Obscura

Спустя тринадцать лет. — Умоляю, скажи, что это ты. — Намджун зауныло скулил в трубку, Чонгук едва сдержал смешок. Светофор впереди переключился на зелёный, Чонгук газанул и свернул направо. Теперь прямо вниз до самого конца. К морю. — Чонгу-у-у-ук, где ты? На тебя напали и повязали? Ты в багажнике с заклеенным ртом? — Нет, не в багажнике. Проехал стелу с цветами. — Ряды домов справа и слева резко поредели. Взору открылась пустынная местность с редкой выцветшей на солнце травой. На горизонте, ближе к морю, уже виднелись крыши таунхаусов, один из которых на выходные сняли Джин и Намджун. — Чонгук, все договаривались собраться к половине шесто-о-о-ого. — Ещё четыре минуты до половины шестого, — сказал Чонгук, отведя взгляд от панели с часами. Он сбросил скорость. Море впереди завораживало. Когда в последний раз он видел его? Лет шесть назад? Как раз с Джином и Намджуном ездили также. Джин научился плавать, как олимпийский чемпион. Заставлял каждый раз устраивать заплывы на скорость, где абсолютно всегда выигрывал. — Ещё один из пунктуальных? На рендж ровере ты? — Намджун стоял прямо на середине дороги. В коротких шортах с пальмами и розовой футболке. Руки грозно упёр в бока. На голове трепалась ветерком жёлтая панамочка. — Сколько можно ехать? — спросил Намджун у Чонгука. Профессор высунулся в приоткрытое окно и пожал руку. — От центра десять минут, я засекал. Ты ехал тридцать. — Чонгук взял с соседнего сидения розовую коробку с бантом и всучил её Намджуну. — Оу, май! Джин упадёт без чувств. Он давно хотел попробовать эти эклеры. Чонгук улыбнулся, объехал Намджуна и загнал авто на последнее свободное из четырёх парковочных мест. Два БМВ — чёрный и белый, конечно же, автомобили Намджуна и Джина. Чёрный — подарок Джина Намджуну на его повышение до ректора Сеульского университета, а Намджун в тот же день подарил Джину белый БМВ, на его повышение в министерство по вопросам образования. Третья машина — ауди восьмёрка. Матовая, серого цвета. Она принадлежала Юнги и Чимину. Оба преподавали — Чимин занял место преподавателя по зарубежной литературе, Юнги — по философии. Чонгук заглушил двигатель и ткнул в кнопку. Сзади рендж ровера щёлкнуло, и открылся багажник. — Сколько ты всего накупил. — Намджун взял легко два пакета с продуктами. В другой руке он аккуратно придерживал коробку с бантом. — Мы ни ели, ни пили, ждали тебя, как бедные родственники. — Чонгук зашёл вслед за Намджуном в таунхаус. В нос сразу ударил запах запечённого в меду мяса и свежесваренного карри. Чонгук попал в огромную прихожую, переходящую сразу в гостиную-кухню с высокими потолками. Около входной двери небрежно стояли две пары кроссовок, чуть поодаль, аккуратно у стены — дорогущие оксфорды Джина. Намджун скинул шлёпанцы и, не глядя, кинул их прямо на начищенные ботинки. Чонгук снял туфли, не такие дорогие, как у Джина, пристроил рядом. На всякий случай убрал шлёпанцы Намджуна подальше, как будто так и было. В большой полутёмной гостиной, помимо длинного обеденного стола в центре, стояли диван и два кресла-качалки. По деревянным стенам были развешены картины с пейзажами моря, кораблями и лодками в бушующих волнах. Камин, дартс на стене, полки с книгами. На полу бесхозный клетчатый ковёр ни к селу, ни к городу. Дощатый пол и могильная прохлада, отдающая чуть сыростью. Джин стоял у плиты в фартуке с крабами в поварских шапочках, в клешнях они сжимали ножи и вилки. Сам Сокджин держал в правой руке деревянную ложку с тёмным соусом, от которого шёл пар, в левой — солонку. Юнги тоже в фартуке, голубом и без рисунков, стоял у другого стола и орудовал ножом. Чимин один сидел за барной стойкой со стаканом воды и махал левой ногой. — А вот и мы! — радостно пропел Намджун. — Наконец. Дуй сюда и срочно попробуй на соль, — сказал Джин категоричным тоном, который не имел оснований для отказа. — У меня пакеты и коробочка с вкуснейшими эклерами в руках. Вот, Чонгук налегке, — попытался возразить Намджун, но Джин сразу сделал то самое серьёзное лицо, которое никогда не предвещало ничего хорошего. — Хорошо, дорогой, бегу. Намджун обернулся к Чонгуку и вручил ему пакеты. Сам затрусил, как верный пёс, к Джину, чтобы снять пробу. — А эти чё? Не могли попробовать, — спросил Намджун, со злобой косясь на Чимина и Юнги. Те выдавили сладкие улыбочки в ответ. У Чимина она вышла наполовину грустной. Намджун взял ложку из рук Джина, подул и осторожно попробовал. — Ну? — Джин забрал ложку и уставился на Намджуна. — Бомбически. Можно мне сразу наложить? Пусть они там режут свои салатики, а я поем вкуснотищу, сваренную твоими драгоценными руками. — Ложка в руках Джина опустилась с глухим стуком Намджуну на лоб, а потом полетела в раковину. — Вот так любишь, холишь, лелеешь, а тебе потом по лбу ложкой прописывают. Джин обернулся к Чимину и Юнги. — Я же говорил, что по соли нормально. А вы мне: мало и мало. Юнги закатил глаза и отбросил от себя нож. С распростёртыми объятиями он направился к Чонгуку. — Руки грязные, профессор. — Юнги развёл их в сторону, чтобы Чонгуку было удобно обхватить его. Чонгук поставил пакеты, чуть приобнял Юнги. Следом заключил в объятия Чимина. — Профессор, вы, по-моему, похудели, — сказал Чимин и подхватил пакеты, которые ранее поставил Чонгук. — Вот-вот, слова не мальчика, но мужа, — сразу зацепился Намджун. — А я говорил, что ты херово питаешься. — Чонгук! — Сокджин уже смотрел злобным взглядом с прищуром на него. Тема с питанием, особенно с питанием Чон Чонгука, стала в последние несколько лет острой. Джин постоянно следил, чтобы все питались хорошо и правильно. Чонгук, чтобы сейчас тема плавно не свелась к ругани и скандалам, подлетел к Намджуну, выхватил у него коробку с бантом и вытянул её в сторону Джина, сделав глубокий реверанс. Джин скосил глаза на коробку. Потом посмотрел опять на Чонгука. — А говорят, что профессор Чон Чонгук принципиально не даёт взяток. — Джин взял в руки коробку, развязал красивый бант и вытащил эклер в шоколадной глазури. — Стой-стой, давай сфотографируем. — Чимин подскочил со смартфоном и вытащил эклер прямо изо рта Сокджина. — Боже, Чонгук, — Джин откусил от эклера после того, как Чимин устроил пятиминутную фотосессию. — С мятным шоколадом. Очень вкусно. Но с темы ты не слетишь. Мы позже очень серьёзно поговорим о твоём питании. — Больше половины эклера он вручил Намджуну, у которого уже текли слюни. Одним ловким движением тот запихнул эклер себе в рот. — Юнги, перестань истязаться над помидорами, Чимин, помоги благоверному дорезать салат, а то мы так никогда не сядем кушать. Намджун, чего стоишь без работы? Бокалы, тарелки, ложки, вилки — всё неси на стол и раскладывай. Я коровий язык не знаю. — Джин толкнул мычащего Намджуну в сторону полок. — Чонгук, — профессор неосознанно тут же вытянулся в струнку, — с тебя бутылка вина. Она в холодильнике. Ещё ром, кола и коньяк. Они во втором холодильнике. Всё в подвале, не ошибёшься. — А где он? — спросил Чонгук. — Я покажу, — тут же вызвался Чимин. — Так, дверь в подвал за кухней. Иди вперёд, не потеряешься. Чимин, ротик на замок, и активно шебуршим лапками. — Чонгук проследил за Чимином. У того глаза были какие-то грустные, на мокром месте. Он осторожно поглядывал на Намджуна и Сокджина. Те замерли, подождали, пока Чимин вернётся к столу и возьмёт в руки нож. Тогда Джин сморгнул и уже с улыбкой кивнул Чонгуку: — Ну, давай, Чонгук, поторопись. Сейчас уже будем садиться за стол. Чонгуку показалось? Ему в последнее время постоянно что-то кажется. Кажется, как будто Намджун стал звонить ему чаще. Чуть ли не с восходом солнца новоявленный ректор гудел нараспев с петухами, предвещая день, обречённый на успех. Намджун постоянно крутился в гуманитарном корпусе, со слезами ностальгии обходил по миллион раз аудитории и заставлял участвовать в этом Чонгука. Вечером ректор тащил Чонгука в гости к себе или в бар смотреть какой-нибудь очередной чемпионат. Кажется, что Джин стал приезжать к нему в квартиру не просто в гости, а с проверками. Каждые два дня они с Намджуном заявлялись на пороге с пакетами еды, проводили ревизию холодильника, осматривали дом. — Столько наготовил. Новый рецепт осваивал, не рассчитал, — отмахивался Джин, вытаскивая стопку контейнеров и заталкивая в забитый холодильник. — Ещё все старые не кончились. — Чонгук уже не сопротивлялся. Бесполезно. — Ничего страшного. Ешь побольше и закончатся. Кажется, что Юнги проводил все выходные вместе с Чон Чонгуком. Они ездили на теннис, занимались верховой ездой и катались на гольф. Кажется, что с Чимином Чонгук проводил все учебные будни. Сидели в одном кабинете, ходили вместе в столовую и библиотеку. Кабинет Чонгук давно поделил с Чимином, и теперь они работали вместе. Чонгук спустился по лестнице. В подвале щёлкнул выключателем. Тусклый свет осветил убранное помещение, два холодильника стояли у стены. Оба забитые, будто их ждал апокалипсис, а не два дня отдыха на море. Профессор взял бутылку рома и колы в руки, вино засунул под мышку. — … договорились не говорить. — Голос Намджуна отстранёно-холодный. Таким голосом он обычно разговаривал с аудиторией провинившихся студентов. — Мы приехали сюда расслабиться и отдохнуть, ребят. — Джин говорил ласково. — Перестаньте ругаться. О, Чонгук. Джин почти врезался в Чонгука. В руках он держал кастрюлю с карри, от неё поднимался пар. Из кухни вырулил Намджун со стаканами. — Чонгук, тебя только за смертью посылать. — Да-да. — Чонгук пропустил Джина с кастрюлей, а сам пошёл вслед за Намджуном, который с лёгким звоном отбивал друг об друга стаканы. Чонгук выгрузил бутылки на барную стойку. — Я вещи пока отнесу в комнату. У меня же будет комната? — О, господи, не напоминайте, — провыл Юнги. Они с Чимином дорезали салат, и теперь Юнги обмяк в кресле. Чимин сидел на диване с прямой спиной. В противоположном углу. — Я никогда не забуду, как мне пришлось с вами делить кровать. Эта самая ужасная ночь в моей жизни. — Я думал, что твоя самая ужасная ночь была перед моим экзаменом, — сказал Намджун. Он забрал бутылки со стола и уже возился с пробкой рома. От напоминания ночи перед экзаменом Юнги взвыл ещё сильнее. Намджун кровожадно улыбнулся. — Первая комната по правой стороне, — крикнул Намджун. На этаже оказалось четыре двери. Одна — для Джина и Намджуна. Вторая точно для Юнги и Чимина, третья — профессорская. Комната была просторной, со своей ванной комнатой. Двухместная кровать, смешной полог, как в комнатах принцесс. Чонгук готов дать руку на отсечение, что у него у одного такая кровать, все остальные спали на нормальных икеевских. Широкое окно с низким подоконником, на который легко сесть с ногами. Сумку Чонгук кинул на кровать и выглянул на улицу. Волны с белой пеной накатывали на берег, а по небу проплывали тучи-подушки. Чонгук постоял какое-то время, наблюдая, как облака медленно проплывали над пляжем, а волны еле слышно шуршали. Ночью будет приятно засыпать под эти звуки. Если, конечно, у профессора получится провалиться в сон. Чонгук спустился. Все уже расселись за столом. Юнги накладывал фирменный цезарь Джина. Чимин с потухшей улыбкой следил, как Сокджин сервирует на его тарелке мясо и овощи. Намджун сразу наваливал себе с двух рук и карри, и рис. Взглядом он уже сканировал морской салат. Намджун — единственный, кто его ел. И единственный, для кого Джин готовил его. — Чонгук, чего ты застыл в дверях? — Сокджин всё красиво разложил по тарелке Чимина. — Скорее садись. Тебе положить карри или запечённое мясо? Может, овощи? — Овощи. — Чонгук сел рядом с Намджуном по левую руку. По правую всегда сидел Джин. — Все расселись? Наконец! — Намджун взял бокал, где уже плескался ром вперемешку с колой, и поднялся. — Сразу тост: наконец все доехали. — Ура! — поддержал его громко Чонгук. И потом все присоединились по нарастающей. У Юнги и Чимина было вино. Джин из-за того, что пропивал курс антидепрессантов, алкоголь не употреблял, а пил воду. — Мясо божественно. Карри великолепен. От салата с морепродуктами невозможно оторваться. — Намджун сказал это с набитым ртом и непередаваемым счастьем на лице. — Мясо по рецепту Селесты из тик-тока? — Что за рецепт? — сразу поинтересовался Чимин. — Ой, я подписался на одну американку. У неё пятнадцать детей, представляете? — Джин нарезал мясо в своей тарелке на мелкие кусочки. — Она готовит им каждый день. И каждый раз новые рецепты. — Правда, пальчики оближешь, — Юнги тоже не остался в стороне. Ещё минут десять все наперебой хвалили мягкое мясо, которое таяло во рту. Ножи и вилки стучали о тарелки. — Вы особо не наедайтесь, у меня ещё запеканка в духовке с цукатами, а в холодильнике стабилизируется торт шоколадный с орехами. — Ты же мог раньше сказать? — У Юнги даже вилка от неожиданности упала. — Ореховый торт? Тот самый? — Ты, Юнги, можешь сидеть и плакать, а я съем твой кусок или даже два, — сказал Намджуну, закладывая в рот кусок за куском. — Мой живот вместит всё, что приготовил мой драгоценный мужчина. — Ага, щас. — Юнги отодвинул от себя тарелку. — Требую перерыва. Хочу пройтись до торта, освободить для него место. — Чонгук? — Чонгук встрепенулся. На него серьёзно смотрел Джин. — Тебе не понравилось? — Почему? Очень вкусно. — Джин недоверчиво сощурил глаза. Он медленно перевёл взгляд в тарелку Чонгука, профессор тоже туда посмотрел. — Я, пока ехал сюда, перекусил в Сабвэй, — сказал Чонгук. Соврал. — Чонгук, ну ты даёшь, — Намджун покачал головой. Мощная челюсть его ходила из стороны в сторону, пережёвывая еду. — Кто так делает? — Я не знал, что мы сразу сядем. — Чонгук быстро запихнул в рот перец и помидоры черри. — Очень-очень вкусно. — Не нужно, Чонгук, если ты не голоден. — Джин покачал головой. — Давайте сходим на море. Проветримся, может, и аппетит придёт. Джин встал, начал собирать тарелки, к нему присоединился Намджун, подтаскивая из тарелок то грибок, то помидор, то кусочек кальмара. — Я тоже вам помогу. — Чонгук встал. Он видел, что Юнги и Чимин не разговаривали и даже старательно отводили друг от друга глаза. На море Джин собрал с собой еды, хотя все его отговаривали. Сложил в корзину контейнеры, отдельно помыл овощи и фрукты. Вручил Намджуну плед, а Чонгуку бутылку воды. Юнги и Чимин вышли из дома первые. В таком же молчании, что и сидели за столом. — Они поссорились? — спросил Чонгук, забирая у Джина корзину с продуктами. — Кто? — Джин просунул руки в рукава кофты, которую принёс ему Намджун. Он проследил за взглядом Чонгука. — Ты про Чимина и Юнги? — Да. Что-то серьёзное? — Поссорились — помирятся, — сказал назидательно Намджун. Потом посмотрел в спину друзьям и тихо добавил: — Уж лучше поскорее бы, а то выглядят, как отмороженные снеговики. Аж у самого зубы стынут. Чонгук не стал лезть. Намджун прав. Юнги и Чимин могли ссориться по миллион раз на дню. И миллион раз мириться. По пляжу гуляли недолго. Намджун старался говорить обо всём и ни о чём. Старался всех затащить в разговор. Джин тоже прикладывал недюжие усилия, чтобы всех разговорить. Юнги отвечал через раз, улыбался натянуто. Чимин отозвался пару раз, а потом отстал ото всех. Теперь он шёл позади, загребая босыми ногами песок. Чонгук пытался-старался участвовать в беседе, но тоже быстро утомился. Вернулись все в дом уставшими и менее счастливыми. Намджун и Джин, как курочки-наседки, кинулись на кухню греть еду. Юнги вызвался накрыть на стол. Чимин отпросился полежать в комнате, болела голова. — Я покурить, — сказал Чонгук. Он залез в куртку, которую привёз с собой и оставил на крючке рядом с входной дверью, достал пачку мевиуса. — Чонгук, ты обещал бросить в конце весны, — прилетело в спину от Джина. — Это же вредно-о-о, — протянул Намджун, гремя тарелками. — Да-да, папаши, спасибо за заботу, — сказал Чонгук. Он вышел на веранду и прикрыл за собой входную дверь. Профессор огляделся. Чуть дальше стоял симпатичный столик и два плетёных кресла. Чонгук облокотился на перила. Ближе к морю стояло четыре шезлонга, на двух столбиках билась волейбольная сетка, а у кромки воды, кажется, лежала кверху брюхом небольшая лодка. Наверное, если ветер завтра стихнет, то можно будет поплавать, полюбоваться пляжем со стороны моря. Чонгук выбил из пачки сигарету, засунул себе в рот и затянулся. На прошлых выходных они катались на скалодром. Лазили по разноцветным уступам, торчащих из стены. Чимин смешно сорвался где-то в метре от земли, Юнги пролез чуть дальше. Чонгук, Намджун и Сокджин доползи наверх и дали зарок больше не выбирать спортивные выходные. Поэтому сегодня они тут. Почти беззвучно щёлкнул замок. Чонгук автоматически выдавил на лицо улыбку и приготовился шутить шутки. — Есть лишняя сигаретка? Чонгук резко повернулся на тонкий голос. Рядом облокотился на балку Чимин. Он нацепил на себя толстовку, на ногах полосатые носки. — Не понял, — Чонгук опешил. Даже из пальцев выпала сигарета под ноги. Профессор тут же запрыгал, стараясь затушить её. — Ты куришь? С каких пор? Чимин прижал палец к губам и указал на дом. Чонгук протянул пачку сигарет. Чимин очень странно смотрелся с сигаретой во рту. Необычно. Чимин никогда не курил и не изъявлял желания к этому. Юнги поддался влиянию остальных и полгода пыхтел, как паровоз, но потом бросил. Они постояли немного, вслушиваясь в шум волн. — Вы с Юнги поругались? — спросил Чонгук. — А? — Чимин выдохнул дым. Не похоже, что для него это первая сигарета. Юнги будет недоволен. Он на Чонгука шипел за запах сигарет на руках и одежде, а Чимин с ним ещё и живёт. — Поссорился с Юнги? Нет, всё хорошо. — Просто вы дуетесь друг на друга. Или мне показалось? — Дуемся? — Чимин беззвучно рассмеялся. Чонгук заметил, что со временем яркий и заливистый смех парня стал тише и серее, что ли. Бывало, профессор шёл по коридору в университете, и смех Чимина было слышно аж с другого этажа. Лет десять назад. — Нет, он волнуется. — Почему? — Чонгук, — Чимин развернулся лицом к профессору. В глазах парня мелькнуло месиво из страха и тревоги. — Тэхён писал тебе? В груди Чонгука кольнуло. Кольнуло до онемения пальцев. Дым от сигареты попал не в то горло, и профессор закашлялся. Рука резко дёрнулась к груди, перехватила в воздухе нагретый металлический брусок. — Нет, — с трудом выговорил он. Кроме той записки в два предложения — ничего. Ту единственную записку-письмо Чонгук хранил у себя на тумбочке в маленькой спальне. Два предложения он перечитывал каждый вечер первые пять лет. Он не мог уснуть, не увидев каллиграфический почерк Тэхёна. Чонгук водил пальцем по буквам, читал выученный на зубок текст и старался плакать так, чтобы на лист бумаги не капали слёзы. Он уже совершил непоправимое, и слово «люблю» разъехалось и было еле читаемо. После пяти лет, когда Тэхён не объявился и не дал больше знать о себе никаким образом, Чонгук поклялся себе читать письмо меньше. Он спрятал лист в Библию и доставал три или четыре раза в неделю, когда становилось слишком невыносимо. Чонгук лелеял мечту, что в один прекрасный день, когда закончатся пары в университете, он приедет домой, а там, на диване в гостиной — Тэхён. Читающий новые учебники или просто скучающий. Любой. Или, когда профессор задержится в университете до позднего вечера, все уйдут, и откроется дверь. В кабинет зайдёт Тэхён, пролетит стремительной птицей по аудитории прямо в его объятия. Чонгук обещал себе, что не заплачет, не станет ругаться, а сделает вид, что они расстались только вчера. Пусть только мечты станут явью. О большем Чонгук не просил. Последние три года профессор заглядывал в Библию один или два раза в месяц. Книгу он не убирал с тумбочки, но и больше, чем нужно, не брал в руки. Когда Чонгук доставал листок и смотрел на буквы, то в голове, вместо цельного Тэхёна, возникали разрозненные картинки общих черт. Из памяти стёрся звук голоса, размылись контуры глаз и губ, забылась мягкость волос и нежность кожи. Осталось лишь яркое воспоминание кипарисового запах и расположение родинок на лице Тэхёна. Иногда перед сном Чонгук водил пальцем по лицу. Центр лба, нижнее правое веко, кончик носа, левая щека и контур нижней губы — его личное крёстное знамение. — Он тебе писал? — спросил Чонгук не своим голосом. Профессор мечтал получить от Тэхёна хоть несколько строк, что с ним всё в порядке. Один короткий звонок. Сообщение из двух слов. Любую весточку. Телефон всегда был при Чонгуке. Он не выпускал его из рук. Все шутили, что он настоящий профессиональный журналист. Чонгук не переубеждал. Что он мог сказать? Что ждёт, когда на экране высветится «Тэхён»? Чимин смотрел на профессора. Пришибленный взгляд, уголки губ опущены, а над нижними веками сверкали редкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь тучи. Чимин по пустякам не расстраивался. Даже когда он завалил первую пробную пару перед студентами, смеялся так громко и заливисто, что Намджун сжалился и дал ему ещё один шанс. Сейчас Чимин выглядел не лучше побитой собаки. Он вжался в балку и уже не курил. Сигарета тлела в пальцах. — Когда? — задал ещё один вопрос Чонгук. И непонятно, кому от него стало больнее: Чимину, у которого покатилась слеза, или Чонгуку, который с трудом дышал. Тринадцатилетняя боль заворочалась в груди. Сонно, она ещё не поняла до конца, что и к чему. Ещё есть шанс, что боль не проснётся. — Три недели назад, — слабым голосом сказал Чимин. Его глаза заслезились сильнее. — Чонгук, он, правда, не писал тебе? Ни строчки? Чонгук отшвырнул от себя сигарету. — Чимин, что случилось? Парень был на грани истерики. Он протяжно всхлипнул. — Чонгук, я умоляю, прости меня. Я хотел тебе сразу сказать. Но Намджун и Сокджин отговорили меня. И Юнги… он был против этого. Он тоже не планировал ничего скрывать. — Чимин не выдержал и разрыдался. Чонгук не мог сдвинуться с места. Он не понимал, что говорил Чимин, что пытался донести. Но глубоко в груди профессора страшное и тяжёлое толкнулось в нетерпении. Нет, не просыпайся. Это всё ложь. — Пожалуйста, Чонгук. Я очень сожалею. — Что он написал? Чимин дёрнулся и полез в карман. Он достал оттуда сложенный в несколько раз лист. — Тэхён писал один или два раза в год. Присылал сообщения на мэйл. Чонгук, не смотри на меня так. Тэхён просил не говорить. — А сейчас почему сказал? Вмиг на лице Чимина пересохли все слёзы. Остались только слипшиеся ресницы и прямой испуганный взгляд. — Он прислал это письмо три недели назад. — Чимин вцепился в сложенный листок бумаги, как за соломинку в бушующей реке. — Тэхён просил передать это письмо, если через две недели он снова не напишет мне. — Он не написал, верно? Чимин не кивнул, но протянул сложенный лист Чонгуку. Профессор еле справился с подрагивающей рукой. — Я умоляю, прости. — Чимин поклонился и убежал в дом, громко хлопнув дверью. Чонгук убрал в карман сложенный листок бумаги и зашёл в дом вслед за Чимином. За дверью он наткнулся на Намджуна. — Чимин в слезах и соплях побежал наверх. — Намджун просканировал лицо Чонгука. — Вы о чём-то говорили? Чонгук стиснул зубы. На то, чтобы выдавить улыбку на лицо, профессор потратил все свои силы. — С Чимином? Он разве выходил? Я у моря был. Хочу помыться сходить. — Да, конечно. — Намджун почесал голову, пропуская Чонгука. — Мы уже всё накрыли, потом приходи к столу. Профессор еле сдерживался, чтобы не сорваться на бег. Попав в свою комнату, он рывком забежал в ванную комнату и выкрутил холодную воду на максимум. Чонгук засунул под мощную струю свою голову. Кулон ударился о край раковины. Громко, словно выстрел. На поражение. Тэхён писал. Писал и был жив. Чонгук молился, и его молитвы были услышаны. Под холодной водой страшное и тяжёлое внутри взвыло. Карман прожигал сложенный лист бумаги. Прямо до кожи. Об которую в первый год профессор тушил сигареты. Это всё неправда. Это шутка. Чонгук спустился на первый этаж. Джин и Намджун стояли на кухне спиной к профессору. Юнги вообще не было. Наверное, пошёл к Чимину. Чонгук бесшумно пересёк гостиную, схватил со стола открытую бутылку рома и тихо прикрыл входную дверь за собой. Разгулялся неслабый ветер. Босыми ногами Чонгук ступил на тёплый песок, уже остывающий от жаркого дня. Утопая в нём, он доплёлся до моря. По дороге делал большие глотки из бутылки. Горло обжигало, профессор надрывно глотал жидкость, превращавшуюся в плотные комки. В желудок уже провалилось несколько горящих камней. Боль внутри развернулась, облизываясь. Чонгук упал на песок и уставился на горизонт. Солнце еле проступало сквозь тучные облака, ветер трепал пряди отросших профессорских волос. Чонгук сделал ещё один глоток. Потом достал сложенный лист. Профессору было страшно. Он развернул письмо. Сердце в груди пропустило удар. Страшное и тяжёлое заворочалось сильнее. Боль приготовилась к прыжку. Как же долго она ждала этого момента. «Чимин, привет. Буду краток. Я подобрался к Чон Хосоку. Я убью его, а потом приеду к вам в гости. Если я не напишу через две недели, знай, это мой выбор. И я рад, что его сделал. И ещё: отдай профессору это письмо, если от меня больше ничего не придёт. Профессор?» — на этих строчках Чонгук услышал уже забытый голос Тэхёна. Глубокий, пробирающийся ему под кожу цветами, жаркими поцелуями, запахом его кожи, смешанным с потом и кипарисом. — «Чон Чонгук, вы мне снитесь каждую ночь последние тринадцать лет. Вы ещё ждёте меня?» Ветер подул слишком сильно и вырвал из ослабевших пальцев Чонгука лист бумаги. Он завертелся беспомощно в воздухе. Ветер трепал это письмо, шуршал им, унося в море. Чонгук откинул от себя бутылку и подорвался с песка. Чонгук врезался в тёплую воду. Руками профессор бил по поверхности, мощно загребая. Письмо уже приземлилось на волны и покачивалось. Чонгук доплыл до него, потянулся, чтобы схватить, но бумага просто растеклась по рукам. — Нет! Чонгук попытался собрать обрывки, но они размякли, выскальзывали из пальцев и уходили ко дну. — Нет, умоляю. Это всё, что осталось после него! Боль впилась острыми клыками в сердце. Тринадцать лет Чонгук ждал этого письма. Хоть одного слова. Профессор не спал ночами, чтобы не пропустить звонок. Он обновлял почту каждую минуту первые три года. Со временем научился делать это только утром и вечером. Но всякий раз сердце замирало. — Это моё! — закричал беспомощно Чонгук, пытаясь вырвать из морских лапищ хотя бы остатки письма. — Это моё… Моё! — Профессор выл раненным зверем, вертелся вокруг себя, выискивая обрывки, которые уже пропали в тёмных водах. — Он мой! Пожалуйста, не забирайте его у меня. В руках Чонгука остался липкий комок из мелких кусочков. Чонгук склонился над ним и зарыдал в голос. Как всё в этом мире несправедливо. Чонгук хотел хоть ещё раз подержаться за руки Тэхёна, а держал всего лишь холодный ком бумаги. Он не грел. В нём не было ни одного живого воспоминания. Тэхёна там тоже не было. Теперь Тэхёна не было нигде на этой планете. Чонгук опустил руки в море. Смятый комок выкатился из пальцев профессора и пошёл ко дну. Чонгук оттолкнулся и лёг спиной на воду. По небу пролетели две чайки. Эти тринадцать лет прошли, но Чонгук не был счастлив ни одну секунду. Его поддерживало осознание, что где-то, пусть на другом континенте, жил и дышал Тэхён. Ему хватало этого, чтобы просыпаться и снова проваливаться в сон, в ожидании нового дня. Профессор потянулся к бруску на шее. Сжал со всей силы, набрал в лёгкие воздуха и перевернулся. В первый год он предпринял попытку самоубийства. Потому что не верил, что Тэхён вернётся. Чонгук не наивный и не дурак, он прочитал тонну информации про саентологию. Он не считал Тэхёна сильным, а значит, тому была уготована одна судьба. Профессора остановили. Он вызвал скорую и даже вышел навстречу врачам с порезами на запястьях и капающей с них кровью. Чонгук думал о смерти и после. За эти тринадцать лет не было и дня, чтобы в мыслях профессора не пронеслось, что сегодня хороший день, чтобы попрощаться со всем этим дерьмом. В лёгких закололо. Когда воздух будет кончаться, Чонгук рванёт на самое дно. Воздух стремительно выходил из лёгких. Профессор начал терять сознание. Где-то на периферии он услышал крики. Как бы не хотелось снова жить эту жизнь. Чонгук из последних сил рванул к самому дну. Лёгкие должны были взорваться с минуты на минуту. И это будет не самое больное. Самое больное случилось тринадцать лет назад, когда Тэхён вырвал из Чонгука сердце и унёс с собой. Профессор открыл рот, вода стремительно ворвалась в него. Вот и всё. Тьма поглотила его. Чонгук еле разлепил глаза. Он проснулся от адской боли. Грудная клетка болела так сильно, как будто на ней прыгало стадо слонов. Профессор хотел сделать вдох, но вместо этого из его груди вырвался хриплый стон боли. — Чонгук? — слабый голос Джина. И вот он сам выступил из темноты. Джин положил прохладную руку на лоб Чонгука. — Ты меня слышишь? — Да, — прохрипел с трудом в ответ профессор. — Старайся говорить, как можно меньше. Ты наглотался воды. Намджун двадцать минут отбивал твою грудную клетку. — Джин прерывисто выдохнул и опустился на край кровати. — Чонгук, это то, что я думаю? — Профессор закрыл глаза. — Чонгук, мы очень испугались. Если бы не Чимин и Юнги, то ты бы утонул. — Джин, уйди, — с трудом выдавил Чонгук. — Так нечестно поступать с твоей стороны. — Джин, пожалуйста, — с надрывным хрипом сказал Чонгук и закашлял. — Я уйду, почувствуешь себя лучше, дай знать. Джин бесшумно вышел из комнаты. Чонгук спустил ноги с кровати, с трудом встал и, пошатываясь, дошёл до подоконника. Он вытряхнул содержимое сумки. Из выпавшего ежедневника он вырвал неровно листок и наскрёб ручкой: «Я сам так решил…» Когда всё дописал, сложил листок и спрятал в бумажник за фото Тэхёна. Единственное фото. Чонгук вырвал его из личного дела и хранил тринадцать лет в надежде, что его заменит другое — с двумя счастливыми мужчинами у дома на подаренном Намджуном и Джином земельном участке с собакой посередине. Оказалось, что не заменит.