Преследующие солнце

Царство Чаньюэ, омывающееся благодатным морем, сегодня вместе с Цзысян праздновало победу — демоны, наводнившие северо-западную Цзысян, отправились восвояси. Какое же дело одному государству до второго? Но видели ли вы такое место, где не делились с давними союзниками чаркой вина? В спокойную весеннюю ночь демонская рать прорвала вековые печати, наложенные монахами, и эхо стенаний и стонов боли распространилось по ущельям. Под биение колокола, оповещающее об экстренной ситуации, они разрывали когтями грудные клетки, рогами вспарывали животы, насиловали женщин, утаскивали несчастных на свою землю. Даосское общество отражало атаку долгие дни, но не возымели должного успеха. Состоящие в храмах люди обладали в большем мастерстве созданием барьеров, чем боевыми искусствами, потому и оказались бы разгромленными, если вовремя подоспевшая армия Чаньюэ не дала им руку помощи в трудный момент. Общими силами получилось сначала отогнать демонов вглубь территории, пресекая возможность разбежаться по всему континенту, а затем уничтожить выживших, загнав туда, откуда они прибыли. Именно благодаря генералу Сун Цзысян человечество одержало победу. Будучи одним из семи столпов, его жизнь была ни вычурной, ни выставленной на всеобщее обозрение, — народ всегда любил людей светлых, простых и без дворянских заскоков, а генерал Сун являлся именно таким. Из всех почитаемых «драконов» нынешнего поколения, он первый подхватил меч и поднял клич по восточному Чаньюэ, собрав единомышленников и отвоевав то, что испокон веков принадлежало человечеству. Закрывшие границы империи пожалели о своем выборе и один за другим вступили в линию помощи, появившуюся за спиной генерала, словно хвост. Человек этот действовал из помыслов чистой души, ведь верил — если государство Чаньюэ попадет в оковы врагов, то ему тоже помогут неравнодушные к судьбе невинных граждан личности. Однако некоторые пытались пустить слух по простому люду, что корысть его не знает границ, и, увидев большой потенциал в открывающихся возможностях при сотрудничестве с монахами, стоящими во главе северо-западного королевства, мысли всеобщего любимца затуманились богатством и славой. Поэтому тот погнался сломя голову расправляться с захватившими землю демонами. Идиотские замашки на незапятнанную репутацию генерала Сун остались лишь замашками, не перейдя в что-то более масштабное. Правда, некоторые все-таки попали под чары, поверив бесстыдному вранью. Сам генерал Сун никогда не обращал внимания на своих ненавистников. Если они не представляют опасности, то пусть судачат о том, без чего жить не могут, раз уж так рьяно продвигают верования в полководца-узурпатора обществу. В столице часто появлялись странные идеи, но ему все равно нравился холодный ветер на пристани и плескающееся море; городские фонари, отражающиеся в спокойной глади. Не зря же тут продаются самые лучшие шелка и из каждого угла раздаются игры на струнах гуциня? Он покачивал головою в такт неизвестной мелодии, вокруг которой завивались чужие голоса и шум вечерней Юнсинь. Но, не беря во внимание редкие перепалки знати, здесь было спокойно. Даже тогда, когда было празднество, в Юнсинь сохранялось всеобщая неторопливость. Зачем торопится, если вся жизнь ещё впереди? Зачем торопиться, если всю жизнь уже прожил? Доски задребезжали под чужими ногами, и в генерала, стоящего поодаль у края моста, врезался мужчина. Запыхавшийся голос прорезал воздух: – Хватит бегать, ну же! Раб сбегает! Схватите его! Рабство не процветало только на горном хребте Цзысян — там жили одни лишь монахи, культивирующие жизнь, далёкую от мирских забот. Безмятежное лицо генерала Сун исказилось. Мужчина продолжил погоню дальше по пристани. Цзысян не успел разглядеть чужого лица, кроме как расползающегося фиолетового синяка под глазом. – Давайте! Быстрее! Топот преследующих раба пронесся перед повернувшимся генералом, обдав воздухом. Брови ещё сильнее сместились к переносице. Прищурившись, генерал Сун проводил их взглядом. Задержался на чужом разорванном рукаве, прежде чем раб исчез за углом дома. – Гэся Сун не наслаждается победой? Рука, напрягшаяся до вздутых вен, расслабилась на рукояти верного клинка. – М-м-м, – между двух пальцев, зажав курительную трубку, богато одетый юноша закурил, – Гэся Сун теряет возможность вкусно поесть. Генерал Сун, именованный гэся, смерил взглядом собеседника. – Прохлаждаясь на пристани. Улыбка на лице молодого гунцзы превратилась в ухмылку. Сквозь радостный смех детей и волны моря, прибивающие различные вещи к берегу Юнсиня, колокола вверху стены, окружающей город, пробили начало часа Быка. Люди собрались на пристани, наблюдая за звездным небом и луной, на которой сейчас, по небезызвестной легенде, нефритовый кролик подготавливается к приготовлению растительных эликсиров. Заклинатели расположились на крышах зданий, держа в руке чарку вина и крича снующим снизу солдатам подкинуть побольше алкоголя сюда, ввысь. Мелкие камешки затряслись на улицах, когда вода взбушевалась и разверзлась, являя поверхности демонического бога. Тень гигантских четырех голов, вытянувшихся на длинных шеях, затмила свет звёзд. Стало темно, как в пещере. С пригорья и скал посыпались полчища демонов, переползая через массивную стену или прогрызаясь через нее, бодая постройку острыми рогами, недавно представленными миру доблестными солдатами, вернувшимися с Цзысян. Колокола забились в лихорадочной манере, пока не затихли оттого, что ответственных за них пожрали заживо. Юнсинь, город песен и неторопливости, столицу Чаньюэ, заполонили демоны, втиснувшись в узкие переулки, давя собственных товарищей в смертельной давке. Морские приливы становились все выше и мощнее, затапливая пристань и забираясь в дома, сметая все на своем пути разбушевавшейся стихией воды. Несмотря на то, что генерал Сун гостил в столице, первые лучи солнца застали только разруху и погребенных под завалами людей, которым посчастливилось выжить. Первой вещью, зацепившей его взгляд, был знакомый изорванный рукав из синеватой ткани, прибитый волнами к хлипкой деревянной стенке, тут же обвалившейся от опершейся на нее женщины с маленьким ребенком в руках. Собственные пальцы, испещренные новыми мозолями, бросили меч в сторону. Струны гуциня затихли в Юнсинь, заменившись мертвой тишиной и звуком прибоя.