A Study of Resonance

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ: РЕШЕНИЯ (3/3) 1998 год - (Перси 22 и 35 лет, Северусу 37, Гарри 18, и общество вновь обретает себя) Merlin Gala - самое горячо ожидаемое событие года, что не должно было стать сюрпризом ни для кого в Британии, учитывая, что первая половина года, казалось, должна была сложиться так же плачевно, как и предыдущая, то есть радостно только для ограниченного меньшинства, у которого хватило ресурсов (или, в некоторых редких случаях, свинства), чтобы извлечь лучшее из сложной ситуации. Тем не менее, газеты с триумфом сообщают о деталях предстоящего торжества, а "Пророк" отмечает всплеск читательской аудитории, что особенно приятно после того, как в начале года Орден поджег офис. (Новый редактор "Ежедневного пророка", которого по несчастью повысили с должности штатного писателя после того, как большинство прежних сотрудников уволились в знак протеста или были посажены в тюрьму, испытывает такое облегчение, оказавшись вне контроля Министерства и перед своими любимыми печатными станками, что лично вычитывает каждый номер и даже набирается смелости запретить публикацию всех статей сторонними журналистами, что, как она надеется, удержит Скитер и ей подобных от проникновения в редакцию). На торжественный вечер приглашены все (по крайней мере, все волшебники, ведьмы и сквибы; Перси просматривает газету, но не видит приглашенных существ). Приток новых работников Министерства (в основном магглорожденных и полукровок, отчаянно ищущих работу в преддверии следующего финансового года) круглосуточно трудится над возведением массивного павильона внутри сложной секции помещений для волшебников, расположенной в атриуме Министерства. Павильон может вместить сотни, а может, и тысячи человек. Это такой подвиг в организации мероприятий, какого не было в Министерстве со времен первого падения Темного Лорда (фейерверки, тосты с шампанским за Избранного и т. д.) или, возможно, знаменитой вечеринки по случаю выхода министра Багнольда на пенсию ("Я утверждаю наше неотъемлемое право на вечеринку" - фраза, которая вновь стала модной спустя десятилетие). Нынешний министр ловко перенаправил часть средств, выделенных многим богатым чистокровным семьям, которые осмелились отложить часть своих личных активов, чтобы обеспечить свое дальнейшее благополучие под властью неразумного и опасного Темного Лорда. "Если они хотели потратить эти средства на Волдеморта, - знаменито заявляет Скримджор, а газеты с ликованием вторят ему, - то я не могу сказать, что у них было что-то более важное, на что они могли бы их потратить". Бюджет, таким образом, более чем достаточен, хотя некоторые сотрудники Министерства, которые приложили немало усилий, чтобы обеспечить разумные операционные расходы, а их скудная денежная политика была хотя бы предварительной попыткой борьбы с разгулом инфляции, начинающей набирать обороты, не слишком довольны щедростью, оказанной этому событию. (Эти работники, или, по крайней мере, их часть, начали подумывать о поиске альтернативной работы. Кэтлин Хопкинс, например, не для того заканчивала очень неприятный зарубежный факультет бухгалтерского учета и финансов в гибридном маггловско-магическом университете, чтобы Скримджор просил ее творить чудеса из кнутов и серпов, как будто ожидал, что тонкие силы экономики волшебным образом восстановятся под его руководством. Как будто только Темные Лорды принимают неверные финансовые решения. Кэтлин намерена пробыть здесь достаточно долго, чтобы провести программу облегчения долгового бремени магглорожденных, а затем она уедет, это так, и она точно не оглянется назад). Музыканты, скульпторы, дизайнеры одежды, архитекторы - со всеми они консультируются, а Скримджор доходит до того, что создает Коалицию мирного искусства, что, по мнению многих, откровенно говоря, слишком далеко, учитывая, что искусству уже давно покровительствуют богатые люди, а не правительство, и большинство читателей "Ежедневного пророка" не совсем понимают, что делать с независимыми художниками, которые не зависят от художественных чувств своих покровителей. Некоторые люди, в том числе и Перси, вынуждены признать, что гала-вечер, хотя и является раздутым поводом потратить кучу денег на празднование друг друга, дал успешный старт их малому бизнесу или, по крайней мере, нескольким избранным магазинам на Диагон-аллее, поскольку всем теперь нужны новые мантии, и шампанское, и темные блестящие туфли, и изысканные фрукты на блюдечках для предпраздничного чая, который устраивают многие люди. Конечно, гала-вечер в какой-то мере помогает свести к минимуму разрыв между магглорожденными и чистокровными, ведь и те, и другие толкаются в очереди в Гринготтс, пытаясь положить или снять деньги до того, как гоблины прекратят свои приватные переговоры и объявят новые процентные ставки и плату за хранение (по слухам, злобную, особенно если учесть, что пока нет постоянной замены Амосу Диггори, а новенький - рыжий с клыками, свисающими из ушей, - не внушает доверия). Цель торжества - объявить лауреатов Ордена Мерлина - гораздо менее интересна для среднего волшебника, чем вся остальная соответствующая возня. Конечно, никто не может не согласиться с тем, что тем, кто помогал беженцам, или прокладывал безопасные маршруты, или подделывал документы, или совершал тихие подвиги в ночной темноте, должно быть отказано в награде. Большинство семей, искренне согласившихся с Темным Лордом, имеют хотя бы одного члена в тюрьме и не желают, чтобы другие прошли тот же путь. Эйвери и Яксли создают маловероятный союз (маловероятный только для старых чистокровных семей, которые знают, что Эйвери, сотрудничающий с Яксли, - это еще один признак того, что их общество начало меняться, быстро и бесповоротно, поскольку другие увидят в них лишь двух бывших Пожирателей смерти), чтобы распространить шокирующую новость о том, что Темный Лорд - безумный полукровка, воспитанный магглами, пятно на их обществе и угроза для Старого Пути и всего, что им дорого. И, конечно, все помнят змеевидное лицо, прорези для носа, немигающие глаза. Возможно, если бы Волдеморт и дальше выглядел как Том Риддл, их планы были бы услышаны более глухими. Не говоря уже о том, - лукаво добавляет Руквуд, обращаясь к толпе чистокровных членов Министерства после серии совят от Яксли, - собираются ли они сохранять верность старой гвардии, а не двигаться к консолидации власти в этой изменчивой новой среде? В конце концов, те же политические инстинкты, которые подтолкнули эти семьи к союзу с Волдемортом, увидели изменения, которые уже произошли, спустя пять месяцев после Финальной дуэли. Например, Гермиона Грейнджер в союзе с Тобиасом Гринграссом выступила за пересмотр курса культурологии, который был бы обязательным для первых трех лет обучения в Хогвартсе и охватывал бы культуру и историю магглов и волшебников? Это явный признак того, что их старое общество больше не существует, ни в каком виде. Перси читает это предложение в газете и фыркает; на следующий день ему приходит письмо от Тобиаса с просьбой о помощи, причем такой, отказ в которой, несомненно, отложится в памяти Лэндона и станет вопиющей попыткой обойти долг, который Перси определенно должен семье Гринграсс. В министерстве скопилось огромное количество заявок на выдачу разрешений, так как несколько предприимчивых молодых волшебников видят возможности в многочисленных пустующих витринах магазинов, разбросанных по всей Британии. К сожалению, министерству приходится балансировать между подачей новых заявок и справедливостью по отношению к старым жителям, многие из которых были несправедливо изгнаны или заранее бежали в первые дни войны. Как-то так получается, что и вакансий слишком много, и безработных волшебников слишком много, и эта головоломка мешает всем - от главы больницы Св. Мунго, отчаянно пытающегося набрать больше целителей, чтобы помочь с массой волшебников, пострадавших от заклинаний, тревоги, недоедания или пыток за последние несколько лет и запоздало обращающихся за помощью, до мадам Малкин, которая не может лично подогнать каждому жителю Британии новые мантии в тот же день, особенно потому, что общины кентавров, обычно поставляющие шелк для этих мантий, находятся в состоянии потрясения из-за своих собственных послевоенных дел и не могут предоставить точный расчет доставки. Есть и другие изменения: люди с рефлексами, которые не могут стереть пять месяцев мира, и гнев, бурлящий в переулках, и студенты Хогвартса, которые считают, что им нечему научиться, вернувшись в замок, и родители, которые боятся выпускать своих детей из поля зрения. Это и подростки, радующиеся своей свободе, злоупотребляя странными галлюциногенами или алкоголем, и бывшие вынужденные беглецы, требующие справедливого возмещения за свое бедственное положение (некоторые даже предоставляют чеки на покупку предметов первой необходимости или оценку стоимости эмоционального ущерба, который они получили, спасая свою жизнь), и волшебники, пытающиеся осознать последствия тех злодеяний, которым они способствовали из-за собственного страха и тревоги. Люди, которые с трудом узнали, насколько предвзятыми были их соседи, и те, кто рисковал жизнью ради людей, которых они едва знали. Все эти люди послушно подтверждают свое согласие на участие в гала-концерте, о чем Лиам сообщает Перси в совершенно неожиданном письме. Перси с подозрением вглядывается в свиток, когда тот прибывает, и видит за неаккуратными каракулями влияние Скримджора. Он не настолько глуп, чтобы поверить, будто Скримджор легко принял его отказ от награды, не развязав какую-то драку. Если верить Лиаму, на гала-вечере соберется рекордное количество гостей. От одной мысли об этом у Перси заболел живот, даже если Скримджор выполнит пожелание Перси и позволит ему посидеть в сторонке. Пообедать с Джинни на Диагон-аллее или посетить магазин братьев было нелегко, но это были вызовы, которые Перси чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы хотя бы попробовать. Посетить гала-концерт с сотнями любопытных волшебников, жаждущих увидеть печально известного Северуса Снейпа и темного наследника Уизли... Перси не может этого сделать. Он не будет этого делать. Он не хочет покупать новые мантии, не хочет думать о том, как скрыть отсутствие магии, не хочет отвечать на вопросы, встречать обвиняющие взгляды, удовлетворять всеобщее желание посплетничать. Он не хочет, чтобы его видели. Он не хочет, чтобы его осуждали. Северус понимает, но лишь постольку, поскольку Северус редко хочет появляться на публике и сердито хмурится каждый раз, когда Перси осмеливается затронуть тему гала-концерта. Тонкс понимает, но не понимает, и эта разница достаточно велика, чтобы Перси огрызался на нее, когда она пытается его успокоить. Драко решительно ничего не понимает, хотя ему не раз доводилось бояться света прожекторов, потому что Драко и его мать решили, что больше не желают отворачиваться от людских глаз, когда выходят на публику. "Отец умер", - говорит Драко, когда приходит к Перси, чтобы попрактиковаться в речи. Он старается держаться беззаботно, но Перси все равно слышит легкую дрожь в его голосе. Иногда Перси задумывается, не украл ли он у Гарри то, что отдал Драко, и не был ли Драко из его временной шкалы таким самообладающим и зрелым в восемнадцать лет. Влияние Люциуса или Нарциссы? "Но он погиб, пытаясь спасти мою жизнь, что для отца было бы сродни его обращению от Темного Лорда. Нам с матерью незачем перед кем-то отчитываться". Перси, помнящий последний день Люциуса, не совсем уверен, что Люциус был готов выступить против Темного Лорда, но он ничего не говорит. При всех недостатках Люциуса, он сильно и искренне заботился о своей семье, и, учитывая, что Перси, по сути, настроил его на неудачу, Перси считает, что обязан в память о нем дать сыну и жене это небольшое утешение. "Ну, вас и вашу мать чествуют, это должно помочь". Нарцисса, похоже, относится к своей предстоящей медали Третьей степени, вручаемой ей за помощь Андромеде в уничтожении одного из крестражей (или "щитов жизни", как продолжает утверждать Скримджор), с таким же отсутствием энтузиазма, как и Андромеда, которая, несмотря на всю свою помощь в войне, также попросила министра воздержаться от вручения ей каких-либо наград, не говоря уже об Ордене Мерлина Второй степени. Тем не менее имена обеих сестер Блэк были напечатаны в газете. После прочтения газеты у Перси сложилось впечатление, что все в их обществе либо мертвы, либо заключены в тюрьму, либо награждены медалью, но, по крайней мере, он полагает, что это обеспечит высокую посещаемость торжественного мероприятия, и решение по крайней мере якобы будет принимать Скримджор. "У меня есть неплохая речь", - говорит Драко, замахиваясь кочергой из камина Северуса на Перси, который забавно поднимает брови. Волосы Драко свежеподстрижены, и он экспериментирует с бородой, которая вот уже двадцать минут не дает покоя Перси. (Перси надеется, что Рон или Тонкс что-нибудь скажут, прежде чем ему придется деликатно сообщить Драко, что борода никак не улучшает его тонкие черты лица, в отличие от Гарри, чей чуб, кажется, добавляет к общей атмосфере грубой дикости, которая витает вокруг Мальчика-Который-Выжил в эти дни). "Мне не терпится это услышать", - говорит Перси. "Дай угадаю: речь пойдет о том, как ты использовал все слизеринские хитрости в своем хранилище, чтобы перебежать от Темного Лорда и помочь Мальчику-Который-Выжил в трудную минуту?" Драко опускается на несколько градусов, кончик кочерги волочится по ковру. "Не совсем. А что есть у тебя? Как ты преодолел великий позор фамилии Уизли, чтобы смешаться с лучшим обществом?" Перси закатывает глаза. Его бывшие соратники, Пожиратели смерти, не связывались с ним; он не хочет знать, чувствуют ли они себя преданными или благодарными за то, что он пробрался в их закрытые ряды с помощью хитрости. Наверняка многие из них сейчас перебирают в памяти то, что они сказали Перси, и гадают, дошли ли их слова до Ордена. Перси не волнует подавляющее большинство Пожирателей смерти, но есть несколько человек - Булстроуд, например, и Яксли, несмотря ни на что, - с которыми он хотел бы поговорить более откровенно, чтобы полностью объяснить свои действия. "Просто все это кажется таким... напыщенным, я полагаю. А поскольку я рассчитываю получить медаль третьего класса, если это вообще возможно, не могу представить, что мне будет уделено слишком много времени". "Людям нужны помпа и обстоятельства", - мудро отвечает Драко, и на кратчайшую секунду Перси видит старшего Драко, парящего на задворках тела подростка, - Драко с политической хваткой отца и аккуратной миловидностью матери. Затем он несколько раз взмахивает кочергой в воздухе, словно рыцарь, сражающийся с драконом, и изображение исчезает. "У нас был чертовски ужасный год, Перси. Несколько лет, правда. Какое облегчение думать о покрое своей мантии, не так ли? Вместо того чтобы гадать, доживет ли твоя мать до Рождества?" Перси с легким ворчанием признает его правоту. Когда-то он сказал Волдеморту примерно то же самое. Возможно, именно это беспокоит Перси больше, чем шок от адаптации к послевоенной жизни, больше, чем беспокойство, омрачающее его мысленный образ себя на сцене, заикающегося в волшебный микрофон, в то время как зрители смотрят на него, не впечатленные и подозрительные. Скримджор, кажется, следует во многом той же схеме, которую Перси посоветовал бы Тому, если бы в этом возникла необходимость. Пусть пыль осядет на пару месяцев; несколько громких дел, опубликованных в газетах, чтобы публично наказать виновных в насилии; несколько номинальных изменений, направленных скорее на умиротворение масс, чем на что-либо еще; и завершить все это кровавым торжеством с помпой и обстаятельствами. И Перси, в общем-то, не возражает против идеи гала-концерта. Люди заслуживают возможности праздновать друг друга; то, что кто-то бросил вызов Темному Лорду, вообще заслуживает праздника, хотя Северус с этим не согласится. А вот с чем он не согласен, так это с тем, что ему вообще придется присутствовать. Даже шепотки, которые раздаются, когда Северус и Перси нехотя пробираются во вторник утром на Диагон-аллею за новыми парадными мантиями, трудно вынести. Их присутствие почти полностью останавливает пешеходное движение. Северус Снейп, убийца Альбуса Дамблдора, в компании с тем самым Темным мальчишкой Уизли, который, как все знали, контролировал министра, и обоих хвалят за шпионаж? Неужели всё это было ложью? Неужели Дамблдор погиб от руки Снейпа? Неужели мальчик Уизли все это время помогал им за кулисами? Как они жили с собой, с выбором, который им пришлось сделать, с ненавистью на лицах тех, кто когда-то знал их? Говорили ли они сами знаете с кем? Или же они лгали ему, и им это удалось, или же это был какой-то трюк, просто два волшебника играли на стороне друг друга? Северус едва не обрушивает на толпу серию гексов, но Перси удается предотвратить неизбежную катастрофу: он ускоряет шаг и продирается сквозь толпу, пока Северус не вынужден следовать за ним или остаться позади. В результате Северус дуется на примерке мантии Перси и проводит свою собственную наедине. Перси выбирает мантию глубокого бордового, почти черного цвета - тонкий намек на его гриффиндорское наследие, но без вычурности и дешевизны. Они украшены тонкой золотой филигранью, танцующей в свете камина, - роскошь, которая напоминает ему о Люциусе, и, возможно, ему следовало бы стыдиться себя, но он чувствует, что ему понадобится немного силы Люциуса, чтобы пройти через гала-концерт, немного серебряного языка и харизмы Люциуса, немного безупречного вкуса Люциуса. Никто из его братьев и сестер, кажется, не понимает страха Перси, даже Джинни, которая, несмотря на себя, была вовлечена в это волнение. Перси не может отказать никому из них в веселье: он рад, что каждого из них чествуют, ведь каждый из них сыграл свою роль в войне и оставил свой след в обществе. В предыдущей временной шкале только Рон оказался в центре внимания общественности, и любая их радость и облегчение были с трудом подавлены смертью Фреда. В этой временной шкале Перси обнаруживает, что даже из тех шепотков, которые он собирает на задворках общества, семья Уизли становится весьма уважаемой. (Фред и Джордж, единственные, кроме Перси, одинокие братья и сестры, с большим удовольствием сообщают остальным о том, насколько они популярны у потенциальных женихов). Единственный раз, когда Перси видит свою мать, - на ужине у Уизли, куда Перси приходит поздно, уходит рано и почти ничего не говорит, - она выглядит усталой, но бодрой, и у него возникает странная мысль, что, возможно, она поймет его желание держаться подальше от внимания. Перси не знает, почему он так сильно желал славы, что она отразилась в Зеркале Эризеда. Все, чего он хочет сейчас, - это исчезнуть, чтобы люди ничего от него не ждали, чтобы он мог свободно совершать свои собственные ошибки, чтобы его не замечали и не обращали на него внимания. Если бы именно так чувствовала себя его мать, наследница рода Преветтов, он, как ни странно, мог бы понять ее желание найти убежище в качестве домохозяйки Уизли. По крайней мере, каждый мог бы составить о ней свое собственное мнение и оставить ее в покое. Братья и сестры Перси считают, что Перси должен принять медаль Первой степени и сообщить всем в не слишком деликатных выражениях, что он практически спас Волшебный мир. Даже мысль о таком заявлении кажется ему величайшим высокомерием и хитростью, на которые он только способен. Перси сделал очень мало того, чего не сделали Дамблдор и Гарри в первой временной шкале, хотя Северус всегда огрызается, когда Перси совершает ошибку, высказывая подобную мысль. Перси не может забыть, что вся храбрость, проявленная им при уничтожении крестражей, была необходима лишь из-за полнейшей глупости, которую он проявил сначала. Перси сам создал демона, и не стоит аплодировать ему за то, что ему едва хватило сил уничтожить его за несколько минут до того, как он обратился против всего мира. За несколько дней до мероприятия Перси начал подумывать о том, чтобы отказаться от участия в нем. Ничего не узнав от Скримджора, Перси пришел к осторожному выводу, что министр не намерен заставлять Перси проходить через это испытание. Если это так, то никто не заметит отсутствия Перси, кроме, возможно, Северуса. Скрываться от события сезона было бы не совсем подобающим для гриффиндорца поступком, но Перси не знает, сможет ли он еще претендовать на дом Годрика. Накануне гала-концерта Перси практически решил, что не будет на нем присутствовать. Северус, скорее всего, будет раздражен тем, что он бросил его на произвол судьбы, но Перси считает, что либо он уже достаточно отдал себя британскому обществу, и пребывание дома должно стать ему наградой, либо он не заслуживает награды и поэтому не должен присутствовать вообще. (Логика, признается он себе в зеркале, непростая, но все же логика). Северус принимает новость молча. Никто из них еще не переоделся в свои официальные наряды по этому случаю, но формально гала-вечер начнется через час, а значит, им следует оставить на этот вечер свои недописанные книги и отправиться красить свои публичные фасады. "Я не могу, Северус", - добавляет Перси в наступившей тишине, полувопросительно, полуутвердительно. Он кривится от нытья, которое слышится в этих словах, но старается держаться твердо. "У меня нет никакой реальной причины присутствовать там". "Министр может наградить вас медалью", - отвечает Северус, перелистывая страницу своей книги, как будто этот разговор ему наскучил. "Если вы не придете на вручение, это еще больше привлечет внимание к вашему отсутствию. Я бы посоветовал вам присутствовать, вежливо поблагодарить министра и уйти, не выставляя себя на посмешище". "Я не могу пойти", - повторяет Перси, чувствуя, как разочарование проступает на его плечах. "Я чертов маггл, Северус. Кто-нибудь обязательно заметит, и когда это произойдет, моя жизнь, как я ее знаю, закончится". Губы Северуса сжаты, а когда он поднимает глаза от книги и встречается взглядом с глазами Перси, Перси от удивления делает шаг назад. "Если бы ты действительно был магглом, в этом не было бы ни стыда, ни жалости. Но ты - волшебник, потерявший свою магию; не сквиб, не маггл, а волшебник". Плечи Перси защитно напрягаются, и он поправляет очки рукой, в которой раньше держал палочку. "Такое различие нелепо, Северус". "Неужели?" Северус встает, проходит через комнату к шкафу и достает оттуда пачку бумаг, скрепленных заклинанием. Вернувшись на свое место, он опускает взгляд на свои записи, как бы освежая память, а может, просто чтобы избежать взгляда Перси. "Я изучал ваше состояние, поскольку вы, похоже, не прочь потратить свою свободу на игру в шахматы". Уязвленный, Перси занимает место напротив Северуса, хотя и не может понять, что написано на бумаге. "Это мое условие, как вы говорите, - исследовать, когда мне заблагорассудится". На маленьком столике рядом с табуретом Перси теперь лежат четыре книги, сложенные стопкой. Одна в темно-синем переплете, два толстых кожаных тома и тонкая зеленая книжка, добавленная недавно. Северус многозначительно смотрит на них: Перси даже не прочитал их названия, не говоря уже о том, чтобы открыть. "И когда это произойдет? Ты не можешь вечно игнорировать свое состояние". Северус бросает на него оценивающий взгляд, а затем быстро, с вызовом говорит: "Я написал Николасу Фламелю, чтобы получить его совет по этому вопросу". "Вы написали Николасу Фламелю?" недоверчиво спрашивает Перси. "Где письмо? Покажи мне письмо, Северус". Северус, сидящий в своем кресле, с закатанными рукавами и одетый в белую рубашку поверх черных брюк, далеко не похож на летучую мышь из детства Перси. Тем не менее, взгляд, которым он смотрит на Перси, - поворот, поднятая бровь, гроза, собирающаяся в уголках губ, - во многом тот же самый, и Перси чувствует, как мужество покидает его при этом взгляде. "Моя переписка - мое личное дело". Единственное, что может ответить Перси, - это то, что он не хранит секретов от Северуса - как он может это делать, когда его жизнь так плоска и пуста, когда ему требуется помощь даже для того, чтобы навестить братьев и сестер, - но это не значит, что Северус не хранит секретов от него. Даже после трех недель совместной жизни Перси неловко осознавать, что он лишь поверхностно подошел к знакомству с непостижимым Северусом Снейпом. Я не знал, что должен сообщать вам о своем местонахождении. Заткнись, Том, - хмурится Перси, глядя то на себя, то на Северуса, который изучает его выражение лица и протягивает ему письмо. Бросив на Северуса вызывающий взгляд, Перси разворачивает тонкий лист пергамента. ...жить как магл легче, чем многие думают... ...уникальные свойства физической магии... ...мои соболезнования мальчику... "Ты смеешь", - говорит Перси, и голос его дрожит. Он звучит непривычно для него, словно кто-то другой произносит слова, формирует их незнакомыми губами и подносит к его рту. "Ты осмеливаешься рассказать Фламелю о моем затруднительном положении". "Я не сказал ему ничего лишнего", - говорит Северус, протягивая тонкую руку за письмом. "Я подумал, что у него может быть информация о вашем затруднительном положении, как вы его называете". "Почему?" Перси прижимается к спинке кресла, чувствуя тошноту и клаустрофобию. Северус ровно говорит: "Вы слышали Дементора. Если вы хотите исцелить повреждение своей души... если мы хотим это сделать, то должны действовать с намерением и сосредоточенностью". "Я не хочу думать о своей душе, Северус", - выплевывает Перси. У него есть время - ничего, кроме времени. У него так много времени, что он тонет в нем. У него достаточно времени, чтобы не думать о вещах, о которых он не может думать, пока они не станут далекими и отдаленными, пока воспоминания об этих вещах не будут болеть, как старые синяки, а не жалить болью. "Вы сказали, что здесь у меня будет свобода делать все, что я пожелаю". "И ты тоже", - ровно отвечает Северус. "И у меня есть свобода поступать так же. Я хочу сосредоточиться не только на вашем, но и на своем собственном исцелении". На секунду Перси вздрогнул от этого спокойного, рационального ответа. Северус встретился со своими демонами, а Перси должен? Затем он собрал свой гнев и прорычал: "Вы не имеете права обсуждать мое исцеление без моего согласия. Я не объект для изучения и обсуждения". "Прошел почти месяц, Перси", - восклицает Северус. "А ты так и не начал рассматривать..." "- Я не готов, Северус!" Перси качает головой, письмо острое и скользкое в его ладони. "Куда ты спешишь? Ты устал от моего присутствия здесь? Надеешься, что сможешь меня вылечить и покончить со своим покаянием?" По непроизвольному румянцу, окрасившему щеки Северуса, Перси понял, что выиграл дело. Сам того не ведая, одна сторона его рта растягивается в неловкой ухмылке, и он, наклонившись вперед, злобно говорит: "Ты ведь такой, да? Я долго думал, почему ты так стремишься помочь мне. Ты никогда не заботился обо мне, Северус, кроме того, что я мог сделать для тебя. Ты надеешься, что, исцелив меня, искупишь свои грехи". "Не приписывай мотивы моим действиям, особенно когда ты не прав", - рычит Северус. Даже в приглушенном состоянии Перси чувствует, как магия Северуса начинает вихрем проноситься по комнате. Перси недоверчиво качает головой. "Это простая логика, знаешь ли. Если ты веришь, что меня можно исцелить, что это исправит твои ошибки, значит, ты веришь, что мне нужно исцеление. Поэтому, когда ты сказал, что заинтересован в том, чтобы стать моим спутником, несмотря ни на какие результаты, это была ложь". "Не будь смешным, Уизли". "Я не буду твоим механизмом искупления, Снейп", - жестоко говорит Перси. "Вернув мою магию, ты не вернешь и Лили". "Жестокость тоже не вернет Тома", - говорит Северус, и его голос внезапно становится тихим. Слова повисают между ними, и Перси смотрит на ковер между ними, внезапно ненавидя его за то, каким скучным, не вдохновляющим и неизменным он был в течение последнего месяца. "Я не хочу возвращать Тома". Перси издал хриплый смешок, отвернув лицо, чтобы не видеть выражения лица Северуса. "Он был злым, Северус. За гранью искупления. Я уничтожил свою собственную душу, чтобы уничтожить его, и, черт возьми, избавился от него". Голос Северуса почти неузнаваем. "Вполне понятно, что ты скучаешь по нему, Перси". "А я нет". Перси сжимает пальцы на ногах так сильно, что от удивления костяшка на большом пальце выпирает. "Я не должен. Я не могу скучать по нему, Северус. Война закончилась, я получу награду за то, что был на стороне света. Я не могу скучать по Темному Лорду". "Ты скучаешь по Темному Лорду?" Перси отпускает пальцы на ногах и чувствует себя внезапно очень старым, как будто прожил три жизни или четыре, но все равно пришел в одно и то же место. "Да", - тихо признает он, и это предательство по отношению ко всем, кто все еще хорошо думает о Перси. "Да. Как я могу, Северус? Как я могу не согласиться? Часть меня скучает по войне". Он взмахивает рукой, охватывая маленькую комнату с небольшим рядом книг и маленьким маггловским камином. "Я ценю то, что ты позволил мне жить здесь, Северус, но..." "Темный Лорд заставил тебя почувствовать себя сильным", - мягко говорит Северус. Перси поднимает взгляд и поражается пониманию, отразившемуся на лице Северуса. "Он заставлял тебя чувствовать себя уважаемым. Он заставлял тебя чувствовать себя равным ему, и это пьянило". Перси мог бы возразить, если бы не было очевидно, что Северус говорит и за себя. Северус тихо продолжает: "Иногда мне приходила в голову мысль, что некоторые волшебники не созданы для мира. Люциусу часто было... скучно в Министерстве, и это одна из причин, почему он никогда не пытался баллотироваться на пост министра. Я вижу ту же неугомонность в вас... и в себе". Война была ужасной. Это было ужасно, ужасно, ужасно. Перси почти не спал, почти не ел, и почти все дни дрожал в своей постели, чувствуя себя подавленным, опечаленным и чертовски уставшим. И все же... "И Том был твоим спутником, каким не был Темный Лорд". Северус скривил губы, хотя и без юмора. "Я чувствовал то же самое по отношению к Тому, которого впервые встретил, а также к Люциусу, когда был молод. Я не покровительствую тебе -" - говорит он, не обращая внимания на то, что Перси заерзал, - "но ни Том, ни Люциус, которого я знал во время этой войны, не оказали на меня такого же влияния". Перси опускает руки и изучает свои пальцы. "Наверное, часть меня не может не думать о том, что все могло быть совсем иначе". "Отказ от самоисцеления не изменит прошлого, - мягко говорит Северус. Но жалость снова и снова злит Перси или, по крайней мере, заставляет его сжимать горло и сжимать пальцы в ладонях. "Ты не знаешь, что мне поможет, Северус. Ты знаешь о том, как жить, не больше, чем я". Перси машет рукой на крошечный коридор, на монотонность их существования. "Ты заслужил свой покой, Северус; почему же ты не тратишь его?" "Что ты хочешь, чтобы я сказал?" Северус смотрит на Перси, и выражение его лица почти беспомощно, что вызывает гнев в груди Перси. "Тебе нравится указывать на то, что мы почти ровесники, когда тебе это удобно, но в остальное время ты игнорируешь это. Я больше не твой профессор и не твой шпион. Тебе приятно знать, что я не умею лечить себя так же, как и тебя?" На секунду Перси сердито смотрит на Северуса, у которого всегда были ответы на все вопросы, и у которого они должны быть и сейчас. Затем ему становится стыдно. Он бросает взгляд на табурет рядом с собой, думая о том, что Северус молча добавляет тома, которые Перси сможет использовать в своих исследованиях, и его щеки вспыхивают от удара Северуса. Он был эгоистом, думая о своей боли, о своих страданиях, но он не подумал и о потерях Северуса. "Мне очень жаль", - наконец говорит он, и, как всегда, когда он извиняется перед Северусом, тот вздрагивает, как будто слова прозвучали болезненно и неожиданно. Перси становится немного легче от того, что он извинился, но не намного, и он бесплодно ищет, что бы еще сказать. Северус с помощью заклинания сворачивает пергамент, включая письмо Николаса Фламеля, и возвращает весь сверток на полку. "Я уйду через час, - говорит он, не сводя глаз с Перси. "Тебе не нужно присутствовать, если ты не считаешь себя... способным". Перси хмуро идет в свою комнату, где садится на маленькую деревянную кровать и ощущает под руками знакомые простыни. Все в этой комнате раздражает его: деревянный комод, все еще потрепанные коробки из его квартиры, письменный стол с аккуратной коллекцией перьев. "К черту все", - беззлобно пробормотал Перси про себя. Он еще секунду избегает этой мысли, прежде чем поднимает подбородок и заставляет себя посмотреть ей в лицо. Он прячется, желая избежать торжества, что, как он полагает, вполне объяснимо, если бы его отсутствие касалось только его самого. Но если Перси присутствовал на сотнях подобных мероприятий - на одних рядом с министром, на других вместе с толпой молодых сотрудников Министерства, жаждущих приглашений на бесплатные вечеринки, а на третьих в качестве представителя Темного Лорда, - он не может себе представить, что то же самое можно сказать о Северусе. А Перси, если верить министру, получит лишь небольшую медаль, наряду с десятками других, и только за участие в передаче информации Ордену. Перси точно знает, какого цвета должны быть приглашения, какие формы заявок использовать, чтобы заказать питание у утвержденных поставщиков, и какие формулы использовать для оценки потребности в персонале. Северус будет присутствовать на мероприятии практически вслепую. Он будет одет в новенькие мантии, у него не будет ни одного друга в зале, и он будет знать, что должен принять высшую награду, которая есть в их обществе. Настойчивое желание Северуса молча страдать, отталкивать Перси вместо того, чтобы попросить о помощи, быть чертовски благородным - все это действует Перси на нервы. Мысль о том, что Северус несколько часов сидит в одиночестве за богато украшенным столом, нахмурившись, заставляет Перси чувствовать неимоверную тоску, и это снова и снова раздражает его. *** В течение следующего часа Северус срывает с заколдованной вешалки свою мантию и злобно пожимает плечами. Его усмешка только усиливается, когда он смотрит на себя в зеркало, на ту же долговязую фигуру, которая встречает его каждый день вот уже более тридцати пяти лет. Те же сальные волосы, те же пожелтевшие зубы, то же усталое лицо с огромными бровями и неровными хмурыми морщинами. Ничто на его лице не говорит о том, что сейчас он человек мира, не говоря уже о том, что скоро он получит награду. Когда Северус видит других учеников своего года обучения в Хогвартсе - не многие пережили обе войны, - ему иногда кажется, что он выглядит намного старше их, даже тех, у кого есть супруги, маленькие дети и собственные заботы. Только оборотень продолжает выглядеть так же изможденно, как и Северус, и это, возможно, одна из причин, почему Северус не выносит его вида. Перси, несмотря на его недуг и непомерную неуверенность в себе, выглядит гораздо лучше, чем должен выглядеть в свои тридцать лет. Война состарила его, как и всех их, и поэтому мальчик уже не выглядит таким свежим и жизнерадостным, как когда-то, когда он стоял в кабинете Северуса накануне выпускного вечера и без малейшей оглядки на невозможность этой идеи рассказывал ему, что планирует превратить крестраж в портрет, чтобы выпытать у него информацию. Северус задумывается над этим воспоминанием и фыркает про себя. Согласился бы он так легко, если бы Перси пришел к нему сейчас с этим отстраненным, избитым выражением лица за очками в оправе, с небольшими паузами перед словами, с неприкрытой безнадежностью, которая временами неправдоподобно проступала из-под его тщательно скрываемой маски? Нет, он бы не смог. Что-то в том, насколько решительным был мальчик Уизли, затронуло что-то в темном и больном сердце Северуса, заставило его отказаться от осторожности перед лицом безрассудной надежды. Теперь их ждет почет. Вернее, теперь это будет честь для него, поскольку Персиваль Игнатиус Уизли не терпит дураков, даже если они его собственного облика. Северус бы затронул этот вопрос раньше, если бы не... опасался спровоцировать точно такой же спор, который только что разгорелся между ними. Северус хмурится и плотнее натягивает на себя новую мантию. Ткань странно ощущается на голой коже, и он открывает ящик кедрового комода и изучает свой выбор простых черно-белых рубашек. Должен ли он был надевать что-то под мантию? Они застегиваются спереди на длинный ряд серебристых пуговиц с замысловатыми деталями и падают, слегка касаясь земли. Чистокровные традиционно носили под мантиями только штаны, или так Северус думает, смутно припоминая ухмыляющийся голос Люциуса, когда он наставлял юного Северуса в правильном одеянии. Применимо ли это к такому событию, как это? Придется ли ему расстегивать мантию, чтобы получить медаль? Северус мог бы пойти в другую комнату и спросить у Перси, ведь тот, несомненно, знает все о подобных мероприятиях, но не может заставить себя сделать это. Не задумываясь о причинах, Северус твердо приказывает себе перестать раздумывать над своим внешним видом, как пятикурсник, и, не раздумывая больше, достает из ящика белую рубашку. По крайней мере, рубашка послужит барьером между подозрительно роскошной на ощупь тканью, и он сможет попытаться притвориться, что на нем обычная преподавательская мантия. (Во время бешеной уборки дома он выбросил все эти грубые черные мантии, и ему пришлось купить новый комплект по совиному заказу. Это был импульсивный и глупый поступок, но он не мог смириться с мыслью, что ему придется носить мантии Хогвартса еще хоть один день). Накинув мантию поверх рубашки, Северус возвращается к зеркалу, которое, как оказалось, было маггловским и не беспокоило его банальными комментариями. Он стискивает зубы, глядя на свой внешний вид, не в силах удержаться от воспоминаний о паническом выражении шока на лице Перси, когда Северус признался, что не знает, как лучше исцелиться от военных потрясений. Это не должно его беспокоить: он - профессор Уизли, его куратор, взрослый для ребенка Уизли, и он должен был быть готов взять на себя это бремя, прежде чем предложить мальчику свой дом. Какое дело Перси до боли Северуса? Северус - эксперт по боли. Он должен быть экспертом и в искуплении, или, по крайней мере, в том, как жить со своими грехами. Волосы не исправить, грубо решает он, с отвращением наблюдая, как они раскачиваются, неухоженные и длинные, по обе стороны его лица. Зубы - ну, зубы он мог бы исправить, хотя заклинание отбеливания зубов имеет дурной вкус, и он не подумал приготовить одно из многочисленных зелий, которые он время от времени заставлял себя принимать, чтобы исправить некоторые из откровенных разложений своего тела, которые грозили одолеть его каждые пять лет или около того. Уизли не имел права ожидать, что Северус исцелит его магией, словно Минерва или даже Альбус, готовый сказать тёплое слово и бросить знающий взгляд. Хотя, вынужден признать Северус, корчась от боли при произнесении заклинания, Перси не просил Северуса пытаться сделать что-то подобное. Он лишь попросил Северуса оставить его в покое, и Северус сделал все, что мог. И что с того, что мальчишка хотел тратить свою неразумную юность на долгие периоды сна в постели, на банальные шахматные партии с Драко (который по-прежнему избегал Северуса, что Северус постоянно хотел исправить, хотя он не готов к драке с сыном Люциуса), на визиты к братьям и сестрам. Северусу стало легче от осознания того, что хотя бы некоторые из детей Уизли начинают проявлять ту зрелость, которая всегда была присуща Перси, даже если Молли и Артур ведут себя... Северус проводит языком по зубам и заявляет, что они в полном порядке. После продолжительного колебания он трансфигурирует кожаный галстук из клочка пергамента на столе и завязывает волосы за головой в виде низко висящего галстука, который так часто предпочитал Люциус. Без волос голова кажется более легкой и обнаженной, но при этом она не кажется такой уж... жирной, поэтому он еще раз хмурится на свое отражение, а затем решительно отворачивается. Девушка Нимфадора - совсем другое дело. Северус считает, что если Перси еще не понял, что девушка к нему неравнодушна, то скоро поймет, и это, по его мнению, будет достаточной мотивацией для того, чтобы мальчик начал просыпаться раньше и действовать с большей энергией. Северус не уверен, что Нимфадора - правильный выбор для Перси: ее беспечный и веселый подход к решению проблем, похоже, раздражает Перси, который славился среди профессоров своей строгой и жесткой дотошностью, но она, кажется, легко приняла его роль в войне, отсутствие у него магии и его затрудненное возвращение к миру. Северус гадает, когда и расскажет ли ей Перси о своих путешествиях во времени и как девушка воспримет эту новость. По крайней мере, Андромеда будет яростной и заботливой свекровью, и уж точно сможет потягаться с Молли Уизли в упрямстве и решительности. Мантия, рубашка, зубы, волосы, обувь. Наконец Северус не может больше терять время, и он медленно и целенаправленно идет в гостиную, его шаги отдаются эхом, когда он спускается по лестнице. Ему вдруг представился отец, спускающийся по этим самым ступеням, одетый в свою темную рабочую одежду, с чисто вымытым лицом и аккуратно уложенными волосами. Человек, вернувшийся в их дом в конце рабочего дня, был очень мало похож на того, кто поцеловал жену в щеку, принял обед из пакета, взъерошил волосы сына, а затем спустился в темноту и шум рутинной и унизительной работы, которая была единственным источником дохода семьи. Когда Северус впервые увидел изображение узника Азкабана на четвертом курсе, он сразу же подумал об отце, который усталым шагом возвращался в дом после наступления темноты, его лицо было перепачкано грязью, плечи опущены от унижения, когда он позволял какому-то снисходительному богатому мальчишке диктовать ему каждое движение, волосы засалены, а глаза пылают едва сдерживаемой яростью. Пленник поднял голову и посмотрел с портрета с той же покорной злобой, той же безнадежной агонией, той же кипящей опасностью. Вид Перси в гостиной, одетого в свою мантию и перелистывающего подборку карманных носовых платков, аккуратно уложенных в маленькую книжечку, рассеивает тучи в голове Северуса, хотя короткая искра тепла почти сразу же сменяется медленным сжатием желудка. Он не подготовился... "Я думал, что у тебя будет серебро, - говорит Перси, не встречаясь с Северусом взглядом. Он показывает головой на аккуратную серебряную салфетку, лежащую на стуле Северуса. "Но я никак не могу решить, что же мне выбрать. Бордовый - такой дурацкий цвет, особенно с моими волосами. Тетушка Мюриэль снесла бы мне голову, если бы я попробовал золотой, но черный кажется немного..." Перси делает легкую гримасу неодобрения, возможно, неосознанно, когда задерживается на темном черном квадрате. Это взгляд, который Северус видел только тогда, когда мальчик говорил о своей тете - тетя Мюриэл говорит, что летняя вечеринка имеет тот же дресс-код, что и зимняя, так что мы должны быть в порядке с такими темными цветами, - и он предполагает некоторую нервозность, некоторую неуверенность, схожую с беспокойством, которое заставляло Северуса беспокоиться о своем внешнем виде в течение почти часа. Северус удивляется ровности своего голоса, когда тот спрашивает: "Какие еще варианты вы рассматриваете?" Перси застенчиво улыбается ему, глядя на книгу из прессованной ткани, и Северус старается не притворяться, что ему это зрелище не доставляет жалкого удовольствия. Для них всех будет лучше, когда Перси оставит Северуса и пойдет дальше по жизни. Северус без сомнения доказал, что он не является достаточным... спутником для Перси ни в войне, ни в мире, и мальчик заслуживает того, чтобы прожить остаток жизни без жирного бича подземелья, нависшего над его головой. Они выбирают для Перси квадрат кремового цвета, который немного компенсирует темноту его мантии, и Перси складывает его и Северуса маггловским способом, его пальцы двигаются ловко, объясняя, что тетя Мюриэль никогда не позволяла ему завязывать галстук, складывать карманный квадрат или подшивать рукава с помощью заклинания. Небольшая неловкая пауза, во время которой Перси делает движение в сторону Северуса, как бы желая заправить квадратик в его мантию, и Северус вздрагивает, не успев остановиться, в его руке появляется палочка. Перси делает поспешный шаг назад, его рука ослабевает, и Северус проклинает себя. "Все в порядке", - коротко говорит он, убирая палочку. "Приступайте". К счастью, мальчику нужно принести из своей комнаты часы и кольцо с печаткой Преветта, что дает Северусу возможность изменить выражение лица на более подходящее. "Ты готов?" нейтрально спрашивает он, когда Перси возвращается. Перси застегивает часы на запястье и надевает кольцо на палец. "Нам пока не стоит уезжать". Северус хмурится. "Мы и так задержались почти на час". "Как и должно быть". Перси поворачивается и идет по коридору на кухню, где наливает себе чашку холодной воды. Северус издает горловой звук недоверия, следуя за ним, и Перси поясняет через плечо: "Мы хотим опоздать по крайней мере на час, чтобы не вызвать беспорядков, как в Диагон-аллее. Пусть кто-нибудь из остальных прибудет раньше нас; надеюсь, Гарри скоро будет там, так что все будут толпиться вокруг него". "Понятно", - резко отвечает Северус. Он готовит себе маленький стакан воды, и они молча стоят в парадных мантиях. Северус никогда не был на торжественных мероприятиях; самой шикарной вечеринкой, на которой Северус когда-либо присутствовал, было его собственное Отмежевание, поскольку он не посещал вечеринку выпускников и никогда не был ни на свадьбе, ни на похоронах. "Все будет хорошо", - твердо говорит Перси, как будто может заглянуть Северусу в голову и увидеть там постыдную неуверенность, которая все еще сохраняется, как будто Северусу снова семнадцать лет и он яростно спорит с самим собой о том, было ли приглашение Розье искренним или это лишь преддверие жестокой шутки. Северус сердито смотрит на Перси. "Глупый комментарий, учитывая, что ты больше не можешь утверждать, что знаешь будущее". Перси морщится, а Северус гримасничает, размышляя, стоит ли ему извиняться. Временами Перси подшучивает над своим недугом или над унизительностью повторного проживания жизни, но Северус считает, что оба этих порыва сродни желанию поковырять болезненный струп, хотя бы для того, чтобы посмотреть, какая боль вырвется наружу в результате. "Я не знаю будущего, - резко признает Перси, прежде чем Северус успеет сформулировать извинения, - но я знаю, как обычно проходят подобные мероприятия, ведь я присутствовал на них гораздо чаще, чем ты. Даже если мы прибудем сейчас, большинство людей будет снаружи, они будут разбредаться, позировать фотографам и подхалимничать перед министром. Вскоре министр произнесет краткую речь, затем принесут еду, и пока мы будем есть, он представит медалистов Третьего класса. Небольшой перерыв; десерт, если мне нужно угадать, а затем медалисты второго класса, которые произнесут более длинные речи". "За нами с Поттером", - ворчит Северус. Он не видел Поттера с того ужасного дня в Министерстве, и общение Перси с дементором имело гораздо больший приоритет, чем гнев Поттера на то, что министр выдвинул его ненавистного профессора. Он не мог себе представить, что последний месяц заставил мальчика смириться с тем, что их будут чествовать вместе, стоя бок о бок. Несомненно, это окажется какой-то нездоровой шуткой; судьбам нравилось вертеть Поттером перед носом, как бы напоминая ему о Лили и Джеймсе одновременно. Перси кивает. "К этому времени у всех будет шампанское, и мы сможем поднять за вас тост. Министр заставит вас остаться на весь следующий час общения, а потом мы сможем улизнуть и вернуться домой". Северус замирает. Возможно, это было сказано вскользь... конечно, мальчик не думал о своем доме как... "Я не оставлю тебя во время общения", - неуверенно произнес Перси, заметив реакцию Северуса. Как обычно, осознание того, что Перси так внимательно за ним наблюдает, придает ему резкость, когда он отвечает: "Я не ребенок, нуждающийся в сопровождении". Пауза, затем более мягкое: "Но я бы... оценил ваше знакомство с подходящими темами для разговора". Северус прикусывает челюсть, на его щеке подрагивает мускул, а брови Перси поднимаются вверх в видимом удивлении, прежде чем осторожный нейтральный взгляд стирает все признаки его личности. Северус так давно не видел этого взгляда от Перси, что ему страшно хочется увидеть его снова, хотя, конечно, Перси не обязан Северусу ничем таким глупым, как несдержанное выражение лица. "Тогда пойдем", - говорит Перси, снова проверяя часы. Северус знает, что именно эти часы Молли Уизли подарила Перси на его семнадцатый день рождения, но, как и много раз до этого, не позволяет себе спросить о матери мальчика. По взаимному согласию они не обсуждают родителей друг друга. Он опускает бокал в раковину - Северус по рассеянности накладывает очищающие чары и направляет пару бокалов обратно в шкаф, чтобы они не беспокоились о них по возвращении, - а затем идет обратно в главную гостиную, его спина выпрямляется с каждым шагом, а шаг удлиняется, пока он не становится похож на человека, с которым Северус сотрудничал, чтобы уничтожить Темного Лорда, а не на кряхтящего и дрожащего мальчика, который жил в доме Северуса в течение последнего месяца. "Один час общения", - ворчит Северус про себя, чтобы не думать о том, какое патетическое облегчение он испытывает, видя возвращение Перси, с которым он так хорошо знаком. Будет лучше, если он уедет, и скорее раньше, чем позже, твердо напомнил он себе, снимая заслоны с флоу. Он не хотел соглашаться с предложением министра, чтобы они отправились на гала-концерт прямо в кабинет министра, но Северус тогда подумал, что так ему не придется объяснять Перси, почему его сопровождает другой волшебник. "Все будет хорошо, Северус", - подчеркивает Перси. "Выступление, ужин, общение, ранний выход, дом. Людям интересно услышать твою историю, но большинство уже составили свое собственное мнение". "Речь, ужин, общение, выход", - повторяет Северус. Двумя длинными пальцами он потирает переносицу. Тем не менее он не может удержаться от того, чтобы не бросить на Перси едва заметный взгляд из-под руки, который тот, к счастью, не замечает. У него пересыхает во рту, когда он говорит: "А потом... домой". Ты не имеешь на него права, - сурово говорит себе Северус, когда Перси проходит через флуо. Перси, похоже, не заинтересован в том, чтобы Северус стал ему другом, хотя Северус говорил об обратном, и Северус должен уважать его мнение на этот счет. Для Перси будет гораздо лучше иметь друзей своего возраста, друзей, не отмеченных тьмой в душе, и Северус не сделает ничего хорошего ни одному из них, игнорируя этот факт. *** Они успевают почти идеально, или так говорит Перси, когда они переступают границу пространства волшебников в атриуме и попадают в бедлам. Причина этого становится понятной: репортеры начинают бросаться на них только после того, как их отвлекает появление Поттера и его носильщиков. Было бы комично наблюдать за тем, как они разворачиваются, словно исполняя синхронный танец, если бы Северус не был уже на грани того, чтобы проклясть их всех. Когда он бросает взгляд на Перси, сидящего слева от него, лицо того бледнеет, а глаза расширяются. Северус мрачно держит палочку и зыркает на всех репортеров, которые могут попытать счастья с этой парой. Несмотря на то, что Перси явно шокирован столь внезапным появлением большого количества людей после тишины атриума снаружи, ему удается собраться с духом, чтобы провести Северуса сквозь толпу, держась по бокам магически построенного помещения и пробираясь сквозь башни с едой, напитками и всем, что находится между ними. Северус поражен как тем, как ловко Перси удается избегать внимания, так и зрелищем, с которым в комнату вваливается множество предметов и потребителей. Перси упоминал, что гала-вечер вызвал небольшой спор из-за его непомерной стоимости, но Северус этого не ожидал. Кажется, что вся Волшебная Британия собралась в этом зале: все в кричаще-ярких цветах, все на грани опьянения, все громкие, пронзительные и возбужденные. Мигающие огни, разноцветные статуи, слуги-эльфы, снующие туда-сюда в головокружительном танце движений... Северус патетически благодарен за возможность спрятаться под вращающейся витриной с тыквенным соком и поднять молчаливый "Заметь меня". На ничего не выражающий взгляд Северуса Перси качает головой. "Они не всегда такие", - сухо говорит он, и жесткость его тела скрывает вынужденную незаинтересованность в его голосе. "Скримджор стремится произвести на всех впечатление, я полагаю". Северус напрягается, когда через несколько минут их находят двое старших Уизли. Северус почувствовал едва уловимое сопротивление его "Заметить меня нельзя"; в пространство волшебника были вплетены очень сильные чары, что, по его неохотному признанию, не такая уж страшная мера предосторожности, учитывая, что в комнате собрались люди, сражавшиеся по обе стороны войны. Под этими заслонами можно было использовать только самые простые заклинания. Тем не менее, оба Уизли вежливо приветствуют его и тепло обращаются к младшему брату. Северус с интересом наблюдает за их общением: технически Перси старше их обоих, но ни один из них, видимо, не осознает этого факта. Северус не особо разбирается в отношениях между братьями и сестрами, но сейчас ему интересно, чувствуют ли они какую-то степень защиты по отношению к Перси, подобно тому, как Перси так явно чувствует себя по отношению к своим младшим братьям и сестрам. Насколько Северус знает, во время войны они почти не общались, но Чарльз внес значительный вклад в создание путей отхода, а Уильям в отсутствие Амоса тесно сотрудничал с гоблинами. Однако ни тот, ни другой не навестили Перси в его новой резиденции, хотя Северус нехотя разрешил ему открыть обоим, где он живет. "Привет, Дэниел, - приветствует Перси третьего, высокого, стройного юношу с темными волосами и аристократическим наклоном плеч. Чистокровный, иностранный, богатый - Северус сразу определил это. После стольких лет общения с ними у юбок Темного Лорда Северус может вычленить этот тип из толпы. Северус удивлен тем, как тепло Дэниел улыбается Перси в ответ. "Поздравляю вас с работой во время войны. Рад видеть вас снова". Даже бывшие однокурсники Перси удовлетворяли свое любопытство, глядя на него издалека; Северус заметил, как несколько гриффиндорцев, учившихся на курсе Перси, в ярости сгрудились вокруг него, бросая взгляды на группу, но не делая ни единого движения, чтобы поприветствовать своего бывшего однокурсника. Северус не мог припомнить ни этого Дэниела, ни того, чтобы Перси когда-либо упоминал о нем. Но Перси, похоже, не смотрит на Дэниела, даже когда Дэниел с любопытством разглядывает его и Северуса. Вместо этого он смотрит сузившимися глазами на Чарльза, который умудряется выглядеть одновременно озорным и виноватым. Это выражение лица инфернальных близнецов Северусу более знакомо: Чарльз всегда был безупречно вежлив в классе, не особенно талантлив в Зельях, но, тем не менее, уважителен и добросовестен. "Ты не сделал этого", - вздыхает Перси, и Северус машинально вздрагивает от довольной бодрости в голосе Перси, которую он не слышал уже много недель. "Да", - с гордостью говорит Чарльз и резким, вызывающим жестом вкладывает свою руку в руку Дэниела. "Мама сказала, что была рада с ним познакомиться, и пригласила его на следующий ужин Уизли". "Молодец", - честно говорит Перси, когда Северус ослабляет хватку своей палочки, и снова быстро делает шаг вперед, когда Чарльз бросается на Перси. Однако это всего лишь объятие, и Северус пытается замаскировать движение под попытку схватить кубок с тыквенным соком. (Северус потратил годы на то, чтобы отточить свои рефлексы до такой степени, что даже малейшего шелеста ветра о траву было достаточно, чтобы предупредить его об изменении течения, когда чужая магия, скользящая против его, ощущалась как камень, брошенный в движущуюся реку, когда тонкое шипение срабатывающих защит обжигало его кожу. В этой комнате Северус уже заметил несколько групп, которые могут перейти к насилию, если у него появится настроение, и еще несколько потенциальных выходов, и небольшую группу Слизеринцев, на помощь которых можно было рассчитывать, если бы неожиданно разразилась дуэль. Он и не думал учитывать физическую привязанность). Северус слушает в пол-уха, как Перси поздравляет Чарльза с успешным переворотом, а затем переключает внимание на Уильяма, который, судя по всему, помолвлен с французским чемпионом Тривизарда. Северус кивает про себя. Он был впечатлен этой девушкой, которая явно решила преуспеть в магии назло всем, кто осмеливался считать ее не более чем красивой девчонкой. Ее подготовка ингредиентов, по крайней мере, была безупречной. Он заставляет себя переключить внимание, когда министр начинает напыщенную, раздутую речь, приветствуя всех в будущем. Северус не может удержаться от усмешки: он не ненавидит Скримджора так, как ненавидел его предшественника, но не может сказать о нем ничего более положительного, чем то, что он опытный политик и грозный противник. Северус не верит, что в подобных мероприятиях есть хоть какая-то польза; похоже, их основное занятие - сплетничать небольшими группами, с удовольствием поглощать бесплатную еду и торопить знаменитых гостей, в том числе и Поттера. Хотя, замечает Северус, Поттер выглядит не слишком довольным тем, что столько обожающих его поклонников пытаются дотронуться до его шрама, сфотографироваться с ним и завалить его вопросами о Темном Лорде. Правда, когда Северус сейчас думает о Поттере, он не может вызвать в себе прежнюю ненависть с прежним пылом, хотя когда-то это было бы невозможно. Теперь, когда он думает о ребенке Лили, он испытывает лишь облегчение от того, что мальчик выжил, тем самым выполнив клятву Северуса. Независимо от того, перерос ли Поттер стремление к славе, Рональд и девушка Грейнджер, похоже, вполне справляются с задачей отгородиться от более восторженных поклонников. Северус никогда бы не расслабился на подобном мероприятии - не тогда, когда в этом зале столько людей, которые с радостью присутствовали бы на его казни, и лишь у части из них на руках есть Маркс, - но он совершает ошибку, ослабляя хватку на своей палочке, когда Скримджор отходит от микрофона и разговор возвращается. Уильям делится подробностями своей предстоящей свадьбы, а Чарльз рассказывает о том, как их мать отреагировала на его неожиданного жениха. Старшие Уизли - компетентные волшебники, и их громоздкого присутствия, как он надеется, будет достаточно, чтобы отгородиться от нежелательного внимания. Но, разумеется, через несколько мгновений после того, как Северус позволил этой глупой мысли прийти ему в голову, группа гриффиндорцев, на которых он обратил внимание сразу после входа в комнату, начинает мятежно пробираться к Перси. Северус бросает косой взгляд на Перси, но тот в это время увлечен обсуждением с Уильямом того, какую реликвию семьи Преветт могла бы надеть Флер на свадьбу. Северус сдвигается с места, затем кашляет, когда сдвиг оказывается недостаточным, и Уильям удивленно оглядывается, словно забыв, что Северус вообще здесь был. "Мы будем рады видеть вас на свадьбе, профессор, - говорит он после едва заметной паузы. "Если вы думаете, что сможете переварить такое количество Уизли в одном месте". Северус напрягается, но Перси бросает на него быстрый взгляд из-под ресниц, и Северус заставляет себя понять, что в словах Уильяма не было жестокости, а лишь нерешительность. "Посмотрим". Перси начинает хмуриться, заметив настойчивые нотки в поведении Северуса, но он не успевает повернуть голову, и появление одноклассников становится для него заметным сюрпризом. Северус видит, как вспышка неловкости дрогнула на его губах, прежде чем он напрягся и грациозно склонил голову. "Мариана, Генри, Оливер". В такт ему срабатывает ментальная сигнализация Северуса. "Теодора". "Значит, ты здесь", - злобно говорит Теодора. Северус ищет ее в памяти, но она не произвела на него особенно сильного впечатления в школе - магглорожденная, помнит он, родилась в Германии, но ее родители приняли вполне разумное решение не отправлять ее в одну из ближайших школ. "Забавно видеть тебя таким нарядным, Перси". Северус злобно смотрит на девушку, которая, заметив его гнев, чуть-чуть, но все же утихает. Несколько лет вдали от Хогвартса делают всех выпускников глупо уверенными в собственной компетентности и притупляют влияние тех семи лет уважения, которые он так или иначе вырвал у них. "Теодора", - отвечает Перси, его спина прямая, а голова поднята вверх, и в каждом дюйме он - чистокровный представитель хорошей породы. "Ты тоже выглядишь очень мило". Теодора громко насмехается, и Чарльз вмешивается, его голос тверд. "Перси, я полагаю, ты не представишь нас своим друзьям?" Перси быстро произносит вводные слова, не сводя глаз с Теодоры. Северус также замечает, как Перси отворачивается от другого мальчика, наследника Стилфеллоу, старосты в классе Перси. Возможно, старая ревность? Но жесткость спины Перси говорит о чем-то большем, чем простое смущение из-за детской ссоры. "Рад видеть тебя живой", - злобно говорит мальчик. Третья девушка - Мариана Мерриуэзер, если Северус правильно помнит, - бросает на него разочарованный взгляд, но не вмешивается. Северус замечает сверкающий бриллиант на ее пальце и закатывает глаза. Он видел много разочарованных взглядов, посланных женами чистокровных наследников, но лишь немногие из них имели хоть какой-то эффект. "Я слышала, что вы лично извинились перед лордом Гринграссом за свою роль в смерти Лэндона. Не ожидала услышать от вас такое признание". "Генри..." Северус с отвращением замечает выражение лица Перси. Его глаза расширены и немигающие, и он выглядит невероятно виноватым, хотя Северус уверял его, что мальчик Гринграсс играл в безрассудную и опасную игру, и ничто, что Перси мог бы сделать, ни на йоту не изменило бы результат его храбрости, кроме похищения и насильственного удаления из Министерства Франции. "Какая наглость с твоей стороны - заявиться сюда", - рычит Генри, и Теодора яростно кивает. "Надеюсь, оно того стоило", - говорит она, ее голос полон отвратительной злобы, и Перси вздрагивает, как будто этот отпечаток человека - его самый любимый друг. "Надеюсь, ты сможешь спать по ночам, Перси". Северус с удовольствием наблюдал бы за тем, как Чарльз и Уильям выхватывают палочки, если бы не собирался выхватить свою, сделав шаг вперёд, его лицо выражало страшную ярость. Но тут их останавливает третий голос, тихий, почти насмешливый, который Северус хорошо помнит со школы. "У меня есть предложение по поводу хорошего матраса, если ты пытаешься заснуть, Перси". Матильда Лисандр: единственный ребенок Льюина Лисандра до того, как его жена скончалась при родах. Льюин предпочел бы, чтобы Матильда была совсем другим ребенком: мужчиной, например, и с тем коренастым атлетизмом, который позволял Льюину питать иллюзии о спортивном величии. Даже в кругах Слизерина, где родительское пренебрежение считалось разумной практикой воспитания детей, а физические наказания были в порядке вещей, о Льюине шептались из-за его жестокости к единственному ребенку, подобно Люциусу Малфою, поджавшему губы над бокалом охлажденного вина. Северус не знал, что Перси и Матильда знакомы друг с другом, хотя Северус не может сказать, что не одобряет их дружбу. Матильда была бы хорошей парой для Перси, хотя Льюин не согласился бы ни на что меньшее, чем богатый наследник Слизерина, желательно того же рода, что и Льюин, но достаточно покорный, чтобы позволить тестю доминировать в своей жизни, не предоставляя никому другому таких же привилегий. Выражение лица Перси, рассматривающего Матильду, очень интересно: удивление, нотка нежности и некая яркость в глазах, причину которой Северус не может ни определить, ни понять. Возможно, он просто испытывает облегчение от того, что кто-то встал на его защиту. "Привет, Матильда". Теодора снова насмехается, на этот раз более громко, и Северус поднял бы чары уединения, если бы Уильям не опередил его. "Остается только удивляться, почему вы вообще оказались на Гриффиндоре". Матильда холодно смотрит на Теодору, словно та - отброс под ее острыми каблуками. Северус понимает эти чувства. Он оглядывается в поисках Минервы, но та уже присоединилась к Грейнджер и Уизли, защищая Поттера. "Что же он тебе сделал? Какой великий акт жестокости ты надеешься узнать, что он того стоил?" "Он пытал меня", - ядовито произносит Теодора, и Перси заметно вздрагивает. "Он мучил Генри, и из-за него погиб Лэндон". "Понятно". Матильда поворачивается к Перси и поднимает бровь. "Я слышала, что ты пробился в ряды. Шпион, говорят. Это потребовало бы больше храбрости, чем я думала, в тебе есть". Перси уныло принимает комплимент, его взгляд все еще тянется к бывшим одноклассникам. "Интересно, понимают ли эти трое назначение шпиона?" - продолжает Матильда, ее голос звучит легко. "Я полагаю, что вы передали немало незаконной информации любимому Ордену Феникса, не говоря уже о том, что вы помогли вывести из себя немало людей. Моя соседка, кстати, благодарна вам; она помолвлена и собирается замуж, чего не смогла бы сделать, если бы ее жених был убит". "Ты зналa, что это я?" Матильда бросает на Перси полный раздражения взгляд. "Я так понимаю, твои навыки уловки улучшились", - говорит она, властно отбрасывая блестящие волосы. "Я очнулась после Обливиэйта, и последним моим воспоминанием было решение броситься к вашим ногам и попросить вас о помощи, а в кармане лежала записка, написанная вашим почерком. Да, я знала, что это были вы". "Значит, ты помог Слизеринке", - говорит Генри, его голос мрачен и зол. "Но ты не смог помочь никому из нас". Матильда бросает на Северуса взгляд, полный сочувствия. "Здравствуйте, профессор Снейп. Я никогда не понимала, насколько тусклыми были некоторые из этих гриффиндорцев по сравнению с нами. Мне кажется, они хотели, чтобы Перси летал на своей метле и лично спасал каждого магглорожденного, который имел несчастье столкнуться с Похитителем. Вы ведь так и поступили, не так ли?" Она обращается к Чарльзу, который выглядит удивленным тем, что с ним говорит Слизерин. "Не пойми меня неправильно, Уизли, я был впечатлен, когда прочитал, насколько эффективной была эта стратегия, но я не думаю, что Перси прожил бы больше нескольких дней, если бы попытался сделать то же самое". Чарльз прочищает горло, но ему удается сухо сказать: "Ну, Перси никогда не умел летать". "Тебе не нужно меня защищать", - мрачно говорит Перси своему брату и Матильде. "Они правы". "Нет, идиот, они ошибаются", - резко говорит Матильда. "Значит, ты их немного помучил. Полагаю, это была не слишком удачная попытка пытки, если только у тебя не вырос хребет после того, как мы перестали работать вместе. Полагаю, ты был вынужден их пытать, чтобы завоевать доверие Темного Лорда или предотвратить неизбежное гриффиндорское заявление или ультиматум". "Он использовал Круциатус..." "И мой отец тоже, когда Люциус Малфой сказал мне, что я не подхожу для того, чтобы представить Темному Лорду для получения Знака", - холодно произносит Матильда. Теодора делает заметный шаг назад, удивленная внезапным льдом в голосе Матильды. "В то время я была очень зла, как вы догадываетесь. Мне стало совершенно ясно, что в Министерстве у меня нет будущего, если только сам министр магии не ценит мои юбки больше, чем мой ум. Сколько времени вам потребовалось, чтобы решить просто выйти за него замуж, а не делать карьеру?" Матильда наклоняет голову в сторону Марианны, которая быстро моргает, но ничего не отвечает. "Я думала, что, возможно, семья Малфой станет моим спонсором, ведь они явно были готовы спонсировать Уизли, но оказалось, что Пожиратели смерти не жаловали женщин, если только они не были Беллатрисой Лестрейндж, а мы все знаем, чем это обернулось". "Можешь поблагодарить за это Перси", - не удержался Северус, хотя по группе пробежала волна шока. "Что это было, Перси? Ты убил ее, замаскировавшись под Пожирателя смерти, когда она угрожала твоей семье, и тебе удалось свалить это на другого Пожирателя смерти, который выдавал себя за высокопоставленного чиновника Министерства?" "Не совсем", - бормочет Перси, его уши начинают краснеть, но никто, кажется, не обращает внимания на его отрицание. Северус с удовлетворением наблюдает за тем, как гриффиндорцы, включая братьев Уизли, обмениваются удивленными взглядами. "Молодец", - удивленно говорит Матильда. Она снова поворачивается к Теодоре, ее брови приподняты. "Ты хотела узнать, стоит ли оно того. Знаешь, кто был первым магглорожденным, получившим какой-либо орден Мерлина? Лили Поттер, и министр наградил ее посмертно несколько дней назад, предположительно для того, чтобы ему не пришлось решать, кто из вас двоих должен стать первым. Вы знаете, сколько женщин получили эту награду? Тринадцать. А знаете ли вы, сколько было женщин-министров? Одна, и то министр Багнолд смогла избраться только потому, что притворилась, будто довольствуется ролью фигурантки. Даже то, что вас пригласили на такое торжество, говорит о том, что оно того стоило, Теодора, и если вы не согласны с тем, что для достижения этой цели потребовалась война, то вы не так хорошо знаете историю Волшебного мира, как вам кажется". У Лили была... У Скримджора была... Почему ему не сказали? Теодора начинает горячо отвечать, но Мариана грубо отдергивает ее за руку. "Хватит, - шипит Мариана, и Теодора обращает на девушку большие, предательские глаза. Северус фыркает про себя, но остается доволен, когда Мариана снова поворачивается к Перси, формально склоняет голову и говорит: "Спасибо, Перси". "Спасибо", - говорит Перси Матильде после того, как трое гриффиндорцев исчезают. Северус скрещивает руки и радостно кивает ей, подавляя шок, вызванный новостями о Лили. Матильда была одной из его любимых учениц, возможно, потому, что он мог понять ее отчаянное стремление показать себя, не прибегая к дешевой жестокости или обману, и она вела себя с достоинством, подобающим дому Слизерин. Матильда улыбается Перси, явно довольная своей победой. "Ну, я подумала, что должна тебе. Дай мне знать, когда ты вернешься в Министерство, ладно? Скримджор сказал, что ты взял отпуск по состоянию здоровья, но, по-моему, ты в порядке, хотя и немного тронут умом, раз позволяешь однокурсникам так с тобой разговаривать". Перси закатывает глаза и отмахивается от них, но когда они расходятся по своим местам, а свет в атриуме гаснет, давая понять, что министр собирается говорить, в уголках его губ задерживается небольшая улыбка. *** Первые два часа гала-концерта проходят точно так же, как предсказывал Перси, за тем примечательным исключением, что его не вызывают на сцену для вручения ордена Мерлина третьей степени, да и второй степени тоже. Из-за этого упущения Перси очень трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме собственного нарастающего ужаса. Он свирепо смотрит на Скримджора, когда тот сердечно поздравляет каждого награжденного, говорит несколько коротких слов об их достижениях, а затем позволяет им поделиться своими мыслями, но Скримджор полностью игнорирует его, хотя Перси был усажен за стол в самом конце зала. Северус сидит справа от него, Чарли - слева, а через стол от Перси сидит Гарри, который в угольной мантии выглядит нарядно, но, похоже, нервничает больше всех, уставившись в свою тарелку в золотой оправе с угрюмым, отрешенным выражением лица. Один за другим братья и сестры Перси, коллеги и старые школьные товарищи встают, чтобы получить свою награду. Теодора получает медаль третьей степени за работу по защите маггловских семей Незваных гостей; она невольно бросает взгляд на Перси, а затем улыбается толпе. Седрик получает гром аплодисментов за свое наставничество над окружным прокурором; его аплодисменты уступают только возгласам Невилла, Полумны и Джинни, когда они, покраснев, стоят вместе, а министр горячо хвалит их за храбрость. Оливер и Чарли демонстрируют ярко светящуюся карту основных авиамаршрутов, которые они использовали для переправки людей через Европу, и Перси находит это весьма интересным, учитывая, что он видел и другую сторону: все сообщения от министров иностранных дел, встречи, на которых Пиус не присутствовал, сплетни, которые распространялись по Министерству, как мягкая паутина. Франция закрывает глаза на магглорожденных беженцев. Румыния примет вас, если вы докажете, что сражались против Темного Лорда. Испания, похоже, кишит сторонниками Сами Знаете Кого. Несмотря на себя, Перси немного расслабляется по мере того, как ночь становится все более предсказуемой и упорядоченной. Речь за речью, речь за речью. Его немного согревает то, что он слышит обо всех, кто так или иначе помог в борьбе с Темным Лордом; это заставляет его чувствовать себя не таким одиноким и немного лучше относиться к своему выбору отправиться назад во времени. Скримджор, конечно, погиб в первой временной линии, Чарли не вступал в союз с Оливером, и не существовало понятия безопасных маршрутов, по крайней мере тех, о которых Перси узнал от своей семьи или Министерства. Эти изменения нельзя напрямую приписать ему, но все же. С каждым новым курсом, с каждым новым тостом его плечи отступают от вынужденного марша к ушам. Даже прежнее расстройство по поводу Марианны, Генри и Теодоры немного смягчается всем остальным. Он даже улыбается при виде Яксли, самодовольно принимающего награду, за которым следует Драко, а затем Андромеда - небольшая, но важная группа Слизеринцев, заслужившая на удивление восторженный прием. Яксли ловит его взгляд, и Перси поднимает свой бокал, несмотря на то, что у него появилась небольшая ухмылка, когда Яксли преувеличенно подмигивает ему. Яксли всегда был чертовым идиотом, но Перси думает, что, возможно, тот не сердится на него, несмотря на обман Перси, тем более что в результате Яксли проявил себя вполне героически. "Неплохое зрелище", - бормочет про себя Северус, наблюдая, как Рону и Гермионе аплодируют стоя за их непоколебимую поддержку и преданность Мальчику-Который-Выжил. После их совместной речи несколько человек с нежностью утирают глаза, а Гарри пунцово краснеет на своем месте. Но Перси не слышит в тоне Северуса ни жесткой грани, ни насмешки. Возможно, его, как и Перси, не может не согревать эта история. И это зрелище. Столы, уставленные едой, легкими, изысканными закусками, предваряющими основную трапезу; парящие в воздухе башни из бокалов всех форм и размеров, похожие на хрустальные люстры; и куда бы Перси ни посмотрел, везде ведьмы и волшебники в своих лучших мантиях, разговаривающие, сверкающие драгоценностями. Домовые эльфы в аккуратных полотенцах, щелчком пальцев убирающие выброшенное столовое серебро. Комната больше, чем поле для квиддича, и каждый кусочек пола, стен и потолка с богатым узором покрыт украшениями, или так кажется. Такой стиль не совсем ему по вкусу, но это торжество для масс, а массы с ликованием поглощают столько бесплатной еды и выпивки, сколько могут проглотить. Скримджор, который с гордостью стоит у входа в зал, вручая каждую медаль, кажется Перси огромной пернатой птицей в чудовищной изумрудной мантии. Его роскошные волосы и борода аккуратно уложены, и он даже подстриг свои внушительные брови. Даже на расстоянии Перси может сказать, что Скримджор очень старался над своей внешностью: его кожа сияет бледным блеском, как от вечернего очарования, что обычно выглядит немного странно вживую, но приносит большие дивиденды при фотографировании. Затем - короткий перерыв; Северус уходит в тот момент, когда министр отпускает их на десерт, и Перси чувствует себя немного забавно покорным. Несколько секунд спустя Гарри исчезает, умудрившись избежать толпы людей, сгрудившихся у их столика, и Перси вдруг представляется, как они вдвоем обмениваются записками в мужском туалете или помогают друг другу бежать. Он бы пошел за Северусом, но, поскольку у него нет возможности найти его (а Северус должен это знать), он остается за столом, принимая маленькую тарелку с десертом, которую приносит ему Рон. "Он вернется, Гермиона, - говорит Рон через плечо, передавая тарелку Перси. Перси рассматривает содержимое: маленькие нежные шоколадные трюфели, именно то, что он выбрал бы из обильного ассортимента сладостей. Странное чувство - знать, что Рон сделал правильный выбор. Гермиона опускается на сиденье рядом с Перси, отворачиваясь от некоторых своих бывших одноклассников, которые, кажется, пытаются привлечь ее внимание. "Мы прекрасно справились", - хмыкает она, ковыряясь в нежном малиновом пирожном. "Я сказала Гарри. Все, что ему нужно сделать, - это улыбнуться, принять медаль, сказать пару слов и идти дальше". "Не у всех есть дар речи", - поддразнивает Рон, и Гермионе удается улыбнуться, несмотря на озабоченный хмурый взгляд, сжимающий ее брови. "Я составила четыре разных варианта для Гарри", - ворчит она. Перси фыркнул про себя. Не похоже, чтобы у Гарри улучшилось настроение, по крайней мере, если речь идет о его друзьях. Его фырканье, должно быть, прозвучало более отчетливо, чем он предполагал, потому что Рон занял место рядом с Перси и заговорщически наклонился к нему. "Ты ведь не собираешься тоже сбежать?" "Не думаю, что я буду произносить речь", - с некоторым облегчением говорит Перси. (И с крошечной вспышкой сожаления - теперь, когда он здесь, и люди не бросают камни при виде его присутствия. Возможно, ему следовало просто принять небольшую награду без споров, чтобы люди не удивлялись, почему он единственный из детей Уизли не удостоился такой чести. Даже Билл получил медаль за послевоенные переговоры с гоблинами). Рон и Гермиона обмениваются взглядами. "Правда?" начинает Гермиона, но Рон прерывает ее резким покачиванием головы. Перси сужает глаза, глядя на брата, его инстинкты покалывают, но Рон меняет тему с таким изяществом, какого Перси не ожидал от своего младшего брата. "Мы возвращаемся в Хогвартс", - объясняет он Перси. "Завтра. Гарри тоже, мы надеемся". "Он не хочет возвращаться?" удивленно спрашивает Перси. Голос Тома проникает в его сознание: нотки тоски, едва подавляемый трепет. Хогвартс, как я скучал по тебе. Рон пожимает плечами и снова обменивается взглядом с Гермионой, но уже гораздо менее настороженным. "Он хочет уйти и присоединиться к аврорам, мы считаем". Гермиона резко выдохнула. "Я сказала ему, что для поступления в программу ему понадобятся отличные баллы по ЖАБА, но министр предложил отказаться от вступительных экзаменов для всех нас". "Правда". Перси одновременно удивлен и не рад этой новости. Он уважает Скримджора и вполне симпатизирует ему, когда Скримджор не принуждает Перси к общественным делам против его воли, но этот человек - настоящий политик и не приносит извинений за это. Было бы очень выгодно, если бы Мальчик-Который-Выжил и любой из его друзей присоединились к Аврорам. Зачем вообще нужны Нейвиты? Через секунду Гермиона и Рон резко замолкают, когда Гарри возвращается к столу, его лицо бесстрастно и решительно. Он выглядит так, словно снова собирается на войну, и в груди Перси что-то ёкнуло. "Поговорите с Роном и Гермионой", - без обиняков заявляет Перси. Гарри смотрит на него, но не сердито, и Перси чувствует, как под его колючим взглядом проступает тревога. "Джинни за тем же столом, но на противоположной стороне. Поговори с ними и не обращай внимания на остальных". Гарри не принимает совет, но Рон принимает, и он мягко укоряет Гарри за предстоящую речь, говоря Гарри, что притворится сердечным приступом, если Гарри слишком сильно собьется с пути. Гермиона резко добавляет, что она может справиться с широко распространённым "Заметь меня", если это будет необходимо, и Гарри, наконец, кажется, немного расслабляется, хотя твёрдость снова проступает на его лице, когда Северус возвращается за стол, выглядя так же неуютно. Обращаясь к Северусу, Перси негромко говорит: "Речь, общение, выход, дом", - и это все, что он осмеливается сказать в такой тесноте. Эти слова подействовали на Северуса еще в его доме, о чем Перси хотел бы поразмыслить позже, в уединении своей постели. "Многие из вас знают Северуса Снейпа по его долгому пребыванию в Хогвартсе", - начинает Скримджор, когда свет снова приглушается, и единственным звуком в комнате становится тихий стук ложек о десертные тарелки. "Действительно, любой студент Хогвартса, у которого Северус стоял перед классом, вряд ли его забудет. Многие из нас знают историю Северуса еще со времен первой войны: покойный директор Дамблдор после первого поражения Темного Лорда признался, что Северус работал шпионом. Но Северус и Альбус не рассказали о том, что, по их мнению, Темный Лорд не был окончательно побежден, а лишь временно повержен". Весь зал замирает, уловив слова министра. Даже Перси, который знает эту историю лучше других, почувствовал, как по его позвоночнику пробежала дрожь. "Альбус и Северус придумали план. Северус продолжал находиться вблизи центра власти Темного Лорда, чтобы, когда тот вернется, он смог снова занять место шпиона. Не ошибитесь, - говорит Скримджор, прежде чем его голос переходит в твердый, властный рык, - Северусу нелегко далась эта жертва. Пятнадцать лет он мирился с нашими подозрениями, оскорблениями и презрением, работая за кулисами над подготовкой ловушки, руководствуясь лишь собственными убеждениями и планами, которые он разработал вместе с Альбусом Дамблдором. Как только Темный Лорд вернулся, он затеял чрезвычайно опасную игру, передавая ценную информацию Ордену Феникса и одновременно обманывая самого могущественного Темного мага нашего времени". Перси чувствует, как Северус напрягся, как беспокойство и раздражение заметно проступают из его напряженного каркаса, когда министр пытается кратко описать свою жизнь. Борясь с собой, Перси прижимает свою ногу к ноге Северуса в слабой попытке оказать ему поддержку. "Альбус Дамблдор был тяжело ранен после борьбы с Темным Лордом в Министерстве, после Ночи Дементоров", - серьезно и совершенно правдиво продолжает Скримджор. По комнате проносятся шепотки, и Северус еще больше напрягается, словно каждый шепоток - клеймо на его коже. Через стол Гарри смотрит в свою тарелку, его тело заметно напряжено и расстроено. "Он собирался умереть в конце года, и они с Северусом решили использовать его смерть в своих интересах. Своей смертью Альбус предоставит Северусу возможность доказать свою преданность Темному Лорду, а Северус избавит Альбуса от мучений, которым подвергнет его Темный Лорд. Северус планировал попросить в награду контроль над Хогвартсом, чтобы он мог защищать учеников изо всех сил. План сработал идеально; пока мы все оплакивали потерю Альбуса Дамблдора, Северус начал работать над тем, чтобы раз и навсегда победить Темного Лорда. Он неоднократно рисковал своей жизнью, чтобы помочь Ордену, несмотря на их недоверие к нему, и помог уничтожить спасательные щиты, усиливающие власть Темного Лорда. Без тени сомнения я утверждаю, что все мы обязаны ему своими жизнями и миром, и мы благодарим его за службу. Пожалуйста, встаньте, Северус Снейп, и примите высшую награду, которой может удостоиться наше общество". Северус долгую секунду не двигается с места. Лишь когда шепот начал вырываться наружу, Перси с силой подталкивает Северуса. "Иди", - шепчет он почти беззвучно. Глаза Северуса встречаются с глазами Перси, широкими и пристальными, и Перси сильнее прижимает свою ногу к ноге Северуса. "Ты заслужил это, Северус". Северус вдыхает, его ноздри вспыхивают, а когда он выдыхает, его лицо становится идеально гладким. Он поднимается из-за стола, его спина идеально прямая, и почти скользит по комнате, уверенным, властным шагом поднимаясь на помост. К тому моменту, когда он поднимается на подиум, он выглядит вполне контролирующим себя и даже немного скучающим, как будто ему каждый день вручают медали. Когда Перси оглядывается, чтобы оценить его реакцию, на лице Гарри появляется покорное выражение веселья, и Перси вынужден признать, что вид Северуса, так властно стоящего на сцене, напоминает ему те дни, когда Северус правил его классом. "Спасибо, министр, - говорит Северус, его голос ровный, как бегущая река, даже несмотря на то, что он усиливается по всей комнате. "Вы уже рассказали все, что нужно, поэтому я скажу лишь следующее. Темный Лорд почти выиграл войну". Шепот переходит в бормотание, и Перси видит, как улыбка на лице Скримджора исчезает. Рон садится и хмуро смотрит на Северуса, хотя его лицо скорее задумчиво, чем расстроено. "Он почти победил, и победить его удалось лишь благодаря стойкой храбрости десятков людей: многих из тех, кто выступал здесь сегодня, но еще больше тех, кого никто не узнал. Все родители, которые смогли уберечь себя или своих детей от вербовки - а отказ отдать своих детей на службу Темному Лорду требует храбрости - ослабили армию Темного Лорда, посеяли сомнения и страх в ее рядах. Все Пожиратели Смерти, которые не подчинились приказам Темного Лорда, по-своему победили". Северус делает паузу, и его глаза ненадолго переходят на глаза Перси. "Те, кто сражался в своих личных битвах". Под громкий ропот толпы Северус заканчивает: "Мы не должны забывать, что нам повезло, что у нас есть мир, но мир не был гарантирован". Прошло почти четыре удара сердца в тишине, прежде чем Скримджор понял, что Северус закончил. Поспешно взглянув на Джулиана - Перси забавно видеть своего старого помощника, блистающего в мантии, которая не совсем подходит для его худого, заросшего сорняками тела, - Скримджор подходит к Северусу, прикрепляет медаль к его груди и пожимает ему руку. Северус возвращается на свое место и поднимает страдальческую бровь на Перси, который коротко кивает ему. Возможно, его речь была нетрадиционной, но Перси не может не согласиться с тем, что Северус сделал, и не может винить его за желание рассказать о тихой храбрости тех, кто, как считается, автоматически подчиняется Темному Лорду. Скримджор представляет Гарри, произнося гораздо более пышную и цветистую речь, возможно, чтобы скрыть некоторую тревогу, которую вызвали в толпе слова Северуса. Гарри поднимается по ступеням с мрачным видом, как будто он присутствует на собственных похоронах, хотя Перси с удовольствием наблюдает, как он смотрит на Рона и Гермиону, чтобы успокоить свои нервы. "Я сражаюсь с лордом Волдемортом - или Томом Риддлом, как его следует называть, - с одиннадцати лет", - коротко говорит Гарри, и его усиленный голос эхом разносится по комнате. "Я трижды сражался с ним в Хогвартсе, один раз в Министерстве и один раз на кладбище его отца, и мне едва удалось избежать каждой попытки, сохранив свою жизнь". В зале царит тишина. Все присутствующие читали о подвигах Гарри в газетах, составили о нем собственное мнение, но никогда не слышали ничего из уст самого Гарри. "Я никогда не чувствовал, что у меня есть выбор", - ровно продолжает Гарри, короткие и отрывистые фразы. "Он выбрал меня, потому что мои родители осмелились бросить ему вызов. Он угрожал всему, что было мне дорого. Я никогда не хотел быть Избранным, но Волдеморт выбрал меня, и поэтому я чувствовал, что должен ответить". Гарри делает паузу и поправляет очки, переводя взгляд с Рона на Джинни. "Но недавно кто-то напомнил мне, что я был не единственным человеком, который чувствовал, что у него не было выбора. У тех из вас, кто был вынужден бежать, не было выбора. У тех из вас, кто был вынужден следовать за Волдемортом, не было выбора. У тех из вас, кто боялся за свою жизнь, не было выбора. В самом конце я узнал, что и у Тома никогда не было выбора". Гарри, при всей его нервозности, - сильный оратор, и кажется, что зал вдыхает и выдыхает как единое целое, в такт дыханию Гарри между словами. "Но в то же время у каждого из нас был выбор", - мягко говорит Гарри. "Я мог выбрать побег. Мои друзья могли бросить меня, вместо того чтобы рисковать своими жизнями ради меня. Каждый, кто получил сегодня награду, мог выбрать, чтобы Волдеморт стал проблемой кого-то другого". Гарри колеблется, а потом нехотя говорит: "Профессор Снейп мог бы не шпионить для Дамблдора, или Дамблдор мог бы не доверять ему, или мне, или кому-либо из Ордена". Теперь голос Гарри меняется, как будто он отклоняется от своего сценария. "Я был последним, кто разговаривал с Дамблдором", - говорит он, и по комнате прокатывается вздох. "И он сказал мне то, что я никогда не забуду". Гарри бессознательно подражает голосу Дамблдора: "Наш выбор показывает, кто мы есть на самом деле, гораздо больше, чем наши способности. Как сказал профессор Снейп, мы были так близки к тому, чтобы проиграть войну. Мы победили только благодаря всем, кто решил сражаться, а не сдаваться". Гарри внезапно покраснел и стал похож на восемнадцатилетнего подростка, а не на взрослого, которого Перси видел насквозь и который вскоре должен был появиться навсегда. "Я просто хотел напомнить всем об этом", - поспешно говорит Гарри и уходит с трибуны под гром аплодисментов. Гарри возвращается к столу с такой же медалью, как у Северуса, и Перси с изумлением наблюдает за тем, как они обмениваются, возможно, единственным взглядом, лишенным ненависти. Речь, общение, дом, думает Перси, наблюдая, как Северус с недоумением смотрит на свой недопитый бокал шампанского. Перси хочется улыбнуться или разразиться смехом, а может, и слезами. Его вдруг осеняет, что Северус жил там, где умер, что, возможно, он так и не дожил до того момента, когда сын Лили поблагодарит его, пусть даже вскользь, за сделанный им выбор. Несмотря ни на что, Перси становится тепло на душе, словно хотя бы часть этого ужасного десятилетия стоила того, чтобы увидеть Северуса за этим столом с Гарри, а Фреда и Джорджа, сидящих бок о бок с Джинни в другом конце комнаты. Перси готовится покинуть стол, положив столовое серебро на тарелку и сложив сверху салфетку, когда Скримджор снова поднимается на подиум. "У нас есть еще один человек, которого мы должны почтить", - говорит он, и все хорошее настроение Перси покидает его, поскольку все за его столом изо всех сил стараются не смотреть на него. Предатели, все они. "Этот человек настаивал на том, чтобы ему не давали орден Мерлина, и я уважал его выбор, хотя и не соглашался с ним. Но этот человек отдал несколько лет своей жизни служению; он спас мою жизнь и жизни бесчисленных других людей в этом зале; и он действовал честно, защищая Министерство, когда мог. Поэтому для меня большая честь вызвать Персиваля Уизли-Прюэтта на сцену, чтобы он мог получить инаугурационный Орден Министерства, который впредь будет вручаться Министром человеку, внесшему значительный и весомый вклад в благополучие или развитие нашего общества. Перси, вы не могли бы подняться на сцену?" Перси едва слышит эти последние слова: его сердце колотится, отдаваясь влажным мясистым стуком в ушах, а лицо горит, горит, горит. В голове пусто, настолько пусто, что он не может думать ни о чем, кроме тарелки с грязными вилкой, ложкой и сложенной салфеткой, и тепла тела Северуса рядом с ним, когда он неудобно сдвигается, и толчка, который Чарли настойчиво давит ему на плечо. Министр осмелился... Он осмелился... Перси не может этого сделать. Он не может этого сделать. Он не может подняться на сцену и принять награду, которую министр придумал специально для него, награду, у которой нет ни истории, ни прецедента, награду сомнительной достоверности... Он вообще не заслуживает никакой награды. Не говоря уже о награде, присуждаемой непосредственно министром. Перси тонет, он смотрит вокруг себя широкими, полными паники глазами, и почему-то его взгляд падает на Гарри, который сидит напротив него и смотрит на него с тем же удивлением, которое отражается на лице Перси. Гарри, конечно же, будет против награды; Гарри согласится с Перси, что ему следует позорно улизнуть, а не подниматься на сцену; Гарри будет... "Иди", - говорит Гарри, и что-то в его голосе меняется, какая-то изгиб губ или расслабление бровей, пока Гарри не становится похож на мальчика, с которым Перси три года жил в Общей комнате, на мальчика, которого Перси оберегал издалека, на мальчика, которого Перси сознательно вел на смерть. Перси застыл на месте. Десятки, сотни глаз пронзают его, разбивают вдребезги, заставляют почувствовать, что они могут заглянуть прямо в центр его существа, в его разорванную, больную душу, в его личное желание быть свободным, в ощущение губ Тома на его... Чарли кладет руку на плечо Перси, и его голос становится теплым, когда он тихо шепчет: "Иди, Перси. Ты заслуживаешь признания". Рон кивает, и Гермиона, в глазах которой блестят слёзы, и даже Билл, и Флёр с её незнакомым милым лицом, и Дэниел с его карими глазами, и Северус, который смотрит на Перси с любопытным выражением, которого Перси никогда раньше не видел. Если бы Перси пришлось гадать, а гадать - это все, на что Перси способен, когда смущение охватывает его тело, он бы сказал, что Северус выглядит довольным. "Иди", - говорит Северус, и Перси ищет что-то в его темных, бездонных глазах. Понимания, или отпущения грехов, или жалости, возможно. Когда Перси продолжает колебаться, Северус наклоняется вперед и произносит нарочито низким голосом: "Иди, Перси. Иди ради Миртл, если никто другой. Она никогда не простит тебя, если ты этого не сделаешь". Это заставляет Перси рассмеяться, и он видит, как на губах Северуса появляется маленькая довольная улыбка, прежде чем тот опускается на свое место. Перси тяжело сглатывает и фиксирует образ Миртл в своем сознании, когда он встает, и кажется, что кресло громко скрипит от всей его боли, страха и страданий. Миртл никогда не простит ему, если он откажется от награды министра, и все должны знать, что именно призрак помог Перси, когда он был в самом низу, и магглорожденный библиотекарь, передавший ему информацию через сову, и маггл, выследивший Денниса Бишопа, и все, кто был между ними. Перси молча стоит, пока Скримджор рассказывает о подробностях "службы" Перси: о том, что он много лет шпионил за лордом Волдемортом и завоевал его доверие, а также о том, что он работал за кулисами, чтобы смягчить последствия приказов Темного Лорда для Министерства. По словам Скримджора, Перси в одиночку разработал систему путей отступления и спас десятки жизней, сорвав испытания магглорожденных, и так далее, и так далее, пока Перси не начал чувствовать себя неловко по другой причине, а не из-за сотен глаз, приковавшихся к каждому его шагу. "Благодарю вас, министр, - говорит он, когда Скримджор наконец умолкает и предлагает ему выйти вперед. Перси, по крайней мере, имеет опыт работы с магическими микрофонами, и он автоматически настраивает себя так, чтобы находиться на оптимальном расстоянии для минимальной реверберации, глядя на яркие мигающие огни перед собой. Это не более чем очередная пресс-конференция, и Перси не раз был ее ведущим. Для Миртл, напоминает он себе, а затем открывает рот и говорит: "Ваши слова, хотя и щедрые, не говорят всей истории". Он не поворачивается, чтобы увидеть выражение лица Скримджора, но может догадаться о его особенностях. "Гарри говорил о выборе, а Северус - о тихой храбрости тех, кто по-своему сопротивлялся тому, чего желал Темный Лорд". Затем он замешкался. Его краткий план, который он разработал, пока шел к трибуне, был прост: он думал, что, возможно, осветит историю Миртл или просто поблагодарит министра, и дело с концом. Но, стоя на трибуне и глядя на десятки членов аудитории, он замешкался. Я был последним, кто говорил с Дамблдором, - говорит Гарри, - и он был последним, кто говорил с Темным Лордом, но Перси был последним, кто говорил с Томом. "Том Риддл никого не ненавидел больше, чем Альбуса Дамблдора", - говорит Перси, его губы непроизвольно шевелятся, и он видит, как по комнате пробегает рябь шока. "Но не по тем причинам, о которых вы могли подумать. Том был одиноким студентом в Хогвартсе, блестящим и умным, но одиноким. Он отчаянно чувствовал, что должен проявить себя, как полукровка из неблагополучной семьи. Его воспитывали магглы, и он не всегда чувствовал себя как дома в мире волшебников. Он был сиротой и не знал своей семьи. По правде говоря, когда я вспоминаю время, проведенное в Хогвартсе, мне кажется, что я могу понять его стремление проявить себя, которое было основной частью его сущности еще до того, как он погряз в Темных искусствах, и я думаю, что не только я". Он делает паузу и оглядывает комнату, ожидая открытой враждебности, но лица людей выражают интерес, или задумчивость, или удивление. Он сглатывает и продолжает: "Дамблдор с самого начала увидел в Томе потенциал насилия, жестокость и отсутствие эмпатии и попытался по-своему смягчить его влияние. Он предложил Тому ученичество в Хогвартсе, но Том расценил это как попытку контролировать его. Спустя годы он отказал Тому в должности преподавателя в школе, но Том расценил это как тяжкое личное оскорбление. Том остро чувствовал, что Дамблдор судил его несправедливо, и во многом он вырос именно таким, каким его боялся Дамблдор, отчасти потому, что Дамблдор боялся этого, и Том считался с мнением Дамблдора больше, чем с чьим-либо еще". Перси снова делает паузу, его ладони становятся все более липкими. Он вытирает их о мантию, надеясь, что его нервозность не очевидна, по крайней мере для людей в задней части комнаты. "Бывает трудно бросить вызов чьим-то ожиданиям", - признается он, и ему кажется, что он признается в этом своей матери, которая пристально смотрит на него, сидя рядом с Джинни на противоположной стороне комнаты. "Мы ожидали, что одиннадцатилетний подросток станет нашим героем, и он стал. Мы ожидали, что наследник Слизерина станет злом, и он стал. Груз этих ожиданий может быть тоскливым. Мы все это чувствовали, я думаю; ожидания быть определенным человеком, вести себя определенным образом". Его мать поднимает подбородок, и даже из-за непреодолимой пропасти между ними Перси кажется, что он видит проблеск понимания в ее глазах. "Чтобы бросить вызов этим ожиданиям, нужны смелость, отвага и решимость", - заканчивает он, чувствуя внезапную усталость, словно выдохся. "Тому это так и не удалось. Но в то же время это дает нам возможность. Если мы ожидаем друг от друга великих свершений, мы можем их совершить. Я помог уничтожить Темного Лорда, хотя это было самое сложное, что я когда-либо делал. Мне это удалось не потому, что я был храбрым, не потому, что я был в отчаянии, и не потому, что я всегда был уверен в том, что поступаю правильно. Я смог бросить вызов Темному Лорду, потому что у меня были люди, которые верили в меня, даже когда я шел по неправильному пути, которые ожидали от меня лучшего. У меня были наставники, которые увлекли меня, когда мне пришлось изучать Темную магию, чтобы помочь победить жизненные щиты, которые создал Том. У меня была семья, которая поддерживала меня, даже когда мне приходилось публично презирать их и причинять им боль. У меня были друзья, которые напоминали мне о своей дружбе, даже когда Темный Лорд изолировал меня. Некоторые из этих друзей были Пожирателями смерти - людьми, которые по ошибке последовали за Темным Лордом, будь то по идиотизму или от отчаяния, и оказались в ловушке кошмара, который сами же и создали. Некоторые из них были моими бывшими одноклассниками или членами Ордена. В Министерстве меня окружали люди, которые были полны решимости выполнять свою работу, даже когда это казалось невозможным, люди, которые поддерживали действие согревающих чар и открывали витрины магазинов". Он делает паузу; к его удивлению, глаза матери увлажнились, как будто она была на грани слез. Он вдруг осознает, что в огромной комнате стало очень тихо и что все смотрят на него, как зачарованные. Кэтлин из бухгалтерии ловит его взгляд и медленно кивает в знак признания, хотя, конечно, большую часть года они провели в размолвке друг с другом. "Я не был самым важным человеком в этой войне", - продолжает Перси, его голос звучит мягко. "Но я считаю, что у меня был уникальный взгляд как на сопротивление, так и на Пожирателей смерти. Если я и надеюсь, что мы что-то вынесли из этой войны, так это то, что всем нужны люди, которые верят в них, вытаскивают их из тьмы, дают им второй шанс. Ожидать друг от друга великих свершений, а не худшего. Даже Том Риддл, даже Альбус Дамблдор, даже я. Если мы не будем помнить об этом, мы будем видеть, как это происходит снова, снова и снова". Чувствуя себя крайне неловко, Перси отходит от подиума, слегка кланяется министру и замирает, когда Скримджор прикрепляет медаль к его груди. Он принимает рукопожатие, остро чувствуя, что вот-вот рухнет, и возвращается на свое место, не слыша аплодисментов, которые сначала нерешительно, а потом все громче и громче разрываются. Если бы он подготовил речь, то, скорее всего, сказал бы что-то совсем другое, и действительно, когда он разбирает свои слова, то не уверен, что передал именно то, что хотел сказать. Но Гарри кивает ему из-за стола, Рон улыбается ему, а Чарли снова подталкивает его, на этот раз более весело, а не настойчиво. Перси не поворачивается, чтобы посмотреть на выражение лица Северуса; он не думает, что сможет вынести жалость, или отвращение, или разочарование, или что-то еще, о чем, должно быть, думает другой человек после такого проявления откровенных эмоций. К удивлению Перси, после того как министр завершает церемонию награждения и большие столы исчезают, сменяясь сверкающим танцполом и живым оркестром, люди, кажется, хотят поговорить с ним так же заинтересованно, как с Гарри или Северусом. Многие из них интересуются, чего именно добился Перси во время войны; этим людям Перси снова и снова повторяет, что они должны поговорить с Нимфадорой Тонкс или с самим министром, поскольку Перси действительно не должен говорить. Однако есть и такие взаимодействия, которые переносятся гораздо тяжелее. Нарцисса и Драко, их одинаковые серые глаза холодны и прекрасны, когда они выражают свое почтение Северусу, а затем Перси. Тобиас, кивающий из другого конца комнаты, сопровождая Сонали, которая бросает на Перси испепеляющий взгляд. Младший Нотт, бывший одноклассник Перси, который злобно смотрит на Перси и шипит под нос, что Перси должно быть стыдно за то, что он предал оба дела и делает вид, что он герой. И вдруг, когда слова Нотта все еще звучат в его ушах, Перси видит, как его родители начинают пробираться к их маленькой группе. Перси сразу же напрягается и делает неосознанный шаг назад, так что случайно натыкается на Гарри, который прячется за спинами Рона, Гермионы и Джинни. "Простите, - пробормотал Перси, не сводя глаз с матери, которая выглядит сосредоточенной и решительной. "Ванная комната". Он едва замечает рябь недовольства, остающуюся позади него, когда стремительно пробирается сквозь толпу, отворачиваясь от десятков людей, окликающих его, и быстрыми, уверенными шагами направляется к туалету. Он выныривает за пределы пространства волшебников, края защитных экранов рябят вокруг него, и вдруг он снова оказывается в обычном атриуме Министерства, оглушительном в своей тишине, а в нескольких шагах от него - маленькая, неприметная ванная комната. Перси быстро направляется к ней и закрывает за собой дверь, радуясь, что все пользуются временными туалетами в зачарованном помещении. Ему не следовало бежать: Северус наверняка заметил бы его быстрый уход, а возможно, и Рон или Чарли. Его мать увидела бы, как он убегает от неё, словно испуганный ребёнок. Но что-то в том, что мать подошла к нему, заставило весь вечер показаться реальным, а не причудливым сном, в котором Перси надевает свою лучшую парадную мантию и героически принимает награду, врученную ему самим министром. О, как же он был глуп. Он расхаживал по торжеству и принимал поздравления от людей, которые имели полное право ненавидеть его, и в маленькой эгоистичной части своего сердца верил, что заслужил награду за свои преступления. Он произнес речь, в которой восхвалял Тома Риддла, признавая перед всем миром, что восхищается самым жестоким волшебником своего времени, и приравнивая себя в одном дыхании к Тому и Дамблдору. Перси забыл о себе. Он снова почувствовал себя волшебником, могущественным магом в Министерстве, ключевым солдатом на войне. Он забыл, что это больше не его дело; что эти люди не хотят с ним общаться, не захотят, если узнают всю правду о его разорванной душе, о его лишенной магии сути и о презренной слабости в его сердце. Он пытал Генри, потому что был так зол на него, а не по какому-то великому плану. Он уничтожил Тома, потому что считал это добротой, а не из соображений высшего блага. Все, что он делал, он делал ради собственных эгоистичных желаний, а не потому, что так было правильно. Он не был героем, как Гарри, который сражался за мир только из собственного мужества. И его мать это знает. Его мать знает это, потому что она могла заглянуть в его пронзительные карие глаза, те же самые, что и на его трусливом лице, и она могла заглянуть в его больную душу. Она не хотела общаться с ним, своим средним сыном, потому что знала, как он обидел своего отца и оставил семью. Дверь распахивается, и Перси инстинктивно отступает в кабинку, чувствуя, как низкий унитаз бьется о его ноги. Дверь распахивается, потому что Перси не волшебник, и он не может запереть дверь ничем, кроме своего эгоистичного желания побыть одному. Он заперт в Министерстве до тех пор, пока кто-нибудь не соизволит отвезти его домой, если только он не захочет выйти из маггловского подъезда в одежде волшебников и попытаться проложить себе дорогу домой в темноте. Из всех неудобств его новой полужизни необходимость ждать, пока его будут опекать, как ребенка, несомненно, одна из самых больших. Он полагает, что в этом есть смысл: то, чего ему не хватает в решительности и обдуманности, он заслуживает того, чтобы не иметь возможности самостоятельно выбирать направление. "Перси?" Голос спрашивает нерешительно, и Перси нахмуривает брови, узнав его. Гарри. Почему Гарри последовал за ним? Как он нашел его, спрятавшись? Неужели все остальные отстали на несколько минут, готовые толпиться в ванной и поносить, смущать или хвалить Перси? На какую-то дикую секунду Перси прижимается к унитазу и надеется, что Гарри оставит его там одного. Но он уже знает Избранного и понимает, что Гарри вряд ли уйдет, пока тот не скажет то, что пришел сказать. Перси внимательно прислушивается, но не слышит, не стоит ли за спиной Гарри еще один человек. "Я использовал следящее заклинание, но мои следящие заклинания не очень хороши", - признается Гарри. "Но я думаю, что вы здесь, так как вижу ваши ботинки под дверью". "Пожалуйста, уйди, Гарри", - говорит Перси, чувствуя стыд за свою трусость. Он прячется в ванной, как первокурсник. Он не может представить себе, что Гарри думает о нем, о большом злом Пожирателе смерти, превратившемся в хнычущего ребенка. Гарри вздыхает. Из-под двери кабинки Перси разглядел потертые кроссовки Гарри, виднеющиеся под его роскошной мантией. Наверное, никто не учил Гарри, что его обувь видна при каждом взмахе мантии. Перси совершил эту ошибку в самом начале своей карьеры в первой временной шкале, полагая, что его новые мантии скроют позорное состояние его обуви. "Я хотел сказать, что мне очень жаль". Перси хмурится и делает маленький шаг к двери кабинки. "Для чего?" "Что значит "для чего"? В голосе Гарри звучит недоверие, а в конце фразы раздается болезненный смешок. "Перси, я был чертовым мерзавцем для тебя. Да и вообще со всеми". "Тебе не нужно извиняться передо мной, Гарри", - говорит Перси, чувствуя себя внезапно очень усталым и очень старым. Он вздыхает про себя, с некоторым отвращением оглядывая окружающую обстановку. Как он оказался здесь, прячась в туалете на мероприятии Министерства и разговаривая с Мальчиком-Который-Выжил? Покачав головой, он шагнул вперед, чтобы открыть дверь кабинки. Нет смысла прятаться от Гарри, только не сейчас, к чёрту гнев Гарри на него. "Я знаю, почему ты на меня обиделся. Я должен был включить тебя в охоту за крестражами..." "Я знаю, что ты сказал Джинни", - перебивает Гарри. Находясь так близко к Гарри, Перси видит, как усталость проступает в чертах его молодого лица, а на губах застывают следы. "И ты не был неправ, хотя мне потребовалось время, чтобы это понять. Я злился на тебя за то, что ты... не включила меня. Я злился, потому что думал, что мне нужно убить Тома, а не тебя". Перси пожимает плечами, не в силах ответить. Он не уверен, что у него хватит сил на повторение литании своих грехов, поэтому он благодарен, а не зол, что Джинни пересказала их Гарри. "Но я думаю, что я был зол не только из-за этого". Гарри отодвигает свое тело от Перси, что позволяет ему встретить его взгляд в маленьком зеркале. Перси наблюдает за тем, как Гарри всматривается в его лицо, которое Перси не может увидеть. "Я был очень зол на Дамблдора", - тихо признается он. "Я пытался поговорить с его портретом, но все, что у меня получилось, - это накричать на него". "Я тоже очень злился на Дамблдора", - говорит Перси, устало потирая очки. "Но в моем случае я злился только на себя. Хотя я понимаю, почему ты на него злишься". Гарри качает головой, края его шрама поблескивают из-под бахромы. "Хуже всего то, что мне стало плохо из-за Волдеморта", - почти беззвучно говорит он, и Перси не может удержаться, чтобы не издать небольшой звук удивленного узнавания, прежде чем подавить этот порыв. Гарри слышит этот звук и невесело улыбается, его лицо находится где-то между детским раздражением и взрослым пониманием. "Я знаю. Он убил моих родителей и многих людей, которые мне дороги, но это правда. Я все время думаю о том, что он сказал в самом конце". Перси вдруг поразило, что он никогда не задумывался о том, что Гарри думает о Волдеморте. Возможно, он относился к Волдеморту так же, как Перси к Тому, или, по крайней мере, по схожему вектору, что странно. "Как я и говорил в своей речи, Дамблдор никогда не давал мне выбора, кроме как быть героем", - тихо пробормотал Гарри, по-прежнему избегая взгляда Перси и глядя в зеркало. "И, похоже, он не оставил Тому выбора, кроме как стать злодеем. Но этого не может быть... я имею в виду, если это так... что это значит о Дамблдоре?" "Дамблдор был гениальным человеком, - тихо говорит Перси. "Но у него были и недостатки. Знаешь ли ты, что Дамблдор неоднократно просил меня дать ему информацию о том, чем занимаешься ты, Рон и Гермиона, или о том, что происходит в Министерстве? Я никогда этого не делал, потому что был слишком обижен тем, что, похоже, я был ему дорог только из-за моей близости к вам троим. Он просил меня вступить в Орден, но я отказался, потому что думал, что ему нужны только мои деньги. Дамблдор пытался дать мне шансы, Гарри, но я всегда отказывался из-за собственной гордости. Мы не знаем, какие шансы он предлагал Тому". "Но он должен был знать, как спросить, не так ли?" Гарри качает головой, его взгляд снова переходит на Перси. "Я имею в виду, он же был Дамблдором. Не могу представить, что он не знал, как попросить тебя о помощи и не показаться при этом болваном". Настала очередь Перси растягивать усталые губы в невеселую улыбку. "Дамблдор был многим, но я думаю, что он знал о людях меньше, чем мы всегда думали", - признается Перси. "Оглядываясь назад, можно сказать, что так много моментов, когда все могло бы пойти по-другому. Но это невозможно предвидеть, даже если ты думаешь, что точно знаешь, что произойдет". Гарри шумно выдыхает через нос. "Мне даже жаль Снейпа", - признается подросток, и Перси, несмотря на себя, вынужден улыбнуться мукам, прозвучавшим в признании Гарри. "Мне жаль Снейпа, и мне жаль Дамблдора, и мне жаль Волдеморта, и мне жаль себя тоже. Я просто... я устал чувствовать себя плохо, Перси". Гарри качает головой и смеется про себя. "Гермиона, Джинни и Рон, похоже, этого не понимают. Они думают, что я могу просто поднять себе настроение, если сыграю в квиддич или приглашу Джинни на ужин, но этого не... этого недостаточно". "Не стоит себя корить, Гарри, - бесплодно говорит Перси. Затем он вздыхает и с опытом добавляет: "Но это легче сказать, чем сделать, я знаю". "Волдеморт убил моих родителей", - повторяет Гарри, как будто Перси не услышал его в первый раз. "Как я могу жалеть его, Перси? Я... я не должен... Это оскорбление их имени, их памяти, чтобы даже думать об этом. Они отдали свои жизни за то, чтобы я стал героем, а не жалел волшебника, который их убил". "Я разорвал свою душу, понимаете", - говорит Перси, почти разговаривая. "Я так сильно переживал за Тома, что у меня душа разрывалась от желания убить его. Поверь мне, Гарри, жалость - это ничто". "Думаю, я тоже разорвал свою душу", - говорит Гарри, его голос становится тише, и три долгих удара сердца они стоят в тишине в тесном туалете Министерства, думая об одном и том же. "Я видел крестраж... внутри своей души, я думаю. Я знаю, это звучит странно, но я видел его, как ребенка, и мне было жаль его". "Что ты видела?" с любопытством спрашивает Перси. "Хогвартс?" Гарри хмурится. "Кингс Кросс. Почему? Ты... ты что-то видел?" "Я предложил Тому помощь, если он решит попытаться исцелиться сам", - признается Перси, не совсем точно отвечая на вопрос. "В те последние несколько минут. Я бы помог ему, Гарри". Голос Гарри повышается, и он огрызается: "Ну, я почти предложил ему то же самое. Как ты с этим справляешься, Перси?" "Я не хочу", - резко огрызается Перси. "Не хочу. Это то, что ты хочешь услышать, Гарри? Я не справляюсь с этим. Часть меня любила Тома Риддла, и я ненавижу себя за это. Часть меня гордится тем, что убила его, а часть испытывает отвращение от того, что я могла так поступить с тем, кого любил". Перси с тревогой ожидает ответа Гарри, но Мальчик-Который-Выжил лишь опускается на землю и тихо бормочет: "Наверное, я не думал, что война будет такой". "Что вы имеете в виду?" Гарри характерно пожал плечами, что запомнилось Перси еще со школы. "Наверное, я думал, что Дамблдор - мой наставник, я полагаю. Но Рон говорит, что я должен думать о нем как о генерале армии. Я не идиот, я понимаю, какую роль Дамблдор сыграл в войне. Просто я всегда... удивляюсь, когда вспоминаю об этом". Гарри молод, думает Перси в сотый раз, но в такие моменты Перси не знает, чувствует ли он себя моложе или старше Гарри. Конечно, все, что Перси может сделать, - это мягко согласиться. "Знаешь, что меня больше всего удивило в войне? Или об этой войне, по крайней мере?" Гарри не спрашивает прямо, но поднимает тяжелые зеленые глаза на Перси. Перси вдруг вспоминает, как диадема перекочевала в Лили Эванс, как на лице Северуса появилось спокойное выражение покорности. "Ты знаешь, почему Драко Малфой оказался с Бузинной палочкой? спрашивает Перси, не обращая внимания на недоуменный взгляд Гарри. "Потому что Том Риддл ходил в школу с Абраксасом Малфоем, который поразил его своим самообладанием и хорошим воспитанием. Том завидовал Абраксасу, но тот благоволил к нему и очень высоко о нем думал. Люциус, сын Абраксаса, так и не смог оправдать ожиданий Тома и, как следствие, совершал необдуманные поступки, чтобы добиться его уважения. Много лет спустя Том решил наказать Люциуса за его многочисленные промахи, назначив своего сына убийцей Альбуса Дамблдора. А я тем временем жалела Драко и из кожи вон лезла, чтобы помочь ему выпутаться из сложившейся ситуации, но делала это только потому, что начала общаться с Нарциссой Малфой, а делала я это только потому, что моя тетя Мюриэль познакомила меня с сестрой Нарциссы, Андромедой, а делала она это только потому, что я стыдилась своего происхождения от Уизли. Из-за того, что в тринадцать лет я был неуверенным в себе недотёпой, из-за того, что Том Риддл ревновал меня к Абраксасу Малфою, Драко Малфой получил Бузинную палочку и дезертировал, чтобы присоединиться к своему злейшему врагу". "Что... что ты говоришь?" Перси безнадежно пожимает плечами. "Мы достали крестраж из хранилища Беллатрисы Лестрейндж только потому, что Андромеда смогла воссоединиться со своей сестрой", - бесплодно продолжает он объяснять. "Том смог вернуться в тело только потому, что воспользовался защитой, которую я наложил на своего отца, охранявшего пророчество. Все так запутано, Гарри, так запутано и запутанно. Вся война оказалась замешана на наших глупых неуверенностях, переживаниях и совпадениях. Ты должен был жалеть Тома, ведь именно это отличает тебя от него". Возможно, я должен был полюбить Тома, потому что именно это отличает меня от него, думает Перси, а потом тяжело сглатывает. "Как и говорил Снейп, - тихо произносит Гарри. "Мы едва выиграли войну". "Невозможно отделить чьи-то действия от чьих-то других", - говорит Перси, качая головой. "Северус вел себя как герой, но он был большим чертовым гадом для всех в Хогвартсе, включая меня, и он был ужасным учителем. Том был самым блестящим волшебником из всех, кого я когда-либо встречал, но он был жестоким, жестоким и невероятно тщеславным. Дамблдор дружил с Гриндельвальдом, которого похитил Люциус, пытавшийся договориться с Темным Лордом, чтобы спасти своего сына". "То есть вы хотите сказать, что каждый человек - это нечто большее, чем одна вещь, - задумчиво произносит Гарри. Перси колебался между кивком и покачиванием головы. Он говорил это, но на самом деле он говорил гораздо больше, чем это, или гораздо меньше. В голове у него все перепуталось и устало. "Я говорю, что не стоит расстраиваться, если ты запутался, - устало заключает он. "Никто не был абсолютно добрым, и никто не был абсолютно злым. Это как Дамблдор сказал тебе в самом конце. Все, что мы собой представляем, - это сумма наших выборов". "Ну, тебе тоже не стоит расстраиваться", - упрямо говорит Гарри. "Значит, ты любил Тома. И все равно, когда дело дошло до дела, ты решил его уничтожить. Чем это отличается от того, что Дамблдор сделал с Гриндельвальдом? Они были друзьями, а он запер его в тюрьме до конца жизни". Но если я могу так легко уничтожить то, что люблю, что это говорит обо мне? Слова задерживаются во рту Перси, умоляя задать их. Но Перси смотрит на тяжелое лицо Избранного, а затем проглатывает невысказанные слова. Его разорванная душа - не проблема Гарри, как и его вина, которую Гарри должен оправдать или осудить. Только Перси может оценить ущерб, нанесенный его душе, и только Перси может решить, не подлежит ли он искуплению. "Вы можете отвезти меня домой?" вместо этого спрашивает Перси, ненавидя себя за слабость, но чувствуя себя совершенно неспособным вернуться на вечеринку. "Ну, я полагаю, ты не сможешь пройти через палаты Северуса. В Гриммаулд, если ты думаешь, что Андромеда не расстроится". "Ты останешься со Снейпом?" с сомнением спрашивает Гарри, но что-то в выражении лица Перси, должно быть, подсказывает ему, что сейчас не время для этого разговора, потому что он заметно собирается с силами и кивает. "Я могу отвезти тебя в Гриммаулд. Ты сможешь... ты сможешь..." "Я могу аппарировать, если ты сможешь идти рядом со мной". Странно оказаться в Гриммоулде после стольких дней, проведенных в доме Северуса. Перси прощается с Гарри, который возвращается на вечеринку, и терпит громкие восклицания Кричера. Он с удовлетворением и, возможно, с грустью видит, что комната Регулуса осталась такой же, какой он ее оставил. Надо что-то делать с Кричером, думает он про себя, свернувшись калачиком в кровати Регулуса, все еще в маскарадном костюме с вечеринки, медаль больно давит ему на грудь. Ему нужно будет подумать о том, что произошло, о том странном разговоре с Гарри, о неожиданности награды и боли от того, что мать встретила его взгляд с другого конца комнаты. Но в уединении комнаты Регулуса Перси лишь оплакивает Тома, тихо, уединенно, горестно. Он смотрит на вырезки из газет с изображением юного Тома Риддла и снова оплакивает этого молодого, блестящего мальчика, который смотрел на Хогвартс расширенными, впечатленными глазами, отчаянно ища место, где он мог бы утвердиться. Прошли месяцы или годы, прежде чем Том безвозвратно перешел на другую сторону человечества? Если бы у Перси был Поворотник времени и он смог бы с его помощью спасти мальчика, сидящего без обуви на холодном кладбище, сколько лет назад ему пришлось бы вернуться, чтобы его присутствие стало для Тома достаточным стимулом для отказа от тягостных ожиданий юности? *** Северус возвращается в пустой дом после того, как Поттер приглушенным тоном сообщает, что Перси почувствовал себя плохо и был аппарирован на Гриммаулд Плейс. После этого сообщения Северус находит в себе силы оправдаться и исчезнуть. Он обдумывает идею пойти в Гриммаулд, но если бы Перси хотел его общества, он бы попросил Гарри привести его, а не выпроваживать. Северус наливает себе бокал вина, сидя в гостиной внизу, все еще в своей модной мантии. На столике между их креслами лежит небольшая книжка с описанием тканей, которую он берет в руки и листает другой рукой. На каждой странице Перси аккуратно написал цвет ткани, место покупки и предлагаемые тона. Северус долго рассматривает книгу, гадая, когда Перси успел все это собрать. Было ли ему семнадцать, он недавно окончил Хогвартс и решил, что нужно быть правильно одетым, если не больше? Может быть, это произошло позже, под руководством Люциуса или Яксли, когда Перси начал общаться с лучшими представителями общества? Или это было еще раньше, когда Перси было тринадцать или четырнадцать лет, и он столкнулся с ужасным бременем, не имея ничего, кроме собственной сообразительности, на которую он мог бы положиться? Когда Северус поднимается наверх, в камине лежат осколки винного бокала, разбившегося от удара, а книга с карманными квадратиками была тщательно вычищена и возвращена на прикроватную тумбочку Перси, чтобы он мог с ней ознакомиться, если когда-нибудь вернется в их дом. В ту ночь сон не приходит легко ни к одному из них, ни к другому в их одиноких спальнях, где луна ярко светит в застекленные окна, но в конце концов сон приходит к обоим, и, когда луна уходит за горизонт, приближая рассвет, с их плеч спадает напряжение, а руки не скручиваются вокруг невидимых палочек, и туманные воспоминания о словах друг друга шепчутся в их снах.