Reumütig Nagel

      Весна в Кальве была непривычной, слишком уж дождливой — Сод, прожившей всю жизнь в иных районах, оказалось тяжко свыкнуться с бесконечными ливнями и влагой. А потому солнечным денькам она радовалась словно ребёнок Рождеству и стремилась во время них побольше проводить времени на улице.       Наверное, именно поэтому в тот раз она согласилась ненадолго примерить на себя роль курьера и покинуть мастерскую, чтобы доставить мистеру Синклеру несколько важных бумаг на срочную подпись.       Тёплое солнце грело проснувшуюся после зимы землю, питало пробившуюся свежую траву. В воздухе пахло ранним цветением и влагой. Сод ловко обходила все лужи, ругая саму себя за то, что до сих пор не позаботилась о покупке прорезиненной обуви — в такую погоду она была бы в самый раз.       Ещё и места незнакомые — в этой части Кальва ей бывать ранее не приходилось. В районе для зажиточных семей простой ассистентке, окончившей университет несколько месяцев назад, нечего делать.       Поместье Синклеров оказалось в точности таким, каким его описывали. Сод даже почувствовала себя неуютно, заходя в пышущий цветением сад, где несколько рабочих занимались приведением небольших деревцев в порядок.       Летом здесь наверняка будет чудесная обстановка…       Нерешительно Сод встала у входной двери. Вроде пришла по делу, а от волнения комок в горле застрял, да и неловко немного тревожить начальство в его выходной. На всякий случай заглянула в сумку и убедилась, что все документы были взяты с собой, сделала глубокий вдох да решилась нажать на кнопку звонка.       Она не удивилась бы, открой ей дверь кто-то из прислуги. Но вместо этого в дверном проёме оказалась молоденькая девушка — ровесница самой Сод. Из-под каштановых колечек волос, что обрамляли лоб до самых бровей, её изучали янтарные глаза.       У мистера Синклера, к слову, тоже были янтарные глаза. Видимо, не прислуга, а член семьи. — Здравствуйте? — незнакомка с любопытством осматривала Сод. — Вы к отцу? — Да, — та привычно широко улыбнулась в приветствии. — Оказалось, некоторые документы затерялись вчера, а подписать их нужно до сегодняшнего вечера. Мистер Синклер дома?       Девушка кивнула и шире открыла дверь, приглашая гостью внутрь, хотя Сод ожидала, что её не захотят пускать дальше порога. Внутри оказалось вполне уютно и при этом без излишней роскоши — по крайней мере, в прихожей и другой комнате, которую ещё можно было увидеть в дверной проём. — Отец сейчас в своём кабинете, подождёшь немного? Он не любит, когда его отвлекают.       Сод понимающе кивнула. Не то чтобы она любила отлынивать от работы, но не отказывалась от любой разумной возможности подольше не иметь дела с протезами.       В конце концов, всего, что она хотела — это спокойной жизни. А если для этого нужно наступить на горло своей неприязни, то она сделает это. — У нас гости?       В просторную прихожую заглянула женщина — миссис Синклер? Волосы у неё были в точности как у её, должно быть (Сод ещё не знала наверняка), дочери, да и черты лица во многом совпадали. Да, скорее всего, это и есть жена мистера Синклера и мать их двоих детей. Кажется, у него ещё сын был? — Здравствуйте, — вновь эта приветливая улыбка. Сод улыбалась постоянно, уже не задумываясь. — Я пришла к мистеру Синклеру по работе, до вечера нужно получить подписи.       Почему-то вспоминались многочисленные сказки, где нужно что-то повторить три раза чтобы добиться результата. Интересно, здесь ей тоже придётся повторить эту фразу трижды чтобы получить заветные подписи?       Сод удивилась самой себе. Какие сказки? Она их читала в последний раз с десяток лет назад — глупые истории для детей, где всё само собой разрешается чудесным образом, не помогут выжить в Городе.       Возможно, такие странные мысли вызваны чувством уюта в этом доме. — Мой муж хотел поработать до обеда, можете подождать? — хозяйка дома (после этой фразы Сод была уверена, что это и есть миссис Синклер) неловко улыбнулась из-за такой вынужденной задержки. — Не хотелось бы его отвлекать, особенно если дело способно подождать до вечера. Можете как раз пообедать с нами, после обсудите своё дело.       Сод так и застыла с улыбкой на лице, пытаясь не проявить своей растерянности. Что ей ответить? Будет ли вежливо отказать в такой ситуации? Или отказа и ждут на самом деле? К жизни в Гнезде Сод ещё не привыкла до конца, со всеми местными порядками ознакомиться не успела. — Соглашайся, мама вкусно готовит, — мисс Синклер тоже включилась в разговор. — Да и слишком много для нас четверых.       Неловко. Чудовищно неловко. Но зато после этой фразы Сод хотя бы убедилась в том, что они действительно её приглашали пообедать, а не сделали это из чистой вежливости. — Хорошо, раз мистера Синклера не стоит беспокоить до обеда, — внезапно она вспомнила, что до сих пор не представилась. — Меня зовут Сод. Просто Сод.       Она сняла с плеча сумку, пытаясь за улыбкой прятать своё стеснение, и прошла дальше.       Взгляд юной мисс Синклер переметнулся к волосам Сод. — Чудесный бантик.       Сод её поблагодарила с улыбкой душевной, пока рука невольно потянулась к ленте, обхватившей хвост. Сколько лет она уже завязывает подобную причёску?       За спиной открылась парадная дверь. Обернувшись, Сод встретилась взглядом с пареньком. Судя по его форме, тот ещё учился в школе. Походил во многом он на мистера Синклера — тот же янтарный взгляд, те же золотые волосы. Только сами локоны волнистые, в мать.       А вот и младший в семье Синклеров. Сод как-то раз слышала его имя… Кажется, Эмиль?

———

      Удар точный выбивает из холодной груди искажённый крик. Все звуки смешиваются: скрежет сминаемого железа, исковерканные ересью стоны агонии, треск прожорливого пожара. Смешиваются они до звона в собственных ушах, до мантры, что читалась про себя, вполголоса:       «Это ради избавления от ереси… Так будет правильно… Вы поймёте… Вы обязательно поймёте».       На руках не кровь — химозная смолянистая жидкость. Сод к её вони привыкшая, а нос всё равно морщит, подавляя отвращение такой силы, что прежде ей испытывать не приходилось. Хочется стереть кожу до костей лишь бы избавиться от мерзкого чувства машинного масла на своих руках.       Лучше бы это действительно была кровь. С другой стороны, теки по их жилам горячая кровь, не отринь они свою плоть, для жестокой казни не нашлось бы повода. — П-поч… поч-чему… ем-му?..       В груди болезненно щемит от простого вопроса вопреки тому знанию, что задаёт его падший еретик. Неправильно испытывать человеческую скорбь по отношению к тому, кто так легко отбросил собственную человечность.       Ответ опускается новым ударом рапиры — вонзается она меж металлических пластин, вскрывает корпус, добираясь до хрупкого содержимого. Тело содрогается в конвульсиях агонии.       А точно ли еретики способны испытывать боль? Не поганый ли это обман? Ведь тела нет… — Я этого не хотела, — Сод утирает проступившую испарину на лбу, оставляя чёрный росчерк на бледной коже. — Правда, не хотела! Но ты ведь сама отказалась от всего — от своего тела, от человечности, от нашей дружбы!       Говорит, а от горечи ком встаёт в горле. Воспоминания о счастливом времяпровождении невовремя загораются в памяти всполохами пожара души. — Это не моя вина, — убеждает Сод и себя, и подругу бывшую. — Я лишь исполняю долг.       А как она желает, чтобы сейчас они были соратницами, а не противниками! — Можешь не извиняться. Твой грех будет очищен пламенем.       Ответа не следует — из повреждённого голосового модуля доносятся только хрипы. Сод тяжело дышит, рук касается мандраж, грудь изнутри обжигается зловонием ереси. Картинка перед глазами идёт кругом, образы размываются…       … Но ей нужно продолжать.       Продолжать, пока осквернённое тело не перестанет фальшиво извиваться от ложной боли.       Продолжать, пока её имя, искажённое множеством помех, не перестанет доноситься из подделки человеческого существа.       Продолжать, пока… — Всякий и каждый! Слушайте меня внимательно!       Пока не услышит зов Той, Кто Хватает.       Сод поднимается на ставшие точно вата ноги — внизу остаётся груда изломанного металлолома, оболочка не друга, а всего лишь богомерзкого предателя человечности. — Мы уничтожили источник ереси, покарали проклятых грешников, но много нечестивых ещё бродит по этой земле, что нуждается в очищении! Так поднимайте свои молоты и гвозди, кидайтесь в бой за благое дело без страха! Эти омерзительные, грязные еретики не смогут избежать раскаяния!       В ответ раздаётся воодушевлённый вой инквизиторов — и голос Сод среди них. В омрачённом недавней расправой сердце вновь зажигается пламя веры, готовность быть карающей рукой Той, Кто Хватает.       Проходит по разнесённой в щепки гостиной, оттуда — в некогда светлую и уютную прихожую. Сбежав по небольшому крыльцу, перескочив половину ступеней, Сод касается ногами земли — на снежном покрывале остаются тяжёлые следы окованных железом сапог. Вдыхает воздух — после пожарища зимний воздух изнутри обжигает грудь холодом. Как же много снега…       Никогда ей не свыкнуться с местной погодой.