Секретарь

Вот и всё, готовься воевать с кофемашиной. Уилл был полон решимости справиться с освоением этой нелепой штуки, но чем дольше длилась борьба, тем больше машина становилась в его глазах заклятым врагом. Она выглядела, как набор юного химика, а не кофемашина. Химический набора для графа какого-то-там. Даже спустя две недели работы Уилл был уверен, что его ученой степени и жизненного опыта было недостаточно, чтобы подготовить его к встрече с таким серьезным противником. Но доктор Лектер был непреклонен в том, что ему следовало научиться варить с ее помощью кофе, поэтому Уилл прикладывал все усилия, чтобы одолеть кофемашину. Просто представь, что это лодочный мотор. Модный, золотой лодочный мотор. Для графа какого-то-там. Уилл тихо усмехнулся, но вернулся к работе. Он уже аккуратно повесил пальто на вешалку у двери и задвинул сумку под свой маленький стол. Он проверил сообщения и запланированные встречи и полил стену из экзотических растений в приемной. Сейчас настало время сварить кофе. Именно так, как ему было сказано сделать. Другой день. Тот же танец. Странный комфорт в рутине. Выполняя свою работу, Уилл всё ещё слышал настойчивый голос доктора, эхом раздающийся в сознании, окутывающий его бархатом с металлом под подкладкой. И каким-то образом именно этот тон работал на него лучше всего. Он слышал его так четко, будто доктор стоял рядом с ним, за его плечом, в течение всего дня, направляя, наблюдая, препарируя его, совершенствуя каждое его движение при выполнении любой задачи. Их разговоры в первые несколько дней его работы намертво врезались в сознание. — Я покажу тебе, как выполнить задание, только один раз, и ожидаю, что этого будет достаточно. Ты талантливый и воспитанный человек, Уилл. Я не сомневаюсь, что ты справишься с любым заданием. Конечно, я не настолько беспечен, чтобы ждать совершенства сразу же, но я ожидаю увидеть твои старания. — И я думаю, что это потребует много усилий, — Уилл уже не сдерживает ворчание, пытаясь рационализировать процессы, происходящие в этой простой машине. Он не мог остановиться, играя с огнем. Одна секунда яркой, доброжелательной вспышки жара, приносящей комфорт. Надо было сосредоточиться. Острый взгляд следил за каждым его движением. — Разве может идеал быть создан без борьбы, Уилл? Что может быть слаще, чем то, что было получено упорным трудом? Эта улыбка. Подстрекающая. Озорная. Оценивающая. Тестирующая. — Идеальный, сладкий кофе. Проверьте. В удивлении приподнятая бровь. — Я пью кофе ровно в девять тридцать. Прошу вас встречать меня с чашкой кофе ровно к этому времени, и только после того, как все ваши остальные утренние дела будут завершены. В дополнение к кофе, я ожидаю, что вы рассортируете почту и ознакомитесь с моим расписанием до того, как войдете сюда. Вы так же отвечаете за растения в приемной. — Итак, растения пьют раньше вас? Едва ли это можно назвать справедливостью, — Едко. Едва насмешливо. Он ничего не может с собой поделать. Всё ещё сопротивляющийся, но заинтригованный. Кто этот мужчина? — Я так же жду от вас вежливости, мистер Грэм, — резкий упрек. Без колебаний. Грозовые тучи отбрасывают тень на теплый янтарь, высекая на нем предупреждение, — грубость непередаваемо уродлива для меня, единственный грех, который я не собираюсь терпеть. Единственный? Ещё одна колкость чешется у него на языке, но он с трудом проглатывает её. Он давал самому себе обещание усердно стараться. Глубокий вдох. Ему просто нужно опустить щит… совсем немного. Это ощущается… хорошо. — Мне жаль, доктор. Правда. Старые привычки. Старые стены. Пожалуйста, просто… скажите, что вы хотите, чтобы я сделал. Острый взгляд становится последним предупреждением перед освобождением. Напряжение пропадает практически полностью, но его отголоски всё ещё скребутся между ними. Испытательный срок перед снисхождением. Улыбка становится теплее, но что-то темное внутри этого тщательно скроенного человеческого костюма, что-то, что отлично откликается с глубинными желаниями в его сердце, что-то голодное. Он действительно заинтригован. Что ж, это работает и в другую сторону. — Я полагаю, ты можешь посчитать меня… требовательным, Уилл. Но, пожалуйста, не воспринимай мои указания, как грубость. Я скажу это только один раз. У меня нет желания унизить тебя, и ты слишком интересен, чтобы заслужить насмешку. Но так же у меня есть собственные потребности, и одна из них — секретарь, который стремится к совершенству так же, как стремлюсь к нему я. Я надеюсь, что ты окажешься именно таким. Этот диалог эхом раздавался у него в голове всё то время, пока он ждал, что кофеварка выжмет из себя хоть что-то, черт возьми. Ему пришлось признать, что эта вещь готовила потрясающий кофе и невероятно подходила общей атмосферой к доктору Лектеру. Атмосфера совершенства. К его облегчению, тихое булькание в механизме оповестило его о том, что вода, наконец, начала поступать туда, куда нужно. Но это было не единственным, что заставило его улыбнуться. Память о словах доктора Лектера не покидала его до тех пор, пока он не сделал вдох, совсем забыв, что задержал дыхание. Очевидно, я хочу, чтобы этим человеком был я. Большую часть времени. Думая, что эта мысль была истинным жидким золотом, Уиллу наконец удалось нацедить кофе из этой чертовой штуковины. Торжествуя, он позволил напряжению спасть, пока кофе переливался в стеклянную кружку. Оно выглядело и пахло как раз так, как надо, темное, насыщенное и экзотическое. Он поставил кружку на серебряный поднос вместе с салфеткой и дневной почтой, смахнув с подноса случайную каплю, прежде чем направиться к двери кабинета. Замерев, он отвлекся, чтобы посмотреть на часы. 9:28. Спокойно. Возьми себя в руки. Уилл попытался сосредоточиться, вытряхивая из памяти воспоминания о только что выигранной битве, поправляя очки на переносице и старательно разглаживая переднюю часть своей рубашки. Это ощущалось очень странно, как будто утренний ритуал достиг своеобразной кульминации; как он не мог сдержать внутреннего трепета, поглядывая на часы в ожидании, когда они пробьют ровно 9:30, ожидая, когда он сможет принести Ганнибалу идеально приготовленный кофе. Когда доктор Лектер стал Ганнибалом? Не смей позволить себе оговориться. И с каких это пор ты стал беспокоиться о том, насколько идеально приготовлен чей-то кофе? И, если уж на то пошло, беспокоиться о состоянии своей рубашки? Уилл не был уверен, хотел ли он продолжать этот внутренний дискурс дальше; на самом деле, он прикладывал все усилия, чтобы не задавать себе подобные вопросы последние несколько недель. Возможно, всё это началось с тех пор, как рядом появился кто-то дьявольски хороший в костюме-тройке… Уилл попытался выгнать эту предательскую мысль из головы. Что, черт возьми, с тобой происходит? У него не было времени на всё это. Стрелки часов сдвинулись. Он глубоко вздохнул и тихо проскользнул в кабинет Ганнибала. — Доброе утро, доктор Лектер. Как всегда, Ганнибал был на своем месте, идеально собранный за рабочим столом. Он всё равно всегда оказывался в офисе первым, вне зависимости от того, насколько рано приезжал Уилл. Он, должно быть, никогда не спит. Ганнибал бросил на него взгляд, выражение его лица смягчилось, костюм и укладка выглядели идеальными, в прочем, как и всегда. Всё ещё чудовищно угловато. Но что он прячет за всем этим? — Доброе утро, Уилл. Ганнибал осторожно положил ручку на столешницу, закрыл блокнот, сдвигая его ровно в угол стола. Его взгляд не отрывался от Уилла, пока он приводил рабочее место в порядок; гостеприимный и теплый, но строго расставляющий границы, пригвождая его к месту. Довольный? — Надеюсь, вы выспались. — Эм… ну, да. Неуклюже. Попробуй лучше. Забавно, что манеры всё ещё отнимали у него чудовищно много сил. Он отказался от них много лет назад в попытках дистанцироваться от людей… чем более едким он был, тем больше была вероятность, что его оставят в покое. Но Уилл был определенно удивлен тем, что он вовсе был не против проявления вежливости, по крайней мере здесь, в офисе Ганнибала. Было что-то освежающее во всём этом, как будто он распахнул окно в глубинах своей души; приоткрыл его лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы запустить внутрь свежий воздух. Странно разбирать стены, выстроенные из того, от чего сейчас я отказываюсь. — Я имел ввиду… да, спасибо, доктор Лектер. Ложь, конечно, но ведь ложь частичная. Уилл честно лежал в кровати всю ночь, тревожный, нервный, отгоняющий от себя мысли о том, чтобы пойти в бар, или о том, какое странное облегчение это ему приносило. Если ему всё же удавалось заснуть, кошмары, наполненные виной и кровью цеплялись за него, и он просыпался весь в поту со сбившимся дыханием. Но он не мог не признать, в последние несколько недель работы на Ганнибала его сон был лучше, чем за последние несколько лет. Как будто что-то сродни новой возможности начало проникать в ткань его снов, извиваясь среди потоков необходимости и принуждения, чтобы сплести что-то новое… как будто все, что ему нужно сделать, это посмотреть с другой стороны, и он бы нашел все, что могло бы удовлетворить ненасытную жажду, которая преследовала его. Как обычно, пока он стоял рядом, Ганнибал не сводил с него взгляда, так, будто для того, чтобы прочитать его мысли, ему требовалось лишь усилие воли. Уилл уже практически привык к такому ежедневному молчаливому препарированию; учился не ерзать на месте и не отводить взгляд, оглядывая комнату, но ему всё ещё приходилось прикладывать уйму усилий, чтобы стоять ровно и смотреть прямо в ответ. Что он видит? — Надеюсь, сегодня ваш сон будет лучше. Абсолютно всё. — Надеюсь, у вас есть всё необходимое, чтобы начать рабочий день? Это был тончайший намек от Ганнибала, мягкий укор, просьба, чтобы он вернулся к теме. Делай то, что тебя просят. Просто. Правильно. Спокойно. — Конечно. Ваша первая сессия в десять с мистером Тайером. У него сегодня двухчасовая консультация, поэтому в полдень мистер Гамб. Ваши запланированные на вечер сессии с Мэйсоном и Марго Верджер снова отменены. Мэйсон оставил… что-то вроде… сообщения… так или иначе большая половина дня останется незанятой. Следующая и заключительная на сегодня встреча будет не раньше половины пятого с мисс Комедой по поводу симфонического гала-концерта. Думаю, она хочет попросить вас провести фуршет. По мере того, как раздражение в нем росло, как снежный ком, он чувствовал изменения в настроении Ганнибала, до последней секунды неуловимые, будто запах озона перед грозой. Как и всегда, его самообладание было неколебимо, но Уилл уловил еле заметный намек на усмешку на его губах. По его шее пробежали мурашки. Не стой как вкопанный. Отдай ему кофе. Уилл сделал маленький шаг, приближаясь. Ганнибал всё ещё не сводил с него взгляда. Гнев усилился, теперь в его глазах была тьма, свернувшаяся кольцами и еле двигающаяся, казавшаяся хищной. Что-то жаждущее насыщения, что смотрело на него, как на добычу. Это вызвало странный, но почему-то знакомый трепет в теле Уилла; что-то электрическое, что-то безрассудное. — Хорошо… так, ну, есть хорошие новости: думаю, я уговорил кофемашину мне подчиниться. Осторожность. Но иногда осторожность была заранее проигрышной тактикой. — Так что, возможно, теперь вы не будете чувствовать всю эту кислоту во рту. Он был удовлетворен легким подергиванием брови Ганнибала, которое он специально продемонстрировал, отмечая его дерзость, колеблясь где-то между снисходительностью и предупреждением. Ганнибал откинулся в кресле, закидывая ногу на ногу, в открытой, но молчаливо-угрожающей позе. Уилл почувствовал, что сам втягивает себя в игры с огнем. Он воспользовался возможностью приблизиться. — Возможно, мне нужно принести вам что-нибудь поесть. Судя по всему, вы не захотите заниматься делами Мейсона или… его сообщением на пустой желудок. Давящий. Иногда он ловил себя на мысли, что размышляет, сколько времени на это потребуется, любопытно посмотреть, что бы делала эта непонятная темная штука внутри Ганнибала, если бы она не была загнана в клетку приличиями и модным костюмом. Что это могло бы с ним сделать, если бы он смог просто уговорить ее… Достаточно. Он твой наниматель, а не один из отбросов в баре. Не смей пускать всё на самотёк. Уилл аккуратно поставил чашку на стол, мелкая рябь пробежала по поверхности жидкости. В короткий момент вдохновения, возможно даже раскаяния, он повернул ручку чашки туда, где, как ожидалось, Ганнибал дотронулся бы до нее. Просто так. Это ощущалось… правильным, просто думать об этом. — Будьте уверены, Уилл, когда мой аппетит достаточно разыграется, я обязательно приду и найду вас. У него скрутило живот, и он внезапно осознал, насколько пристально Ганнибал смотрел на него… запечатывая его в янтаре. Но в конце-концов Ганнибал отпустил его, переводя взгляд на расписание, по его лицу пробежала мрачная тень, когда он провел толстую красную линию через имя Мейсона Верджера. Это было странно, Уилл должен был уйти, но он поймал себя на колебаниях, пытаясь найти… что-нибудь, что вернет тепло в стальной взгляд Ганнибала, надеясь возвратить тот намек на загадочную улыбку, который он начал находить таким удивительно успокаивающим. — Что-нибудь еще, доктор? Я имею ввиду, вне стандартных обязанностей. Может, вам как-то… помочь? Он проговорил это как-то неловко, но, как он надеялся, искренне. Его искренность была такой же ржавой, как и его манеры. Но его наградой стала призрачная тень улыбки, осветившая черты лица Ганнибала. Как бы он ни старался, а он старался, Уилл все равно не смог бы описать эту улыбку лучше, чем очаровательная. Разве очарование не находится в шаге от укрощения? Кто из них был змеей, а кто — укротителем? — Вашего искреннего предложения помощи вполне хватит, спасибо, Уилл. Кофе на сегодня достаточно, вы можете приступить к остальным своим обязанностям. Думаю, днем у меня будет ещё работа для вас. По крайней мере, мы достаточно долго будем вдвоем. Вдвоем. Уилл понял, что его мягко послали. Вежливо, но твердо. И, если быть честным, он почувствовал тревогу при мысли о том, чтобы приступить к своим обязанностям. Он быстро выучил, что у Ганнибала были строгие и завышенные требования. Ему нужно было много сделать, и сделать качественно. Он кивнул и развернулся, чтобы уйти. — О, и, Уилл, не закрывайте дверь, пока мистер Тайер не придет. И передвиньте свой стол так, чтобы я мог его видеть отсюда. Что? — Что? Восклицание сорвалось с губ Уилла прежде, чем он смог его уловить, его шаги замедлились. Он почувствовал, как кровь прилила к его щекам, и решил не оборачиваться. Ты действительно покраснел? Не смей дать ему увидеть это. Он терпеть не мог попадать в неловкие положения. Первой его реакцией было желание съязвить. — С каких пор секретари настолько интересны, что за ними нужно наблюдать? Тишина была ледяной. Между ними нарастало напряжение, Ганнибал сверлил взглядом его спину. И всё же, Уилл отказался оборачиваться, его лицо всё ещё горело, он взглядом прикидывал расстояние до своего рабочего стола, понимая, что сейчас, после этой просьбы, даже он не будет хорошим местом для побега. — Мои инструкции были неясны, Уилл? Этот тон. Что-то свернулось внутри него и туго натянулось. Опасное, но шелковистое, железо, обернутое бархатом. Ганнибал никогда не повышал голоса, но его тон давил безапелляционностью и бескомпромиссностью. Исправься. Отбросив эго, он должен был признать, что мысль о взгляде Ганнибала на него, когда он заканчивал бы свою утреннюю работу… оценивающий, одобряющий… заставляла нервничать, но внутри у него все переворачивалось. Ответь ему. — Нет, я вас услышал. Я имею ввиду… хорошо, доктор Лектер, если вы так хотите. Его собственный голос показался ему странным, но Ганнибал моментально потеплел. — Замечательно, Уилл. Верно, я так хочу. И, отвечая на ваш вопрос, я просто считаю это интересным. Уилл не думал, что его лицо могло разгореться еще больше. Польщен, раздражен, удовлетворен… раздражен тем, что такая простая просьба могла так задеть его за живое.… его лицо горело, и он все еще отчаянно хотел выйти, не оборачиваясь. Он хочет наблюдать за тобой. Он будет видеть абсолютно всё. Эта мысль поразила его, но он не мог не признать её волнующей. Никто не пытался смотреть на тебя до этого. Не так по-настоящему. По крайней мере, никто настолько… интригующий. Узел внутри него немного ослабел. — Эм… мне подвинуть стол до заточки карандашей? Объективно, Уилл знал, что это был глупый вопрос. Но он его задал. Странные желания. Подмигивание в сторону того, насколько глубоко Ганнибал пустил в него корни. Уилл должен был заточить художественные карандаши Ганнибала (опять же, до уморы дорогие), после того, как принес ему кофе (как нелепо) и прежде, чем начинал печатать (на чертовой печатной машинке). Но это было рутиной, к которой Ганнибал его приучил, и что было еще более странным, Уиллу к этому привык. Ему это понравилось. Как выучить новое движение в танце… Просто скажи, что мне делать. — Да, Уилл. Займитесь этим сейчас. Я бы хотел посмотреть, улучшились ли ваши умения работы со скальпелем. Удовлетворенный, хотя все еще немного выведенный из равновесия, Уилл кивнул и быстро зашагал из комнаты, движимый необходимостью идти вперед. Он принялся за работу, подвинув свой стол так, чтобы Ганнибал мог видеть его прямо перед собой, и расположившись прямо перед открытой дверью. Глаза Ганнибала следили за ним из кабинета, соединяя их, будто невидимым тросом. Уиллу потребовался акт самоконтроля, чтобы отпустить эмоции и расслабиться. Тем не менее, он не смог удержаться от того, чтобы не бросить на Ганнибала печальный взгляд через разделявшее их расстояние, когда садился на свое место. Итак, ты хотел меня видеть. Я здесь. Теперь я могу получить золотую звездочку? Ганнибал что, только что улыбнулся? Было тяжело судить, но он казался довольным. Удовлетворенным. Один этот вид удовлетворил в свою очередь что-то внутри Уилла, что-то, что он не собирался исследовать. Ваше подчинение наблюдению — это всего лишь еще одна четкая инструкция, которой вы последовали. Он должен был признать, что, как бы он не сопротивлялся, за последние несколько недель он привык к комфорту осознания, что конкретно знал, что от него хотят. Уилл удивился, насколько эта мысль была успокаивающей. Он всегда знал, что и как должен сделать, и точно понимал, что Ганнибал поправит его и поможет, если что-то пойдет не так. Наверное, это было то, что ему нужно. Никогда по-настоящему не доверявший сам себе, он всегда втайне надеялся, что в его жизни появится кто-то, кому он мог доверить всего себя. Джек мог бы стать кем-то таким в ФБР, прежде чем он выбросил его без малейшего направления. Означает ли это, что ты доверяешь Ганнибалу настолько, чтобы отдать ему управление? Он не знал, как ответить на это. Не сейчас. Но этот вопрос взволновал его. Ты едва знаешь его. Он подозревал, что никто не знал. Скрытность этого человека была самым настоящим искусством. Но Уилл был заинтригован в нем больше, чем в ком-либо до этого. В любом случае, разве Ганнибал сам захочет стать твои поводырем? Кто вообще захочет? С его губ сорвался тяжелый вдох. Он поерзал на своем месте, надеясь, что его волнение не долетит до стола Ганнибала. Потирая затылок, Уилл попытался сосредоточиться на текущей задаче, достал из ящика скальпель и принялся затачивать карандаши для рисования Ганнибала. Спустя несколько минут он полностью погрузился в выполнение задания, сфокусировавшись на скальпеле. Этого было достаточно, чтобы отвлечься о того, что Ганнибал следил за ним. Но его голос все еще звучал рядом с ним, когда он работал, собранный и ровный, преследуя его в воспоминаниях о тех первых уроках… — Вы должны будете заточить карандаши после того, как принесете мне кофе. Я делаю наброски между сессиями, а тонкая линия, как вы понимаете, не получится без тщательно заточенного грифеля. И, должен сказать, скальпель точит лучше точилки. Лезвие возникло словно из воздуха. Неприятно близко. Уилл не дергается, даже когда свет, отражающийся от лезвия, посылает электрический ток через его кишки. Он знает, что это испытание. Все это — проверка. — Для меня важно, чтобы вы сосредоточились на своей работе, Уилл. Многие люди не воспринимают монотонную работу, как что-то, от чего можно получить удовольствие. Не торопитесь. Сосредоточьтесь. Острый, холодный металл срезал дерево мелкой стружкой, похожей на конфетти. Крепкие руки направляли его. Сначала пример. Затем покрыть его кожу, подобно перчаткам. — А если я порежусь? — дыхание сбивается. Внезапно раны на костяшках пальцев заныли. — Случается с лучшими из нас. Не стыдитесь пролить немного крови, Уилл. Все мы — мясо изнутри. Просто воздержитесь от упоминания об этом ни в одном из моих исходящих писем. — Глаза мерцают. Забавно. Воспоминания об этой резкой перемене не перестанут будоражить что-то внутри него; Ганнибал стоял так близко, что он мог почувствовать тяжесть его рук на своих собственных. Уилл постарался выкинуть это из головы, возвращаясь к нему в кабинет с наточенными карандашами. Его навыки работы с лезвием стали гораздо лучше, и он не мог отрицать, что это тешило его самолюбие, о горении которого он почти забыл, пока Ганнибал своей похвалой не разжег почти потухшее пламя вновь. Только сейчас он почувствовал это, воодушевившись одобрительным взглядом Ганнибала, когда он положил карандаши по направлению к нему под лучи света, падающие из окна. — У вас отлично получается, Уилл. Несомненно, вы совершенствуетесь. Помните, что рука должна быть гибкой, когда вы режете, расслабьте хватку, позвольте напряжению выходить из вас через каждое движение. Ищите комфорт в каждом надрезе. Если бы вы только знали. Ганнибал перевел на него внимательный взгляд, так, будто только что прочитал его мысли. И непредсказуемая улыбка, появившаяся на его лице, заставила Уилла думать, что да, возможно он их прочитал. Как долго уже ты стоишь весь красный? Ганнибал не отвел внимательного взгляда, когда Уилл закончил раскладывать карандаши и взял со стола стопку заметок. — Здесь вчерашние записи, которые вы перепечатывали… и одна из них с правками. Уилл буквально мог услышать, как что-то внутри него треснуло. Уилл, разочарованный в самом себе, поднял брови. Он ведь пытался быть внимательным. Он едва удержался от того, чтобы вырвать заметки из руки Ганнибала, заставив себя быть предельно вежливым. Но Ганнибал не отпускал их; вместо этого он тянул время, анализируя его выражение лица, препарируя его, ждал, чтобы посмотреть, возмутится ли он. Уилл почувствовал, как его дыхание прервалось, когда он коснулся его пальцев, забирая бумаги. Блять. — Я исправлю их сейчас же. Он постарался сказать это спокойным голосом, но шипение на несколько мгновений вырвалось из его рта. Ганнибал с едва заметной улыбкой отпустил папку. — Хорошо, Уилл. Уилл сделал глубокий вдох и вернулся к своему столу, вынуждая себя не торопиться, звук инструкций голосом Ганнибала эхом отдавался в его сознании. — Вы исправите это, Уилл. Сейчас. Ошибки случаются, но неряшливость с вашей стороны недопустима. Вы должны гордиться своей работой, а каждый росчерк красной ручки показывает мне то, насколько вы нуждаетесь… в поощрении. Белоснежная бумага была полностью исписана красным, ножом рассекавшим кровоточащие слова. Раны, нанесенные этими росчерками, были неожиданными, болезненными и глубокими, но знакомыми, как вкус крови во рту. — С каких пор красная ручка стала элементом поощрения, доктор? — всё ещё едко. Всё ещё в противостоянии с самим собой. — Поощрение может быть разным, Уилл, как и обучение. Мы начнем с красной ручки. Все исправления открывают возможность… шанс узнать, на что мы способны. Мои правки могут выглядеть, как выговор, но суть в том, что каждая черта должна показать тебе, что я беспокоюсь, — увлекательный вывод. Заманчивый. Он поймал себя на мысли, что хочет, чтобы это оказалось правдой. — Что ж, если это беспокойство, то если за красной ручкой последуют удары, то они буду любовью? — бесцеремонные слова, которые он не успел сдержать. Он пытается это исправить, но его останавливает загадочная улыбка и ответный электрический разряд под кожей. Уилл покраснел, снова вспоминая эту ситуацию. Просто печатай, ты, чертов мудак. Он сел за стол и подготовил печатную машинку. Лента. Бумага. Закрепить. Вдох. Наконец, он открыл папку. Три ошибки. Не так страшно, но круги, нарисованные красной ручкой, кричали оттуда на него, гораздо громче, тем любой голос в мире. Ганнибал никогда не кричал. Ему просто это было не нужно. Каждая черта должна показать тебе, что я беспокоюсь. Уилл напечатал заново. Перечитал. Сука. Он напечатал это снова. Он вспомнил первый раз, когда его засосало в этот водоворот борьбы с самим собой, борьбы с печатной машинкой, печатанием и перепечатыванием заметок Ганнибала. Ганнибал был терпелив, но суров, держа красную ручку при себе. — Напечатайте ещё раз, Уилл. — Еще раз. — Ещё. Его стол постепенно тонул в белоснежных кровоточащих листах. Он учитывал каждую мелочь, не допускал ни единой ошибки. Он напрягается, естественно, поддаваясь разочарованию. — Вы ведь наслаждаетесь этим, верно? Только у садистов есть такое большое количество красных ручек. Но ответом ему становится смешок, глубокий и сочный, подстрекательский… и еще одна бумажка, с которой капает красный. — Ещё раз, Уилл. Он потерял счет попыткам исправлений. Щелканье клавиш становится почти медитативным, сливаясь с голосом доктора. Ещё раз. Ещё раз. Ещё раз. И всё время этим тоном. Невозможно отказаться. Приводящая в бешенство, неотразимая, успокаивающая; завязывающая узлы внутри него только для того, чтобы развязать их снова. Но пока он печатал это снова и снова, утопая в усилиях и красных чернилах, он начал осознавать, что это принесло ему кое-что… непредсказуемое. Спокойствие. Комфорт. Это захлестывает его, вытесняя негодование. Он начинает видеть закономерность, прослеживая контуры замысла Ганнибала. Каждая итерация подчеркивает правдивость его слов… Каждый удар — возможность для поощрения, урок осторожности. С каждой коррекцией он становится лучше. С каждой чистой страницей и теплой улыбкой растет гордость. Ганнибал подобен встроенной страховочной сетке, системе стандартов, которая крепко держит его, чтобы он мог отпустить себя… Это было уроком, в котором Уилл нуждался больше, чем предполагал. Неужели он тоже это видит? Спокойствие окутывало его с ног до головы всё то время, пока он работал над исправлением неправильных заметок. Он представлял комфортную руку, лежащую на его плече, теплую, но строгую, давя в достаточной мере сильно, что напомнить ему о том, что даже в комфорте могло скрываться командование. Ты хочешь, чтобы он сказал тебе, что она идеальна. Он знал, что это правда, но от этого не переставал нервничать больше. Когда он впервые услышал эти слова, то был поражен охватившим его чувством при звуке похвалы от Ганнибала. Даже сейчас он ничего не может с собой поделать, его дыхание неизбежно замирает каждый раз, когда он отдает заметки Ганнибалу на проверку. — Отлично, Уилл. Эти идеальны. Возможно, тебе не понадобится ничего больше красной ручки, мм? Ганнибал сказал это с блеском в глазах, но Уиллу пришлось впиться ногтями в ладони, когда он почувствовал, как у него скрутило живот. В голову пришли всевозможные возражения, ни одно из них не было подходящим. Он проглотил их сквозь стиснутые зубы. Не обращай внимания. Это была шутка. Но что-то в улыбке Ганнибала заинтересовало его. Что-то, что промелькнуло в его глазах. Вызов. Или приглашение… Легкий металлический звон дверного колокольчика прервал этот момент. Прибыл мистер Тайер. Уилл не знал, хочет ли он поблагодарить его за пунктуальность или проклясть. — Пожалуйста, впустите мистера Тайера внутрь и прикройте дверь после того, как он войдет. Вы можете закончить печатать и пообедать. И точно так же костюм человека снова был застегнут на все пуговицы, эта холодная внешность обрушивалась, как опускная решетка, непробиваемая. Хороший доктор сам строит крепости. * Остаток утра и несколько часов после полудня прошли бессобытийно, разум Уилла замолчал на время работы, убаюканный щелканием клавиш под пальцами и приглушенными голосами из соседней комнаты. Подобно переходу вброд тихого ручья, это приносило облегчение. Уилл пообедал за столом. Он съел простой сэндвич, который взял с собой. Ганнибал редко обедал, предпочитая в обеденное время принимать клиентов. — Я крайне внимателен к тому, что попадает в моей организм, Уилл. Надеюсь, вы последуете моему примеру. Всю еду, которую я ем, я готовлю сам. Я люблю плотно позавтракать и работать во время обеда, предпочитая готовить более… насыщенный ужин дома вечером. Я прошу вас брать обед с собой, и не смотря на то, что вы будете встречать клиентов, надеюсь, вы съедите его. Не могу допустить, чтобы вы оставались голодным из-за меня. Он как раз заканчивал, когда услышал, как открылась и закрылась задняя дверь: мистер Гамб воспользовался служебным выходом клиента. Он слушал, как ровные шаги Ганнибала приближаются к двери в приемную, как его тень становится больше на матовых стеклах. Вдвоем. Его сердце забилось немного быстрее, когда он вспомнил утренние слова Ганнибала. Но у него не было времени размышлять, прежде чем Ганнибал открыл дверь. Он снял пиджак и стоял в рубашке и жилете, закатав рукава, обнажая стройные, мускулистые предплечья. В уголках его рта заиграл намек на улыбку. Как кот, который играет со своим ужином. — Полагаю, нам есть, чем занять время, Уилл. Не присоединитесь ко мне? Полагаю, я стал ужином. Он подождал, пока эта мысль не обеспокоит его, но вместо этого обнаружил лишь тлеющее предвкушение. — Как скажете, доктор. Вы здесь босс. Уилл прошел мимо него по пути в кабинет, возможно, чуть ближе, чем было необходимо. Ганнибал последовал за ним внутрь, двигаясь почти вплотную. — Сегодня мы собираемся пополнить список ваших обязанностей, Уилл. Последние несколько дней вы отлично справляетесь, и я, думаю, есть… обязанности, которые вы сможете взять на себя. — Погодите, прямо здесь?.. — он сказал это, выглядывая над его плечом, когда его пропустили в комнату, — вы хотите доверить мне что-то большее, чем растения? Ганнибал улыбнулся. — Даже больше, чем вы думаете. Я хотел бы доверить вам заботу о некоторых элементах моей персоны. Присаживайтесь. Уилл осторожно присел в одно из двух кресел, которые стояли напротив друг друга рядом со столом Ганнибала. В то, которое предназначалось для пациентов. Когда Ганнибал достал что-то из шкафа в углу, он остался размышлять над этим заявлением, и его сердце забилось сильнее. Его персоны? Уилл почувствовал, как его глаза расширились, когда Ганнибал быстрым шагом направился к нему, неся две пары кожаных туфель. Одна коричневая. Другая черная. — Начните с полировки моей обуви. Он поставил их рядом с Уиллом и сел в противоположное кресло, все еще с этим намеком на улыбку, пристально вглядываясь в его лицо, внимательно оценивая его реакцию. Этого блять не может быть. — Вы серьезно? — Я всегда серьезен, Уилл. — Нет. Вы играете со мной, думая, что я похож на ваших пациентов. Не забывайте, я занимаюсь вашими заметками, доктор Лектер. — У меня сложилось впечатление, что вы были бы не прочь размяться, Уилл. Ганнибал приподнял бровь, увидев старые струпья, все еще бледнеющие на костяшках пальцев Уилла, затем откинулся на спинку стула с понимающей улыбкой. Живот Уилла сжался. Тяжело. Пытаясь проигнорировать этот неожиданный всплеск возбуждения, Уилл откинулся на спинку стула, сузив глаза, повторяя позу Ганнибала. Он изо всех сил постарался скрыть недоверчивую улыбку, но руки оставил на виду. Это было блестящее перенаправление, он должен был это признать. Я точно знаю, что ты пытаешься сделать. И все же… он решил позволить ему выйти сухим из воды в любом случае. Уилл отпустил печальную улыбку, тронувшую его губы. — Несколько окровавленных костяшек пальцев вряд ли являются доказательством хорошего спортивного мастерства, доктор Лектер. И, кроме того, я думал, это работа, а не игра. Оно ощущалось, как игра. Ганнибал ничего не сказал, но в его глазах вспыхнула почти незаметная радость. Во всяком случае, я не единственный, кто думает так. — То есть… вы говорите мне опуститься на пол и отполировать вашу обувь? Я удивлен, что они не будут на ваших ногах, пока я буду делать это. — Я обдумываю это. Уилл не смог сдержать вырвавшийся у него смешок, удивив самого себя. Весь этот обмен репликами полностью вывел его из равновесия, и на этот раз он действительно наслаждался этим. Что здесь происходит? — Правда… доктор… я думаю, что вы не заинтересованы в том, чтобы насмехаться надо мной. Неужели я должен воспринимать это, как награду за хорошее поведение? Уилл ожидал еще одной быстрой реплики, но вместо этого он снова был полностью выведен из равновесия, когда лицо Ганнибала смягчилось, его улыбка утратила часть своей хитрости, а глаза наполнились неподдельной теплотой. — Горе тому человеку, который будет насмехаться над тобой, Уилл Грэм. Нет, ты должен воспринимать это именно так, как я имею в виду. Искренне. Я хочу, чтобы ты уделял мне больше внимания… лично у меня вошло в привычку просить только один раз. Начнем с обуви. — Так же, как мы начали с красной ручки? — Совершенно верно. Они смотрели друг на друга сверху вниз… но Уилл знал, что он сделает это. Казалось, что каждый день Ганнибал находил новые способы давить на него, проверяя его готовность, его пределы, его слабые места. Он узнавал, что заставляло Уилла нервничать, но также и то, что делало его мягким, все время увеличивая его аппетит к тихой команде и похвале, которая, как он надеялся, за этим последует. Похоже, что Ганнибал точно знал, когда подтолкнуть его, но также точно знал, как подтолкнуть его не слишком далеко, как будто ему было так же приятно, когда Уилл возмущался, прежде чем подчиниться. И сколько тебе придется выложить, прежде чем ты узнаешь, что последует за красной ручкой? Это был вопрос, от которого у него по спине пробежали мурашки. Но он не осмелился позволить трепету остаться в душе. Не принимай легкий флирт за нечто большее, чем он есть на самом деле… за нечто большее, чем это может быть. Он по-прежнему твой босс, и ты не будешь драться в баре. То, что последует за красной ручкой, вероятно, просто… мое увольнение. — Хорошо, доктор Лектер. Если вы хотите этого. У вас есть что-нибудь для полировки обуви? Ганнибал встал и подошел прямо к нему, заставив откинуться на спинку стула, когда навис над ним, втиснувшись между его колен. Уилл схватил его за руки, как будто это могло заземлить его, когда Ганнибал наклонился к нему и заговорил тихо и горячо ему на ухо. — Продолжайте, Уилл. Это не переговоры. Если я о чем-то прошу, то я хочу, чтобы вы это сделали. Рот Уилла открывался и закрывался, произнося бессвязные слоги, пока он пытался взять себя в руки. Наконец ему удалось поднять глаза и что-то выдавить… — Что ж, в таком случае, да, сэр. Это было сказано в шутку, как просто часть игры, но когда слово сорвалось с его губ, комната словно сжалась вокруг них. Их взгляды встретились, и Уилл услышал, как Ганнибал втянул в себя воздух. — Хорошо, Уилл. Очень хорошо. Больше он ничего не сказал. Уилл спокойно сел и начал полировать обувь, пока Ганнибал наблюдал за ним. И, боги, он действительно осознал, что наслаждается этим. Точно так же, как печатать на машинке, и точить карандаши, и выращивать растения, и готовить кофе… Уилл позволил себе погрузиться в работу, позволяя ей захлестывать его с каждым кругом, втираемым в мягкую кожу. Взгляд Ганнибала на нем лежал, как теплая рука на плече. Тихо. Удобно. Успокаивающе. К тому времени, как появилась мисс Комеда, туфли сияли роскошным блеском. Уилл наблюдал, как Ганнибал сменил те туфли, что были на нем, на недавно начищенные, и в его глазах засветилось одобрение. И Уилл гордился этим. Как ему и было сказано. Таков его замысел. Тем не менее, он без колебаний стащил красную ручку со стола Ганнибала, когда уходил. Итак… что будет дальше, доктор Лектер?