К себе

— Придешь сегодня пораньше? — Чу Ваньнин сверкает глазами из одеяльного кокона. Выходит не очень убедительно, но Мо Жань ради вида энергично кивает. — Не придешь значит, — не подкупается на его жесты Чу Ваньнин. — Е Ванси позвала сегодня к себе, — виновато пожимает плечами Мо Жань. — Мы с ней уже давно не проводили время вместе, прости, — он садится на кровать и целует Чу Ваньнина в нос. — Только больше никаких анекдотов, какие ты в прошлый раз рассказывал, после того как вернулся от нее, — настороженно предупреждает тот. — Конечно, в этот раз мы будем обсуждать диснеевские мультики, — соглашается Мо Жань. После этих слов Чу Ваньнин недовольно зарывается обратно в одеяло, досыпать свои полчаса перед выходом на работу, а Мо Жань, не в силах сдержать смех, сбегает из комнаты, пока в него не кинули подушкой. Уже сидя в автобусе он собирает подборку ужасных несмешных мемов и отправляет их Чу Ваньнину, на что получает тонну вопросительных знаков и слова о том, что тот ничего не понял. Мо Жань представляет сонного Чу Ваньнина, пьющего свой кошмарный сладкий кофе и листающего его сообщение, и снова не удерживается от смеха. Любая мысль о Чу Ваньнине вечно сопровождается улыбками — пока Мо Жань принимает заказы, пока едет куда-то, пока стоит в очередях, он периодически прокручивает в голове последние образы, связанные с Чу Ваньнином, улыбается и, наверное, жутко пугает этим людей вокруг. Но разве можно не улыбаться, думая о том, как Чу Ваньнин недовольно спорит с ответами студентов, пока проверяет домашние задания, как смотрит телевизор, обняв подушку, как засыпает рядом с Ланьхуа и как болтает с ней, как наматывает на палец пряди его волос, пока они разговаривают перед сном, как прячет замерзшие ступни под его ногами, как иногда спросонья надевает его одежду? Мо Жань отчаянно влюбился в того Чу Ваньнина, которого обычно представляли людям — гордого, закрытого, недоступно-прекрасного, но как же сильно он любил Чу Ваньнина домашнего — мягкого, теплого, доверяющегося, ворчливого и одновременно по-прежнему такого надежного. — Ты снова витаешь в облаках, — мгновенно понимает Е Ванси, а потом улыбается. — Рада, что у вас все хорошо. — У нас все хорошо, — соглашается Мо Жань и ценой огромных усилий пытается убрать с лица улыбку, прикусывая даже для этого щеки изнутри. — У вас — это у тебя и того профессора? — к ним подходит вторая бариста: Лин-эр. Еще сонная, с красивыми острыми стрелками, в длинной широкой юбке. Ее очень любили посетители — она была бойкой, шумной, улыбчивой, а еще готовой флиртовать со всеми подряд. Раньше Мо Жань тоже так делал, но, поскольку ему теперь было нельзя — у него семья, Лин-эр доставалось в два раза больше внимания. От него она буквально цвела, и ей становилось невозможно не любоваться. Как-то они всем коллективом ездили на несколько дней в пригород, и Мо Жань помнил, как она пела — звонко, громко, чисто, так, что словно все вокруг, от воздуха и деревьев, пело вместе с ней. Она и сейчас уже улыбается — не отвлеченной, сосредоточенной в себе улыбкой Мо Жаня, а широкой, приветливой, приготовленной для всех и каждого и неизменно искренней. — Ага, — кивает Мо Жань. — Так, сплетни потом, сначала я уйду, потому что я буду выслушивать это все вечером, а пока у меня детокс, — всплескивает руками Е Ванси, а затем удаляется в подсобку. — Ты вчера полтора часа по телефону рассказывала мне, какой Наньгун Сы красивый! — кричит ей вдогонку Мо Жань. — Это другое! — мгновенно откликается она. Лин-эр смеется. — Вы золото, — сообщает она. — Ага, мы такие, — соглашается Мо Жань. Он думает, что на этом обсуждения исчерпаются, но Лин-эр действительно возвращается к утреннему обсуждению под вечер, когда и Е Ванси уходит, и посетителей становится меньше. — Так вы правда теперь вместе? — Мо Жань думает, что может понять ее удивление: про его эпопею с Чу Ваньнином в общих чертах знали все сотрудники и уже забронировали места на свадьбе на правах тех, кто их, формально, свел, а потом спокойно отвечает: — Да, — но следующий вопрос немного удивляет. — А тебе не кажется, что это странно? — Что именно? — Он старше тебя на десять лет, — Лин-эр пожимает плечами. — Ты же должен понимать, что вы не можете быть равны. Несколько минут Мо Жань молчит. — Я не спрашивал твое мнение об этом, — отвечает он сухо в итоге. — Выражаю его абсолютно добровольно: смотри, Чу Ваньнин — взрослый, состоявшийся человек, со своей карьерой и жизнью, а ты… Мо Жань, — она вздыхает, — прости, правда, прости, но ведь у тебя правда нет никакой опоры, ты даже из вуза отчислился, а что ты будешь делать, если ты ему разонравишься? Мо Жань давит в себе это по-детски отчаянное: «Но я же хочу перепоступить в следующем году», — потом катает по голове мысль, что ведь правда же — он так расслабился рядом с Чу Ваньнином, так сильно почувствовал, что теперь он в безопасности, что не нужно прыгать выше головы, чтобы заслужить помощь и любовь, что просто перестал думать, как рвать себя на части в попытках срочно построить свою жизнь самостоятельно. А потом еще о том, что это все еще не то, что должно Лин-эр волновать. — Не переживай за нас, — в итоге выдавливает он. — Ты лезешь не в свое дело. — Ладно, — она пожимает плечами. — Но ты должен понимать, что не я одна так думаю. — Кто-то еще? Она пожимает плечами еще раз. — Это хорошо, да? Жить в своем счастливом мире? Но не забывай иногда про мир вокруг. То, что тебе плевать на мнение окружающих, не значит, что им плевать на тебя. — Пусть думают, что хотят, — упрямо возражает Мо Жань. — Ты расстроился только из-за моих слов, — качает головой Лин-эр. — Они действительно могут думать, что хотят, но ты живешь среди этих людей. — Так это предупреждение? — Мо Жань сам поражается напуганной злости в своем голосе. — Мо Жань, — Лин-эр беспомощно поджимает губы. — Я уверена, что у тебя правда все хорошо с этим твоим профессором… — Это зовут Чу Ваньнин. — С Чу Ваньнином, — устало вздыхает Лин-эр, — но твоя реакция на мои вопросы говорит только о том, что ты правда не знаешь, как отвечать на такие нападки, а тебе нужно знать. Если не ради себя, то ради Чу Ваньнина, — она мягко гладит его по плечу, а потом отвлекается на нового клиента. Как бы сильно Мо Жань не хотел проигнорировать ее слова, у него не выходит — они крутятся у него в голове до самого конца смены, в квартире Е Ванси, пока они смотрят мультики и пока он ест тыквенный пирог, испеченный Ло Фэнхуа, пока он едет обратно домой. Е Ванси еще замечает, что он какой-то пришибленный, но он просто неловко пожимает плечами и улыбается, заверяя, что все нормально. Дома он крутится на кухне, готовя ужин, потом кексы, потом желе, несколько раз чуть не роняет тарелки, едва не наступает на Ланьхуа, а потом наконец-то слышит, как щелкает дверной замок. Он почти бежит к Чу Ваньнину, обнимает его крепко и зарывается носом в волосы, вдыхая знакомый успокаивающий запах яблок. — Я скучал, — шепчет он. — Мы виделись утром, — неловко возражает Чу Ваньнин, а потом обнимает его в ответ. — Очень скучал, — Чу Ваньнин отстраняется и смотрит внимательно в его лицо. — Что-то случилось? Ты плакал? — он хмурится. Плакал? Мо Жань не был уверен. Возможно? Это ужасно раздражает — выходит, Лин-эр была права. — Мне было очень жалко Принцессу-Лебедь. — Мо Жань, — укоряюще выдыхает Чу Ваньнин. — Я расскажу потом, хорошо? Пойдем ужинать? — умоляюще просит Мо Жань. — Или можно не сегодня, тебя, наверное, студенты замучили… — Сегодня, — отрезает Чу Ваньнин. В итоге говорят они уже перед сном, когда Мо Жань залезает Чу Ваньнину под бок и кладет голову ему на плечо, и когда Чу Ваньнин мгновенно переплетает свои ледяные ступни с его — Мо Жань привычно вздрагивает в первую секунду: ему иногда кажется, что своеобразный вид мести за что-то. — Так что случилось? — Чу Ваньнин начинает успокаивающе гладить его волосам — так тепло, так спокойно, Мо Жань даже начинает думать, что, наверное, можно и не обсуждать ничего, в конце концов, если сейчас все хорошо, то какая разница на то, что было раньше? — Мо Жань? — ладно, теперь от него не отстанут, он же прекрасно знает, какой Чу Ваньнин упрямый. — Мы с моей… коллежанкой сегодня говорили про нас, — осторожно начинает Мо Жань, споткнувшись на «коллежанке». Он бы сказал «коллега», но был почти уверен, что Е Ванси почувствует это ментально с другой части города и нашлет на него какую-нибудь порчу. — И она сказала, что люди, которые увидят наши отношения со стороны, будут считать, что, — он задумывается, пытаясь решить, как бы объяснить это помягче, но так ничего не придумывает, уставший за день мозг потихоньку отключается, осознав, что сейчас он рядом с Чу Ваньнином, а значит, можно перестать работать в ускоренном режиме, — что ты меня абьюзишь, что ли? Что я от тебя завишу. — Что навязываю тебе свое мнение? — уточняет Чу Ваньнин с каким-то странным пониманием в голосе. — Наверное, — чуть-чуть подумав, соглашается Мо Жань. Чу Ваньнин хмыкает. — Стой, ты думал об этом? — Угум, — соглашается Чу Ваньнин, — почти с первых дней наших отношений. — Почему? — от этих слов сердце немного холодит, а Чу Ваньнин, кажется, чувствует, что Мо Жань напрягается, и мягко целует его в макушку. — Потому что я правда старше тебя на десять лет, — в его голосе слышится мягкая печальная улыбка. — Это неизбежно приведет за собой такие мысли у других. — А как считаешь ты? — Что тебе невозможно навязать чужое мнение, — Чу Ваньнин смеется. — Правда? — Конечно! Я попросил тебя больше не шутить свои непонятные шутки, а ты скинул мне целую подборку мемов, — возмущенно сообщает он. — А на выходных снова включил мне «Аладдина». — Так ты же отказался смотреть и недовольно сидел на кухне, пока я не согласился переключить, — напоминает Мо Жань, а потом вдруг смеется. — Видишь! Сплошной абьюз! — Мо Жань, — вздыхает Чу Ваньнин. — На самом деле, важнее всего, что считаешь ты. — Почему? — Эти слова тебя расстроили, — уверенно объясняет он. — Потому что я уверен, что у нас все хорошо, — объясняет Мо Жань. — Но я правда не думал о том, что об этом подумают другие, как и не заметил, как сильно привязался к тебе и… стал зависим, наверное? Я же… так сильно дорожу всем этим? И не знаю, что буду делать, если мы расстанемся. У меня буквально не останется ничего. — Чушь, — хмыкает Чу Ваньнин. — У тебя останутся Сюэ Чжэнъюн и его семья, у тебя останется Е Ванси, твоя работа, твое желание переучиться и твое невероятное упорство. Ты расстроился, что ты перестал быть независимым? Несколько минут Мо Жань молчит. Он никогда не формулировал это так. Но оказалось, что такое объяснение правда звучит хорошо — он не заметил, как доверил Чу Ваньнин всю свою жизнь, и его напугало, когда ему намекнули, что это так. Но разве же он сделал это не добровольно? Разве это не нормально — доверять своему партнеру? — Но ведь это условие отношений, да? — неловко уточняет Мо Жань, чувствуя, что после сегодняшних бесед Чу Ваньнин еще месяц будет отвечать односложно, исчерпав весь запас откровений. Тот только фыркает. — Ты только не злись, но мы говорили об этом с Сун Цютун однажды. О доверии и желании полагаться на другого человека. — И что вы там с ней решили? — Мо Жань изо всех сил старается не показать в интонациях желание переселить Сун Цютун в другую часть страны, но Чу Ваньнин все равно слышит, а потому легонько бьет его по лбу и говорит укоряюще: — Ты только не ревнуй. — И где ты таким остротам научился? — По твоим подборкам мемов, — трагично отвечает Чу Ваньнин, а потом его голос снова становится серьезным. — Мы решили, что нужно просто решить, готов ли ты признать свою уязвимость перед другим и позволить ему узнать тебя, позволить ему позаботиться о тебе, — он легонько пинает Мо Жаня ногой, потом возится, устраиваясь поудобнее, — прости, мне кажется, я сейчас засну, поэтому уговорю запутанно, но ты пойми, что это нормально — полагаться на кого-то, что ты не обязан все переносить в одиночку. — Ваньнин… — начинает Мо Жань. — Ты же не думаешь, что ты один теперь не ощущаешь себя полностью независимым? — Чу Ваньнин приподнимает пальцем его голову за подбородок, а потом целует в переносицу. — Иногда я думаю о том, как сильно ты врос в мою жизнь и чувствую ужас от осознания, что я никогда и никому так сильно не открывался. И от осознания, что мне будет невероятно трудно тебя отпустить. — Никто не будет будить тебя в шесть утра, да? — Никто не будет будить меня своими песнями за готовкой в шесть утра, — поправляет Чу Ваньнин. — Это будет громадное упущение, — соглашается Мо Жань. — Согласен, — Чу Ваньнин целует его в лоб, а потом обнимает крепче и на пару секунд затихает. — А теперь хватит загоняться, я отсюда слышу, как в твоей голове копошатся тараканы, и давай спать. — Ваньнин… — снова пытается возразить Мо Жань. Тот закрывает рукой его рот, несколько секунд Мо Жань протестующе мычит, потом целует его в ладонь и затихает. Тут Мо Жань вспоминает, что они с Е Ванси однажды говорили об этом. Он еще переживал, что Чу Ваньнин не захочет с ним быть, потому что он слишком юный. Е Ванси тогда несчастно вздохнула и сказала: «Понимаешь же, что дело не в разнице в возрасте? Только в том, как много ты готов сделать для этого человека, как много готов сделать он, и насколько сильно вы сможете друг другу довериться. Да, конечно, не все люди могут встречаться с такой разницей в возрасте, но, я думаю, что у вас все получится». Мо Жань глупо хлопнул глазами и попросил объяснить, почему. Е Ванси только рассмеялась — ласково, так, будто успокаивала расстроенного человека, хотя, почему «будто» — и ответила, что они просто нужны друг другу. Сейчас, глядя на то, как Чу Ваньнин, возится, пытаясь удобнее его обнять, он почему-то вспоминает, что еще пару дней назад обещал поменять лампочку в коридоре, но та так и моргает, создавая самую настоящую атмосферу фильмов ужасов, а Чу Ваньнин скоро должен уехать на конференцию, поэтому еще активнее создает во всех частях квартиры хаос из вещей, которые в итоге ему и не пригодятся, что Чу Ваньнин согласился на то, чтобы они подумали, смогут ли завести собаку, что они хотели на следующих выходных поехать вместе куда-нибудь отдохнуть и погулять, и что он пока так и не уговорил Чу Ваньнина съездить как-нибудь на море. В коридоре слышится грохот. — А я говорил, что не надо класть тот блестящий шарик на высокую полку, потому что она захочет его достать, — сонно начинает бубнить Чу Ваньнин, и это Мо Жаня ужасно смешит. — Завтра все приберу, — Чу Ваньнин только кивает, кажется, даже не особо вслушиваясь в то, что ему сказали. — Спокойной ночи, Мо Жань, — когда Чу Ваньнин уже засыпает, Мо Жань шепчет ему ласковое: «Спасибо», — а потом хулиганисто заплетает его волосы в косу, с радостным предвкушением думая о том, какие у Чу Вньнина завтра будут милые кудри.