A Study of Resonance

Глава одиннадцатая: Кульминация (6/?) 1997 — 1998 (Перси — 21 и 34 года, Северусу — 36, Гарри — 17, а Дамблдор мертв) Март 1998 года В этой жизни Перси, как и в любой другой, ведет в голове список текущих дел, хотя за последние десять лет его навыки Окклюменции развились настолько, что его ментальная матрица существует в нескольких измерениях, в реальном времени и в той части его сознания, которая почти физическая. Несмотря на выдающуюся склонность Перси к организации, осознание того, что он слишком многое оставил на потом, постоянно присутствует, как маслянистая пленка, которая капает на пол его ментальной библиотеки, когда он обращается к своим щитам. Все, что он может сделать, — это не обращать внимания на свитки с планами, которые он когда-то составил. Например, он всегда смутно представлял себе, что именно он будет героически вывозить магглорождённых из страны, или что он найдёт более эффективный способ нейтрализовать усилия по вербовке Пожирателей смерти, чем докладывать Тонкс каждый раз, когда узнаёт о предполагаемой встрече. В его списке есть целый раздел, посвященный его семье. Он хотел найти способ навестить Чарли, убедиться, что близнецы по-прежнему принимают необходимые меры предосторожности, подтвердить, что Билл и тетя Мюриэль не убили друг друга из-за совместного проживания в коттедже «Шелл», что его родители… ну, в общем. На этих целях он намеренно редко задерживается, понимая, что привлечение внимания к бегающим по стране Уизли принесёт больше вреда, чем пользы, но эти цели, кажется, пульсируют ощутимым сожалением каждый раз, когда он задумывается о них, особенно после того, как он увидел, как из-за его невнимательности Рон и Джинни оказались в центре возникшей опасности. Это и его старые одноклассники, о которых он старается никогда не вспоминать, и Орден, и студенты Хогвартса, и профессора Хогвартса, и растущая часть сотрудников Министерства, которые начинают дерзить и открыто выражать свое недовольство некачественными способностями руководителей, поставленных силой, и сотрудники «Ежедневного пророка», которые недавно объявили забастовку, и Егеря, которые начали думать, что ловить магглорожденных — бессмысленное занятие, и поэтому их следует поощрять более высоким вознаграждением. У всех этих людей есть свои отдельные свитки в ментальной библиотеке Перси. В тот момент, когда он оставляет Джинни в Паркинсон-Мэноре — под многочисленными защитами Тома и Волдеморта, будь он проклят, если они примут на себя его заботу, — Перси вытряхивает все эти свитки на пол, где они лежат неопрятной кучей. Призрак мадам Пинс пронзительно кричит в его сознании, но он прогоняет его, грубо тряхнув головой. Он безжалостно заставляет себя вычеркивать цели, планы, контрпланы, предположения и все, что между ними. Тёмный Лорд сказал Перси, что скоро призовёт Гарри к себе; последний крестраж уничтожен; Перси передал Трио предметы из завещания Дамблдора и рассказал Гарри о той ужасной роли, которую ему ещё предстоит сыграть. Сохранить жизнь Джинни. Позволить Волдеморту убить Гарри. Позвольте Тому убить Волдеморта. Убить Тома. Все остальное — несущественно. Конечно, если у Перси есть время, можно подумать и о задачах второго уровня: организовать Тонкс и остальных членов Ордена, обеспечить безопасное пребывание студентов Хогвартса в своих кроватях, продумать, как лучше сохранить жизнь Северусу… Нет. Перси снова решительно тряхнул головой, отгоняя свитки, которые с надеждой начали витать в его ментальной библиотеке. Северус останется жив, если сможет играть свою роль в течение нескольких последних дней. Джинни останется в живых, если Перси будет внимательно следить за ней. Ни Том, ни Волдеморт не рискнут злить Перси, особенно из-за чистокровной ведьмы, особенно из-за чистокровной ведьмы. В жизни Перси было слишком много могущественных ведьм, которые убили бы его одним проклятием, если бы он посмел даже подумать о неполноценности ведьм, но он знает, что Беллатриса Лестрейндж была единственной ведьмой, удостоенной сомнительной чести Темной метки на руке, а Том ни разу не проявил ни интереса, ни положительных чувств ни к одной женщине, никогда. Если Джинни не будет высовываться и держать рот на замке, она выживет. Она выживет. Волдеморт, Гарри, Том. Это все, о чем должен думать Перси. Волдеморт, со своей стороны, очень хочет, чтобы Перси именно так и поступил. В течение следующих двух дней Темный Лорд приказывает ему каждое утро возвращаться в Паркинсон-Мэнор и задерживает его допоздна, так что каждый вечер он только и делает, что падает в изнеможении в постель и пытается выкроить несколько часов для сна. Мир Перси сужается только до Волдеморта; Северуса и Тома нигде нет, и хотя Перси пытается связаться с Северусом через их связанные тетради, его книга остается холодной и неактивной. Перси старается не задаваться вопросом, где Том, прежде всего потому, что если он начнет думать о шокирующей новости Джинни о том, что Том скрывается в Хогвартсе, ему захочется что-нибудь сломать, а требовать правды от Тома и близко не стоит в списке его приоритетов. (Конечно, Том собирался именно туда. Перси лучше многих знает, что все версии Тома помешаны на Хогвартсе; Перси должен был честно признать странным, что его Том не настоял на том, чтобы увидеть замок при первой же возможности. Там Том спал? Ел? Бродил, как призрак, среди студентов, притворялся, что идет на занятия, гулял по территории? Видела ли его Миртл? А Северус?) Но и Паркинсон-Мэнор не является центром активности, как думал Перси. Волдеморт поручает Перси сварить несколько зелий на случай чрезвычайных обстоятельств (Перси с ворчанием соглашается, думая, сможет ли он выпить несколько зелий и удовлетворить хотя бы одну из своих намеренно отодвинутых на второй план целей) и просит его подсчитать силы оборотней, великанов и кентавров, которые поклялись в верности своему новому повелителю. Большую часть следующего утра Перси проводит, решая ряд, казалось бы, не связанных между собой задач, продиктованных ему Волдемортом: уволить лишних Егерей, отменить предстоящее еженедельное собрание Пожирателей смерти, обновить Империус на Пиусе, убедиться, что магглорожденные в Министерстве по-прежнему находятся в плену. Эти задания хорошо знакомы Перси, поэтому он выполняет их быстро и грамотно. Вернувшись в поместье, он с опаской оглядывается по сторонам. Он ожидает увидеть Пожирателей смерти, практикующих дуэли, или ритуалы стихий, проводимые для усиления Темного Лорда, или, по крайней мере, подхалимскую демонстрацию силы. Однако Темный Лорд, похоже, занят частными исследованиями в библиотеке поместья Паркинсон. После скудного обеда, предоставленного озабоченным Сайпресом, Перси неловко застывает в дверях библиотеки, пока Темный Лорд не приглашает его войти резким, почти раздраженным движением головы. За прошедший год Темный Лорд изменился, неловко думает Перси, наблюдая, как Волдеморт склоняет голову над толстым фолиантом, словно обычный волшебник. Перси занял место за одним из небольших столиков неподалеку, и хотя Темный Лорд не раскрывал в стольких словах то, что он изучает, он не мешал Перси мельком увидеть название. Волдеморт изучает древние способы направления магии, явно обдумывая методы, позволяющие полностью отказаться от палочки. Перси с трудом может примирить этого Темного Лорда с тем, который был в ужасном Хэллоуине, или даже с тем, который силой своей магии убил целую деревню магглов. Дело не в том, что этот Темный Лорд смягчился — Перси по-прежнему прекрасно осознает его силу, его способность быть жестоким, его склонность к быстрому, импульсивному насилию, — а в том, что он, кажется, гораздо меньше заинтересован в том, чтобы сеять хаос, чем раньше. Его интересы кажутся более академичными, более целенаправленными. И, пожалуй, самое странное, что Перси находится в этой комнате один и спокойно читает вместе с самым темным волшебником своего времени. (Перси выбирает книгу о Хогвартсе — он считает, что сможет оправдаться различными отговорками, если понадобится). Временами Темный Лорд делится чем-то, что он узнал, и Перси отвечает на это так разумно, как только может, а в двух отдельных случаях у них происходит то, что можно назвать академической дискуссией, имеющей определенный вес. Перси и представить себе не мог, что Волдеморт так себя ведет, когда остается один. Перси никогда бы не подумал, что он так похож на Тома, на более взрослого Тома. (Перси никогда бы не подумал, что ему будет так комфортно в присутствии Темного Лорда, когда солнце начинает садиться, посылая яркие золотые полосы, чтобы заглянуть в витражные окна библиотеки и напомнить ее обитателям, что день уже близок к завершению). Перси полагает, что для него было важно так часто наблюдать за Темным Лордом. Если бы это была единственная версия Волдеморта, которую Перси когда-либо встречал, он, возможно, был бы менее примирен со своей миссией по его уничтожению. И Северус напомнил ему, когда Перси в последний раз записывал в блокнот подобную мысль, что существует множество оттенков Темного Лорда, и он тщательно выбирает, что показать каждому последователю. Возможно, эта версия Волдеморта и не является полной ложью, но Перси не может совершить ошибку, забыв о том, что другие версии его просто скрыты. (И правда, эта версия Темного Лорда гораздо страшнее, чем та, которую Перси помнит из предыдущей линии времени, — так он неловко признается себе в первую ночь, после того как Темный Лорд освободил его и попросил вернуться через пять часов. У этой версии Темного Лорда была уничтожена большая часть души, но его разум остался нетронутым и острым, его магия крепкой и утонченной, его сила неоспоримо велика. Перси может представить себе, как этот Темный Лорд метр за метром сжимает свою хватку над обществом, не оставляя места для сопротивления). Отрезанный от Министерства, от Северуса, от Тома, Перси только и может, что нервно расхаживать по поместью Паркинсонов, бродя по коридорам и заглядывая в двери. Большую часть следующего утра он проводит в разговорах с Джинни, которая рассказывает ему в серии туманных полуправд о событиях ее года. Кэрроу, Круциатус; теперь Перси лучше понимает, почему так много студентов подходили к Джинни и благодарили ее за службу на войне. Ему хочется сказать ей, как он гордится ею, и он надеется, что она прочтет это по его лицу, по тому, как он ругает ее, напыщенную и раздутую, как карикатура на себя, которой так часто подражали Фред и Джордж. Этот день напоминает ему о том, как было в Хогвартсе во время СОВ или ЖАБА, которые традиционно проводились в виде недельных экзаменов. Всегда наступало время, когда через несколько дней Перси чувствовал себя не в ладах с самим собой: три-четыре экзамена сданы грамотно, три-четыре экзамена впереди. День проходит в той же бессодержательной атмосфере, в какой-то томительной задумчивости, подернутой острым лезвием знания, что самые сложные испытания еще впереди. Перси не может расслабиться как потому, что все еще с ужасом осознает, что ему еще предстоит сделать (Гарри, Волдеморт, Том), так и потому, что Темный Лорд внимательно и молча наблюдает за ним. Если Том не победит Темного Лорда, Перси будет вынужден поклясться в вечной верности Волдеморту, и это будет гораздо более обязывающим способом, чем Метка, уже заклейменная на его руке. Перси едва может пообедать или выпить чаю, хотя заставляет себя делать и то, и другое, зная, что ему понадобятся силы и энергия, чтобы пережить еще один томительный полдень в библиотеке с Темным Лордом. Но уже через час после того, как он заставил себя съесть тарелку жареной курицы с бобами — жареной курицы, как будто сейчас середина декабря, а не начало марта, как будто Нарцисса Малфой не подала бы вкусный весенний салат — и осушил целую кружку чая «Английский завтрак», он чувствует, как магия Темного Лорда гневно прокатывается по поместью, и понимает, что после обеда отдыха не будет. Перси испытывает внезапный шок и облегчение, увидев Северуса в гостиной, где он последние два дня выслушивал указания Темного Лорда. Перси не может не искать намека или объяснения в молчаливом лице Северуса, но тот лишь спокойно смотрит на него. На самом деле его лицо настолько невыразительно, что Перси начинает беспокоиться, почти инстинктивно понимая, что они находятся в опасном положении. Затем приходит понимание: в дверь вваливается Люциус, а за ним — Темный Лорд. Перси напрягается. Он напряженно ощущает магию Северуса, такую знакомую, такую близкую, такую уязвимую. Если Темный Лорд здесь с Люциусом, значит, он пришел за Бузинной палочкой, и Северус может быть в нескольких минутах от смерти, несмотря на все его мастерство шпиона. Северус делает маленький шаг в сторону от Перси, маскируя его под неловкое переминание с ноги на ногу при виде своего старого друга. Перси знает, что Северус будет отрекаться от него до самого конца, и ему нужно сделать то же самое, чтобы выжить, если придется умереть. Но даже это небольшое дополнительное расстояние, кажется, встает между ними. У Перси возникает нежелательное ощущение, что он стоит на краю обрыва. Темный Лорд несколько секунд молча наблюдает за тремя своими последователями со странной, любопытной улыбкой, растянувшейся на его плоском рептилоидном лице. Все они по-своему предали Темного Лорда. Перси не знает, зачем он оказался здесь, в компании с Люциусом и Северусом. Возможно, урок или знак уважения Темного Лорда? Заинтересовал бы он Темного Лорда, если бы Том не заинтересовался им первым? Или, возможно, это означает, что он тоже умрет, что Темный Лорд обнаружил его предательство. Эта мысль, хотя и неприятная, странно напоминает образ Перси, стоящего в стороне, когда Северус умирает в одиночестве. «Садитесь, друзья мои», — приказывает Волдеморт, милостиво, но все же приказывает, и все усаживаются на свои места, наклоняясь в знак почтения к Темному Лорду. Перси оказывается справа от Темного Лорда — такого положения он еще никогда не занимал на подобных встречах, а Люциус, сидящий прямо напротив Темного Лорда в позе незваного гостя, бросает на него оценивающий взгляд, когда замечает возвышенное положение Перси. «Экспеллиармус», — неожиданно произносит Волдеморт, и Северус заметно вздрагивает, когда палочка неохотно вырывается из его рук. Перси не может не обратить внимания на тонкие, покрытые шрамами пальцы Северуса, которые, как он знает по опыту, удивительно тонкие и изящные. Северус также носит в кармане один из камней Перси и постоянно поддерживает щит низкого уровня, как он давно научил Перси. Простые обезоруживающие чары не должны были так легко избавить его от палочки. «Вот и все, Люциус, — промурлыкал Волдеморт, сжимая в руках палочку Северуса. «Теперь у меня есть твоя палочка и его тоже. Это, конечно, удовлетворяет критериям, как их описал Гриндельвальд, или мне пойти и убить вас обоих сейчас? Я уверен, что вы оба отдадите свои жизни, чтобы я мог управлять Бузинной палочкой». «Мой Лорд», — в унисон начинают Люциус и Северус, а Перси остается только сидеть, застыв в немом ужасе. Бросив презрительный взгляд налево, Северус продолжает уже более твердым тоном: «Милорд, вы не можете себе представить, что я скрывал от вас владение палочкой Дамблдора». «Возможно, неосознанно», — легкомысленно поправляет Волдеморт. «Разве не так ты сказал, Люциус?» Люциус слегка розовеет от силы взгляда Северуса. Перси молчит, наблюдая за происходящим и удивляясь способностям Северуса. Перси не знает, как реагировать, да и не знал бы, как реагировать, не в такой напряженной обстановке. Но он знает, что каждый из жестов Северуса сделан намеренно, хотя каждый кажется искренним. Чувство предательства Северуса ясно выражено в напряженных плечах и руках, а его тревога отчетливо передается каждый раз, когда он сглатывает, не обращая внимания на сухость во рту. Ни одно из его движений не указывает на предварительное знакомство с палочкой. «Милорд, — осторожно произносит Люциус, но, кажется, теряет часть своей храбрости, когда Волдеморт бросает на него мрачно-пренебрежительный взгляд. Перси вздрагивает от хрипловатого голоса Люциуса, совсем не похожего на его стандартные бархатные тона, и Люциус краснеет еще больше. Его мантии выглядят дорогими, но не новыми, а длинные светлые волосы потеряли часть своего характерного блеска. Однако настоящая перемена в Люциусе — это странное, кроющееся почтение, от которого у него заплетается язык, и Перси вдруг ощущает потрясающую скорбь по поводу гибели этого гордого, порывистого человека, хотя, конечно, Люциус совершил несколько злодеяний и лично подверг опасности близких Перси. Если Перси выживет, он полагает, что сможет подумать, почему он способен жалеть таких людей, как Люциус. «Милорд, я был неправ, убегая», — хрипло шепчет Люциус, заметно собравшись с духом. На его лице видны характерные признаки Круциатуса: конечности тихонько дрожат, а под бледными, сверкающими глазами, словно грозовые тучи, собираются темные синяки. «Мой сын… я боялся за его жизнь… Я боялся, милорд, и мне не следовало оставлять вас». «Ты должен был предложить своего сына мне», — шепчет Волдеморт, его красные глаза презрительно сверкают. Голос у него низкий и холодный, а его магия собирается над ковром, темная, маслянистая, тяжелая и вязкая, словно их ноги увязли в мокром песке. Люциус вздрагивает, но сокрушенно кивает, и Перси приходится отвести глаза от стыда и жалости. «Милорд, поправьте меня, если я что-то не понимаю. Люциус утверждает, что либо я, либо его сын владеем Бузинной палочкой», — вмешался Северус. В его голосе звучит скептическая насмешка, как будто не он сам доставал палочку из гробницы. «Но мальчик сбежал. Это, конечно, признак его вины?» Перси всегда смутно догадывался, пожертвует ли Северус Люциусом ради собственной жизни, когда придет время, несмотря на все долги, которые, по словам Северуса, принадлежали другому человеку. Конечно, то, что Северус готов свалить всю вину на Драко, говорит о том, что все ставки сделаны в этом новом раунде хрупкой игры, в которую они играли изо дня в день? «Если мой сын… виновен, его нужно только победить», — сосредоточенно говорит Люциус, возвращая себе часть прежней силы, чтобы противостоять движению Северуса. «Его не нужно убивать. Гриндельвальд выразился предельно ясно». Значит, Люциус взял то, что узнал от Северуса и Перси, и сумел найти больше правды. Перси откинулся на спинку кресла, напряженно обдумывая, как повернуть эту историю в свою пользу. Он надеется, что Волдеморт не убьет Северуса, не тогда, когда Люциус опозорен, а Беллатрикс мертва, не тогда, когда Гриндельвальд так очевидно был побежден Дамблдором, но не убит. Люциуса, скорее всего, уже не спасти; он будет наказан за грех дезертирства, независимо от того, какие знания он принес своему лорду. Какой из оставшихся исходов оптимален и что может сделать Перси, чтобы повлиять на ситуацию? Перси, конечно, знает, что Драко с Трио, но лучше, чтобы Темный Лорд думал, что палочка принадлежит Гарри или Драко? Или, учитывая, что они вместе, возможно, это не имеет значения, если Темный Лорд склонится к тому, чтобы найти любого из них, независимо от того, что скажет Перси? Когда Гарри умрёт, Волдеморт всё равно будет владеть ей, — говорит голос, подозрительно похожий на голос Миртл, проплывающий в сознании Перси. Он старательно сохраняет спокойное выражение лица, обдумывая это. Перси полагает, что палочка нужна Гарри, чтобы иметь шанс выжить в схватке с Темным Лордом, но в равной степени он считает, что Гарри должен быть побежден от рук Темного Лорда. Нарцисса Малфой солгала Темному Лорду о том, что Гарри Поттер мертв, а это, как надеется Перси, подразумевает, что Гарри каким-то образом снова избежит смерти. Но можно ли считать это настоящим поражением, если Гарри добровольно и осознанно идет на смерть или даже не умирает? Настоящий страх Перси, его тайный, личный страх, заключается в том, что если Гарри не умрет, то Темный Лорд не будет побежден по-настоящему. Перси смотрит на Темного Лорда. Магия Перси уже давно смирилась с властью и господством силы Темного Лорда. Даже обладая Бузинной палочкой, Перси не может представить, что Гарри выживет. Но, напоминает он себе, чудеса следуют за Гарри, куда бы он ни отправился. Правильно ли поступить, отобрав у Гарри палочку? (Но глупая, полная надежд, детская часть его души подавляет эту мысль, как он уже делал бесчисленное количество раз. Эта его часть упрямо верит, что Гарри заслуживает шанса пережить Темного Лорда. Эта его часть по-прежнему верит в сказки, в непобедимые палочки, в чудеса, в легенду о Мальчике-Который-Выжил. Иногда он ненавидит эту часть себя, но альтернатива кажется ему настолько невыносимо печальной, что он не может с ней смириться). Гарри в стороне, думает про себя Перси, пока Люциус сбивчиво рассказывает, что «заручился» Гриндельвальдом в качестве подарка для Темного Лорда, чтобы тот мог лично допросить его, Перси не хочет, чтобы Темный Лорд пытался найти Драко. Это ясно. Если Волдеморт решит найти Драко, он сделает это быстро, ведь подростки находятся только за своими собственными стенами, а не за стенами Фиделиуса, если только Андромеде не удалось применить ту же защиту семьи Блэк, к которой Сириус обратился в начале того года. Если Волдеморт найдет Драко, он вырвет из его разума правду о прошедшем годе, и Перси погибнет преждевременно, и все будет напрасно. «Мне кажется, что у Гриндельвальда была бы особая мотивация, чтобы сказать такое», — легкомысленно замечает Волдеморт. Перси с первого взгляда понимает, что возможность помучить Гриндельвальда пришлась ему по душе. «Без Палочки мы не можем быть уверены, что он не является ее истинным владельцем. А поскольку вы утверждаете, что ни вы, ни ваш сын не проникали в гробницу Дамблдора, мы не можем решить этот вопрос с какой-либо… ясностью». Люциус бледнеет, понимая скрытую угрозу в словах Волдеморта, но мысли Перси уже разворачиваются, когда ему становится ясна суть проблемы. «Что ж, — не может не сказать Перси, — это вопрос логики, милорд». Он краснеет от маслянистого блеска недовольного внимания Волдеморта и быстро добавляет, молясь, чтобы Темный Лорд не обиделся на его случайную снисходительность: «Как вы и указали нам вашей мудростью. Если для передачи права собственности на палочку требуется смерть, то достаточно убить Гриндельвальда, и ни Северус, ни Драко не смогут стать потенциальными владельцами палочки, поскольку Дамблдор никогда не мог ею владеть». Он делает паузу, ожидая то ли проклятия, то ли вызова, но Темный Лорд лишь поджимает губы и коротко, отрывисто кивает. «Если же подразумевается поражение в дуэли, то я считаю наиболее вероятным, что Драко завоевал верность палочки, хотя в своей гениальности вы также победили Северуса, чтобы исключить оба варианта». Люциус бросает на Перси пронзительный взгляд предательства, который Перси стоически переносит. Его план — вернуть внимание к Гриндельвальду и позволить Волдеморту избавиться от своего предшественника, избавив их от лишних хлопот. Перси уже открывает рот, чтобы продолжить, когда Темный Лорд снова заговаривает. «А где же дорогой Драко?» Волдеморт обращает все свое внимание на Люциуса, который вздрагивает от этого вопроса. «Конечно, глава семьи Малфой может легко найти своего наследника? Ты сказал, что принесешь мне Палочку, Люциус, а на самом деле ты принес мне лишь пленного волшебника». «Я пытался», — задыхается Люциус, на его бледном лбу выступают бисеринки пота. Перси не завидует ему в этом ужасном положении. Одно дело, когда Северус решает пожертвовать старым другом; совсем другое — когда Люциус решает пожертвовать своим сыном. «Милорд, я пытался найти Драко, но он под мощными чарами, милорд… боюсь, Орден держит его в плену». Перси не может удержаться от того, чтобы не бросить взгляд в сторону Северуса, чье лицо остается каменным и бесстрастным. По мнению Перси, до Люциуса дошли слухи или он сам видел, что Драко находится в компании Золотого трио. Тогда самым безопасным вариантом действий было бы настаивать на том, что Драко взяли в плен. «Милорд, я не слышал о подобном, хотя допускаю, что он может находиться в штаб-квартире Ордена под охраной Фиделиуса», — спокойно отвечает Северус. «Если это так, то мы не сможем найти его до тех пор, пока не уничтожим Орден полностью, начиная со смерти Поттера». Перси вскрикивает от досады. Сжатые губы Темного Лорда и свернутая пружина его магии говорят о том, что его не устраивает этот ответ, не тогда, когда палочка может быть так легко в пределах досягаемости. Младшая сестра Перси находится в том же доме, что и Темный Лорд, а его брат сейчас с Гарри, и каждый день, который Темный Лорд откладывает, — это еще один день, когда что-то может пойти не так. Северус не может сказать ничего такого, что выглядело бы слишком откровенно корыстным, когда он не должен вызывать подозрений относительно своих мотивов, но это лишает его возможности достаточно убедительно убедить Темного Лорда в более выгодном курсе действий. Или же Северус не видит того, что видит Перси, что было бы весьма тревожным фактом. Возможно, именно от Перси зависит спасение ситуации. «Милорд, — произносит Перси в наступившей тишине, и сердце его учащенно забилось. Его ладони вспотели, но благодаря всей практике, накопленной за последний год, Перси держит голову высоко. То, что он собирается сказать, чрезвычайно рискованно, но он вдруг резко понимает то, что инстинктивно чувствует, что Гарри всегда знал: иногда нужно рисковать, прыгать без оглядки, если у человека есть хоть какой-то шанс победить такого гиганта, как Волдеморт. «Милорд, мне кажется, есть кое-что, что мы не до конца учли». Внимание Волдеморта переключается на Перси, и Перси ощущает в своем сознании крадущееся присутствие Темного Лорда. Разумеется, такое вторжение нормально, и Перси передает усикам часть своего беспокойства, отвечая: «Милорд, я думаю, что маловероятно, что Драко, пусть и неосознанно, получил в собственность Бузинную палочку», — осторожно говорит Перси, не глядя на Северуса. Если Северус не согласен с планом Перси, он ясно даст это понять в темном блеске его глаз, и Перси едва представляет, что скажет дальше; он не может импровизировать дальше. «Но кто-то украл Палочку из гробницы Дамблдора. Это был не я, не Северус, и Люциус утверждает, что это был не он. Это не мог быть Драко; он был хорошим учеником, но он не настолько сильный волшебник, чтобы снять защиту с гробницы Дамблдора». «На что ты намекаешь?» Волдеморт требует, все его внимание приковано к Перси, который слегка вздрагивает от этого. «А что, если Дамблдор планировал отдать Поттеру палочку?» шепчет Перси. «Мальчик был там, в башне; они откуда, мальчик покидал территорию Хогварста; он прогнал Северуса, завывая от злости… милорд, Дамблдор мог оставить ему инструкции, как войти в его гробницу, как забрать Бузинную палочку…» Люциус встает во весь рост и огрызается: «Если вы намекаете на то, что мой сын помогал Поттеру против Темного Лорда…» «Скорее всего, Драко ничего не знал, — продолжает Перси, не обращая внимания на гнев Люциуса. Если Люциус не видит, что Перси ему помогает, то это его собственные похороны. «Но если палочка была у Драко, возможно, Дамблдор сказал Поттеру, что он должен победить Драко… возможно, Драко искал мальчика, чтобы привести его к вам, милорд, и Поттер увидел свою возможность». «Зачем Драко искать мальчика?» Люциус недоверчиво хмыкнул. «Потому что семья Малфой была в опале», — Северус достаточно долго приходил в себя, чтобы огрызнуться. «Драко очень заботится о чести фамилии Малфой, как мы оба знаем, Люциус». Люциус сердито затихает, а Северус продолжает, внимательно глядя на Темного Лорда: «Он должен был знать, что вы его ищете, милорд, а поскольку он был школьным товарищем Поттера, то мог иметь представление о том, где прячется мальчик, и думал, что, приведя его к вам, он… возместит часть позора от неудач Люциуса. Поттеру достаточно победить Драко на дуэли, и передача владения палочкой было бы завершено». «Но Северус говорит мне, что способности Поттера к магии в лучшем случае сомнительны», — задумчиво и более чем опасно говорит Волдеморт. Но Перси может сказать, что эта версия событий закрепилась в сознании Волдеморта, чем мысль о том, что Дамблдор мог подготовиться к его смерти и передать Гарри знание о Бузинной палочке, или что Драко мог найти Гарри Поттера, зная, что его отец опозорен… Северус наклоняет голову. «Милорд, я бы отметил, что Гарри Поттер уже побеждал Драко однажды, на шестом курсе. Его мастерство в магии не назовешь выдающимся, но и Драко можно сказать также, милорд». Люциус выглядит почти комично, разрываясь между инстинктивным желанием поддержать сына и неловким осознанием того, что Перси и Северус по-своему защищают Драко. Перси игнорирует Люциуса, сосредоточившись на Северусе, его темные волосы падают ему на лицо, когда он наклоняется вперед в своем кресле. Значит, Северус решил поддержать план Перси. Поддерживает ли он импровизацию Перси или нет, сейчас не имеет никакого значения; говоря, Перси определил их курс, и теперь они могут только надеяться, что он останется прямым и верным. «Милорд, вам не нужна Бузинная палочка, чтобы победить мальчика, — заманчиво продолжает Перси. «Скорее всего, он все равно владеет ею, и если вы убьете его, то получите ее силу независимо от этого». «Сила, которой он не знает», — тихо, почти про себя, говорит Волдеморт. Перси сглатывает и говорит, почти беззвучно, так, что Волдеморт, несмотря на себя, наклоняется к нему — этому приему Перси научился у Тома: «Нет такой силы, о которой вы не знали бы, мой Лорд. Что, если Дамблдор спланировал это как отвлекающий маневр, зная, что вы узнаете о палочке? Что, если у него ее вообще никогда не было? Милорд, его победил шестикурсник; если бы у него была Бузинная палочка, он, конечно, смог бы защитить себя?» Перси не раз наблюдал, как Том отвлекается на одну мысль от другой, отбиваясь от идей в воздухе, словно кот, воюющий с мухами-кентаврами. Волдеморт ничем не отличается от него: его глаза сверкают при виде новой идеи, и Перси почти зримо видит, как Драко покидает его мысли, чтобы смениться новым ракурсом бесконечного коварства Дамблдора. Пересохший рот Перси добавляет Волдеморту еще один крючок, на который тот может зацепиться, еще одну муху, которая будет громко жужжать в воздухе. «Я подозревал, что, возможно, Дамблдор уже умирает». Перси намеренно смотрит только на Темного Лорда, чувствуя, как взгляд Северуса обжигает его щеку. Перси не может смотреть на Северуса, не может сомневаться в себе. Он действует исключительно по инстинкту, по инстинкту, отточенному несколькими годами введения Тома в заблуждение, по инстинкту, что он понял подводные течения и может предотвратить опрокидывание всех их, если будет действовать очень осторожно, чтобы направить их судно в безопасное русло. С тем настроением, в котором находится Волдеморт, он может убить и Люциуса, и Северуса; их жизни зависят только от того, поверит ли Волдеморт в то, что Гриндельвальд сказал правду о палочке, на что Перси не стал бы рассчитывать. И то, что Перси сказал Северусу, по-прежнему кажется правдой: Волдеморт боится дуэли с Гарри, боится поднять против него свою палочку. Что, если он поверит, что у Гарри есть Бузинная палочка, и изменит свой план? Наконец-то, после одиннадцати долгих лет, Волдеморт оказался именно там, где нужно, и у Перси появился шанс устроить финальное противостояние без жестокой, непредсказуемой Финальной битвы. Сначала первые шаги, а потом вторые, твердил он себе годами, и вот, наконец, он должен сделать второй шаг. «Милорд, его рука была почерневшей и проклятой», — тихо говорит Перси, полностью сосредоточив свое внимание на Темном Лорде, который пристально смотрит на него, их взгляды соединились, словно толстые нити веревки, свитые между ними. «Должно быть, он ослаб после столкновения с вами в Министерстве». «Милорд, он просил меня рассказать о многих вариантах облегчения боли, — вмешивается Северус. Перси хочет вздохнуть с облегчением, но сдерживает себя, беспокойно скрещивая пальцы ног в ботинках. Правильный ли это был подход или нет, сейчас не имеет значения, поскольку Перси уже начал и не может отказаться от своих слов, поэтому он благодарен Северусу за поддержку. «Он был болен большую часть года, как я уже докладывал вам». «Что ты хочешь этим сказать?» вспыхивает Люциус. «Что он хотел, чтобы мой сын стал владельцем Бузинной палочки?» Перси бросает на Люциуса холодный, презрительный взгляд, которому он научился у другого человека. «Подумай, Люциус. Он знал, что твой сын пытался убить его, почему же он не остановил его? Он едва сопротивлялся, когда Северус и Драко поймали его на башне. Он хотел стать мучеником, милорд. Если бы он тихо умер во сне, это имело бы в два раза меньший эффект, чем в противном случае. Он мог бы подстроить ситуацию, зная, что палочка перейдет к шестикурснику, а не к Северусу, чтобы Поттеру было легче победить. И…» Перси торопливо добавляет, чувствуя, что его время говорить почти истекло: «Подумайте, кого он выбрал в качестве мишени для подозрений: милорд, он заставил вас не доверять двум вашим самым могущественным последователям, основываясь лишь на мифе о палочке, которой, возможно, даже не существует. Нельзя забывать, что у нас есть только слово Гриндельвальда о том, что его палочка была легендарной». На этом Перси заканчивает свое выступление, его грудь тяжело вздымается, он склоняет голову, чтобы выразить уважение и не выдать своего лица. Наступившее молчание — одно из самых долгих в жизни Перси, и он мучительно ждет, купится ли Темный Лорд на эту историю и будет ли он наказан за свою роль в ней. «Возможно, Палочка никогда не была в его гробнице», — наконец говорит Волдеморт, и Перси напрягается, предчувствуя победу. Волдеморт слишком увлечен идеей о Бузинной палочке, чтобы принять намеки Перси на то, что это может быть всего лишь миф. В лучшем случае он решит, что палочка у Дамблдора или Гарри, и совсем забудет о Драко. «Он хотел разыграть меня как дурака». «Никто не сможет разыграть вас, как дурака, милорд», — осмеливается Перси, и Северус издает рокочущий звук согласия. Теперь Северус, его голос подобен серебристому дыму. Перси вспоминает, что Северус тоже знал много версий Темного Лорда, что Темный Лорд доверяет ему больше, чем всем остальным Пожирателям смерти. «Убейте мальчика завтра. Милорд, пророчество, палочка, наследие Избранного — все это выдумки Дамблдора, призванные защитить мальчика от вашего внимания. Вам не нужно ничего, чтобы победить мальчика, кроме вашей собственной магии». И тут Люциус, разгневанный и растерянный, но с инстинктами карьериста, которыми Перси всегда восхищался, заговорил с присущей ему бархатистостью. «Милорд, в качестве извинения за свою трусость я посвящу свою жизнь тому, чтобы найти для вас Бузинную палочку, как только мальчик умрет». Волдеморт оглядывает всех троих — Северуса, Люциуса и Перси — и наконец кивает. «Завтра мы убьем Гарри Поттера», — говорит он, и Перси чувствует, как внутри него начинает расти пузырек облегчения, хрупкий и сияющий. *** Северусу удается сбежать с Перси ровно через пятнадцать минут после того, как их отпустили, осторожно-триумфально, но все еще напряженно. Они быстрыми, торопливыми шагами выходят из поместья Паркинсонов, прижимаются друг к другу возле большого букового дерева, а Северус зажигает маггловскую сигарету и делает вид, что закуривает ее. «У всех нас есть пороки, — говорит он, заметив взгляд Перси. «Это уже давно стало одним из моих пороков. А теперь быстро. У нас мало времени. Темный Лорд скоро призовет меня к себе». «Северус…» «Он все еще может решить убить меня», — говорит Северус так, словно это неизбежно, а правда сурова, страшна и ужасна. Ироничным движением губ он пресекает инстинктивное возражение Перси. «Никто из нас ничего не может сделать, и нам не нужно тратить время на подтверждение этого. Ты прекрасно справился с задачей перенаправить его внимание на мальчика; теперь это твоя задача, и ты не должен отступать». «Так почему мы здесь?» Перси огрызается, тревожась и терзаясь, все еще не оправившись от шока последнего часа. «Чтобы попрощаться?» Северус бросает на Перси нежно-веселый взгляд, который кажется более интимным, чем прощание. «Я изучал Камень целый год», — говорит он, обхватывая сигарету руками, чтобы скрыть свои слова или, возможно, придать маскировке подлинность. «Эликсира жизни не существует». Перси моргает. Его рука скользнула к карману, где маленький серый камень Дементора был надежно укрыт легкими чарами Прилипания. «Что?» «Свойства, которые мы вывели для философского камня, те, что были в упражнениях, которые мы выполнили», — нетерпеливо говорит Северус. «Они не соответствуют реальности». После разочаровывающей беседы с Фламелем Перси полностью выкинул из головы мысль о бессмертии, предпочитая думать о Камне только как о создателе золота. Северус регулярно переправлял ему золото, которое он послушно передавал Тонкс. «Ты хотел стать бессмертным?» тупо спросил Перси. Когда Северус проскочил мимо него, когда они выходили, и ловко перенаправил их мимо места Аппарирования на внешнюю территорию, Перси подумал, что тот будет ругать его за извращенную, запутанную серию идей, которые он подкинул Темному Лорду. Нахмурившись, Северус поспешил добавить: «Я дал тебе Камень, чтобы защитить тебя, Северус. Я не… осуждаю тебя за твое желание». Тот же нежно-веселый взгляд, словно Северус знает о шутке, которую должен знать и Перси. «Не для меня, а для мальчика». «Ох». Перси резко осознает смысл сказанного и отворачивается, наблюдая за тем, как один из домовых эльфов Паркинсонов накладывает чары, чтобы полить ближайшие цветы. «Можно связать жизненную силу мальчика с камнем». Когда Перси оглядывается на Северуса, он видит, что лицо того странно неподвижно и спокойно, частично заслоненное дымом, вырывающимся из маленькой белой трубки, которую он держит в удивительно тонкой хватке. «Это должно держать его привязанным к Камню… привязанным к Земле…» «То, что сделал Николас Фламель, не что иное, как крестраж, Северус». Перси отводит взгляд в сторону, а затем качает головой. «Ты не можешь быть серьезен». «Это поможет мальчику выжить». «Возможно, навсегда», — недоверчиво смеется Перси. «Северус, что ты предлагаешь? Ты весь год твердил мне, что мальчик должен умереть». Северус говорит поверх него, его голос ровный и спокойный, как будто в нем нет ничего более интересного, чем рецепт зелья для Перси. «Это простая процедура. Я объясню ее вам следующим образом. Сначала ты берешь камень…» «Нет, Северус», — врывается Перси, и в его тоне звучит приказная сталь, удивляющая их обоих. Он моргает, сопротивляясь желанию извиниться, а затем продолжает более спокойно: «Северус. Я понимаю клятву, которую ты дал Лили; я понимаю, что позволить Гарри умереть противоречит идеалам всей твоей жизни. Но ты не видел Фламеля, Северус. Он едва жил человеческой жизнью. Его не волновали ни война, ни Темная магия, ни наше общество, ни что-либо еще, кроме его булочек и чая». Северус начинает перебивать, и Перси громко говорит: «Гарри бы этого не хотел, Северус. " Северус молчит. Перси замечает, что он стал очень крепко сжимать сигарету. Намек на раздражение: «Ты едва знаешь мальчика». «Я знаю его лучше, чем думаю», — признается Перси. Он думает о синяке боли под глазами Гарри, о резкой вспышке решимости. «Он больше похож на нас, чем на них, знаешь ли. Дамблдор, Том, Темный Лорд, даже Гриндельвальд и Фламель; они не понимают ни долга, ни безнадежности, ни того, каково это — быть бессильным, но не иметь другого выхода, кроме как действовать«. Перси делает паузу, но, к его удивлению, Северус молчит, хотя его знаменитый крючковатый нос кривится в характерном выражении отвращения. «Гарри не хотел бы жить вечно». Перси покачал головой и издал небольшой смешок. «Он также не захотел бы заплатить такую цену, даже с Камнем. Долг Гарри — умереть. Это его долг перед собой, перед Волшебным миром, перед матерью, перед пророчеством. Наш долг — сделать так, чтобы его смерть была засчитана. Мы не можем спасти его, если его смерть сделает Темного Лорда уязвимым». «Лили… — начал Северус, но тут же умолк. Перси думает о собственной матери, о ее недружелюбных взглядах и поднятой палочке, о его чулках, аккуратно развешанных среди остальных. О красках, которые она покупала ему на с трудом заработанные деньги, о письмах, которые она писала ему, полных всех эмоций, которые они разделяли, — гнева, любви, обиды и всего, что было между ними. Английский завтрак, едва не перелившийся через край кружки, торт, который она испекла в честь его превращения в анимага. Беллатрикс, умирающая от его палочки. Перси никогда не видел боггарта своей матери, да и своего в этой жизни тоже, но он представляет, что они похожи: тела тех, кого любит, смерть тех, кого подвел. «Лили гордилась бы Гарри, — мягко говорит Перси. «И тобой тоже». На одну долгую секунду философский камень сверкает в пространстве возможностей между ними, загадочный и полный потенциала. На одну долгую секунду Перси встречает взгляд Северуса и видит в нем нечто шокирующее: неприкрытую уязвимость, печаль и растерянность. «Мы сделаем то, что должно быть сделано», — говорит Северус, как откровение, как заклинание, и Перси чувствует дрожь по позвоночнику. «Мы сделаем то, что должно быть сделано», — повторяет он, но его слова — это обещание или клятва, последняя, которую он, скорее всего, даст. *** Перси почти трясется от усталости, когда ему удается добраться до Гриммо, он выпивает одно из своих резервных энергетических зелий и заставляет себя сосредоточиться достаточно долго для заклинания. Северус оставил его наблюдать за неизбежными пытками Гриндельвальда, но Перси не чувствовал, что сможет пережить это ужасное зрелище, хотя Темный Лорд наверняка заметит его отсутствие. «Он ушел», — сразу же говорит Андромеда, даже не проверяя его личность, когда он прибывает на условленное место встречи и срабатывает ее защита. Она хватает его за руку и аппарирует их обоих внутрь Гриммо, их внутренности неприятно скручивает, когда они проходят сквозь защиту. «Гарри, он ушёл». «Они ушли?» Перси устало потирает виски, не в силах воспринять последние новости, его желудок грозит взбунтоваться после неприятного Аппарирования. «Что значит «они ушли»? «Он ушел», — уточняет Андромеда, тонкогубая и сердитая. Когда он по-совиному смотрит на нее, она наклоняет голову в сторону кухни — быстрый, резкий жест, выражающий одновременно нетерпение и беспокойство. «Они все еще здесь, хотя Нимфадоре пришлось чуть ли не оглушить их, чтобы они не убежали, когда узнали, что он сбежал». «Мерлин». Перси прислоняется к стене, упираясь рукой в то место, где раньше находились головы домовых эльфов. Волна депрессии грозит захлестнуть его с головой — ты потерял его, он ушел, ты умрешь, и все будет напрасно, — и Перси иррационально желает острой магии Тома или ровного взгляда Северуса, чего-то, что могло бы вызвать прилив адреналина или стать опорой. Но у него есть только Андромеда, которая осторожно делает шаг вперед и кладет руку ему на плечо — движение настолько нерешительное, что ему вдруг приходит в голову мысль, что, возможно, она так же опасается утешить его, как и он ее. Это откровенно смешно, особенно если учесть, что они вместе уничтожили две части души Темного Лорда, и он заставляет себя ослабить инстинктивное напряжение мышц, когда она сильнее прижимает к нему свою руку. «Ты нужен им, Перси», — тихо говорит она. «Они молоды и напуганы. Им нужен ты, чтобы успокоить их». Перси так и делает, хотя его сердце вяло стучит в груди на протяжении всей этой ужасной встречи. Он с фальшивой веселостью рассказывает им о пленении Джинни в комнате Пэнси Паркинсон, описывая всевозможные оборки, цвета и ряды бессмысленных детских книжек, и Гермионе удается достаточно долго держать себя в руках, чтобы пробормотать пренебрежительный комментарий о своей бывшей однокласснице. Рон уверяет их, что они могут найти Гарри, всегда могли найти, но безопаснее остаться здесь и позволить ему пройти путь назад во времени, что ему просто нужно побыть одному. (Рон торжественно кивает). Он отвлекает их, пересказывая историю уничтожения каждого крестража, а Драко задает несколько острых вопросов о Томе, на которые Перси с легкостью отвечает. Они молоды, так молоды, что это разбивает сердце Перси, о котором он и не подозревал, что оно еще цело. Он помнит их взрослыми в этом возрасте, изможденными, измученными войной, исхудавшими, свирепыми, решительными и компетентными. Гарри Поттер в девятнадцать лет казался ему невероятно взрослым, таким уверенным, таким знающим. Он помнит, как Трио настороженно оберегало друг друга, так чутко реагируя на любую угрозу в комнате, что они в мгновение ока оказывались рядом друг с другом. Они казались достаточно взрослыми, чтобы пережить войну. Эти три подростка — нет. Возможно, избавив их от битвы, он не позволил им нарастить твердый панцирь над мягкими чертами лица; возможно, год неудач было труднее перенести, чем год раздоров, и каждая неудача готовила их к следующей, помогала им расти. «Радуйся, что они молоды», — говорит Андромеда час спустя, после того как Рон в порыве озарения отправил их на поиски Бузинной палочки и диадемы Рэйвенкло с существенной помощью библиотеки семьи Блэк. Гарри может понадобиться любая информация, которой мы располагаем, — серьёзно говорит он, и все кивают, даже Рон, и не протестуют, как это сделал бы Гарри, что они уже пытались посетить библиотеку и пришли с пустыми руками. «Вы не родители, но вы такие же старшие братья и сестры, как и я, так что, полагаю, то, что я говорю, вам не чуждо. Быть старшим братом и сестрой — совсем другое дело, особенно в непростом доме; вы желаете, чтобы ваши братья и сестры повзрослели и ожесточились, чтобы они могли стать союзниками. Это ваша слабость. Но вы хотите защитить их от вреда, и в этом ваша сила». Перси горько улыбается. Почему-то больше всего ему запомнился Билл в первый год жизни Перси, когда он хрустел этими мерзкими кипперами, сияющий и молодой, такой благородный и храбрый. В этом времени Билл спрятался от войны вместе со своей французской невестой и двоюродной тетей и, надеюсь, выйдет из нее невредимым и невредимым. Перси хотел защитить его, и он защитил, но кто защитил Перси? Тонкс, единственный ребенок, делает неловкий глоток чая. Возможно, она задается вопросом, почему ее мать не дала ей братьев и сестер, не предоставила ей возможность уравновесить эту слабость с этой силой. Но она лишь спрашивает: «Что теперь?». Перси тяжело вздыхает — такой вздох, который грозит украсть у него остатки дыхания и оставить его холодным и бездеятельным на полу. «Мы должны верить, что он придет, когда позовет Темный Лорд. Он сказал, что это будет скоро — завтра». «Почему такая задержка?» Перси раздумывает над тем, чтобы объяснить, что Люциус вернулся и держит Бузинную палочку перед лицом Волдеморта, но говорит лишь: «Темный Лорд готовит свою магию». «Что мы можем сделать?» Тонкс наклоняется вперед, упираясь предплечьями в деревянный кухонный стол, волосы сверкают яростным желтым цветом. За ее спиной Кикимер тихо подтирает пол, выглядя гораздо чище и веселее, чем Перси когда-либо видел его. Он подумывает о том, чтобы попросить чашку чая, но его желудок протестующе скручивается. Ему хочется сделать что-то нервное, провести рукой по изящной фарфоровой чашке или поправить очки на переносице. Но он уже знает, как подавить это желание. Он твердо встречает взгляд Тонкс и говорит: «Ты должна остаться здесь». «Что?» «Ты — известный член Ордена». Перси поворачивается к Андромеде и извиняющимся тоном говорит: «По правде говоря, тебе тоже следовало бы остаться здесь. Я оставляю это решение на ваше усмотрение, хотя, конечно, формально вы не будете приглашены». Андромеда склоняет голову. Она понимает, что им может понадобиться ее присутствие, чтобы сдержать Тома. «Я могу спрятаться довольно тщательно«. «Я — аврор», — возмущенно протестует Тонкс. «Лучшая в своем классе. Перси, я тебе понадоблюсь». «Да, — соглашается Перси, предвидевший отказ Тонкс. «Ты нам понадобишься. Но на этом противостоянии ты нам не понадобишься». Это несколько успокаивает Тонкс. Она откидывается на спинку стула и скрещивает руки. «Что ты хочешь сказать?» Перси открывает свою сумку — потрепанную, закрытую щитом, такую же часть его тела, как и кобура с палочкой, — и достает свиток пергамента, который он подготовил несколько дней назад, когда у него еще было время. «Здесь все известные Пожиратели смерти и Егеря, их предполагаемое или подтвержденное место жительства, а также все мои заметки о кланах Темных существ», — говорит Перси. Он не отдает книгу, так как Тонкс должна понять всю серьезность его слов. «Там указаны все преступления, за которые каждый из них несет ответственность, или, по крайней мере, те, о которых мне известно. Когда — если — Темный Лорд умрет, его последователи будут потрепаны, но, скорее всего, не убиты. Не задерживайте их раньше времени; я поручаю вам с матерью придумать сигнал. Мы не должны предупредить Темного Лорда о наших планах. Как только появится возможность, действуйте быстро. Возьмите в плен как можно больше из них и тщательно охраняйте». «А если Темный Лорд не умрет?» проницательно спрашивает Андромеда. Перси не дрогнул. «Тогда вы бездействуете, а мы обсудим, как лучше использовать эту информацию в наших интересах, позже». На лице Тонкс появляется противоречивое выражение, когда она рассматривает свиток в руках Перси. Перси выжидает. Он знает, что она возьмет его, потому что Тонкс, в отличие от многих людей, с которыми он работает, не идиотка, несмотря на ее своевольный характер и склонность к действиям. Если Темный Лорд действительно умрет, то именно такой человек, как Тонкс, должен уничтожить Пожирателей смерти, Том или не Том, и если он не покинет этот мир безболезненно, что ж, Перси может умереть следующим, и он почувствует облегчение, узнав, что сделал свой последний доклад Тонкс. «Прекрасно», — наконец говорит Тонкс и выхватывает свиток так быстро, что его край режет палец Перси и пускает кровь. Это удивительно больно, и он смотрит на маленький шарик крови, неправдоподобно вытекающий из его пальца. Перси неоднократно подвергался пыткам, но эта небольшая боль поражает, не говоря уже о том, как отвлекает. «Прости, — сочувственно говорит Тонкс, заживляя ему палец. Но отголосок боли все еще живет в невидимой ране, отвлекая его на долгую ночь, после того как он попрощался с женщинами Блэк и встревоженными подростками и вернулся в тишину своей квартиры. Темный Лорд не вызвал его, и Перси с содроганием думает, что, возможно, он все еще мучает Гриндельвальда. Он не преследует Гарри: Андромеда показала ему записку Гарри, написанную его характерным почерком. Мне нужно побыть одному. Перси не считает, что Гарри был схвачен и принуждён — ведь любой Пожиратель смерти, наткнувшись на подростков, взял бы в качестве приза как минимум Драко, — и он не сомневается, как Андромеда, что Гарри придёт, когда его попросит Тёмный Лорд. Нет, Перси уверен, что Гарри отправился в Хогвартс или куда-то еще, столь же особенное для него место, где он может побыть один и поразмышлять о своей приближающейся смерти, смириться с обстоятельствами своей судьбы. Перси, конечно, хотел бы. Он бы так и сделал, если бы не потратил последние одиннадцать лет на то, чтобы смириться со своей ролью в этой жизни. Эта ночь — последняя в жизни Перси, так он говорит себе, оглядывая свою темную и затененную квартиру, слишком маленький кухонный стол со стульями, которые он впихнул в него, золотые бокалы на серванте, единственное окно с насестом Гермеса. То, что Том не связался с ним сегодня, лишь подтверждает печальное, медленное осознание Перси, что Том пришел к тому же выводу, что и Перси. Значит, Перси умрет завтра, или послезавтра, или послепослезавтра. Его шансы на выживание так же малы, как и у Гарри, и у него нет мифической палочки, чтобы защитить его, только слабеющая благосклонность частички души Темного Лорда. Он проверяет себя на прочность. Это может означать, он съел свой последний ужин, в последний раз увидел Тонкс, Андромеду и Рона, в последний раз прогулялся по Министерству, ему не удалось полностью примириться с родителями, он никогда не скажет МакГонагалл правду, он никогда не освободит Миртл. Это может означать, что итог его жизни уже подведен, и он больше не может предвзято влиять на мир. Странно, но Перси не чувствует ни страха, ни особой обиды. Он чувствует лишь усталость, огромную усталость, словно он застрял на дне Великого озера и смотрит вверх сквозь его мутные глубины, каждое движение рук и ног дается ему с трудом, а его грудь — это исследование подавляемой агонии. Осталось только попрощаться, и, к своему удивлению, он чувствует, что есть только одно прощание, которое, как ему кажется, он действительно должен сказать. Перси сидит за своим столом и выбирает из множества прекрасных перьев самые лучшие. В качестве чернил он выбирает маленький флакончик с крышкой, который родители подарили ему на окончание Хогвартса. На крышке изящный лев, инкрустированный мерцающим сусальным золотом, беззвучно рычит на него, когда он ложится рядом с кремовым пергаментом. Дорогой Северус, Я надеюсь, что вы живы достаточно долго, чтобы прочитать это сообщение. Темный Лорд скоро призовет к себе Гарри, и я полагаю, что не переживу следующие несколько дней. Пожалуйста, не скорбите обо мне; думаю, я уже давно был в этом уверен, хотя и не осознавал, что это за чувство. Как вы знаете, я не очень-то умею понимать свои чувства и определять их причину. Я пишу это письмо, пытаясь передать вам всю глубину моей благодарности и восхищения за ту роль, которую вы играли в моей жизни последние пять лет, или одиннадцать, или двадцать, или что-то в этом роде. Вы были учителем, когда я в этом нуждался, неожиданным партнером и, осмелюсь сказать, даже другом. Надеюсь, в ответ я был для вас полезным союзником. Это были невероятно одинокие годы. Единственное, в чем я был уверен, — это в своих собственных сомнениях и тревогах. То, что вы были рядом со мной и вместе несли эту мантию, сделало это бремя почти невыносимым. Спасибо за ваше присутствие в моей жизни. Пожалуйста, прости меня за мои промахи с Томом. Я подвел вас, и мне стыдно за свои слабости. Перси поднимает голову от страницы и просматривает написанное. По правде говоря, он не может себе представить, что Северус когда-нибудь увидит написанное; если Северус каким-то образом переживет войну, Перси не может представить, что он вернется в квартиру Перси в его отсутствие и будет искать послание там, где Перси собирался его оставить — спрятанным в раме ныне пустого холста, на котором он когда-то нарисовал прижизненный портрет своего отца. Я не знаю, почему Том повлиял на меня так, как повлиял. Возможно, если бы у меня была еще одна жизнь, я бы смог это понять. Сейчас, когда осталось всего несколько дней, я могу только извиниться и надеяться, что вы меня поймете. Он снова останавливается, его пальцы судорожно сжимаются от желания вычеркнуть все письмо и сдаться. Но это может быть его последний шанс поговорить с Северусом. Все это кажется таким недостаточным, эти слова на этой странице. Что же он на самом деле хочет сказать, если бы мог говорить со свободой мертвых? Пообещай мне одну вещь, Северус, на основании всего, что мы с тобой пережили. Ваше раскаяние завершено; вы спасли мир, в некотором смысле, и вы привели сына Лили к взрослой жизни, как могли. Не оплакивайте его роль в этой пьесе больше, чем мою. Мы оба встретили свою смерть с ясными глазами, как Регулус, и Дамблдор, и Лили, и решили, что встретим смерть в надежде на лучшее будущее. Я знаю, что такие слова от меня могут быть нежелательными или неожиданными, и я не виню вас за то, что вы рассердились, прочитав их. И все же, если бы я мог попросить тебя об одном — чтобы ты жил, Северус, без чувства вины. Не растрачивай дары, которыми ты наделен, и навыки, которые ты приобрел с таким трудом. Пожалуйста, передайте моей семье, что я сожалею о боли, которую причинил им. Я оставляю на ваше усмотрение, какую правду рассказать всем; я доверяю вам в этом, как доверяю вам во всем. Пожалуйста, передайте профессору МакГонагалл, что я бы пропал в этой жизни без нее как наставника и направляющей силы для меня, и передайте моим родителям, что мне жаль разочаровывать их, и передайте Миртл, что я не думаю, что вернусь в виде призрака, но, как всегда, я оценил ее предложение. Спасибо вам за все. Перси Уизли Лежа в постели, Перси размышляет о том, как провести эти последние минуты. Стоит ли ему еще раз пройтись по своей душе? Обдумать свои ошибки? Противостоять запутанному клубку чувств, которые он испытывает к Тому? Странно, но почти по всем показателям Перси не справился с этой задачей почти так же вопиюще, как и в своей другой жизни. Более десяти лет он прожил в этом новом старом теле, десятилетие, прожитое с двумя десятилетиями предвидения, и он снова совершил почти все те же ошибки и даже несколько новых. В этой жизни у него есть Метка на руке и полуразорванная душа, две смерти на его счету и ещё несколько на его совести, близкие отношения с крестражем и удивительная, сомнительная честь быть избранным, чтобы быть присягнувшим на сторону Тёмного Лорда до конца своих дней. В то же время он ищет в своей памяти тот острый привкус горького сожаления, всепоглощающее чувство вины и недомогания, которые были характерны для последних дней его прошлой жизни, и обнаруживает, что больше не может распознать эти чувства. В прошлой жизни он сожалел о том, чего не сделал, — бесформенная, бесформенная цель, которую он не мог определить и отбросить. В этой жизни он точно знал, о чем сожалеть — о том, что писал в проклятом дневнике, вместо того чтобы уничтожить его, о том, что столько ненужных лет хранил свою тайну от Северуса, о том, что не использовал Орден более целенаправленно, — и поэтому ему сложнее вызвать в себе ту же печаль. Темный Лорд сказал об этом лучше всех: Война сделала Перси лучше, сделала его более целеустремлённым, умным и сильным. Он имел дело с магией, гораздо более сложной, чем та, о которой он знал раньше; он командовал людьми, спасал жизни и силой собственной воли вернул к жизни Тома. Он разговаривал с Николасом Фламелем и держал в руках Бузинную палочку. Все казалось ему таким неизбежным, словно он не мог принимать никаких других решений, кроме тех, что принимал. По его мнению, это означает, что он не может осуждать себя за бездействие; единственные весы, на которых он должен взвешивать себя, — это те, которые измеряют влияние человека на мир. Так что нет, решает он и тянется за одним из последних графинов «Сна без сновидений». Пусть его душу рассудит Дементор, который придет за ней; он не желает проводить последние минуты жизни, размышляя о том, что могло бы быть, и сожалея о сделанном выборе. По крайней мере, в этом мире у него была возможность сделать этот выбор. Перси будет спать, а утром увидит, что Темный Лорд повержен, и сделает все возможное, чтобы сдержать Тома, а потом умрет, и все закончится, и он исчезнет, чем бы ни была смерть — долгим и холодным сном, или небытием, или всем остальным, — все закончится, и он сможет отдохнуть. *** Когда он просыпается утром, то чувствует невероятный аромат кофе и, возможно, теплого хлеба. В течение нескольких сонных секунд Перси думает, что он, возможно, находится в Норе, а шаги за дверью — это шаги Чарли или Джорджа, которые встают раньше остальных. Его родители не пьют много кофе, предпочитая чай, но иногда его мать проходит через весь процесс заваривания кофе вручную, чему ее научил магглорожденный одноклассник. Она просыпалась раньше всех и включала тихую музыку из беспроводной сети, пока молола зерна заклинанием, затем отмеряла их в стеклянную емкость и осторожно заливала кипятком, так что вся смесь яростно пенилась и наполняла комнату ароматом. Перси наслаждался торжественным и важным занятием — нажимать на поршень, ощущая сопротивление воды, смешанной с молотым кофе, вставать на цыпочки, чтобы взбить кофе в кашицу, и опираться всем весом на устройство, пока мать, смеясь, не поздравляла его с силой. В обеих жизнях Перси покупал френч-пресс в магазине антиквариата и диковинок на Косой аллее, но в обеих жизнях он использовался всего несколько раз, пока война не разразилась настолько, что Перси стало небезопасно иметь маггловский прибор даже в уединении собственного дома. Когда последние остатки сна стекают из уголков глаз в накрахмаленные белые подушки, Перси с ужасом осознает, что находится в той же жалкой маленькой квартирке, в которой жил всегда, а снаружи кто-то варит кофе. Его мать? Северус? Что может быть более странным? Выскочив из постели, Перси сунул ноги в тапочки, бесшумно подошел к двери и выглянул наружу. Его палочка наготове, а вокруг тела незримо пульсирует щит, хотя он не может себе представить, что какой-нибудь злоумышленник позволит ему выспаться и приготовит кофе маггловским способом, прежде чем хладнокровно убить его. «Я тебя вижу», — говорит Том, и Перси удивленно вздрагивает, а затем виновато отходит в сторону. Том. Том в его квартире, готовит кофе. Перси занимает место за маленьким кухонным столом и с каким-то отстраненным восхищением наблюдает, как Том направляет свою магию, чтобы нажать на поршень. Возможно, ему все еще снится сон, хотя, конечно, он принял «Сон без сновидений». «Том», — наконец произносит Перси, когда Том подплывает к нему с чашкой кофе. «Что… почему… что ты делаешь?» «Сегодня будет важный день», — говорит Том, поднося к Перси тарелку с ломтиком тоста. Перси берет его, чувствуя себя совершенно ошарашенным. Неужели Том пошел в магазин и купил буханку хлеба? А где же все остальное? Перси видел, как Том воскресил лягушку и мышь, но не может представить, чтобы он покупал хлеб в магазине. «У воспитательницы в приюте был такой; мне никогда не разрешали им пользоваться, но я все равно за ней наблюдал». Перси делает глоток кофе, искусно скрывая рвотные позывы. Кофе слишком крепкий и тягучий, а Том не добавил ни сливок, ни сахара. Но он послушно глотает. «Спасибо». У Перси возникает внезапное желание спросить Тома, не ходил ли он по Хогвартсу, ничего ему не сказав, но он делает еще один глоток кофе, чтобы предотвратить неуместные вопросы. «Значит, это будет сегодня?» Вместо этого он спрашивает, как будто Темный Лорд не сказал ему того же самого. «Ты уверен в этом?» Том уверенно кивает. «Хогвартс», — говорит он, что ничуть не удивляет Перси. «Он попросил Яксли и Руквуда, а также попросил Северуса привести гриффиндорского старосту». «Значит, ему нужны свидетели», — медленно произносит Перси, стараясь не выдать облегчения при мысли о том, что Северус все еще жив. Том кивает, глядя на Перси яркими, жаждущими глазами. Перси улавливает реплику и послушно делает еще один глоток кофе, запивая его хрустящим тостом. «И ты должен привести свою сестру, чтобы быть уверенным в ее безопасности». «Она должна быть там?» Перси протестует. «Мальчик все равно придет». «Можете спросить у Него, если хотите», — говорит Том с большой долей иронии. «Но он сказал мне, что ты должен привести ее». Темный Лорд, скорее всего, хочет видеть там Джинни, чтобы обеспечить подчинение как самого Перси, так и Гарри. Перси хмурится, несмотря на себя, и пытается спрятаться за очередным кусочком тоста. «А ты? Каков твой план?» «Увидишь», — самодовольно говорит Том. Выражение его лица имеет оттенок мечтательности, словно часть Тома уже в Хогвартсе, наблюдает за тем, как Гарри Поттер падает, используя свою магию против собственной души. Перси невольно задается вопросом, не нервничает ли Том. «Тебе лучше быть готовым. У нас будет много дел». «Том, — неожиданно говорит Перси, когда Том уже готовится уйти. Возможно, это его последний шанс спросить, и пусть риск будет проклят. «Ты осматривал Хогвартс?» Том незаметно напрягается, его пальцы скрючиваются, а края ноздрей раздуваются, как отверстия пещеры. Но голос его ровен, как обычно, когда он смотрит на Перси с намеком на ухмылку и говорит: «Что ты имеешь в виду?» «Моя сестра видела тебя», — говорит Перси, раздраженный заведомой уклончивостью Тома и слишком раздраженный, чтобы сразу понять, какую угрозу для Джинни он только что представил своими словами. «Ты уехал в Хогвартс и ничего мне не сказал?» «Я не знал, что должен сообщить тебе о своем местонахождении. Разумеется, я не ожидаю, что ты предоставишь мне такой же отчет». Перси морщится, признавая правоту. Их с Томом отношения всегда были сосредоточены вокруг его квартиры или офиса министра — частных мест, где они случайно пересекались в предсказуемые, но ненадежные периоды дня. Том никогда не спрашивал Перси, чем тот занимается в свободное время, а Перси никогда не спрашивал Тома, и между ними не укладывалось в голове то, что, возможно, каждый из них не хотел знать. «Просто мне было бы приятно пойти с тобой», — говорит Перси, пытаясь развеять подозрения Тома. «Вот и все. Я не хотел тебя расспрашивать, Том». Пальцы Тома выпрямляются и сгибаются, и он опирается предплечьями на кухонную стойку. Его тело — образец прямых, угловатых линий, но при этом он несомненно напоминает Перси свернувшуюся под камнем змею. «Я не просто обследовал его». Голос его звучит ярче, и Перси чувствует ликующее колебание его магии. Он смотрит на Перси сбоку с озорством и спрашивает: «В чем смысл Хогвартса, Перси?» «Что?» Перси откладывает тост, который он все еще рассеянно держал в руках. «Что ты имеешь в виду? Воспитывать нашу молодежь». Том отмахивается от этого. «Невозможно поверить, что четверо наших основателей были настолько заинтересованы в нашей молодежи, чтобы тратить свое время и средства на школу», — насмехается он. «Ну же, Перси. Подумай. В чем смысл Хогвартса?» Перси хмурится, понимая, что Том хочет задать ему загадку. Он вдруг вспоминает Тобиаса, этого копченого перепела, сидящего на тарелках в золотой оправе. «Чтобы повлиять на нашу молодежь», — медленно произносит он. «Учить их тому, чему ты хочешь их научить». Этот ответ удивляет Тома; он понимает это по быстрому оценивающему взгляду, который Том бросает на него из-под ресниц. «И это тоже, я полагаю. Ты должен мыслить шире, Перси. Шире. Почему ты использовал портрет, чтобы спасти жизнь своему отцу?» Перси начинает ерзать от этого напоминания о его ошибке, но умоляет свой голос сохранять спокойствие, отвечая: «Чтобы использовать моего отца». «Ты когда-нибудь слышал о якоре, Перси?» У Перси мелькнула мысль, что МакГонагалл была бы невероятно разочарована в нем, узнай она, что все ее тщательные, продуманные уроки привели к появлению ее звездного ученика. «Я уже слышал этот термин». «Магический якорь, — читает лекцию Том, — это то, на чем можно закрепить свою силу. Он поддерживает тебя, делает тебя сильным и увеличивает твою силу, как это делает жизненный аркан или даже крестраж». Перси всегда считал якорь скорее источником знаний, чем силы, но он не противоречит Тому, продолжая притворяться незнающим. «Основатели построили якорь, достойный их магии», — продолжает Том, и выражение его лица снова становится мечтательным. «Каждая часть Хогвартса волшебна; каждая часть Хогвартса сильна и связана с Магией Стихий. Каждое поколение студентов выпускает в воздух магию, которую Хогвартс использует для своего питания». Перси не может не заметить: «Но основатели умерли». «А я нет». Том потягивается, по его телу пробегает быстрая, довольная дрожь, и поворачивается так, что упирается спиной в стойку и смотрит прямо на Перси. «Я использую Хогвартс, чтобы закрепить свою магию», — шепчет он. «Я буду использовать свое наследие, свое право по рождению, и я не совершу их ошибок». Перси думает о ней, о магии, которая танцует в потоках воздуха, дующих по сквозным коридорам Хогвартса, о магии, которая искрится в портретах и доспехах, о магии, которая скрипит лестницами и зажигает заколдованные свечи. Он думает о магии, которая каждый день творится в классах, о чарах левитации, трансфигурированных кубках и обо всем, что между ними, а затем он думает о том, что эта магия неумолимо втягивает в орбиту Тома. «Ты не можешь говорить серьезно». «Конечно, нам понадобятся только лучшие ученики», — признает Том, как будто именно это было возражением Перси против плана. «В этом году я проводил небольшое исследование; это первый год, когда не было ни одного грязнокровки, который бы загрязнял магию. Разница в качестве и количестве магии не так велика, как я ожидал, но студенты не были особенно мотивированы. Думаю, нам придется сделать еще один шаг вперед: если мы возьмем только сильных учеников и будем поощрять их практиковать магию до предела, это будет более чистая и качественная магия». Перси недоверчиво качает головой. Он не может сказать почему, не может выразить это словами, но мысль о том, что Том таким образом развращает магию Хогвартса, что он выбирает учеников, основываясь только на том, усилит ли их магия его магию, что он берет единственную вещь, которая была незыблема в их истории на протяжении всех времен, и крадет ее силу — его тошнит, ему противно, и острая боль в животе заставляет его по-другому смотреть на Тома. Том, возможно, не понимает эмоций, бушующих внутри Перси, но, кажется, он застывает в ответ на некий невидимый знак отвращения Перси. Резким движением рук он срывается с кухонной стойки и направляется к Перси, который все еще сидит, забившись в угол, за своим крошечным кухонным столом. «Пойдем, Перси. Не говори мне, что ты не согласен с моим планом». «Каждый заслуживает права на образование», — говорит Перси, несмотря на себя. Даже Мариана, которая забросила все свои факультативные курсы до ЖАБА, или Оливер, который регулярно пропускал Гербологию ради дополнительных тренировок по квиддичу». Он спешит добавить: «И Том, это может быть опасно для тебя». «Нет такой магии, которой бы я не знал», — с жалостью говорит Том. «Я — наследник Слизерина, его магия не может причинить мне вреда». «Что, если магия поглотит тебя?» «Ничто не может поглотить меня». Том качает головой и склоняется над кухонным столом, упираясь ладонями в деревянную поверхность, нависая слишком близко к Перси, чтобы Перси было комфортно. «Ты несчастлив со мной. Не говори мне, что именно это заставит тебя предать меня». «Том», — машинально протестует Перси, его сердце тревожно замирает, когда он смотрит на внезапно бесстрастное лицо Тома. «Зачем ты вообще это сказал?» «Верный Спутник», — говорит Том негромко, но опасно, так, что его магия предупреждающе щелкает Перси по пяткам. «Он обещал сделать тебя бессмертным? Ты говорил мне, что бессмертие тебя не интересует». Перси слышит все невысказанные вопросы так же отчетливо, как если бы Том произнес их тем же ровным тоном. Подумать только, что после всего Том не ревнует, как будто Том не собирается однажды убить самого Перси, как будто Том не предлагает ему разрушить все, чем дорожит их общество, ради своих эгоистичных прихотей. «Меня не интересует бессмертие, Том, как не интересует и клятва в вечной верности Ему. «Он колеблется, чувствуя, что этот ответ недостаточен. Внезапный прилив вдохновения: «Том, я должен был дать это обещание, и единственный способ освободиться от него — если ты убьешь его и займешь его место. Ты ведь сделаешь это для меня, правда? Том молча обдумывает сказанное. Затем он прочистил горло и тихо сказал: «Ты тоже можешь стать моим Верным Спутником, если хочешь». Перси наклоняется вперед. Они находятся на опасной, хрупкой территории, и он не знает, как поступить. «Мне не нужна клятва, чтобы быть рядом с тобой, Том». «Я могу тебе наскучить», — говорит Том тем же любопытным тоном. «Ты можешь скучать по своей семье, жалеть о том, что не учишься в Хогвартсе, или вернуться к ученичеству». Перси открывает рот, не представляя, что из него вылетит. «Почему ты всегда сомневаешься во мне?» «Я не сомневаюсь в тебе…» «Да», — настаивает Перси. Возможно, это было глупостью, но Перси чувствует себя безрассудным, глупым и великолепно живым, возможно, в последний раз. Он думает о Хогвартсе, таком же пустом и унылом, как портрет его отца, а затем о шестнадцатилетнем мальчике, которого он когда-то знал, и чувствует, как огромная волна печали накатывает на берег. «Ты хочешь, чтобы я навсегда доказал тебе свою правоту, Том». «Почему ты не хочешь доказать мне свою правоту?» Том огрызается, мгновенно приготовившись к спору. «У тебя не было проблем с клятвой верности Темному Лорду». «Потому что он убьет меня, если я этого не сделаю», — язвительно замечает Перси. «Я надеюсь, что мои поступки за последние шесть лет будут считаться в мою пользу, Том. Все, что я делал с шестнадцати лет, было ради тебя». Перси не может назвать выражение лица Тома: слегка обнаженные зубы, суженные, почти тревожные глаза, румянец, окрасивший его щеки. «Ты уже угрожал мне раньше, — торжествующе произносит Том. «Ты заставлял меня давать клятвы…» «Ты пытался убить моего отца, чтобы контролировать меня!» недоверчиво восклицает Перси. «Мерлин, Том! Неужели моих слов недостаточно? Неужели мои действия не убедили тебя? Мы достаточно недоверяли друг другу, Том. Неужели ты не устал от этого? Разве я не доказал свое уважение к тебе? Что я могу сделать, чтобы доказать тебе, что я…» И тут он отрывается от работы, его грудь вздымается, а сердце бешено стучит по венам. Глаза Тома яркие и вызывающие, он очень близко к Перси, между ними только недопитая чашка кофе и недоеденный кусочек тоста, и Перси думает о маггловской Персефоне, которая съела шесть зерен граната, предложенного ей великим волшебником Аидом, и в награду была проклята жить между мирами, первой известной полукровкой, способной ликовать в своей магии в течение шести месяцев перед возвращением в плоский, бесцветный мир наверху. Голос Тома очень тихий, и Перси не может подавить дрожь. «Что, Перси?» Перси не знает, что сказать. Он не знает, что хочет сказать, что мог бы сказать, что пытался сказать. Все способы, которыми он мог бы закончить это предложение, витают между ними, как осы, одни из которых маскируются под безобидных пчел, а другие — под смертоносные жала. И тут, словно почувствовав общее напряжение Тома и Перси, Метка Перси начинает гореть, напоминая о том, что сначала нужно завершить все, прежде чем закончить предложение и выпустить в мир признание. «Увидимся там», — говорит Том, и уголки его губ искривляет маленькая уединенная улыбка. «Сначала мне нужно кое-что сделать, и я не думаю, что Темный Лорд оценит, если мы прибудем вместе«. Перси кивает, чувствуя себя немым и обессиленным после их странного спора, и Том оставляет ему на память обжигающий, испепеляющий взгляд. Темный Лорд, когда Перси видит его, по-своему нервничает: огрызается на Сайпреса, когда тот тонким голосом предлагает ему сопровождать Волдеморта в его миссии, и периодически сжимает кулак у себя под боком, словно злясь, что его рука ожидает столкновения с извилистым телом, покрытым чешуей. Когда Перси прибывает, Темный Лорд обрушивает на него свой гнев, который стелется по нему, как густая, липкая смола. «Где ты был?» рычит Волдеморт, и на какую-то иррациональную секунду Перси думает о своей матери. «Мои извинения, милорд, — говорит Перси, склоняя голову. Он действительно пришел с чем-то наготове, чтобы объяснить свою задержку. «Я готовил инструкции для некоторых отделов Министерства по поводу торжественного мероприятия, которое состоится в вашу честь завтра вечером. Я подумал, что вы захотите официально объявить о своей победе над Гарри Поттером и заверить общественность в том, что угроза со стороны жестоких преступников, называющих себя защитниками Порядка, нейтрализована». «Торжество», — повторяет Волдеморт, его гнев немного утих из-за новизны этой идеи. Сайпрес открывает рот, возможно, чтобы предложить устроить его в своем поместье, но Перси резко опускает глаза на дверь. Поймав намек, мужчина откланивается, прежде чем Темный Лорд сможет наказать его еще больше. «Что ты имеешь в виду?» «Ну, милорд, до сих пор мы существовали на военном положении», — объясняет Перси. «Люди устали от страха. Наши враги были повержены; Андромеда сказала мне, что Сириус Блэк был убит вчера поздно вечером, а Ремус Люпин едва спасся. Они пытались освободить из Азкабана некоторых грязнокровок, и на них напали верные вам дементоры. Нимфадора Тонкс отказалась от верности группе, а мои братья и сестры разочаровались в Дамблдоре после откровений последней книги Риты Скитер. Последним остатком Ордена может быть Аластор Гоюм, а его не видели уже несколько месяцев». «Что ты хочешь сказать?» Волдеморт огрызается нетерпеливо, но не гневно, что является для Перси ключевым признаком того, что он успешно отвлек волшебника. «Я подумал, что вы, возможно, захотите представиться как благосклонный правитель, милорд», — осторожно говорит Перси. «Любимый, обожаемый, самый лучший из нашего общества». «И вы верите, что люди не взбунтуются, узнав, что Гарри Поттер мертв?» «Некоторые да», — честно говорит Перси. «Как некоторые ходили по улицам, причитая после смерти Дамблдора. Но подавляющее большинство людей испытает такое облегчение от того, что суровые методы войны закончились, они пойдут за вами куда угодно». «Умно», — нехотя говорит Волдеморт, и эта похвала так же неожиданна, как и все положительное, что когда-либо говорил Северус. Затем он делает паузу и бросает на Перси любопытный взгляд в сторону. «Дамблдор и Гриндельвальд были современниками. Не знаю, как тот репортер установил истину, но Гриндельвальд вчера мне ее подтвердил». Перси рискует: «Он подтвердил, милорд, действительно ли палочка перешла к Дамблдору?» Волдеморт бросает на него оценивающий взгляд и отвечает: «Похоже, он считал это вероятным, но тем не менее я избавился от него». Перси пережил уже достаточно смертей, чтобы только кивнуть в ответ на эту новость, не в силах выразить скорбь по древнему Темному Лорду, убитому своим преемником. «Милорд, я попросил Андромеду Блэк разыскать Драко. Если его удерживает та фракция Ордена, которая еще осталась, она найдет его». Волдеморт задумчиво кивает. «Я хочу встретиться с последней сестрой Блэков». «Она хочет познакомиться и с вами, милорд». Перси осмеливается добавить. Если Перси умрет в ближайшие несколько дней, а Темный Лорд выживет, Андромеда будет хорошим кандидатом для продолжения их миссии. «Думаю, многие из старых последователей Дамблдора хотели бы встретиться с вами, милорд. Многие из них возражают в первую очередь против войны, а не против вашего руководства или ваших идеалов. Я полагаю, они считают, что гибель людей и предполагаемая потеря свобод… неудобны для их личных целей». «Чистокровные — все одинаковые», — пренебрежительно говорит Темный Лорд с оттенком юмора Тома. «Скоро ты в этом убедишься, Персиваль. Они так привыкли быть снисходительными и богатыми, что все свои поступки строят вокруг своих удобств». Перси не может не думать о мужчинах, собравшихся за обеденным столом, об их суровых лицах, о гневе, скрывающемся под их тщательно выверенными словами. «Остроумное наблюдение, милорд». «Вы можете выбрать одного из этих чистокровных, чтобы представить его мне на торжестве», — с окончательной уверенностью произносит Волдеморт. «А теперь идите. Ты хорошо поработал за последние несколько дней. Полагаю, вы по-прежнему согласны с тем, о чем мы говорили в последний раз?» Перси отвесил низкий поклон, который, по мнению Люциуса, обычно используется для выражения большого уважения. «Милорд, это будет величайшей честью в моей жизни». Волдеморт тонко улыбается и протягивает руку. «Тогда в Хогвартс и на всю оставшуюся жизнь, Персиваль». И Перси лично аппарирует через щиты Темного Лорда. *** Час спустя они оказались на окраине Запретного леса, расположившись на странной площади, замок возвышался на вершине большого холма, сотни учеников были заперты внутри для их же безопасности. (Перси настоял на этом). Волдеморт стоит спиной к лесу, лицом к замку, его красные глаза светятся от предвкушения. Северус прибывает вместе с МакГонагалл, как и было приказано, в качестве представителя школы, чтобы засвидетельствовать исторические события этого дня. Справа от Темного Лорда стоят Яксли и Руквуд, оба молчаливые и настороженные. Том стоит рядом с Перси слева от Темного Лорда, а Перси стоит с Джинни, его палочка на ней, а сердце в горле. Все они ждут, молча, не двигаясь. Перси смотрит на деревья, на их большие темные ветви, раскинувшиеся между сверкающей травой и небом, и думает, не спряталась ли там Андромеда. Проходят минуты, затем час. МакГонагалл не произносит ни слова, ее взгляд отчаянно ищет взгляд Перси, и Перси остается только молиться, чтобы она тоже доверяла ему настолько, чтобы молчать во время этих процедур. Северус смотрит на него, и Перси ловит его взгляд и удерживает его, надеясь передать свое огромное облегчение от того, что Северус выжил. Руквуд и Яксли смещаются. Их нельзя назвать особыми друзьями, но, поскольку они последние из первоначального Внутреннего круга, они, вероятно, понимают гораздо больше, чем другие Пожиратели смерти. Они заметили Тома и отметили его знакомое лицо, но не заговорили. Они видели, как Том превращается в Волдеморта, и готовы увидеть, как Волдеморт снова превращается в Тома. Джинни стоит очень прямо и очень неподвижно, хотя её узы, должно быть, причиняют боль. Она пристально смотрит на МакГонагалл, словно вид ее старого учителя дает ей достаточно сил, чтобы выдержать последующие события, или, возможно, чтобы сообщить МакГонагалл, что она тоже должна принять участие в этом фарсе, даже если они не понимают, что происходит. Они стоят так долго, что у Перси начинают болеть ноги, и он начинает думать, не получил ли Гарри — или не поверил — послание Волдеморта. Но тут, как раз когда солнце начинает покидать свое место в центре неба, заливая замок ярким светом и устремляясь к горизонту, появляется Гарри Поттер и начинает идти через лужайку, а за ним Рон и Гермиона. Драко, слава Мерлину, нигде не видно, а Перси смотрит на двух других, которым следовало бы не приходить. Электрический разряд, пронесшийся по группе, почти осязаем. Все разом выпрямляются, все обращают внимание на Гарри, медленно идущего по лужайке. Рон и Гермиона идут в ногу с ним. У обоих красные глаза, глаза обведены темными пятнами, но их лица каменны и бесстрастны, пока они идут по территории Хогвартса, в последний раз следуя за Гарри и составляя единственную похоронную процессию, которая, вероятно, будет у Гарри. Должно быть, их смущает происходящее, все игроки молча собрались для последнего хода, но они ничего не говорят, занимая свои места на площади, как будто так и было задумано. Когда Гарри приближается, Перси сразу же замечает кольцо на его пальце, и ему не нужно смотреть на Волдеморта или Тома, чтобы понять, что они тоже узнали его — хотя, надеюсь, только как крестраж, а не как Камень Воскрешения, который, как теперь уверен Перси, в нем находится. Кольцо, плащ, палочка. Перси не знает, значит ли то, что он Мастер Смерти, хоть что-то, по крайней мере, у Гарри есть все три. Остальное зависит от него. «Скажи мне, Гарри, — заговорил Волдеморт, когда Гарри молча остановился перед ним. «Ты когда-нибудь слышал о Бузинной палочке?» Гарри не может удержаться от того, чтобы крепче сжать палочку, которая явно принадлежит Дамблдору, раз они все пристально ее рассматривают. «Она моя». «Так и есть», — задумчиво произносит Волдеморт. «Или Дамблдор хочет, чтобы вы в это поверили. Вчера вечером я разговаривал с Гриндельвальдом, юный Гарри, и он ясно дал понять, что солгал своему дорогому другу Дамблдору о том, как именно передается право владения палочкой. Палочка осталась под контролем Гриндельвальда, хотя Дамблдор хотел бы, чтобы ты верил в обратное«. Гарри хмурится, за ним — Гермиона, а Рон продолжает смотреть вперёд с лицом, искажённым гневным презрением. «Дамблдор хотел, чтобы палочка была у меня». «Оно никогда не принадлежала Дамблдору. Как и кольцо на твоем пальце». Волдеморт почти с жалостью качает головой. «Дамблдор тоже лгал мне, Гарри. Он всегда чего-то хотел от меня, а потом не доверял мне, когда я не хотел ему этого давать». «Он знал, что ты злой, с самого начала», — фыркнул Гарри. «Он показал мне эти воспоминания». «Так и есть», — комментирует Волдеморт, как будто не обращая внимания, хотя Перси чувствует всплеск своей магии в ответ на его раздражение. «Воспоминания могут быть такими обманчивыми, Гарри. Знаешь, он просил меня стать его учеником. Он показывал тебе это?» Том застывает рядом с Перси, который не может не смотреть на Волдеморта. Гарри потрясен не меньше, но, как ни странно, именно МакГонагалл шепчет: «Невозможно». «О, да!» В уголках змеиного рта Волдеморта играет странная улыбка. «Он хотел присматривать за мной, хотел держать меня в безопасности в стенах Хогвартса. Он ясно дал понять, что как его ученик я буду изучать только то, что он сочтет нужным. Вряд ли он мог отказать мне в этом предложении: я был лучшим учеником по Трансфигурации, которого когда-либо видел Хогвартс». Дамблдор дал Тому этот дневник из кремовой кожи и попросил заполнить его предложением, достойными его времени? И то, что Том преуспел в Трансфигурации, в искусстве Перси, что именно его выбрал Дамблдор перед МакГонагалл, не может не вызвать ужаса у его бывшего профессора. «Видите ли, Дамблдор решает, кем мы будем, когда мы еще очень молоды», — негромко продолжает Волдеморт. «Сколько времени ему понадобилось, чтобы свести семью Уизли с тобой, Гарри? Ты никогда не задумывался, как такая бедная семья волшебников может позволить себе лишний рот для пропитания? Ты познакомился с моей версией, когда тебе было всего одиннадцать. Дамблдор уже тогда решил, что ты должен стать героем». «Было пророчество…» — вызывающе начал Гарри. «Возможно», — говорит Волдеморт, небрежно пожимая плечами, как будто он не преследовал Перси за это самое пророчество весь год. «А может, и нет. Вы ведь никогда не слышали его от самой сферы, не так ли? У вас есть только слова Дамблдора о том, что в нем было». Гарри молчит, глядя на Волдеморта с выражением болезненной растерянности. «Дамблдор убедил твою мать наложить на тебя очень темные кровные чары, — тихо произносит Волдеморт. «Чары, которые можно использовать только путем великой жертвы. Какое совпадение, что волшебник, возжелавший твою мать, услышал это якобы пророчество и вернулся, чтобы рассказать мне, о ком оно, и попросить пощадить ее ради его собственного удовлетворения. И я дал ей возможность уйьт. Он сказал вам это? Я сказал ей, что она может отдать тебя и остаться в живых, и она предпочла умереть, тем самым приведя в действие ловушку, которую устроил Дамблдор, а бедный Северус стал безвольной пешкой. Если бы я не напал на тебя, твои родители никогда бы не погибли, а ты не получил бы защиту. Он наставил нас обоих на этот путь, Гарри». Мучительный взгляд Гарри на Северуса кажется физическим ударом. Перси с сочувствием наблюдает за тем, как Северус вздрагивает, как электрический разряд проносится по его телу, когда этот секрет так непринужденно раскрывается сыну Лили. Но Гарри лишь говорит: «Дамблдор был великим человеком…» «Который дружит с темным волшебником Гриндельвальдом». Темный Лорд тонко улыбается, кажется, наслаждаясь каждым словом. «Убил собственную сестру. Презирал магглов и считал их недостойными. Он возненавидел меня в одиннадцать лет, Гарри, точно так же, как заставлял тебя чувствовать, что любит тебя. Я не сделал ничего плохого, только выплеснул свою магию на жестоких детей, которые пытались заставить меня стыдиться своих способностей». Перси одновременно с Волдемортом замечает, что это, похоже, что-то значит для Гарри, который напрягается. «Ты ведь испытал то же самое, не так ли?» Волдеморт горестно качает головой. «Ты причинял боль и магглам, готов поспорить; своим глупым родственникам, тем магглам, которые недостойны твоей заботы. Но Дамблдор отметил тебя за те же порывы, за которые наказал меня». «Зачем ты все это говоришь?» Гарри вырывается, его грудь вздымается, а в ярких зеленых глазах блестят капельки непролитых слез, словно извращенное эхо блеска Дамблдора. «Просто убей меня!» «Я считаю, что ты имеешь право знать, почему идешь на смерть», — говорит Волдеморт, и Перси вдруг чувствует, что тот говорит правду. Волдеморт назначает нападение на время после экзаменов по СОВ, Том сохраняет жизнь Дурслям, чтобы Гарри мог убить их сам, оба они дают Гарри шанс дать честный отпор — в Тайной комнате, на кладбище. Перси огорчает то, что даже будучи Темным Лордом, Том потратил бы свое время на изучение детства Гарри, с болью отмечая сходство их обстоятельств и различия, с которыми Дамблдор на них реагировал. А где же тогда Перси, неловко болтающийся посередине, способный понять нищее детство Тома, обиду и ненависть к Дамблдору, но, несомненно, являющийся частью того самого чистокровного общества, которое так ненавидит Волдеморт? «Многое можно было бы предотвратить, если бы Дамблдор был честен с нами обоими, Гарри». Наступает долгое молчание, Гарри пристально смотрит на Волдеморта, а Волдеморт пристально смотрит в ответ. И снова возникает ощущение, что остального мира не существует, что Волдеморт говорит только с Гарри, что все остальные присутствуют здесь лишь как зрители, как соучастники сказки, которая старше их всех. «Дамблдор делал то, что считал правильным. Ничто не оправдывает того, что ты сделал, Том«. Волдеморт вздыхает, словно разочарованный. «По крайней мере, ты умрешь если не с правдой, то хотя бы с этим убеждением», — говорит он почти про себя. «Но теперь ты умрешь, дорогой Гарри. Мальчик-Который-Выжил больше не будет жить«. «Отпустите моих друзей», — говорит Гарри ровным голосом. Рон и Гермиона сердито сдвигаются за Гарри, но Перси смотрит на них, и они ничего не говорят. Он заставит их всех сделать то, что должно быть сделано, даже если ему придется покорить их всех самому. «Моя жизнь за их жизнь». Волдеморт отвесил преувеличенный поклон. «Как только ты умрешь, дорогой Гарри, они смогут свободно уйти. Я клянусь тебе в этом». Он делает небольшую паузу, а затем, не глядя на Перси, добавляет: «Война закончится с твоей смертью. Тем, кто признает мою власть, нечего бояться. Можете рассказать об этом бывшим союзникам Дамблдора или тем, кто не согласен с предпосылками войны; они могут поклясться мне в верности. Я не держу зла. Я не буду их наказывать». Перси бесконечно расслабляется. Волдеморт выполняет свои обещания, руководствуясь лишь чувством чести, хотя Перси не может с чистой совестью сказать, что Том не держит на него зла. Гарри долго смотрит на Волдеморта, его зеленые глаза встречаются с красными глазами Волдеморта. Он, кажется, не замечает Тома, хотя каждый мускул его тела напряжен, и Перси чувствует, как от него исходит ощутимое напряжение. Не в характере Тома так долго молчать, и Перси нервно наблюдает за ним, как Целитель за пациентом, находящимся на грани смерти. «Ты еще можешь покончить с этим, Том», — наконец говорит Гарри, и Том и Волдеморт вздрагивают в унисон, как будто через них одновременно проходит трещина магии. «Если ты раскаешься, по-настоящему раскаешься, твоя душа снова станет целой. Убив меня, ты не исправишься». «Меня не нужно исправлять», — шипит Волдеморт, его лицо искажается в чудовищной гримасе ярости. Том напрягается в гневе, и Перси наклоняется бесконечно близко, как будто тепло его тела успокоит Тома. Еще несколько минут. Перси с трудом дышит. «И я ни о чем не жалею, Гарри Поттер, кроме того, что не смог убить тебя, когда у меня был шанс. Больше я этой ошибки не совершу. Прощайся, Гарри. У тебя остались считанные секунды». Гарри поднимает голову. Его глаза чисты от слез, а лицо выглядит почти спокойным. Он поворачивается и смотрит на каждое лицо по очереди, не узнавая Яксли и Руквуда, его взгляд ожесточается на Северуса, а затем смягчается на МакГонагалл. Он пристально смотрит на Рона и Гермиону, а затем на Джинни, останавливается и говорит: «Я люблю тебя, Джинни». Джинни молча кивает, ее глаза полны слез, хотя Перси с гордостью отмечает, что она не позволяет им упасть. Гарри резко вдыхает и смотрит на Перси без особого выражения. Перси сохраняет такое же безучастное выражение лица. Он не имеет никакого значения в истории Гарри; он всего лишь палач, назначенный для того, чтобы привести Гарри к смерти в положенное время. Он будет оплакивать Гарри, но Гарри не стоит тратить оставшиеся секунды на Перси. Гарри на несколько мгновений задерживается на Томе, и Том выпрямляется под взглядом своего врага, напряжение уходит из его тела и скапливается у его ног. Затем Гарри завершает круг и снова сталкивается с Волдемортом. Со всем мужеством, которое Перси всегда видел у своего героя-подростка — иногда наблюдая за ним с завистью, иногда с гордостью, а иногда, как сейчас, с мучительной покорностью, — Гарри стоит высокий и непреклонный, широко раскинув руки, и говорит твердым, ровным голосом: «Я здесь по своей воле». «Авада Кедавра», — почти с любовью произносит Волдеморт, и без единого звука Гарри Поттер умирает, рухнув на землю. Несколько зрителей не могут удержаться от того, чтобы не задохнуться или не зарыдать при виде этого зрелища. Даже Перси резко вдохнул. Еще один крестраж повержен — как он надеется. Он отбрасывает мысль о том, что Гарри тоже умер, и заставляет себя сосредоточиться на крестраже. «Проверь его, Персиваль, — шепчет Волдеморт, раскинув руки. Перси глотает воздух, игнорирует гневный взгляд Рона, а затем проходит четыре бесконечных шага к Гарри. Он опускается на колени. Гарри невероятно неподвижен. Перси прислушивается, затаив дыхание, но ничего не слышит, и у него сводит желудок. Часть его души надеялась, что Гарри, несмотря ни на что, переживет свою смерть, что пророчество защитит его. Перси дотягивается до запястья Гарри и прикладывает палец к его пульсу. «Он мертв, милорд». «Яксли, подтверди», — холодно приказывает Волдеморт, что может быть как оскорблением для Перси, так и похвалой для Яксли, а может быть, Темный Лорд не может поверить в это больше, чем все остальные. Яксли делает те же четыре шатающихся шага вперед, а затем опускается на колени рядом с Перси. Яксли нащупывает пульс Гарри. Когда его пальцы касаются пальцев Перси, они оба чувствуют его — сердцебиение, которое эхом отдается в их телах до самых костей. Сначала вялое, а потом все более настойчивое, пульсирующее в них троих, как будто у них одно сердце. Гарри Поттер жив. Перси и Яксли смотрят друг на друга, и кажется, что это длится целую вечность. В глазах Яксли Перси видит ужас и растерянность, но прежде чем они успевают перерасти в панику, Перси отчаянно протягивает руку вперед, накрывая пальцы Яксли, и сжимает свою ладонь над рукой Яксли и запястьем Гарри. Сжимая ладонь, он передает все их общие воспоминания за последние несколько лет: каждый день в Министерстве, когда они жаловались на Люциуса, их общее соучастие в смерти Амбридж, их общее присутствие на том предательском обеде, их общее понимание того, что они не хотят, чтобы эта война продолжалась, не с Темным Лордом во главе, не так, как сейчас. «Мертв», — говорит Яксли и с силой сжимает запястье Гарри, словно для того, чтобы успокоить себя. Перси чувствует, как сухие пальцы Яксли шевелятся под его рукой, и ощущает, как Гарри переводит дыхание, несмотря на себя. Перси поднимается, чувствуя себя как во сне. Волдеморт внимательно наблюдает за ним, как и Том, и Перси собирает все страхи, печали и надежды, которые он испытывал в течение последних одиннадцати лет, и использует их для усиления щитов Окклюменции, пока они почти не вибрируют от его напряжения. Он не предаст Гарри, ни сейчас, ни в самом конце. Они возвращаются на свои противоположные стороны площади. Перси встречает широко раскрытые глаза Яксли и пытается заставить его молчать на протяжении восьми шагов по траве между ними. Гарри Поттер жив. Гарри Поттер жив. Гарри Поттер пережил еще одно Убийственное проклятие. О Мерлин, о Мерлин, что они собираются делать? Неужели крестраж исчез? Неужели Перси проклял их всех своей сентиментальностью? Неужели он вернулся в прошлое только для того, чтобы все шло по плану? Он ничего не почувствовал, когда прикоснулся к Гарри, но ведь он и раньше справлялся с другими крестражами, не ощущая той вспышки боли, которую причинил ему медальон. (Даже когда он чувствует, как Том сдвигается рядом с ним, даже когда он смотрит на пустое выражение лица Северуса, даже когда Джинни, Гермиона и Рон начинают плакать, а Волдеморт откидывает голову назад в дикой, ликующей радости, Перси чувствует, как внутри него нарастает тепло. Гарри Поттер все еще жив, и Яксли солгал ради Перси, будь проклят крестраж). Том встает рядом с Перси: возможно, его обуревают инстинкты или нетерпение победить Темного Лорда берет верх над осторожностью, и Перси, не задумываясь, делает крошечный шаг влево, чтобы его тело оказалось вплотную к Тому. Подожди, — тихо произносит он, протягивая руку, чтобы поймать руку Тома, и, похоже, ему повезло, потому что Том слушает его и не двигается. Кожа Тома прохладная и странно мягкая, и Перси, несмотря на себя, чувствует, как его пальцы сжимаются на руках Тома. В течение трех долгих ударов сердца ничего не происходит. Волдеморт смеется, и хотя никто к нему не присоединяется, кажется, что это не имеет значения. В течение трех долгих ударов сердца в мире не существует ничего, кроме смеха Волдеморта. Гарри поднимается на ноги, палочка оказывается в его руке, а смех Волдеморта замирает в его горле. «Хорошая попытка, Том», — холодно говорит Гарри, его глаза настолько темные, что почти черные. «Попробуем еще раз, или с тебя хватит?» Магия Волдеморта выплескивается наружу, как и магия Тома, и на секунду Перси не может отдышаться под двойным натиском шока, удивления и ненависти. А потом… «Авада Кедавра», — прорычал Волдеморт в тот самый момент, когда Гарри крикнул «Экспеллиармус!», и с яркой вспышкой зелёного, красного и золотого света проклятие Волдеморта отскочило от него, и Тёмный Лорд упал замертво. *** Прежде чем шокированные вздохи успевают вырваться из горла, прежде чем всхлипы Джинни переходят в смех, прежде чем успевает произойти хоть что-то, Том делает четыре шага вперед и жестоким ударом валит Гарри на землю. Возмущённый вопль Рона раздаётся в тишине, а секундой позже магия Тома взлетает ввысь, воздвигая вокруг них с Гарри мерцающий магический круг, отгораживая всех от бесполезного стояния на улице в изумлении. «Остановитесь», — кричит Перси, когда каждый волшебник достает свою палочку. «Остановитесь, все вы». «Он… Он ушел?» Яксли задыхается, его глаза ищут Перси. Руквуд молчит, но его рука почти белая, как кость, обхватывает темную палочку. Судя по всему, он находится в нескольких секундах от того, чтобы напасть или исчезнуть. «Да, — говорит Перси, — но не Том». Он хотел бы сказать что-то еще, но почувствовал, что рука горит, и с криком боли опустился на колени, не в силах сосредоточиться ни на чем другом, кроме как на раскаленной коже. Он чувствует, как магия Тома зовет его, проникая сквозь Метку. Яксли и Руквуд повторяют за ним, Северус тоже, и все четверо опускаются на колени, когда магия Тома яростно пульсирует в их телах. Джинни подходит к нему, но он грубо отталкивает ее рывком руки. Он сосредоточивается на знакомом ощущении магии Тома, соизмеряет себя с ней и медленно идет вперед. Четыре шага отделяют его от барьера Тома, и эти четыре шага отнимают у него почти все силы. «Пожалуйста», — шепчет он в пустоту, его зрение темнеет, ярость Тома настолько сильна, что он не чувствует ни запаха леса, ни криков окружающих, ни травы под коленями, ни вкуса крови, заливающей рот в том месте, где он сильно прикусил губу. «Впусти меня». Магия Тома растекается вокруг него, когда он приближается к барьеру, мерцая странным, непрозрачным образом, как искаженное зеркало или изнанка философского камня. Смутно Перси ощущает руки, хватающие его, знакомое ощущение магии Северуса, но с приливом сил он тянет барьер своей магией, пока тот не распознает его. С приливом энергии он толкает себя вперед, проваливаясь сквозь барьер. «Как он жив?» Том требует, его голос почти воет. Перси растерянно смотрит на него. За пределами магического барьера фигуры перемещаются по странным, чуждым узорам. Перси поражен странностью происходящего: он чувствует их магию, слышит приглушенные голоса, но они словно находятся в другой комнате. Секунду спустя он задыхается от боли: Том ударил его по губам, отчего он растянулся на влажной траве. «Перси, как он жив?» «Я не знаю, — задыхается Перси. Он подносит руку к губам и озадаченно смотрит на свои пальцы: красная капля крови на двух самых длинных пальцах — странность, которую не может сразу объяснить его перегруженный мозг. Неужели Том ударил его, как обычный маггл? Через секунду Перси вскрикивает, когда Круциатус накатывает на него, словно темная холодная волна, вбивая в кожу мелкие кусочки льда и отрывая от костей куски плоти. Круциатус Тома такой невероятно холодный. Это настолько интимное ощущение, когда магия Тома жестоко разрывает его кожу, что Перси хочется рассмеяться, даже когда горло сжимается от боли. «Что ты знаешь?» Том рычит, прекращая проклятие, и впервые Перси видит Темного Лорда в Томе, а не Тома в Темном Лорде. Его знобит и успокаивает, и он, задыхаясь от страха, опускается на траву, пытаясь отдышаться перед ответом. Он медленно поднимает голову и видит, как Гарри парит перед ним, его рот открыт в беззвучном крике, а тело трясется и бьется, сопротивляясь заклинаниям, которые Том использует, чтобы мучить его. Разум Перси становится вялым и медлительным, он пытается сосредоточиться, пока Том надвигается на него, его лицо — маска ярости. «Может быть… пророчество…» Перси задыхается, чувствуя, как его тело начинает завывать от боли, когда чувствительность возвращается после Круциатуса. Он пока не пытается подняться на ноги: ему хорошо известно, как восстанавливаться после проклятия. «Сила… ты… не знаешь». «Нет такой силы, которой бы я не знал!» кричит Том, и тело Гарри неистово дергается в диких конвульсиях. Секунду спустя Гарри вскрикивает, когда Том снимает с него заклинание, которое он, должно быть, наложил, и Перси съеживается при звуках криков Гарри. Том в ярости набрасывается на Гарри. «Расскажи мне, как ты выжил!» Гарри смеётся, его голос груб, даже когда он висит там, под силой магии Тома, в центре странного куполообразного барьера магии Тома, Хогвартс — отдалённая тень в другом мире. «Ты никогда не поймешь, — шепчет он. «Каково это — иметь что-то, ради чего стоит умереть». Перси вздрагивает от спокойного понимания в глазах Гарри, этого мальчика, который дважды умер за них, и от нарастающей бури ярости в глазах Тома. «Какую магию ты знаешь? Я приказываю тебе рассказать мне!» Гарри снова кричит, пронзительный крик заполняет всю комнату, и Перси прижимается к траве, пальцы впиваются в грязь, и он беззвучно плачет. О, Мерлин, что же ему делать? «Любовь», — задыхается Гарри, когда снова может говорить, кровь свободно течет из его шрама. «Я знаю любовь. Я бы хотел, чтобы и ты знал, Том, но ты никогда не узнаешь любви. Ты никогда не поймешь, что значит любить другую душу». «Любовь», — с отвращением произносит Том, отворачиваясь от Гарри. Перси замирает, несмотря на себя, когда их взгляды встречаются. «Любовь. Мне не нужна любовь». Том молчит, уставившись в землю, взгляд его обращен внутрь себя, руки крепко скрещены, чтобы сдержать гнев, который все еще явно грозит выплеснуться из него. Перси остается неподвижным. Он не настолько глуп, чтобы думать, что Том забыл о нем, но не хочет привлекать его внимание, пока не понадобится. Его разум болит, его щиты почти разорваны на куски от боли, вызванной тем, что он прорвал щиты Тома, а затем пережил его пытку, но Перси заставляет свои мысли начать мучительно хромать по логическим линиям. Значит, Гарри выжил. Может быть, это как диадема, атакующая дневник, как Перси когда-то подозревал; может быть, ни одна версия Тома не может убить Гарри. Или, возможно, Гарри — мастер смерти и действительно бессмертен. А может быть, любовь, что бы это ни значило, снова спасла Гарри, как когда-то любовь Лили сохранила ему жизнь. Возможно, крестраж все еще там, или его наконец-то удалили. Но Волдеморт умер. Это, по крайней мере, считается победой — или будет считаться победой, если они смогут пережить следующие несколько часов. Если Перси сможет сдержать Тома, а может, и победить его, который в гневе готов сжечь весь замок дотла. Мне не нужна любовь. Форма Тома так хорошо ему знакома. Она привлекает внимание Перси, даже когда Том снова поворачивается к Гарри, требуя, чтобы тот раскрыл секрет его выживания. Он знает тело Тома — в каком-то смысле, очень близко, хотя, конечно, они так редко соприкасались, что Перси и сегодня покраснел бы при одной мысли о том, что они держались за руки. Без магии Темного Лорда рядом, Перси чувствует магию Тома, чистую, холодную и до боли знакомую, и его собственная магия уже с усталым облегчением опирается на нее. Но лицо Тома исказилось в жестоком оскале ярости. Но Том собственной рукой сразил его и пытал, и сейчас мучает Гарри. Но вскоре Том додумается призвать на помощь магию Хогвартса, если он еще не сделал этого, в своих бесплодных попытках оградить себя от будущего вреда. Перси думает о Томе, одиннадцатилетнем, так отчаянно нуждающемся в одобрении Дамблдора. О, Том. Он даже не осознает, насколько он все еще поврежден, насколько уязвим, насколько раним, несмотря на все это. Сможешь ли ты убить его, если дело дойдет до этого? Ты можешь дрогнуть, — Перси представил, как Миртл спрашивает его, нависая над ним. Он представляет себе Северуса, хмуро смотрящего на него, и мать, трясущую его за руку. Перестань медлить и сделай это! МакГонагалл выжидающе поднимает бровь, наблюдая за тем, как он снова пытается превратиться в рысь. Сделай прыжок веры. Дементор, нестареющий в том смысле, который Перси не может понять до конца. В битве магии нельзя победить, но можно победить души. Том нежно прикоснулся губами к Перси, его магия мурлыкала в теле Перси. Ты приютил мою душу в своей. И все же я не нуждаюсь в любви. Том напевает про себя, и Перси напрягается, узнав этот звук. Том о чем-то задумался. И действительно, когда Перси поднимает глаза, Том смотрит на него с оценивающим блеском в глазах. «Подойди», — приказывает Том, и Перси на секунду задумывается о том, чтобы выхватить свою палочку и убить Тома, но не может заставить себя сделать это. Поэтому он послушно шагает вперед и вздрагивает, когда Том хватает его за левую руку. Знак на его руке вырос и стал более красным, чем черные чернила, и когда Том прижимает к нему палец, все тело Перси вспыхивает огнем. «У меня есть ты, — говорит Том, — и все они, все они связаны со мной. У меня есть ваши души; мне не нужна любовь, когда у меня есть сила». Круциатус познакомил Перси со многими видами психических пыток: пытки, в которых чувствуются гвозди, молотки, ножи, пытки, в которых чувствуется содранная кожа и кровоточащие раны, пытки, в которых кажется, что каждый его палец ломается по отдельности. Но сейчас Перси ощущает нечто менее осязаемое, но бесконечно более болезненное. В уголках глаз появляется золотистое сияние, и ему кажется, что он теряет сознание, а затем он видит, как его рука становится полупрозрачной, и его живот сводит от ужаса. «Том…» Перси кричит, его голос не более чем хрип, но Том не обращает на него внимания, намереваясь лишить Перси его магии и магии всех Пожирателей Смерти по всему миру. (Хотя Перси этого не знает, десятки мужчин падают на колени, сияя золотым светом, и их друзья и враги в шоке смотрят на них, когда их тела становятся полупрозрачными, а золотые нити магии пронизывают их тела). «Том, ты обещал мне», — умудряется сказать Перси сквозь боль, каждое слово превращается в муку. «О, заткнись, — презрительно говорит Том, его лицо приобретает выражение сосредоточенности. «Я думал… ты заботишься обо мне», — выдохнул Перси, пытаясь отвлечь Тома, чтобы магия не скапливалась в его теле и не вытекала из него вероломным потоком. Он чувствует, как слабеет, как устает его магия, как золотые потоки внутри него замедляются до бесполезных капель, как ослабевает его хватка в этом мире. Он так устал, и ему хочется спать… Том резко смеется, и этот звук режет сильнее, чем нож. «О, Перси», — говорит он, сжимая руку Перси сильнее, так что Перси едва не теряет сознание от боли. «Я заботился о тебе. Но если я тебе небезразличен, ты поймешь, почему я должен это сделать. Ты дважды отказался от бессмертия рядом со мной; ты всегда собирался умереть, и теперь ты сможешь отдохнуть, зная, что твоя смерть привела к тому будущему, которое мы планировали». Он всегда должен был умереть. Разве он не говорил Тому то же самое? Разве он не прощался с ним, зная, что прощание будет окончательным? «Я думал… я тебе нужен…» Когда боль продолжает захлестывать Перси, когда магия воет, разрывая его тело, Перси чувствует, что видит, как магия вытекает из него прозрачным золотым потоком. Он видит и магию вокруг себя: магию Тома, похожую на рев замерзшей реки, магию Гарри, витающую в воздухе и ждущую своего превращения. Он видит эту магию и вдруг понимает, что находится внутри неё и отдельно от неё, что, чувствуя, как эта часть его отрывается от него, он осознаёт, что есть и другая его часть, которая может формулировать его мысли, когда они проносятся в его голове, и третья его часть, которая содержит его бьющееся сердце, и великие деревья Хогвартса, и всё, что он когда-либо знал и любил. Медленно, целенаправленно, Перси соизмеряет себя с болью. Медленно, целенаправленно он отрывается от своей магии и лезет в карман, где его пальцы смыкаются вокруг маленького серого камня. Умри с изяществом, говорит Скримджер, говорит Северус, говорит себе Перси перед сном. Он умрет, но он еще не умер. «Часть меня… любила тебя», — честно говорит Перси. Его разум кажется медленным. После всего — после одиннадцати лет изучения магии души в не совсем своем теле — он все еще не знает достаточно о магии, все еще не знает, как остановить Тома от сбора магии Пожирателей смерти, все еще не знает, сможет ли Том создать себе новую душу или использовать великую магию Хогвартса. Но он знает Тома и, в конце концов, себя тоже. Том колеблется всего секунду, его пальцы замирают на предплечье Перси, жест неожиданно интимный, словно жестокая, извращенная имитация любовных ласк. Перси знает еще до того, как Том спросит, что он задаст следующий вопрос, не сможет оставить без внимания подобное замечание. «Что ты имеешь в виду?» «Мы могли бы стать партнерами, — медленно, едва слышно продолжает Перси. «Ты величайший волшебник своего времени, Том. Иногда я с трудом представляю, чего ты мог бы добиться». «То, чего я добьюсь», — настаивает Том, и в его голосе слышны нотки беспокойства, вызванные словами Перси. Перси медленно качает головой. «Если бы ты был мужчиной», — честно говорит он. «О, Мерлин, Том, ты понимаешь, каким мужчиной ты мог бы стать? Дамблдор, Гриндельвальд, даже Фламель — они едва ли сравнятся с тем, кем ты мог бы стать«. Том впивается ногтями в кожу Перси, но тот вздрагивает и продолжает говорить. Он нашел способ защититься от боли, которую причиняет ему медленно исчезающая магия. Боль все еще ревет в его сознании, но он пропускает ее через себя, признавая, но не сопротивляясь. Я больше, чем ты, — тихо говорит он своей магии и отвлекается от агонии. «Но быть просто мужчиной никогда не было достаточно», — мягко говорит он. «Мне жаль тебя, Том. Хотел бы я исправить ситуацию для тебя, но не смог, и даже если ты убьешь нас всех, ты никогда не станешь больше, чем ты есть: только кусочек души мертвеца, вечно ищущий остаток себя. Они все исчезли, Том. Все остальные крестражи исчезли, и ничто, что бы ты ни сделал, никогда не вернет их обратно». «Ты не знаешь, на что я способен», — шипит Том, его глаза вспыхивают красным. «Ты знаешь теорию, Перси. Магию нельзя ни создать, ни уничтожить. Моя душа где-то там, и я могу призвать ее обратно к себе». Перси слабо смеется. «Магия», — признает он. «Но не души. Души — это нечто совсем другое«. «Все есть магия, — кричит Том, — все есть магия, а магия — это не что иное, как сила и воля». Перси лишь едва заметно пожимает плечами. «Ты… ошибаешься», — говорит он, задыхаясь от боли, которую Том усиливает своей магией и магией последователей Темного Лорда. «Души… не магия. И ты никогда не получишь свою обратно«. «Ты ничего не знаешь о душах, Перси, — злобно шипит Том. «Ты ничего не знаешь о магии и силе. Когда ты умрешь, ты не оставишь в этом мире ни малейшей ряби. Ты ведь понимаешь это, не так ли?» «Я знаю о душах больше тебя, Том». Перси бросает взгляд на Гарри, который неподвижно висит в воздухе и молча наблюдает за происходящим. Их взгляды встречаются, и Перси невольно думает о своей матери, о Миртл, о Северусе, о всех, кто дал ему силы не умереть до положенного времени. Осталось сделать одно дело, прежде чем Перси отдаст свою душу дементорам и обретет покой. Но хватит ли у него сил на это? «Я знаю о душах, потому что знаю о сожалении, и любви, и обо всем, что между ними». «Ты ничего не знаешь…» — рычит Том, и Перси напрягается, ищет знакомое ощущение собственной души и знакомый резонанс души Тома со своей, и без малейшего колебания втягивает их обоих в свою душу. Вот только он ошибся, и на долгую секунду они погружаются в ту частичку души, которая осталась у Тома, и Перси с удивлением и ужасом обнаруживает, что это не Хогвартс, не та душа, которую Том создал для себя, когда у него были на то силы. Душа Тома — это холодный снежный день, они находятся на кладбище, и Том очень молод, он безучастно смотрит на надгробие, одетый в потрепанную куртку и одни носки. Небо гнетуще темное, слишком темное для обычного неба, и в нем огромный разлом, похожий на галактику или разрыв в одеяле, и миллионы звезд, кажется, устремляются к нему, как полосы в небе. Снег холодный и кусачий, и Перси вздрагивает от ударов, когда снежинки злобно приземляются на его кожу, а вокруг него завывает ветер — жуткое эхо того ужасного монотонного пения, что доносится из пещер диких элементалей. Душа Тома одинока. Она так невероятно одинока, что Перси обнаруживает, что беззвучно плачет. Она одинока, разорвана и разбита, и Перси инстинктивно чувствует, что душа Тома злится, злится на самого себя, ведь не что иное, как собственное честолюбие Тома, пробившее прореху в небе и позволившее сущности его существа вытекать нескончаемым потоком. «О, Том, — грустно говорит Перси. «Мне так жаль«. Маленький Том поднимает голову и смотрит на Перси с такой яростью, что Перси делает шаг назад. «Уходи». «Том…» «Уходи!» Том кричит, и их тоже тянет к разлому в небе, они выскальзывают из души Тома. Перси снова тянется к ощущению дома, к центральным жилам своего существа, к той его части, которая всегда остается им, независимо от его формы, и на этот раз они приземляются в его собственной душе, и все внезапно затихает. Как ни странно, они находятся в ванной Миртл, вернее, прямо за ее пределами, в коридоре, освещенном косым золотистым полуденным светом, неподвижном и безмолвном, как большой пустой собор. Тишина — как бальзам для Перси, который нервно дышит, собирая дыхание. «Что это за магия?» нервно говорит Том. Он вернулся к своему возрасту. Когда к Перси возвращается дыхание, он понимает, что все еще чувствует резкое жжение от того, что магия уходит из него, и манящее изнеможение от забвения. Еще нет, твердо говорит он себе, и возвращает свое внимание к Тому, который выглядит испуганным. «Что ты наделал?» «Часть твоей души жила здесь, — тихо говорит Перси, — или, по крайней мере, посещала. Я оберегал его, хотя и не всегда понимал, что делаю». Он колеблется. «Ты видел, где мы только что были?» «Иллюзия…» «Том, ты причинил себе почти непоправимую боль», — умоляюще говорит Перси. «Ты не можешь продолжать в том же духе. Твоя душа, Том, почти уничтожена». «Ты смеешь говорить такое…» «Это правда, Том!» громогласно заявляет Перси, заставив их обоих замолчать. Более тихим голосом он продолжает. «Пожалуйста, Том. Пообещай мне, что ты попытаешься исцелить свою душу. Это твой единственный шанс. Я помогу, я буду рядом с тобой, сколько потребуется». Том, к удивлению Перси, не поворачивается к нему со злостью, не пытается проклясть его и не набрасывается на него в ярости. Вместо этого он стоит очень спокойно, с потерянным выражением лица, и спрашивает, повторяя вопрос, заданный утром: «Почему?» И на этот раз Перси сможет ответить. Он чувствует, как слабеет его тело; у них осталось не так уж много времени. Какую выгоду можно извлечь, продолжая лгать себе, Тому? «Потому что я любил тебя», — просто говорит он. «Я любил тебя, несмотря на то что ты всегда использовала меня в своих корыстных целях. Мерлин мне в помощь, но я любил». «Перси, — ласково произносит Том, придвигаясь к нему. Здесь нет пьянящего всплеска магии Тома, и Перси испытывает странное чувство, будто он все ясно видит. «Перси, ты мне очень дорог…» Перси качает головой. «Ты не веришь мне, да? Ты видел, как умирает твоя собственная душа, и не веришь мне». «Это магия», — настаивает Том, его резкие слова противоречат нежности, которой он стремился достичь всего несколько секунд назад. «Сила. Нет такой силы, которую я не знаю, Перси. Ты проявляешь слабость, когда мне нужно, чтобы ты был сильным. Меня не нужно исправлять, Перси. Я не сделал ничего плохого». «Души слабы», — печально говорит Перси, и покорное чувство понимания начинает набухать у его ног, словно у Миртл, заставляя воду на полу собираться в лужи. «Они так легко меняют форму; они раздваиваются, так что, возможно, они тоже растут. Я многого еще не знаю, многого не узнаю никогда». «Перси…» «Почему мы можем привнести магию из вселенной в свое тело, не имея ничего, кроме собственной воли?» Перси качает головой, чувствуя, как внутри него разгорается недоверчивый смех. Ему снова кажется, что он тонет, но при этом он так ясно видит сквозь мерцающие волны. «Почему мы можем это делать, но не можем изменить параметры собственной души? Почему я могу войти в свою душу, но если я проведу рукой по воздуху, то почувствую твою вокруг нас? Почему так, Том? Почему мы так связаны?» «Перси, ты должен доверять мне…» Но кое-что привлекло внимание Перси: на стене позади Тома. Их тела будут вечно лежать в Комнате, написанные красными чернилами. Не ее. Их. «Ты собирался убить меня, — внезапно осознает он. Возможно, он всегда это знал. «Ты собирался использовать меня, чтобы вернуть себя к жизни». «Нет…» «Тебе понадобилось бы больше магии, чем у первокурсника или второкурсника, даже четверых», — размышляет Перси вслух. Уже тогда во всем этом было что-то странное, но он не прислушался к инстинктам. «Тебе бы понадобилась моя магия, магия, которую ты узнал, которую ты помог отточить. Ты солгал мне, Том«. «Ты мне солгал», — огрызается Том. «Ты только что сказал, что мои крестражи уничтожены, но ты же дал клятву не причинять им вреда». «О, Том», — говорит Перси, обращая жалостливые глаза на Тома, который вдруг становится таким маленьким, таким реальным. «Я всегда говорил тебе правду». Он проходит мимо Тома и заходит в ванную комнату Миртл, которая кажется ему такой знакомой, что его немного жжет. Том присоединяется к нему, и они молча стоят вместе, глядя на вход в Тайную комнату, где для них так много всего началось, где так много могло бы быть по-другому. Сможешь ли ты сделать то, что нужно, когда придет время? «Я имел в виду то, что сказал раньше», — тихо говорит Перси. Когда он поворачивается, чтобы посмотреть на Тома, то, к своему крайнему удивлению, видит, что Том выглядит испуганным, и кажется, что в его глазах блестят зародыши слез. Это, должно быть, еще одна тактика, попытка вызвать у Перси сочувствие, и Перси скрепя сердце сопротивляется ей. «Я бы хотел, чтобы твоей собственной жизни было достаточно для тебя. Я бы хотел, чтобы меня было достаточно для тебя. Я пытался, Том. Я так старался быть достаточным для тебя». «Может, и так», — отчаянно говорит Том, возможно, догадываясь о намерениях Перси. «Может быть, ты сможешь. Я сохраню тебе жизнь — ты будешь рядом со мной». «Ты — неполноценная душа», — печально говорит Перси. Он ловит взгляд Тома и задерживает его, понимая, что это в последний раз. Ощущение такое, будто вода плещется у него в голове, почти полностью покрывая его. «Ты жалеешь об этом, Том? Зная, что ты делаешь сейчас? Зная, что мы могли бы разделить, если бы ты довольствовался смертной жизнью?» «Я…» Том смотрит на него широко раскрытыми голодными глазами, и Перси читает в них правду так же легко, как и во всем остальном, что он научился читать о Томе. «Прости», — говорит Перси и делает шаг вперед, так что они оказываются совсем близко, и на этот раз именно он наклоняется вперед, прижимается губами к Тому, вдыхает знакомый ледяной аромат магии Тома, чувствует тяжелый гул их душ, сливающихся воедино, он ощущает острую боль агонии, пытаясь заставить их жизни соединиться так, как они никогда не смогут — не в этих версиях, не здесь, не так, не тогда, когда они будут двумя планетами на своих собственных траекториях, которым суждено пересечься на одну мимолетную секунду, прежде чем они продолжат свой путь, одни, до конца вечности. Когда он отступает назад, выражение лица Тома заставляет Перси вздрогнуть, но оно также очень знакомо, хотя Перси никогда не мог бы представить его у Тома. Перси смотрит на то, как свет проникает сквозь стеклянные окна. У тебя подходящая ванная комната, Перси, — говорит Миртл. Твой ум поразителен, — говорит МакГонагалл. Мы с тобой понимаем, что значит иметь долг, — говорит он Северусу, который готовит для него чашу, исходящую паром невысказанных забот. Мы сделаем то, что должно быть сделано. Между Томом и Перси появляется свеча — белая свеча с длинным стеблем, как те, что парили над их головами на каждом вечернем пиршестве, — и оба они обращают на нее свой взор и на то, что она представляет. От нее веет душой Перси, его магией, и, сделав последнее усилие, Перси нащупывает знакомую вибрацию души Тома и обволакивает ее энергией тонкий белый воск. Это все равно что задуть свечу. «Спасибо», — говорит Перси и с удивлением обнаруживает, что может улыбаться. «Ты изменил мою жизнь, и я благодарен тебе за это». «Перси…» Перси в последний раз смотрит на Тома, вспоминая все версии Тома, которые он знал: смеющийся Том, ругающийся Том, вышагивающий Том, Том с уязвимостью, настоящей или притворной, Том с гневом, счастьем, надеждой и разочарованием, Том во всех своих ярких настроениях, более реальных и пронзительных, чем все, кого Перси когда-либо знал, и оплакивает каждую по очереди. Все могло быть иначе. Возможно, в третьей жизни он смог бы жить с благодатью, а не просто умереть с ней, но, наверное, он никогда этого не узнает. У него есть только эти секунды, последние секунды жизни. В предсмертном желании есть сила, знаете ли. «Прощай, Том», — говорит Перси и, наклонившись вперед, задувает свечу и от всего сердца загадывает желание, и, когда в его ушах раздается истошный крик Тома, мир погружается во тьму.