Этот достопочтенный собрался ухаживать

      Чу Ваньнин почувствовал, что к павильону подошел посетитель, и поднялся из-за стола, удивленный раннему визиту Тасянь-Цзюня. Не то чтобы он был против — поймал себя Чу Ваньнин на глупой мысли.              — Чу-сяньшэн, — поклонился ему демон, стоявший у павильона.              Он видел того среди стражников, прибывших с делегацией. Чу Ваньнин открыл было рот, чтобы спросить о Тасянь-Цзюне, но быстро передумал — не хватало еще дать понять, что он ждал прихода императора.              — Его Императорское Величество просит о помощи, — сказал этот демон с очередным поклоном.              Тасянь-Цзюнь в беде? Чу Ваньнин нахмурился, а потом вспомнил, как сам ранил Мо Жаня — тот ведь не был неуязвимым. И он уже доверился Чу Ваньнину однажды.              — Докладывай.              — Наложница Сун Цютун бежала, и Его Величество лично отправился в погоню, но что-то случилось… — демон замолчал, не находя слов. — Этот слуга больше ничего не знает.              — Веди, — сказал Чу Ваньнин.              — Его Величество укрылся в чаще, — сказал демон и снова поклонился, указывая на тропинку, ведущую от павильона вглубь леса.              — Он обездвижен? Почему ты не привел императора сюда? — спросил Чу Ваньнин, следуя по тропинке за проводником.              Но демон только покачал головой, шагая вперед. Лес становился гуще, тропинка растворилась в густом подлеске, ветки и коряги цеплялись за мантию, но Чу Ваньнин продолжал идти, осматриваясь с тревогой.              Они вышли к небольшой поляне, окутанной алым барьером. Чу Ваньнин замедлил шаг, а демон остановился и повернулся к нему лицом.              — Образцовый наставник Чу, — сказал тот. — Чтобы защита пропустила вас, нужно использовать амулет Его Величества.              Демон с поклоном протянул ему на ладонях простой черный камень на серебряной цепочке. Чу Ваньнин схватил подвеску и накинул ее на шею, переступая барьер. Он и так потратил слишком много времени, чтобы добраться до этого места, и даже не узнал, в каком состоянии находится Тасянь-Цзюнь.              Но поляна была пуста.              Чу Ваньнин обернулся — демон не сводил с него глаз, так и оставшись за барьером. Он огляделся и заметил второго демона — тот вышел из тени деревьев на противоположной стороне поляны. Демоны переглянулись и кивнули друг другу.              — Глупо думать, что я не справлюсь с парой демонов, — сказал он. — Это приказ Тасянь-Цзюня? Или… приказ вашей госпожи?              — Образцовый наставник Чу быстро соображает. Госпожа не зря так хорошо готовилась к вашему захвату.              На что рассчитывали эти глупые демоны? Чу Ваньнин собрался призвать Тяньвэнь, но его святое оружие не откликнулось, а медальон на груди стал настолько холодным, что обжигал даже через слой ткани. Чу Ваньнин схватился за проклятую вещицу, но та не поддавалась. Он попытался сделать шаг вперед, но не смог. Чу Ваньнин снова дернулся, а потом отбросил подол ханьфу и увидел, что его ноги оплели тонкие стебли — на первый взгляд самые обычные — но сколько бы он ни пытался их разорвать, они не поддавались. Он приложил больше силы, но только неловко упал на колени, едва успев выставить руки.              Чу Ваньнин поднял взгляд и увидел, что по всей поляне стали пробиваться молодые ростки, а потом среди моря зелени появились первые капли красных паучьих лилий. Цветы, что распустились совсем близко, дернулись, их лепестки затрепетали и удлинились. Все больше цветов зацветало на поляне, и вскоре они, будто змеи, поползли к Чу Ваньнину.              Лепестки их двигались, как жадные языки.              В это время тело продолжали сковывать стебли, медленно закутывая его в зеленый кокон. Голова кружилась, и Чу Ваньнин увидел, что первый цветок добрался до него и вонзил свои лепестки, точно клыки, в его руку.              — Собрались скормить меня цветочной поляне? — спросил Чу Ваньнин, дергая руками. — К чему такие сложности?              С каждым укусом, с каждой пролитой каплей крови он слабел, словно цветы и правда пожирали его.              — Ах, это прощальный подарок Тасянь-Цзюню от нашей госпожи, — ответил второй демон, пересекая наконец барьер.              Чу Ваньнин приложил остатки сил, чтобы подняться на локтях, но рухнул, как будто ему перерезали сухожилия.              — Он же найдет вас, — сказал Чу Ваньнин. — Думаете скрыться от императора? Для чего это представление?              Что бы ни сделали эти демоны, от них не останется и мокрого места. Чу Ваньнин не мог поверить, что все это затеяно ради благосклонности бывшей наложницы.              — У госпожи Сун Цютун длинные руки, ты себе даже не представляешь, насколько. Тасянь-Цзюнь не доберется до нее, — сказал второй.              — До нас, — поправил его первый.              — Именно.              Демоны приблизились, оскал исказил их лица, глаза засветились, как у кошек в темноте. Один из них сжал ханьфу на груди Чу Ваньнина и вздернул так, чтобы видеть его лицо.              — Как далеко вы зашли? Мне любопытно, — спросил демон.              Второй обошел его сзади и положил руки на спину.              — Было бы хорошо, если Тасянь-Цзюнь не успел тебя попробовать, тогда его отчаяние будет таким сладким.              — Ну как, он уже сломал твои обеты? Судя по тому, какая чистая у тебя кожа… — сказал первый, стягивая с его плеч одежды. — Ни единой любовной отметки… Мы будем первыми.              — Что Тасянь-Цзюнь должен был попробовать? — спросил Чу Ваньнин, ошеломленный их словами больше, чем ядом.              — Госпожа всегда знала, на кого упадет взгляд императора. Похотливое животное, — сказал второй, прижимаясь всем телом к Чу Ваньнину.              — Ранил нашу прекрасную госпожу своим пренебрежением. Сун Цютун достойна зваться императрицей.              Первый потянул его за плечи, вздернув так, что Чу Ваньнин оказался заключен меж двух демонов как птица в клетке. Сознание слабело, теперь он видел только мутные пятна перед собой, а голоса сливались в один шумный поток.              — Она выдумала влечение Тасянь-Цзюня и потому велела убить меня? — спросил Чу Ваньнин, дергая сплетенными руками из последних сил.              Оба демона рассмеялись.              — Убить? Тогда ты останешься в его мыслях прекрасным заклинателем, погибшим за его грехи. Быть может, Тасянь-Цзюнь сохранит любовь к тебе и будет оплакивать всю оставшуюся жизнь.              Голова Чу Ваньнина кружилась, но он пытался понять, о какой любви говорили демоны. Получается, Сун Цютун узнала, что Тасянь-Цзюнь навещает его в павильоне, и решила, что между ними есть любовная связь. Чу Ваньнин рассмеялся бы, не будь он в таком положении. Это натура Тасянь-Цзюня — быть игривым и дерзким, едва оставаясь на грани приличий.              — Госпоже нужно совсем другое, — вернул его в реальность голос второго демона. Тот прижался губами к его уху, руки двинулись от груди вниз, стаскивая по пути одежду. — Но если ты станешь еще одной выебанной дыркой, грязной и испорченной, то он не сможет относиться к тебе как прежде.              С этими словами Чу Ваньнина толкнули вперед, и он упал лицом в паучьи лилии; сок раздавленных цветов окрасил его щеки, запах земли проник в ноздри. Его тело было слабым как никогда, а по груди растекался холод от того места, где медальон примерз к его коже. И ведь Чу Ваньнин сам надел на себя проклятое украшение — так спешил к Тасянь-Цзюню на помощь. Нельзя было сближаться с ним, показывать, что он человек, потому что люди поддаются эмоциям, а заканчивают вот так.              — Иди сюда, — сказал демон за спиной, хватая его за волосы.              Второй демон, стоявший перед ним на коленях, одной рукой распустил завязки на штанах, второй задрал подбородок Чу Ваньнина…              А потом спину обдало жаром, и влага пролилась на кожу Чу Ваньнина, пропитывая остатки одежд. Следом демон перед Чу Ваньнином осел на землю. Его тело подергивалось, но изо рта не доносилось ни звука.              Чу Ваньнина больше не стискивали чужие руки и не связывали ядовитые цветы. Кто-то мягко опустил его на землю, снимая остатки стеблей с его тела.              — Давай, давай, — шептал голос. — Приходи в себя.              Чу Ваньнин дернулся, увидев перед собой лицо очередного демона, но свет нечеловеческих глаз погас, кожа посветлела, острые черты сгладились, и он понял, что смотрит на Мо Жаня.              — Это я, Юйхэн. Это я. Не закрывай глаза.              Мо Жань прижал край своей мантии к лицу Чу Ваньнина и стер со щеки кровь и алый сок. Его руки дрожали.              — Я отнесу тебя в павильон. Пока мы на поляне, я не смогу помочь. Ты слышишь меня? — спросил Мо Жань, и в его голосе было столько тревоги, что Чу Ваньнин отчитал бы его за слабость, будь он в силах говорить. В конце концов, ничего страшного с ним не случилось.              — Если сможешь, держись за меня, Ваньнин, — сказал тот, подхватив его на руки.              Мо Жань поднялся и стремительным шагом вошел в лес, прижимая Чу Ваньнина ближе, чтобы уберечь от острых ветвей. Он сказал держаться за него, но Чу Ваньнин не мог даже руку поднять.              — Медальон, — прошептал он тихо-тихо, но Мо Жань тут же остановился, склонившись к нему, чтобы лучше слышать. — Сними с меня медальон.              Горячая рука Мо Жаня скользнула по его груди, мучая обмороженное тело. Ему пришлось поставить Чу Ваньнина на землю, чтобы освободить руку, и Чу Ваньнин без сил лежал в его объятиях.              — Сука, ты не представляешь, что я с тобой сделаю. Я найду тебя и буду резать на куски годами, — сдавленно бормотал Мо Жань, разрывая цепочку с медальоном.              Как только он сбросил проклятое украшение с его шеи, Чу Ваньнин наконец смог вдохнуть полной грудью.              — Теперь станет легче, Ваньнин. Скоро придем, — сказал Мо Жань и снова подхватил его на руки.              Туман слабости рассеялся, и Чу Ваньнин на пробу согнул пальцы, потом руку. Он поднял голову и посмотрел на Мо Жаня. В сердце поднималась горячая благодарность и еще одно, незнакомое чувство. Раньше оно его не посещало, потому Чу Ваньнин не смог дать ему название.              Вскоре они добрались до павильона, и Мо Жань устроил его на захламленной постели, проверяя поток ци. Он хмурился, сжимая запястье Чу Ваньнина снова и снова. Внутренние потоки силы перекрывала плотина, и даже у Мо Жаня не получалось ее разрушить.              — Я знаю, что за яд был в цветах, — сказал он наконец. — И не могу сказать, как долго твой организм будет с ним бороться и справится ли вообще. Но в демонической крови яд сгорит почти без остатка.              — Почти? — спросил Чу Ваньнин.              — Так, легкая лихорадка, вот и все, что я почувствую, — отмахнулся от его беспокойства Мо Жань. — Но мне придется уйти, Ваньнин. Я поставлю барьер над павильоном и охранников у твоей двери, им можно доверять.              — Нам не стоит разделяться, — сказал Чу Ваньнин. — Кто знает, сколько еще прихлебателей Сун Цютун скрывается на пике? Ты ведь не нашел ее?              — Ты знаешь? — спросил Мо Жань с неясной тревогой в глазах. — Я потерял ее след на землях секты Жуфэн и поспешил обратно. Сун Цютун нашла себе покровителя из заклинателей, и она расплатится с ними знаниями о демонах и Пепельных Землях. Но я все равно достану ее, не переживай, Ваньнин.              Он снова сжал запястье Чу Ваньнина и постепенно принял свою демоническую форму. Его брови сошлись на переносице, дыхание участилось, и то, что сковывало силу Чу Ваньнина, начало растворяться. Поток, сильнее его собственной ци, смыл преграду на своем пути.              — Вот так, — сказал Тасянь-Цзюнь и поднялся с постели. — Не беспокойся, я все исправлю.              Чу Ваньнин хотел спросить еще много чего, но Тасянь-Цзюнь и правда выглядел больным. Его смуглая кожа сделалась пепельной, губы сжались в тонкую линию, дыхание участилось.              — Мне нужно справиться с ядом, но я скоро вернусь. Ладно?              Не дожидаясь ответа, Тасянь-Цзюнь стремительно покинул павильон, оставив Чу Ваньнина на постели в полной растерянности.              Он поднялся на ноги — боль и слабость отступили.              Чу Ваньнин распрямился и осмотрел себя: ханьфу покрывали зеленые и красные пятна, на спине ткань стала жесткой от крови. Он стянул одежду с отвращением. Чу Ваньнину не хотелось идти в таком состоянии в купальни, поэтому он быстро ополоснулся в холодной воде пруда и надел чистые одежды. Вместе с грязью на теле он смыл с себя остатки слабости и следы чужих прикосновений.              Оглядываясь назад, стало ясно, что Чу Ваньнин повел себя как дурак: доверился незнакомому демону, выполнил без раздумий все его приказы и не смог постоять за себя. Если бы не Тасянь-Цзюнь…              Мысли вернулись к яду, который тот забрал из крови Чу Ваньнина. Тасянь-Цзюнь сказал «почти». Сгорит в демонической крови почти без остатка. Никто не знает, что случилось с Тасянь-Цзюнем, и он, конечно, никому не доверит ухаживать за собой. Слишком опасно императору показывать свою слабость.              Чу Ваньнин поднялся и сделал шаг к дверям, но остановился. Он никогда не интересовался, в каких покоях разместили Тасянь-Цзюня.              Он вышел из павильона и увидел, что его двери охраняли братья демоны.              — Чу-сяньшэн, — поклонились те.              — Отведите меня к Тасянь-Цзюню, — велел Чу Ваньнин.              Братья переглянулись. Ему показалось, или один из них ухмыльнулся?              — Как пожелает Чу-сяньшэн.              Путь до комнат Тасянь-Цзюня показался Чу Ваньнину слишком коротким, и он неуверенно сжал края рукавов, прежде чем постучать. Он мог бы оставить братьев-демонов сторожить покой Тасянь-Цзюня и вернуться в павильон, но был согласен с тем, что предателей может быть больше. Своей беспечностью он вновь поставит Тасянь-Цзюня под удар.              — Оставайтесь здесь, — сказал он и толкнул створку.              Чу Ваньнин вошел в комнату и поспешно закрыл дверь, не желая, чтобы демоны увидели лишнее. Он огляделся с любопытством и настороженностью. На полу валялась черная мантия Тасянь-Цзюня, и дальше за ней остальные вещи лежали в беспорядке, будто тот сбрасывал их, как только зашел в комнату.              «Лихорадка настолько сильная?» — с волнением подумал Чу Ваньнин.              — Мо Жань? — позвал он.              Вместо ответа он услышал короткий стон и пошел быстрее, туда, где за тонкими занавесями скрывалась постель Тасянь-Цзюня.              — Ваньнин? — услышал он низкий хрипловатый голос. — Какого черта ты пришел?              — Чтобы помочь, — сказал он, не решаясь отдернуть полог. — Я принесу холодной воды и чистую ткань.              Чу Ваньнин не пытался сдвинуть полог, понимая, что за ним Тасянь-Цзюнь полностью обнажен. Через тонкую ткань он видел только контуры его тела и старался смотреть куда угодно, чтобы не смущать своим взглядом.              — Мне не нужно облегчать лихорадку, глупый даос, — сказал Тасянь-Цзюнь и застонал. — Напротив, я должен гореть как можно сильнее.              Гореть? Звучало опасно.              — Тогда я прослежу, чтобы тебе не стало хуже. И никто не потревожит тебя, пока ты исцеляешься.              — Ты мне не поможешь. Уходи, — сказал Тасянь-Цзюнь. — Лучший способ разгорячить кровь и ускорить уничтожение яда — это возбуждение. Твои обеты только помешают.              — Какие еще обеты?              — Воздержание, безбрачие?.. — чуть вопросительно сказал Тасянь-Цзюнь. — Об этом говорили ученики на пике.              — Это правда, я не собирался вступать в брак, но это мой выбор, мне не хотелось. А не потому… — Чу Ваньнин вспыхнул, сердце застучало так сильно, что он на мгновение даже оглох. — Все думали, что моя сила кроется в отказе от совокупления? — спросил он, уже с гневом. — Сюэ Чжэнъюн даже пытался найти мне жену… Я просто раньше не видел нужды в этом!              — Раньше?              Чу Ваньнин проигнорировал неуместный вопрос и задал встречный:              — Ты хочешь, чтобы я ушел?              — Нет, — ответил Тасянь-Цзюнь.              — Что мне сделать?              Тасянь-Цзюнь надолго замолчал, только его быстрое дыхание нарушало тишину спальни.              — Я сам, — сказал он наконец, будто через силу.              — Делай все, чтобы получить облегчение. Я не уйду, — сказал Чу Ваньнин с уверенностью, которой на деле не испытывал. — Какой бы метод ты ни использовал.              — Ваньнин, — с обреченностью протянул Тасянь-Цзюнь. — Ну что с тобой делать?              Уши Чу Ваньнина загорелись от смущения, но он протянул руку за полог и сжал запястье Тасянь-Цзюня.              — У тебя ци в беспорядке, — сказал он. — Нельзя оставлять тебя одного. Если ты не хочешь, чтобы я видел…              Чу Ваньнин освободил руку, сдёрнул с волос белую ленту и завязал узлом, закрывая глаза.              — Моя очередь позволить тебе сохранить лицо, — с этими словами он снова протянул ладонь и встретил руку Тасянь-Цзюня.              Чу Ваньнину следовало бы выйти за порог и посторожить у дверей, но в теле Тасянь-Цзюня бушевала сила — могло и до отклонения ци дойти. Лучше следить за духовной энергией Тасянь-Цзюня, пока он не исцелится.              — Раз нет обетов, — Тасянь-Цзюнь говорил медленно, словно боролся с собой, — тогда останься. Просто побудь рядом, не надо ничего.              Чу Ваньнин ощутил неясное движение на кровати.              — Я буду ублажать себя, — прямо сказал Тасянь-Цзюнь. — Чем сильнее возбуждение, тем быстрее яд сгорит в моей крови.              Чу Ваньнин дернулся, а потом вспомнил, как безрассудно разбрасывался обещаниями. Он не намеревался отступать.              — Раз надо, то делай, — сказал Чу Ваньнин и понадеялся, что Тасянь-Цзюнь не заметил, как вспотела его ладонь от волнения. — Никто не нападет на тебя, пока я рядом.              После его слов Тасянь-Цзюнь переплел их пальцы и легонько сжал ладонь — казалось, что он успокаивал Чу Ваньнина. Или себя. Чу Ваньнин никогда не практиковал самоудовлетворение, поэтому не совсем понимал, насколько это действо может быть трудным.              Наконец Тасянь-Цзюнь сдвинулся и улегся удобнее, а потом выдохнул долго, с наслаждением, будто получил то, чего давно хотел.              С завязанными глазами Чу Ваньнин отчетливо слышал каждый вздох, каждый скрип. Дыхание Тасянь-Цзюня потяжелело, движения стали ритмичными, и скоро он услышал тихие влажные звуки, и чем дольше Тасянь-Цзюнь делал то, что делал, тем громче они становились.              Пальцы Тасянь-Цзюня то сжимались, то почти отпускали ладонь Чу Ваньнина.              Вскоре к шумному скольжению присоединились стоны. Тасянь-Цзюнь начал двигать не только рукой — все тело выгибалось на постели. И временная слепота Чу Ваньнина играла с ним злую шутку. Хоть Тасянь-Цзюнь держался только за его ладонь, казалось, что тот трогает Чу Ваньнина в совсем другом месте.              Стоны звучали то громче, то тише, словно Тасянь-Цзюнь закусывал губу, стараясь сдержаться, но когда дыхание его начало срываться, он толкнулся бедрами сильнее и на выдохе позвал:              — Ваньнин!              И после этого изо всех сил сжал его руку.              — Все хорошо? — спросил Чу Ваньнин обеспокоенно.              — Хорошо, — сдавленно застонал Тасянь-Цзюнь.              Чу Ваньнин стиснул его запястье, отсчитывая пульс — сердце Тасянь-Цзюня билось так быстро, что ему стало страшно. Вдруг не выдержит?              — Помогло? — спросил Чу Ваньнин, сглатывая, чтобы смочить пересохшее горло.              Тасянь-Цзюнь молчал, Чу Ваньнин слышал только громкое дыхание и невольно дышал в такт. Со временем и сердцебиение, и потоки ци у Тасянь-Цзюня успокоились.              — Помогло, — медленно сказал Тасянь-Цзюнь.              Чу Ваньнин вскочил с кровати, пошатнулся, но устоял и сдёрнул с глаз повязку.              — Сейчас вернусь.              Он прошел вглубь комнаты, взял со столика кувшин с водой и достал из рукава чистый платок.              — Вот.              Чу Ваньнин осторожно отодвинул занавесь. Тасянь-Цзюнь посмотрел на него странно — с улыбкой, но без насмешки.              Чу Ваньнин принялся обтирать покрытое потом лицо, а Тасянь-Цзюнь довольно жмурился, подставляясь под прохладные прикосновения. Чу Ваньнин опять смочил и выжал платок, а потом подал его Тасянь-Цзюню.              — Спасибо, великий целитель Чу. Я опять здоров, — привычным игривым тоном сказал Тасянь-Цзюнь.              — Насмешник, — пробормотал Чу Ваньнин.              За дверями послышались голоса, и он встрепенулся.              — Где Учитель? Ушел в патруль? — спрашивал у кого-то Сюэ Мэн.              В ответ раздался спокойный голос Сюэ Чжэнъюна:              — Его нет в павильоне, но это ничего не значит, успокойся, Мэн-эр.              Чу Ваньнин поднялся, но Тасянь-Цзюнь поймал его за руку.              — Не стоит сейчас выходить, ты красный от смущения и пахнешь сексом.              — Что?              Чу Ваньнин невольно принюхался, а потом бросил взгляд на испачканную руку Тасянь-Цзюня, в которой теперь лежал его платок.              — Сюэ Мэна легко обдурить, но дядя быстро сделает правильные выводы.              — Неправильные! — шепотом возмутился Чу Ваньнин.              — Пойду в купальню, — сказал Тасянь-Цзюнь, поднимаясь с постели безо всякого стыда, несмотря на наготу. — Подожди, не выходи сразу.              Чу Ваньнин подскочил и схватил лежащую на полу мантию. Тасянь-Цзюнь подавил смешок, но принял одеяние. Не слишком плотно запахнув нижние одежды, он отправился в другую комнату, и Чу Ваньнин остался наедине с совершенным поступком.              Тасянь-Цзюнь сказал, что от него пахнет сексом. Чу Ваньнин невольно потянул носом, глядя на развороченную постель. Пахло резко, но запах казался притягательным, таким, что хотелось раскинуться поверх испачканных простыней и сделать глубокий вдох.              В конце концов, он так сильно устал за этот день. Его тело еще не оправилось после отравления. Синяки ныли…              — Мне жаль будить моего заботливого даоса, но настал час крысы, — услышал он мягкий голос. — Если ты не уйдешь сейчас, то жители пика могут увидеть, как утром из моих покоев выходит старейшина Чу Ваньнин. Я не против, не подумай, — сказал Тасянь-Цзюнь, проводя пальцами по его плечу.              Чу Ваньнин быстро сел на постели, все еще рассеянный после сна.              — Ты уснул, пока я купался. И при этом захватил всю постель. Но я решил, что несколько часов сна тебе не помешают.              Чу Ваньнин потер лицо, чувствуя смятение: он уснул на кровати, на которой Тасянь-Цзюнь ублажал себя.              — Останешься, Ваньнин? — спросил тот, его взгляд был серьезным и внимательным.              Тасянь-Цзюнь весь вечер обращался к нему так фамильярно, но Чу Ваньнин не потрудился его поправить. Внутри скапливалось томление; разум нашептывал ему вернуться в постель, тепло, спокойствие. Что будет, если он скажет «да»?              — Нет, нет, — Чу Ваньнин торопливо спустил ноги с кровати и поднялся. — Я… мне…              Он заставил себя отвернуться и пойти к выходу.       

***

             Итак, никаких обетов.              Тасянь-Цзюнь откинулся на кровати, улыбнувшись своим мыслям. Но радость его длилась недолго — в лесу ждали предатели, с которыми он еще не закончил. С другой стороны, проклятье, наложенное на обоих демонов, хорошенько подготовит их к утреннему разговору. Да, пусть сполна насладятся тем, что задумали сотворить с Чу Ваньнином, его дорогим Юйхэном.              Тасянь-Цзюнь перевернулся на бок и нахмурился.              Как он и боялся, его подчиненные заметили, какое внимание он оказывает Чу Ваньнину, и сделали выводы. Бесстыдные демоны наверняка попытаются заполучить расположение Чу Ваньнина, в надежде влиять на Тасянь-Цзюня через постель.              К сожалению или к счастью, Чу Ваньнин и без обетов был невинным человеком, который понятия не имел, какой властью над Тасянь-Цзюнем он обладал.              — И этот чистый человек держал меня за руку, пока я дрочил на его голос и запах, — пробормотал он.              Тасянь-Цзюнь вздохнул и снова перевернулся на спину. Завтра делегация должна отправиться обратно в Пепельные Земли. Он ни черта не успевал.              Сон пропал окончательно, и Тасянь-Цзюнь пошел собирать дары для своего драгоценного даоса. Оставалась последняя возможность перед разлукой начать полноценные ухаживания. Раз Чу Ваньнин может вступить в брак, стоило действовать быстро. Стремительное нападение часто решало исход битвы.              Тасянь-Цзюнь задумчиво бормотал, перебирая сокровища, которые взял с собой на случай взяток и подкупов. Ничего из этих безделиц не смело сравниться с красотой Чу Ваньнина, ни одно не могло показать глубину привязанности Тасянь-Цзюня. Ничего толкового, никакого выбора. Вздохнув, он уложил все, что нашел, в три массивных сундука и расстроенно почесал макушку. Ну, лучше попытаться, чем отступить.              Ранним утром Тасянь-Цзюнь вернулся на поляну и занялся червями, которые посмели прикоснуться к Чу Ваньнину. Все это время он сдерживал ярость и страх —боялся думать о том, что мог не успеть — но, добравшись до поляны, он выпустил все напряжение вместе с кишками преступников.              Конечно, демоны-перебежчики ничего не знали, кроме того, что Сун Цютун посулила им жизнь в секте Жуфэн. Но она не планировала брать их с собой — Тасянь-Цзюнь был в этом уверен — так что не раскрыла никаких подробностей. Он снова наложил на демонов заклятие, продлевающее агонию и не позволяющее умереть сразу, и вызвал братьев Мэй Ханьсюэ. Тасянь-Цзюнь велел упаковать эту падаль в самую дальнюю повозку и забрать с собой — не годилось оставлять мусор на землях Сюэ Чжэнъюна.              Итак, все дела были переделаны: кровь смыта, новые одежды надеты, дары распределены между слугами-носильщиками.              Тасянь-Цзюнь сглотнул.              Одна его часть кричала, что он только опозорится, если начнет ухаживание с таких жалких подарков, а другая умоляла сделать хоть что-то, прежде чем они с Чу Ваньнином расстанутся.              — Отправляемся, — велел он слугам.              Его императорская мантия тихо шелестела, касаясь каменных плит. Слуги молчали, Тасянь-Цзюнь молчал, даже птицы, казалось, не пели. В воздухе висело напряжение.              У Павильона Алого Лотоса он коснулся ворот, чувствуя, как на него реагирует защитный барьер. Это было его собственное заклинание, и Чу Ваньнин не наложил другого. Тасянь-Цзюнь толкнул створку и вошел во двор — следом просеменили слуги, опустили сундуки на истершийся от времени камень, поклонились и поспешили скрыться.              — Тасянь-Цзюнь? — услышал он удивленный голос.              Чу Ваньнин вышел из павильона, уже одетый и причесанный, словно встал давным-давно.              — Тебе нужна помощь? — спросил он, нахмурив брови.              Другой решил бы, что Чу Ваньнин недоволен ранним визитом, но Тасянь-Цзюнь раскусил его — Чу Ваньнин волновался. Его лицо часто выражало не то, что он чувствовал на самом деле. То ли так скрывал свои чувства, то ли не умел по-другому. Не важно, Тасянь-Цзюню все нравилось.              Он улыбнулся и сказал, вспоминая прошлую ночь:              — Этот достопочтенный чувствует себя превосходно. Но рад, что Ваньнин готов протянуть руку помощи.              Чу Ваньнин замер, потом кончики его ушей покраснели, и он отвел взгляд. И заметил сундуки. Он с недоумением посмотрел на них: три в ряд, те стояли посреди двора.              — Небольшой подарок, — сказал Тасянь-Цзюнь и поспешил откинуть крышки сундуков.              Внутри первого лежали золотые слитки. Во втором, меньшем, хранились драгоценные камни, а в третьем — украшения. На лице Чу Ваньнина одно за другим промелькнули удивление, замешательство и, наконец, недовольство.              — Что навело тебя на мысль, что мне нужны деньги? — спросил он. — Или это извинения за нападение? Так знай, ты ничего мне не должен.              — Это не благодарность, а подарок от чистого сердца, — сказал Тасянь-Цзюнь, незаметно вытирая о мантию вспотевшие ладони. — У меня много золота, ты не думай.              — К чему оно мне?              — На золото много чего можно купить, — сказал Тасянь-Цзюнь. — Почти все!              — Зачем мне что-то себе покупать? — спросил Чу Ваньнин и потер переносицу.              — Чтобы стать счастливым, — ответил Тасянь-Цзюнь.              Он когда-то мечтал получить много-много золота и есть вдоволь, спать в тепле на мягкой перине. Он и Чу Ваньнину желал самого лучшего, но не подумал, что человеку, который всегда жил в достатке, такие мечты покажутся невероятно глупыми.              — Счастливым? — приподняв брови, переспросил Чу Ваньнин.              — Ну, что тебя порадует? — спросил Тасянь-Цзюнь с досадой, окончательно осознав, что такой, как Чу Ваньнин, не обрадуется этому грубому подарку.              Чу Ваньнин подошел ближе, с любопытством заглядывая в сундуки, а Тасянь-Цзюнь воспрял духом и посмотрел на него с надеждой. Но когда изящная, но сильная рука по очереди захлопнула каждую крышку, он поник.              — Тогда я желаю получить образец пепла с твоих земель. — Чу Ваньнин задумчиво постучал пальцем по подбородку и добавил: — И путешествие к Разлому.              Тасянь-Цзюнь замер.              — Погоди-погоди. А золото?              — Сказал же, мне оно ни к чему              — Если не золото… Ваньнин! Я отдам тебе весь пепел с моих земель.              — Весь мне не надо, — проворчал тот.              Его уши покраснели, а пальцы принялись теребить подвеску на поясе.              — Я хочу остаться! — выпалил Тасянь-Цзюнь. — На пике.              — Не выдумывай, — нахмурился Чу Ваньнин. — Не забывай о своих обязанностях. И впереди трудное время, перестань тратить время на развлечения, еще несколько дней отсутствия — и твоя империя развалится, а Сун Цютун и орден Жуфэн начнут действовать.              — Я не то… Ваньнин, — сказал Тасянь-Цзюнь, его сердце стучало все сильнее. — Я хочу совсем остаться. С тобой.              Чу Ваньнин уставился на него испуганно.              — Зачем? — спросил он.              Тасянь-Цзюнь хотел малодушно пойти на попятный, сказать, что пошутил, или что воздух тут хороший и ему не хочется обратно в свои владения. Но он был императором, а не трусом.              — Чтобы всегда быть рядом, потому что не рядом не хочу.              Он поморщился, — красноречие не входило в список его достоинств. Но Чу Ваньнин не рассмеялся, он посмотрел себе под ноги и закусил губу, словно подбирал слова. Тасянь-Цзюнь только надеялся, что не для отказа.              — Ты должен уйти. Помолчи, — остановил он возражения Тасянь-Цзюня. — И ты уйдешь, потому что сиюминутные прихоти не должны влиять на тебя, ты отвечаешь за свой народ. Но…              Чу Ваньнин поднял взгляд, но тут же уставился куда-то за плечо Тасянь-Цзюня.              — Мы больше не враждуем, — сказал он. — Никто не запретит мне патрулировать границу, а тебе пересекать ее. Поэтому…— начал он неуверенно. — Поэтому мы скоро встретимся снова, — закончил Чу Ваньнин уже твердо.              И посмотрел Тасянь-Цзюню в глаза.              — Так что поспеши уладить дела. Я пришлю сообщение, когда отправлюсь к границе.              Тасянь-Цзюнь стремительно подошел и обхватил его, мягко прижимая к себе. Плечи Чу Ваньнина сначала напряглись, а потом он выдохнул и обнял его в ответ. Они так ни в чем друг другу и не признались. Но раз Чу Ваньнин готов прийти к нему, Тасянь-Цзюнь готов был смириться с разлукой.