***
Мелькор резко сел на полу, закашлявшись, когда вода попала ему в ноздри. Он был снова свеж и весел, даже голова не болела, но перед ним предстала кое-кто похуже похмелья: леди Варда Аррен, стоящая над ним с кувшином воды. Мелькор мало чего знал о ней, лишь то, что она очень верующая, скверная характером и ничем не примечательная внешне. Мелькора раздражало всë в ней: полные губы, которые он сравнивал с утиным клювом, ясные глаза и пышные женственные формы. Всë это должно было ему нравиться, но почему-то вызывало только отторжение. Однажды принц фантазировал о ней, но от этого желание только ушло. — Доброе утро, принц. Судя по всему, Мелькор находился в тронном зале, так как его взору предстали золотые плащи, великолепные гобелены, впрочем, весь зал был богато украшен, и у него не возникало сомнений касаемо собственного местоположения. — Какого пекла ты вообще здесь забыла? — Потому что я так решил, – клокочущий голос, как гром среди ясного неба. Мелькор мысленно проклял всë на свете и наконец повернулся к отцу, преклонив перед ним колено. — Отец, я… мне жаль, что я так поступил. — Мне ещё горше, чем тебе, сын мой. В голосе отца звучала привычная надменность, смешанная с разочарованием. Мелькору и самому стало стыдно, но он поспешил запрятать это мерзкое чувство подальше. Откланявшись, девица Аррен покинула тронный зал, но Мелькор даже не посмотрел ей вслед. — Я понимаю, отец. Я не знаю, как могу загладить свою вину перед тобой и гостями пиршества, но я приложу все усилия. Эти слова говорила и мать, когда ещё была жива. Король выглядел устало, если не измождëнно. Золотой обруч на его челе выглядел как тяжкие кандалы, лысеющая голова блестела от пота, который Илуватар стëр рукавом. — Подойди. Мелькор с трудом, но удержал равновесие и, когда подошëл ближе к королю, увидел его руки, которые были залиты кровью. Опять он виноват, отец снова злился, снова слишком сильно схватился за трон. Мелькор ожидал чего угодно. — Отец… — Мелькор, ты мой первенец, – каждое слово давалось ему с трудом, хоть король и пытался мужаться, но принц видел, как он страдает из-за ран от трона, – мой любимый сын, разве я могу поступать с тобой иначе? Как молот закаляет сталь, так мои наставления должны тебя направлять. Я готовил тебя в короли с первого твоего вздоха, и чем ты мне отплатил? Матерь, смилуйся над нами, однажды придëт к тебе оборванка из Блошиного конца с белокурым дитëм, и что ты тогда сделаешь? Мелькор, посмотри на меня, тебе уже шестнадцать лет, ты взрослый мальчик и должен всë понимать, кто знает, какие у богов планы на нас? Опять эти боги. Верующие получили слишком много свобод во время правления короля Илуватара. Некоторые особо смелые или безрассудные, Мелькор пока не решил, осуждали Таргариенов за кровосмешение и считали братьев выродками инцеста. О, во времена Мейгора никто бы и слова не сказал драконам. А теперь кто угодно мог покуситься на престол, Мелькор был обязан подавить зреющий мятеж. Его отец стар и слаб, кто знает, когда возродятся честные бедняки, чтобы пошатнуть семью. Мелькор не был намерен так просто прогибаться под кого-то, он же дракон, это его слова должны слушать. Его, а не блеяние великовозрастных безродных оборванцев. Мелькор молча оторвал рукав рубашки и обмотал им ладонь отца так осторожно, как только умел. — Мне стыдно за то, что я тебя подвëл. — Ты мой любимый сын, вновь рождëнный Эйгон, ты сделал всë для возрождения драконов после Танца. Пожалуйста, обрати своë внимание на женщин вокруг и одумайся, брось свои пьянки среди черни, ты же дракон, дракону не пристало хлебать помои с овцами. Ты у меня хороший, способный мальчик. И снова это поганое чувство. Может он не хочет больше быть хорошим мальчиком? Может, ему уже надоело быть разменной монетой. Обида на отца, ранний брак и вечные ожидания тяжким грузом легли на спину принца, отчего он встал на колени перед королëм и опустил голову. Всë, что угодно, лишь бы отец не видел слëз. Мелькор всегда должен был кому-то должен, должен соответствовать ожиданиям, обязан быть мудрым и терпеливым, только «должен» и «обязан», но Мелькор хочет быть просто собой, и чтобы его таким принимали. — Прошу тебя, пожалуйста, обратись к мейстеру Ирмо, не игнорируй порезы. Мелькор и сам не знал, притворная ли это забота, или ему всë ещё есть дело до Илуватара. Он ведь сплошное разочарование короля, это даже шуту понятно, уже давно двор смирился с мятежным характером принца, и обычные люди любили его, но что насчёт родного отца? Мелькор никогда не был суеверным и не верил в отвержение троном. Он сделан из множества мечей, так что вряд ли он был удобен, всегда есть шанс порезаться о клинок, даже если ты Эйгон Завоеватель. Тем не менее, среди придворных господ есть те, кто журит принца за мятежный характер, и думает, что миролюбивый и спокойный Манвэ станет лучшим королëм, но Мелькор считал, что стране нужен сильный король, который сможет защитить страну и подавить зреющие конфликты.***
В драконьем логове было как всегда темно и сыро, Мелькору не хватало звуков музыки, которая струилась будто бы сама собой в присутствии его брата. Манвэ любил бардов и шутов, поэзию, и нрав его был мягок. Такие разные, но братья. И всë же, они были разлучены, Мелькору казалось, что во всëм виновата брюхатая и злобная ведьма Аррен. Когда Манвэ выдали за Варду, многое поменялось, и именно леди Аррен встала между ними, заботясь о муже, как наседка. Она часто вступала в словесную ссору со старшим принцем и часто смотрела на него свысока. Мелькор стоял чернее тучи, поглаживая чешую Анкалагона, а Майрон несомненно был рядом, всматриваясь в блеск Тëмной Сестры. Он носил этот меч больше, чем сам принц Драконьего Камня. Мелькор выглядел таким счастливым, когда находился рядом с драконами, он любил их больше людей. Майрон всегда сопровождал принца в его развлечениях и научился угадывать его эмоции даже по шагам, ему нравилось играть в эту маленькую игру, пусть даже Мелькор о ней не знал. — Майрон, как ты думаешь, если у Манвэ появится сын, то отец признает его как короля? Внезапный голос клинком разрезал тишину и наследник Штормового Предела повернул голову на голос друга. Эта мысль казалась лорду противной, как и сама мысль о том, что Мелькор может возлежать с женщиной, он знал, что Мелькор никогда не может ему принадлежать, и всë же было больно думать о том, что кто-то сможет его забрать. — Я так не думаю. Отец говорит, что ты истинный наследник. Ты сильный, а Манвэ слишком мягкий, даже чтобы перечить жене. Если кто и будет править, то только Аррен. — Эта пернатая змея приворожила его. — Ты веришь в колдовство? — Не знаю, но другого объяснения я не вижу. Майрон положил руку на плечо принца. Ему так хотелось стать для Мелькора чем-то бóльшим, оградить его ото всех сомнений и бед, спасти от верных богам. Так фанатики, вновь воскресшие честные бедняки, себя называли, но верны они были лишь безумному септону. — Вы с Манвэ как Мейгор и Эйнис, но ты в тысячу раз превосходишь их обоих. Ты достаточно силëн, чтобы противостоять фанатикам, добр, и тебя любит простой народ. Даже Эру признаëт тебя как первенца. Помнишь, ты сказал, что все семь королевств принадлежат тебе одному, а Манвэ возразил, сказал, что земли принадлежат лордам? Твой отец ведь тогда не поддержал его. — Меня он тоже не поддержал. — Варда хочет посадить в совет своего отца на место десницы, нам не на что рассчитывать в случае прихода к власти Варды. Мелькор ничего не ответил, он стал ещё мрачнее, и лицо его побагровело от гнева, который он держал в себе. — Майрон, я думаю, что мне следует жениться. Ниэнна стала септой вскоре после заключения брака, неужели я так плох? Майрон усмехнулся. — Совесть замучила за то, что взрослая тëтка возлежала с ребëнком. Даже мейстеры и септоны соглашаются в том, что надо дождаться совершеннолетия. Я уверен, что ранний брак ни к чему хорошему не приведëт. Молодой дракон положил ладони на плечи Майрона и их лбы соприкоснулись. Подобное проявление нежности было так желанно и так редко, что лорд Баратеон прикрыл глаза от удовольствия и слабо улыбнулся. Мелькор никогда не будет ему принадлежать. Оставалось только следовать за ним как верный друг и союзник, устраняя все помехи на пути к престолу. Майрон готов был с этим смириться, лишь бы просто быть рядом. — Спасибо, Майрон. И за что боги только наградили меня таким другом? Я бы с радостью вышел за тебя замуж, если бы ты смог подарить мне наследника. — Наследника я подарить тебе не могу, но ни одна женщина не сможет полюбить тебя так, как я. Лицо принца осветила радость, и он оставил на щеке друга поцелуй. Этот озорной жест почему-то так и напрашивался, Мелькор не знал почему, но не мог удержаться. А Майрон только коснулся места поцелуя пальцами. Он хотел что-то сказать, но быстро передумал, решив, что это лишнее. — К чему ударяться в печаль? Раз отец запретил мне покидать столицу, можно схитрить и воспарить над ней. — Ты хочешь полетать на Анкалагоне? Мелькор ничего не ответил, только повëл друга к седлу дракона, который хоть и был молод, но уже сейчас дорос до Вхагар, когда королева Висенья прилетела на ней в Гнездо. Майрон коснулся чëрной морды дракона и улыбнулся. Тëплый. — Залезай давай, чего встал? Задорный голос эхом разнëсся по огромному логову. — Но я не Таргариен. — Неправда, в тебе течëт кровь драконов, ты Баратеон, к тому же, мать Аулэ — принцесса и старшая сестра моего отца, и мать твоей матери — принцесса. Я думаю, это считается. Мелькор сам забрался в седло и подал руку Майрону. Баратеон колебался лишь мгновение, он решительно подал руку другу и оказался впереди него, опершись ногой о стремя. Мелькор пристегнул ремнями себя и друга и двумя руками взялся за поводья, а Майрон спиной прижался к нему, замирая в тот момент, когда дракон начал двигаться. Анкалагон зарычал и начал ползти к выходу, несмотря на крики людей, охранявших его. Они разбегались прочь, как муравьи, и эта мысль позабавила Майрона. Он схватился крепче, когда дракон начал набирать скорость. Трепетное ожидание полëта заставило сердце стучать сильнее, и вот, Анкалагон выполз на свободу, оттолкнулся и взмыл в небо, хлопая крыльями и поднимая облако пыли вокруг себя. Анкалагон поднялся с радостным рыком и устремился в сторону Черноводного залива. Майрон сильнее вцепился в седло, а Мелькор натянул поводья, практически обняв друга, который сидел впереди. От такой близости Майрон положил голову на плечо принца и рассмеялся, разведя руки. Холодный воздух ласкал кожу, словно шёлк, у лорда Баратеона закружилась голова от полëта, они поднялись так высоко, что вся Королевская Гавань была как на ладони, и страх высоты слился воедино с восхищением столь громадными и величественными существами, с чувством, насколько же все проблемы ничтожны по сравнению с тем, как огромен этот мир. Они смотрели на земли, словно боги, пока Анкалагон кружил вокруг Королевской Гавани, то снижаясь, то набирая высоту, и Майрон не смог сдержать слëз и смеха от восхищения драконами. Такие невероятные создания, гордые и независимые, они выбрали служить Таргариенам, значит, в их крови действительно было что-то драконье. Зато в объятиях Мелькора было как никогда тепло и хорошо, да так, что Баратеон в порыве детской радости чмокнул принца в щëку. Мелькор видел его неподдельную реакцию, такую трогательную и искреннюю, что сам повеселел и, прикрыв глаза, прильнул к губам друга. Такие мягкие и нежные, как лепестки цветов, от Майрона всегда вкусно пахло маслами из вольных городов, но он и подумать не мог, что его губы окажутся сладкими, словно спелые красные яблоки. К удивлению принца, Майрон не отпрянул, а только сильнее прижался к нему, Мелькор положил ладони на торс Баратеона и накрыл его губы своими, благо, юноши были достаточно высоко, чтобы их никто не увидел. Никогда в жизни принцу не было так хорошо, как сейчас, его сердце охватило пламя, и ему захотелось прижаться к другу ближе, что-то болезненно потянуло вниз. Странное чувство, раскалывающее душу на мелкие кусочки и собирающее еë воедино, и поначалу принц испугался, ему хотелось большего. Боги, почему запретное всегда такое сладкое и желанное? Мелькор наконец-то чувствовал себя на своëм месте, и понимал, что Майрон хочет того же, но не знал, что делать дальше. Весь оставшийся день они провели в молчании, сидя в покоях принца и держась за руки, не в силах расстаться.