Этот достопочтенный собрался ухаживать

      Днем они до хрипоты спорили над картами и договорами, а вечером встречались в Павильоне Алого Лотоса, пили вино и болтали обо всем на свете.              Тасянь-Цзюнь заметил, что никто на Пике не заговаривает с Чу Ваньнином первым, только почтительно отвечает, если тот обращается. Чу Ваньнин оставался одиноким, отрезанный от остальных заклинателей своей безупречностью. Только семейство Сюэ относилось к нему как к живому человеку.              Но со временем Чу Ваньнин стал доверять не только Мо Жаню, но и императору Тасянь-Цзюню. Их дружеские перепалки продолжались теперь и на тренировках, и Тасянь-Цзюнь всласть лапал Чу Ваньнина, как в старые добрые времена. Чу Ваньнин краснел, пинался и требовал прекратить бесстыдство. Своим холодным тоном пытался остудить его пыл, а Тасянь-Цзюнь от этих приказов горел еще сильнее и представлял, как Чу Ваньнин командует им во время секса, оседлав его колени и насадившись на член.              Да, Тасянь-Цзюнь не перестал вожделеть его. Но к похоти примешалось новое чувство, из-за которого Тасянь-Цзюнь испытывал острое удовольствие даже от такой весьма целомудренной вещи, как расчесывание волос — Чу Ваньнин позволил ему это ровно один раз, слишком устав за день.              Так прошла неделя.              До заката он существовал в демоническом облике Тасянь-Цзюня, а вечером жил как простой человек по имени Мо Жань. Он продлил посольство под предлогом укрепления демоническо-людских отношений, при полной поддержке дяди, но Чу Ваньнин велел ему поскорее убираться к демонам, иначе от империи не останется и следа. Тасянь-Цзюнь с неохотой признал его правоту и объявил о том, что делегация покинет Пик Сышэн через два дня.              А потом их разоблачили.       

***

             — Слышали? К Чу Ваньнину повадился ходить мужчина, не из наших. Его видели у Павильона Алого Лотоса несколько ночей подряд.              Тасянь-Цзюнь шел к залу для собраний, когда услышал сдавленный шепот молодых заклинательниц. Он замедлил шаг и бросил едва заметный взгляд по сторонам, напрягая слух. В углу небольшого двора собралась стайка учениц Пика Сышэн, они-то и сплетничали всласть.              — Мужчина? Неужели Чу Ваньнин высек шицзе не потому, что она подглядывала за ним, а просто потому, что женщина? Каков развратник!              — Говорят, что тот мужчина красивый, высокий и ладно скроен. Я бы тоже не устояла.              Тасянь-Цзюнь ухмыльнулся.              — Шисюн принимает ставки. Я поставила на то, что это заклинатель из другой секты. Простому человеку не пробраться сюда.              Тасянь-Цзюнь шагал все медленнее, пока навстречу ему из зала не вышел младший Мэй Ханьсюэ.              — Ваше Величество, — приветствовал его тот с широкой улыбкой на лице. — Хорошо ли вам спалось?              Тасянь-Цзюнь бросил короткий взгляд через плечо — кучка сплетников продолжала с удовольствием перемывать косточки Чу Ваньнину. Но если заклинатели только догадывались, кем мог быть тот молодой мужчина, то Мэй Ханьсюэ прекрасно знал человеческий облик Тасянь-Цзюня и уже сделал свои выводы.              — Вот тебе и праведник, — прошептала одна из учениц, стоявших в тесном кружке, но Тасянь-Цзюнь ее прекрасно услышал. — Ходит такой весь из себя чистый, а на деле уже давно нарушил обеты. Как думаете, он потерял свои силы, раз больше не может идти по пути воздержания?              — Займется парным совершенствованием, — захихикала ее товарка.              Тасянь-Цзюнь развернулся, чтобы объяснить кое-что этим заклинательницам с грязным языком, но тут, с предельным почтением, его остановил Мэй Ханьсюэ.              — Ваше величество, — зашептал тот. — Не давайте им повод выдумать что-то совсем несусветное. Чего доброго, решат, что их старейшину навещает сам император.              Тасянь-Цзюнь замер.              Давненько он не терял над собой контроль, а Мэй Ханьсюэ прав — не стоит обращать внимание на этих червяков и подбрасывать дрова в костер сплетен.              Но обеты станут серьезной проблемой.              Нет, Тасянь-Цзюнь дорожил своим другом, но при этом мечтал втрахивать Юйхэна в кровать до тех пор, пока тот не начнет плакать и кричать от удовольствия.              Обеты, блядь. Они рушили эту чудесную картину.              Тасянь-Цзюнь как наяву представил, что Чу Ваньнин хмурит брови и говорит:              — Грязное животное, ты запачкаешь меня одним своим взглядом! Бессмертный Бэйдоу никогда не будет скакать на твоем члене, как обычная наложница. Никогда, — Чу Ваньнин задрал нос: — не станет облизывать твой член и раздвигать ноги, приглашая трахнуть себя. Ты понял?              Тасянь-Цзюнь без сил опустился на каменную скамью, стоявшую у входа в зал собраний. Мэй Ханьсюэ сел рядом, глядя на него понимающим взглядом.              Ночь без обязательств не устраивала Тасянь-Цзюня, тем более, раз их связь в итоге повредит совершенствованию Чу Ваньнина. Если бы в нем говорила одна лишь похоть, он бросил бы ухаживания — дырок на свете много, а друзей мало.              Но… В груди заболело, как только он представил, что делает шаг назад, отказываясь от близости с Юйхэном. Такое будущее Тасянь-Цзюню совсем не понравилось. В конце концов, те дуры высказали здравую мысль — есть еще парное совершенствование, так что силы Чу Ваньнину он рано или поздно вернет.              Итак, этим вечером Тасянь-Цзюнь даст понять Юйхэну, что серьезен и намерения его чисты. Признается, что мечтает сделать его не любовником, а самым что ни на есть законным мужем. И сделает. Тасянь-Цзюнь не позволит идиотам зубоскалить, обвиняя Чу Ваньнина в распутстве.              Он поднялся и с хмурым видом прошествовал в зал собраний. Там, за длинным столом, уже занял свое место Чу Ваньнин и мирно общался с Сюэ Чжэнъюном, не подозревая об опасных слухах. Тасянь-Цзюнь залюбовался острым взглядом, который тот бросил на него из-под прямых бровей, чуть сведенных к переносице. Чу Ваньнин завораживал — как всегда, идеальная осанка, скупость в движениях. Осязаемое благородство — вот что он собой представлял.              — Ваше Величество, — тихо позвал Мэй Ханьсюэ.              Он указал на пустующее место за столом.              Все переговоры Тасянь-Цзюнь размышлял о том, как бы половчее подвести вечерний разговор с Чу Ваньнином к теме их свадьбы, потому отвечал рассеянно и подписывал все, что ему подсовывали, до тех пор, пока Чу Ваньнин не перехватил его руку и не спросил с издевкой, готов ли он отдавать треть добытой лекарственной смолы старейшине Таньлану.              Тасянь-Цзюнь помотал головой, а потом бросил взгляд на хмурого старейшину, который не обрадовался вмешательству Чу Ваньнина. Только после этого он пришел в себя и смог завершить встречу, не ударив в грязь лицом. Ну, если только совсем немного.              Правила приличия предписывали ему разделить ужин с Сюэ Чжэнъюном, чтобы закрепить дневные договоренности, и он едва не подпрыгивал на стуле, желая поскорее расправиться с делами и рвануть к Чу Ваньнину. Когда последнее угощение было подано, Тасянь-Цзюнь открыл рот, чтобы извиниться и покинуть дядю, но дверь распахнулась, и в обеденный зал вошел запыхавшийся демон-посыльный.              Он глубоко поклонился и сказал дрожащим голосом:              — Срочное донесение для Его Императорского Величества.              Тасянь-Цзюнь переглянулся с Сюэ Чжэнъюном, а потом поманил гонца к себе.              — Спешу доложить, что покои наложницы Сун Цютун пусты. Двое охранников пропали. Прикажете начать поиски?              Сучка!              Тасянь-Цзюнь забарабанил пальцами по столу. Сун Цютун знала слишком много о демонах и о Тасянь-Цзюне лично. Она не стала бы сбегать в неизвестность, а путь в Пепельные Земли ей заказан. Скорее всего, она продалась заклинателям из числа тех, кто выступал против мирного соглашения.              — Этот достопочтенный лично займется проблемой.              — Жань-эр? — с тревогой позвал его Сюэ Чжэнъюн.              — Мне действительно пора, — сказал он с досадой.              Сюэ Чжэнъюн проницательный человек, он быстро соберет воедино слухи и намеки, если Тасянь-Цзюнь попросит предупредить Чу Ваньнина о его отъезде. Он извинится позже, а сейчас главное — перехватить Сун Цютун.              Эта крыса, загнанная в угол, решила кусаться до последнего.