Этот достопочтенный собрался ухаживать

      Все пошло наперекосяк после встречи со змеей Сун Цютун.              С того момента, как Тасянь-Цзюнь прогнал эту шлюху, Чу Ваньнин ни единого взгляда ему не подарил. Сидел рядом, но бездарно изображал незнакомца.              Дрянной заносчивый даос, конечно, ему было стыдно за то, что он выхаживал Тасянь-Цзюня. Сидел такой красивый и морщил нос, будто рядом с ним кусок дерьма положили.              Но ведь его Юйхэн не был ни высокомерным, ни злым.              В первый день он кормил Тасянь-Цзюня с ложки. Каша пригорела, и большая часть за время еды осталась на его лице, но было вкусно. А в один из вечеров Тасянь-Цзюнь устроил больную голову на коленях у Юйхэна и капризничал, а тот ругал его, но все равно гладил по голове.              — Расскажи мне историю на ночь, — потребовал тогда Тасянь-Цзюнь.              — Я плох в рассказах.              — Давай хоть детскую сказку.              — Я не знаю ни одной.              — Да ну? Такая дырявая память?              Тасянь-Цзюнь не получил ответа, и его голос стал мягче:              — Юйхэн, — позвал он тихо. — Тебе ведь рассказывали сказки? Хоть одну?              Тот продолжал молчать.              — Тогда я расскажу! — выпалил Тасянь-Цзюнь.              Он вспомнил дурацкую сказку про заячьи хвосты, только маленьким детям рассказывать, но Юйхэн терпеливо его слушал, и не насмехался.              Получается, Чу Ваньнин сразу знал, кто он, но не добил, а выходил, не шантажировал и не просил ничего взамен. У Тасянь-Цзюня такое было только два раза в жизни, а потом все только за деньги.              Но Чу Ваньнин просто так все дал, а потом соврал, что не хочет иметь с ним никаких дел. Зачем тогда помогал? Врал. Соврал!              Юйхэн мог взять его в плен и заставить принять все условия перемирия — ну, хотя бы попытаться. Но он этого не сделал и даже не назвался настоящим именем. Нёс чушь про долг. Тасянь-Цзюнь был слаб, раз попал под удар, Чу Ваньнину не за что было отплачивать ему.              И Тасянь-Цзюнь, даже после холодного приема, не перестал вожделеть его.              Когда он увидел Чу Ваньнина своими глазами, его страсть только ярче разгорелась — раньше Тасянь-Цзюнь не встречал такой красоты. У него в голове не укладывалось, что такой совершенный мужчина оказался еще и добрым. И сильным! Ведь кости Тасянь-Цзюня по-настоящему трещали в хватке священного оружия Чу Ваньнина.              Он бросил взгляд на своего прекрасного соседа. Белизну ханьфу разбавляла изящная синяя вышивка, заколотые волосы черной рекой текли по спине Чу Ваньнина. Тасянь-Цзюню хотелось прикасаться к нему, целовать, завладеть и назвать своим.              Хотя Тасянь-Цзюнь всегда знал, что его Юйхэн красив, но он и представить не мог, насколько. И он не хотел ссориться с Чу Ваньнином, он хотел поговорить. Почему, пока Тасянь-Цзюнь был слеп, рядом с ним жил словно бы другой человек? Куда Чу Ваньнин спрятал того дерзкого даоса?              После отвратительного пира Тасянь-Цзюнь вернулся в покои в совершенно неправильном одиночестве. Он снял украшения и мантию, встал перед зеркалом и сменил облик на человеческий — теперь на него смотрел Мо Жань.              Тасянь-Цзюнь повязал волосы простой лентой, надел неприметную черную одежду и отправился на встречу с Чу Ваньнином. На дворе стояла глубокая ночь, но он без стеснения постучался в павильон Алого Лотоса.              — Мо Жань? — спросил Чу Ваньнин из-за ворот.              Быть может, из-за неожиданного визита Тасянь-Цзюня он не успел войти в образ старейшины, потому голос его звучал так человечно, так мягко, совсем как у Юйхэна.              Но когда Чу Ваньнин открыл дверь, от его мягкости не осталось и следа.              — Сам Тасянь-Цзюнь явился с личным визитом. Чем обязан? — спросил он сухо.              — Давай, Юйхэн, не придуривайся, поговорим, как в старые добрые времена, — сказал Тасянь-Цзюнь, протискиваясь мимо Чу Ваньнина.              Он прошел по выложенной камнем дорожке и сел на скамью в беседке.              — Я закрою глаза повязкой, чтобы все как раньше, — сказал Тасянь-Цзюнь и стащил с волос ленту, закрывая глаза. — Вот, я тебя не вижу, так что понятия не имею, кто такой Чу Ваньнин. Знаю только моего благодетельного даоса Юйхэна.              Тасянь-Цзюнь похлопал ладонью по скамье рядом с собой. Пока он и сам не до конца понимал, зачем пришел. Быть может, настолько изголодался по близости, доверию и заботе, что решил броситься на первого встречного? Столкновение с Сун Цютун заставило острее ощутить свое одиночество и тосковать по тем дням, когда рядом с ним был человек, на которого он мог без страха положиться, чей голос хотел слушать часами, чьих прикосновений желал так, как человек в пустыне жаждал воды.              Тасянь-Цзюнь услышал вздох, а потом рядом сел Чу Ваньнин.              — Почему ты так цепляешься за те дни, Мо Жань? — сказал его даос. — Пора уяснить, что они закончились, нас ничто не связывает.              — Тасянь-Цзюня и Чу Ваньнина, может, и не связывает, — сказал он. — Глянь, что я стащил.              Тасянь-Цзюнь достал из рукава пару кувшинчиков.              — Я сегодня побывал на отвратительном пиру, Юйхэн. Представляешь, рядом со мной сидел красивый мужчина с таким гадким характером, что я не знал, чего больше хочу — поцеловать его или высечь.              — Мо Жань!              Чу Ваньнин вскочил, яростно фыркая.              Тасянь-Цзюнь рассмеялся — настолько легче у него стало на душе.              — Садись, садись, — сказал он, протягивая один кувшинчик в пустоту.              Чу Ваньнин принял его дар и снова сел.              — Как хорошо, что мой дорогой даос совсем не такой. Что он не судит человека только за то, что тот демон.              — Конечно, — хмыкнул Чу Ваньнин, и Тасянь-Цзюнь услышал, как он откупорил кувшин.              — А я видел сегодня одного заносчивого типа, который устроил безобразный скандал на глазах у почтенных старейшин.              — Мерзавец какой.              — Мне показалось, что у него была причина, пусть остальные решили, что он избалованный мальчишка и тиран.              Тасянь-Цзюнь не сразу ответил, прежде сделал глоток, наслаждаясь богатым вкусом вина.              — Я расскажу историю. Тебе ведь понравились мои сказки? В один из набегов банда демонов захватила прекрасную девушку и решила подарить её своему императору. Такая редкость, красавица, да еще полукровка, способная жить в Пепельных Землях. Император казнил бандитов, которые нарушили его приказ и напали на людей, а похищенной девушке предложил золото за вред, который его люди причинили, и возвращение на земли людей. Но девушка решила остаться, благодарная за спасение. Она заботилась об императоре и выказывала ему свое почтение и безграничную верность. Она сказала, что в этих диких землях ей живется радостнее, чем среди людей, которые относились к ней как к животному.              Чу Ваньнин нервно вздохнул и снова глотнул вина, а Тасянь-Цзюнь продолжил:              — Девушка убедила императора, что хотела бы навсегда остаться рядом с ним. Женой, наложницей или обычной служанкой, как пожелает ее господин. И он взял ее наложницей. Жена для императора — это риск, может быть, даже роскошь.              Но едва эта красавица легла в постель императора, как приближенные чиновники, советники, дворяне — все они начали ходить к ней, зная, что она может нашептать на ухо императору все, что ей скажут. И она шептала. А потом все женщины, которые искали благосклонности императора, начали пропадать, погибать или сходить с ума. Император не сильно интересовался этим до тех пор, пока не покалечили его соратницу, которая никогда не смотрела на него как на мужчину и жаждала воссоединиться со своим возлюбленным с человеческих земель. Она должна была войти в посольство и поехать на Пик Сышэн. Ждала этого почти десять лет.              Тасянь-Цзюнь залпом допил все, что осталось. Вино было горьким на вкус.              — Если бы эта девушка осталась верной императору, взял бы он ее в жены? — спросил Чу Ваньнин.              — Кто знает? В конце концов, даже императорам бывает одиноко.              Тасянь-Цзюнь с грустью поболтал в воздухе пустым кувшинчиком.              — Так что Юйхэну не следует делать поспешных выводов, не все, что выглядит как нежный цветок, такое же безобидное. И в этот раз Сун Цютун переступила черту. Она не запачкала руки, но я-то прекрасно знаю, кто подстроил нападение на Е Ванси.              Он чуть откинулся, опираясь на руки, его голова легонько гудела от вина.              — Той ночью я охотился на сбежавшую тварь, которая изуродовала Е Ванси, и сам попал в ловушку, — улыбнулся он. — Но ничуть не жалею об этом.              Они молча наслаждались компанией друг друга, пока Чу Ваньнин не вздохнул и не велел ему возвращаться в свои покои.              — Ах, из-за того, что у меня больше нет ленты для волос, я выгляжу как дикарь, — посетовал Тасянь-Цзюнь. — Мой дорогой даос не одолжит мне заколку? Что подумают обо мне люди, если я выйду из обители такого скромного человека с растрепанными волосами? Они могут решить, что этот даос набросился на своего гостя, и небеса только знают, что с ним сделал.              — Мо Жань!              Чу Ваньнин быстро встал и ушел, а Тасянь-Цзюнь улыбнулся, наслаждаясь ветром, скользящим по щекам. Иногда стоило не видеть, а только чувствовать.              — Сядь прямо, — велел ему Чу Ваньнин, вернувшись, и Тасянь-Цзюнь тут же принял добродетельную позу, сложив руки на коленях.              Чу Ваньнин, по-видимому, обхватил заколку губами, собирая волосы двумя руками, потом безо всякой нежности закрепил ее на волосах и велел:              — А теперь катись туда, откуда пришел, и не мешай добрым людям спать.              — Юйхэн совсем не добрый, раз прогоняет своего друга в ночь. Разве этот павильон не слишком большой для одного?              — Мо Жань, — сказал Чу Ваньнин без улыбки в голосе. — Тебе пора, я помогу дойти до выхода.              Он крепко схватил его за плечо и повел по тропинке. Скрипнули воротца, и Тасянь-Цзюнь получил легкий тычок в спину, так же, как когда Чу Ваньнин отводил его в лес по нужде.              Ухмыльнувшись воспоминаниям, он обернулся, стягивая повязку, но вход в павильон был закрыт.              — Спокойной ночи, — сказал Тасянь-Цзюнь негромко.