Крупные капли холодного дождя бьются о лобовое стекло, донося до ушей звук приглушённых, частых ударов. Они стекают по окнам несущейся по пустой трассе чёрной машины, из-за чего разглядеть что-либо на улице просто не представляется возможным. Настроение такое же дерьмовое как и сама погода, что заполнила небо громоздкими тучами буквально за пару часов. Вечер обещает быть действительно мрачным.
Машина плавно выезжает с трассы, поворачивает в сторону многоэтажек, что издалека кажутся заброшенными и быстро направляется к ним. С каждым метром желание выпрыгнуть из машины на ходу становится всё больше.
Хонджун не имеет ни малейшего желания быть там.
— Приехали, — говорит человек на водительском сидении, вытаскивая ключ.
Мужчина выходит на улицу первым, обходит машину и останавливается возле задней двери. Стоит ей открыться, он тут же раскрывает зонт, не давая Хонджуну попасть под дождь. Тот на это действие лишь закатывает глаза и забирает предмет из рук водителя, говоря, что он в состоянии держать его сам. Парень идёт первым, входит в здание и сразу же направляется к лифту, не дожидаясь сопровождающего его человека. Однако, в итоге он всё-равно успевает подойти до того, как открываются железные двери.
Кнопка девятого этажа загорается красным после нажатия. Хонджун суёт сложенный зонт в руки старшего и опускает голову вниз, тяжело вздыхая. Он знает, зачем и почему он здесь, знает, что ему скажут и в какой ситуации он находится. Хонджун не уверен, хочет он вдолбить себе пулю в висок, или же просто разрыдаться как маленький ребёнок.
— Что мне делать, хён? — Внезапно начинает разговор парень, пока лифт минует четвёртый этаж.
— Для начала, выслушать вашего дядю, Господин Ким, — отвечает мужчина, смотря на затылок Хонджуна, — вы ведь не можете предсказать будущего.
— Ëсан-хён, — усмехается он, поворачиваясь лицом к старшему, — ты ведь всё прекрасно понимаешь. Можешь быть со мной честным, хотя бы немного?
— Моё мнение остаётся тем же, что бы вы ни думали, — спокойно произносит Ëсан, — я предпочитаю действовать, отталкиваясь от обстоятельств, а не игр в угадайку.
Лифт останавливается, а механический женский голос сообщает о прибытии на нужный этаж. Хонджун хмурит брови, смотря на невозмутимое лицо своего сопровождающего, но в итоге ничего ему не отвечает. Выиграть Ёсана даже в малейшем споре — задача далеко не из лёгких, и Хонджун не уверен, злит ли его это или наоборот в мужчине восхищает.
Они выходят из лифта и сразу же направляются вперёд по еле освещённому старыми лампами коридору. С каждым шагом Хонджуну становится хуже физически, появляется ощущение, будто его вот-вот начнёт тошнить. Парень искренне ненавидит это место и последние несколько месяцев отчаянно надеялся на то, что в ближайшее время ему не придётся быть здесь.
Однако, судьба очень любит лишний раз поиздеваться над Хонджуном.
Завернув направо, Ким видит закрытую дверь, с обеих сторон от которой стоят мужчины в костюмах. Ему хочется вновь закатить глаза, но он этого не делает, лишь тихо вздыхает, толкает дверь и делает шаг, оказываясь внутри большого зала.
Взгляд его сразу привлекает крупная кровать и множество медицинской аппаратуры вокруг неё. Подходя к ней, Хонджун с отвращением морщит нос от едкого запаха лекарств в воздухе, чем явно смешит больного. До ушей доносится хриплый, противный слуху парня смех, принадлежащий его дяде. Сильное, навязчивое желание развернуться и сбежать вспыхивает в нём с новой силой.
— Что с твоим лицом, Джун-а? Впервые видишь умирающего человека? — Вяло улыбается он.
Хонджун с отвращением разглядывает худое, почти иссохшее тело. Его кожа бледная, ужасно тонкая на вид, а вся левая рука покрыта синяками от десятка инъекций. Киму его не жаль вовсе, но и смерти дяди он не желает. Правда, лишь потому, что не хочет разгребать вытекающие из этого проблемы.
— Тебе лучше заставить свою голову работать как прежде, дядя, — говорит Хонджун, усаживаясь на железный стул возле кровати, — потому что Ёсан-хён явно устал разгребать за тобой всё дерьмо.
— О, тебе не стоит так переживать за него. Твой хён больше не будет заниматься этим, — отвечает мужчина, резко закашливаясь, — потому что моё место займёшь ты.
— Что ещё скажешь? — Злится Ким, сжимаясь пальцы правой ладони в кулак, и прижимая её к колену, — я не раз говорил тебе, что возиться этим не собираюсь. Мне абсолютно насрать на всё, что ты делал, и никогда даже не притронусь к тому, что ты делал. Я не сяду на твоё место как минимум потому, что не хочу возиться с тем, что повлекло смерть моего отца. Если собрался помирать — пожалуйста! Но после твоего ухода я всё распущу и буду жить как нормальный человек.
Дядя смотрит на Хонджуна с улыбкой на лице, правда, совсем не доброй, скорее надменной, желающей унизить. Он вновь тихо усмехается, заставляя племянника почувствовать себя неловко. Хонджун ненавидит эти глаза. Пустые, но знающие, что они имеют власть.
— Думаешь, у тебя есть выбор, Хонджун? Неужели ты хочешь проститься со своей матерью так рано?
— Замолчи, — Ким резко встаёт на ноги и скидывает со своего плеча руку Ёсана, что давит на него в попытке остановить. — Ты не имеешь никакого права даже думать о ней, ублюдок.
— Но ведь она сама связалась с твоим никчёмным отцом, Джун-а. Без твоей защиты от неё избавятся в первые же дни после моей смерти. Ты ведь умный мальчик, должен это понимать. Мне абсолютно всё равно на эту шавку, но мне не плевать на то, что я собирал после позорной кончины твоего отца почти тринадцать лет! Поэтому держу тебя в курсе, дорогой племянник.
— Желаю тебе вечность гореть в грёбанном аду, — цедит Хонджун сквозь зубы, с ненавистью разглядывая бледное, покрытое морщинами лицо.
Парень отталкивает стул и резко, быстрыми шагами направляется к выходу, с силой толкает дверь и вылетает в коридор, совсем не обращая внимания на то, идёт ли Ёсан за ним или нет.
Хонджун оседает на пол за следующим же поворотом и прикрывает глаза влажной от пота ладонью. Он ненавидит то, что с ним происходит, ненавидит свою жизнь и самого себя в этот момент. Почему всё это дерьмо свалилось именно на него и прямо сейчас?
Хонджун клялся себе, что никогда, даже близко не коснётся того, от чего погиб его папа и чем так долго занимался дядя. Он обещал маме, что они уедут, что им больше не придётся бояться и прятаться. Чего же он добился в итоге?
— Господин Ким, — раздаётся голос сверху.
Хонджун приподнимает голову и смотрит на Ёсана, что присаживается перед ним на корточки и заглядывает прямо в глаза. Парень ненавидит, когда старший так делает: каждый раз возникает чувство того, что он видит и слышит каждую, даже самую потайную и чёрствую мысль.
— Я не стану говорить что понимаю, как вы чувствуете себя сейчас. Однако, вы должны знать, что абсолютно всё в ваших руках и силах. Я знаю вас слишком долго, а потому полностью уверен в том, на что вы способны. Подумайте не о том, как сильно вы ненавидете это дело, а о том, что вы должны защитить человека, которого искренне любите.
Хонджун кивает головой и медленно поднимается на ноги, прислушиваясь к словам старшего. Ёсан, как всегда, прав, и парень прекрасно это знает. Он всегда был тем, кто говорит не много, но самое важное и по делу. Пожалуй, каждое слово старшего было для Хонджуна авторитетным, ведь знает он его с двенадцати лет. В какой-то степени, Ёсан оказал почти такое же влияние на воспитание Хонджуна, как и его родители.
— Спасибо, хён, — говорит Ким, нажимая кнопку вызова лифта.
— Вскоре вы наследуете всё, что добывалось годами, а потому должны оставаться сильным в любой ситуации, — отвечает Ёсан, смотря на парня, — как только новость о кончине вашего дяди разлетится, вам будет необходимо показать себя как нового сильного главу, не отличающегося от прошлых. Вас будут пытаться сломать, Господин Ким, переманить на другую сторону или просто избавиться, и это, к сожалению, неизбежно. Хотя бы просто потому, что вы слишком молоды. Вам нужно подготовиться к этому.
— Сколько у нас есть времени?
— По прогнозам врачей, около двух месяцев, — отвечает мужчина, заходя внутрь кабины, — не беспокойтесь. В конце концов, я всегда буду рядом с вами.
***
Три года спустя
Четвёртое сентября, 22:45
Сеул, район Нончхон
— Нахрена нам соваться на вечеринку каких-то придурков? — Зевает Минги, закинув ноги на стол.
Тут же он сталкивается с тремя парами недовольных глаз, обращённых на него. Минги неловко отводит взгляд и садится ровно, касаясь стопами пола.
— И как ты всё ещё находишься здесь? — Огрызается Сан, бросая в парня пустой картонный стаканчик из-под кофе. Благо, Минги успевает его отбить.
— Завалитесь уже, — раздраженно выдыхает Хонджун, вставая с дивана, — как и сказал Ёсан, это будет встреча, посвященная началу строительства нового комплекса от «Park E&C». Но нас интересуют не он, а один из гостей мероприятия — Ча Доён.
— Разве это не какой-то дряхлый старикан? — Вновь подаёт голос Минги.
— Это неважно, — отвечает Ёсан, просматривая что-то в своём телефоне, — важно то, что за последние три месяца его имя стало слишком часто мелькать среди поставщиков травы, его не раз замечали рядом с местами передач, а счета заметно пополнились, в то время как две наши точки ушли в минус.
— То есть, среди наших рабочих есть крыса, которая помогает Ча Доёну набивать карманы? — Спрашивает Сан.
— Именно, — кивает головой Хонджун, — поэтому нужно с ним немного побеседовать. Быть здесь завтра в четыре, действовать как обычно: быстро и без крови. Свободны.
Минги уходит первым, подскакивая с кресла и сразу же направляясь к выходу. Сан неспеша плетётся за ним, приостанавливаясь возле двери и оглядываясь, видимо, чтобы дождаться Ёсана. Однако, тот остаётся на месте и не обращает ни на кого внимания, продолжая проводить пальцами по экрану телефона. В комнате остаются двое.
— Хонджун, — говорит мужчина, привлекая к себе внимание, — помимо основных гостей в виде директоров и инвесторов, на вечере будет присутствовать сын основателя «Park E&C», и…
— И нахрена мне эта информация? Знаешь же, детей не трогаем, — перебивает его Ким, потягиваясь и направляясь к выходу.
— Подождите, он не…!
— Иди отдыхай, хён, тебе в твоём возрасте полезно, — не даёт закончить ему Хонджун, оставляя мужчину в комнате одного.
Ёсан делает глубокий вдох и выдох, стараясь усмирить своё раздражение и аккуратно опускает телефон на стол.
— Вот же…мелкий, — ругается себе под нос мужчина, тут же падая на диван и устало прикрывая глаза.
Всё-таки, в его тридцать пять лет хороший сон и правда лишним не будет.
