замирает из-за дурного предчувствия, в груди ноет и давит беспричинная и почти болезненная тревога. Он пытается справиться с ней, сбитый с толку и откровенно заинтригованный.
– Что ты только что…
Пол пристально смотрит на него.
–
Засыпай.
Зыбкий туман мгновенно окутывает мозг Фейда, он понимает, что смертельно устал. Он падает на постель прежде, чем осознает, тело тяжелое и непослушное. Фейд изо всех сил пытается сосредоточиться и подумать… о чем? Он не может ничего вспомнить, не может сформулировать мысль, настолько сильно устал. Мозг лишь жаждет погрузиться в забытье.
Больше ничего.
Фейд засыпает.
***
Фейд-Раута просыпается от сильной головной боли. Просыпается один, кровать пустая и поразительно незнакомая. Он не может точно сказать, который час, из-за отсутствия грёбаных окон, но из-под дверей пробивается мягкий белый свет и слышится обычный гул активности из глубины дома: голоса и шаги охраны.
Он знает, куда исчез Пол. Его наставник сегодня улетает. Ведьмин отпрыск, скорее всего, наслаждается последними, доступными ему, нежными объятиями.
Напряжение в голове нарастает, череп сдавливает болью. Обычно Фейд настолько сильно не устает. Но прошлая ночь была странной. И ему нужно многое обдумать. Он унизил себя невообразимым образом – способом, который ночью не казался настолько ужасным.
Но при свете дня он чувствует укол стыда за то, что позволил себе. И сожаление, что получил от этого удовольствие.
Это мимолетная мысль. Ее нужно признать, а затем отбросить. Он не насиловал Пола, но это ничего не изменило, а это означает, что ему нужно придумать что-то другое.
Фейду нужно время, чтобы собраться с мыслями. Разработать стратегию и найти более подходящий вариант.
***
Когда Фейд выходит из комнаты, он почти не удивляется, когда видит Киззода, вальяжно прислонившегося к стене напротив дверей. Его взгляд испытующе скользит по Фейду, на лице немой вопрос.
Фейд фыркает, считывая прищур его глаз так же ясно, как книгу, и стискивает челюсть.
– Всё хорошо.
Киззод сразу расслабляется.
– О, слава богам. Атрейдес ушел рано утром, и я начал беспокоиться, что что-то пошло не так. – Холодные белые губы приподнимаются в уголках. – Может быть, у вас не получилось? Учитывая ожидания.
Гнев вспыхивает быстро, обжигая позвоночник, словно удар кнута. Фейд мгновенно наносит Киззоду удар в диафрагму. Тот падает на землю, из его рта вырывается мучительный хрип.
Фейд ждет, пока он отдышится, до боли стиснув зубы.
Наконец, Киззод поднимается, придерживаясь за стену рукой с легкой гримасой боли.
– Это не похоже на отрицательный ответ, мой лорд, – говорит он, потому что, кажется, просто не может заткнуться.
– Ты позволил ему уйти? – Фейд переводит тему разговора.
Предчувствие покалывает его кожу, он предполагает, что Киззод каким-то образом
знает, что произошло между ними. Что-то в выражении лица Фейда изменилось, выдавая его слабость.
Киззод хмыкает.
– Теперь он мой господин, как и вы. Я не могу запретить ему ходить по собственному дому.
– По моему дому, – поправляет Фейд ядовито.
– Сейчас это дворец барона, а затем – Глоссу. После окончания их правления, – он имеет в виду после их смерти, но говорить об этом было бы предательством, – вы сможете разделить его с вашим супругом. – В какой-то момент своих семантических размышлений Киззод, кажется, замечает рычание Фейда, потому что опускает взгляд и добавляет тихо:
– Мой лорд.
– Ты знаешь, куда он ушел? – рявкает Фейд.
– Нет, – отвечает Киззод, повышая голос, – я не могу спрашивать и требовать…
Фейд прерывает его поднятой рукой, повелевая молчать. Киззод замолкает и захлопывает рот.
– Какой от тебя толк?
Киззод сжимает челюсть, напряжение пульсирует в ее острой линии.
– Я живу, чтобы служить.
Фейд награждает его зловещей улыбкой, и кладет ладонь ему на лицо. Пальцы впиваются в плоть и сжимают, пока в глазах Киззода не вспыхивает боль.
– Да, – подтверждает Фейд тихо и удовлетворенно. – Ты живешь, чтобы служить мне, и я приказываю тебе не сводить глаз с Атрейдеса.
Мужчина кивает в знак согласия и вздрагивает, когда ногти Фейда впиваются в его лицо.
***
Утро для Фейда перерастает в день конфликтов.
Дом выглядит, как после побоища. Везде валяются пустые бутылки из-под спиртного и остатки блюд. Фейд натыкается на странные предметы одежды в самых неожиданных местах: рубашки, обувь без пары, женские юбки. Все здание пропахло алкоголем и потом, пьянящим смрадом тяжелых духов. Слишком много гостей пыталось завоевать расположение главы Дома. Он представляет себе женщин, хлопающих ресницами перед бароном, не имея ни малейшего понятия о том, насколько они глупы, и демонстрирующих полное отсутствие инстинкта самосохранения. Фейд прикусывает внутреннюю часть щеки, пока не чувствует вкус крови, и очень надеется, что вчера никому не удалось привлечь внимание барона.
Уборка после его утех – зрелище не для слабонервных.
Фейд идет через обеденный зал, заваленный цветной мишурой и осколками разбитой посуды, с лужами от красного вина на полу, и буквально спотыкается о своего брата.
Идиот растянулся рядом с опрокинутым стулом, лицо покрыто царапинами. Свежая рана алеет на бритом черепе. Пол вокруг усеян осколками битого стекла. Фейд трясет его, пытаясь разбудить.
– Ты получил бутылкой по голове? – в недоумении спрашивает он.
Глоссу морщится и поднимает руку, чтобы прикрыть глаза. Стонет от боли.
– Что?
– У тебя рана на голове, – Фейд протягивает руку и щелкает по ушибу, ухмыляясь, когда Глоссу задыхается от боли и отстраняется. – Кому-то наскучили твои якобы военные россказни?
Глоссу пытается ударить его по ногам, но для Фейда он и в трезвом виде неуклюжий и медлительный. Сейчас он похож на слепого, неуклюжего ребенка. Фейд, на всякий случай, толкает его от себя подальше.
Лицо Глоссу становится пунцовым от ярости.
– Россказни? Я правил Арракисом много лет. Мое завоевание было успешным и близилось к победе…
– Какая это победа, если Император конфисковал у тебя планету, – вставляет Фейд. – Мне неловко слушать, как ты хвастаешься временем на Арракисе. Все знают, что ты врешь, ты это понимаешь, да? Ты можешь говорить что угодно, но планета знает правду о твоем поражении. Почему Арракис отдали Атрейдесам?
Какое-то ужасное выражение мелькает в тусклых глазах Глоссу. У него глаза животного – темные и пустые. Он поднимается на ноги, на лице выражение, будто он вспомнил что-то важное.
– Атрейдесам.
Атрейдес. Когда моя очередь?
Жгучая, как от удара кнутом, ярость вспыхивает в груди Фейда. Но ни в коем случае ему нельзя ее показывать. То, что он чувствует к Полу Атрейдесу – его слабость, а Глоссу будет только рад нащупать ее. Фейд равнодушно фыркает.
– Нет никакой очереди.
Глоссу рычит:
– Ты уже его поимел, я тоже хочу. После всего, через что мне пришлось пройти, я заслужил.
– Ты его убьешь, – Фейд подходит ближе и, схватив брата за затылок, прижимает его лоб к своему. Так сильно, что у него болит череп. – Ты всегда ломаешь игрушки, а я еще с ним не наигрался.
Медленная, тупая улыбка растягивает уголки рта Глоссу. Он тихо хмыкает, тепло от его тяжелого дыхания разливается по лицу Фейда.
– Ладно, ладно, – огромная рука поднимается и обхватывает затылок Фейда. Мясистые пальцы впиваются в плоть. – Я могу быть терпеливым, я знаю, как тебе тяжело делиться игрушками. Просто скажи, когда закончишь. Хочу один раз, прежде чем он достанется Владимиру. После него там даже дырки не останется, которую можно было бы трахать.
Фейд чувствует, как горчит на языке. Он мог бы протестовать, но его не поймут. Он не хочет ломать Пола – он слишком интересный, этот злой ведьминский наследник. Они просто хотят погубить его; скрутить в бараний рог и оставить искалеченную развалину. Фейд хочет только добраться до истины: снять с него кожу, слой за слоем, смакуя каждый лоскуток. Изучить его. Секреты его тела и все те опьяняющие сладкие стоны.
Фейд сжимает челюсть.
– Ладно, – выдавливает он. – Но я еще с ним не закончил. Он тебе достанется
после всего.
Глоссу смеется, и этот звук звучит радостно и по-детски.
– Атрейдес был так хорош? Ты же никогда не возвращаешься к игрушкам, ты ненавидишь это.
Фейд ни за что не признался бы. В том, что он даже не взял Пола. И что с Полом Атрейдесом игра превращается в волнительную охоту.
