🍀🍀🍀
Двадцатикилограммовый ящик, доверху набитый помидорами, неприятно резал руки. Оставалось совсем немного, ещё пару штук, и можно будет передохнуть. Поясница болела так, будто позвонки стёрлись в труху. Задумавшись об этом, Рома ослабил хватку. Ящик с овощами рухнул на землю, расколовшись со страшным звуком. Под ногами растеклась бледно-красная жидкость, смешиваясь с кусками грязи. Рома схватил упавший помидор и лопнул его в ладони. Всё это было совершенно невыносимо. “Мне нужно сходить на массаж”, — подумал он, быстро собирая целые овощи в новую корзину. Ему хотелось, чтобы его позвоночник вытащили из тела и хорошенько починили, как на пункте техобслуживания, заменяя стершиеся части, смазывая и укрепляя каждую косточку. Роме хотелось расслабиться. Отойдя в сторонку, он достал сигарету и закурил. Сигареты не приносили ему былой радости и успокоения. Они вообще ничего не приносили, кроме лишней траты денег. Но денег теперь хватало, поэтому об этом можно было не задумываться. Позади послышались неспешные, царапающие пол шаги. — Муха! Догрузи эту машину, я заебался, — выругался Рома, не оборачиваясь. — Ай, заебался. Муха сейчас на развозе помогает, — от знакомого голоса у Пятифанова похолодело внутри. — Покури и догрузи, понимаешь? Это был Рауф. Вздрогнув всем телом, Рома отбросил недокуренную сигарету и встал на ноги. — Ты молодец, Ромка, — Рауф подошёл ближе, с интересом осматривая почти доверху загруженную машину. Он был одет в белый пиджак и классические чёрные штаны с блестящими красными туфлями. — Стараюсь, — прохрипел Пятифанов, опуская глаза в пол. — Серёжа рассказывает, что ты хорошо работаешь, молодец. Понимаешь, это ведь хорошо. Тебе ведь всё нравится? Если не нравится, ты говори, не стесняйся, тут все свои. — Нет, — мотнул головой Рома. — Что “нет”? — недовольно развел руками Рауф. — Не нравится, или не скажешь? — Нет… Эээ… Всё нравится, — отрапортовал Рома. — Слушай. Вот ты в университет не собираешься? Или в ПТУ? Ты же молодой, наверное, учиться хочешь, понимаешь? — Нет. Я… не знаю. — Правильно, — Рауф одобрительно похлопал его по плечу своей большой, неприятно тёплой ладонью. — Но учиться надо, понимаешь? На права. Ты машину водить умеешь? А права надо получить. Сейчас ты с Серёжей ездишь, а потом, может, придётся и одному, понимаешь, да? Надо тебе права купить. — Ага, — согласился Рома. — Ладно, малыш. Не буду тебе мешать. Но ты не переживай. Всё у тебя будет. Права тебе надо будет. Ты получай, сам получай. Понял, да? И с армией у тебя всё нормально? Ты не пойдёшь? — Нет. — И правильно, — Рауф засмеялся, обнажая желтоватые зубы. — Надо права, Рома. Всем надо. Ты хороший парень, далеко пойдёшь. Когда Рауф вышел со склада, Рома сразу же закурил ещё одну сигарету. Ему вновь напомнили про армию, в которую он когда-то так хотел попасть. Словно это было решением всех его проблем. Но ехать туда сейчас, оставлять мать одну в этом огромном городе, он был не готов. “Возможно, когда выйдет отец”, — подумал он, глядя на остатки помидорного сока на земле. Он не верил, что когда-нибудь это произойдёт. Казалось, что отец просидел в тюрьме целую вечность. Собравшись с силами, Рома решил побыстрее закончить с оставшимися ящиками, чтобы с чистой совестью отправиться домой. Добираясь до дома пешком, Рома думал о своём будущем. С одной стороны ему хотелось тотчас объявить Рауфу об увольнении и никогда больше не приходить на этот склад, никогда больше не участвовать во всех этих грязных делах. Тем более, что скоро из тюрьмы выйдет отец. Наверняка он сможет найти работу здесь, в Москве, а сам Ромка поступит в какой-нибудь техникум, а может быть, продолжит работать вместе с папкой… “А что, если он не найдёт работу?” — эта мысль не давала ему покоя. Пятифанов слышал, и не раз, о том, как сложно восстановиться после тюрьмы. И дело было не только в психологической травме, нанесенной многолетним сидением за решёткой. У его отца будет пометка на всю оставшуюся жизнь, он никогда не сможет устроиться работать на важную должность, никогда не сможет зарабатывать столько, чтобы прокормить их семью. Рома чувствовал налипшую на плечи ответственность: тяжелую и неприятную, холодящую всю спину от шеи до копчика. Безработная мать, сидевший отец — их можно было бросить, точно так же, как он бросил посёлок. “Пусть они вернутся в свою старую развалюху, а я останусь здесь”, — злобно решил Рома, оглядывая подъезд своего нового дома. Поднявшись по лестнице, он уловил приятный запах, исходивший из его съёмной квартиры. Пахло курицей-гриль и жаренной картошкой. От этого аромата желудок требовательно заскулил. — Ромочка! — мать встретила его на пороге. — Наконец-то ты пришёл. Проходи скорее, у нас гости! Олеся приоделась в свое самое лучшее платье, которое она всегда надевала только на праздники: красное матовое из лёгкого хлопка. Услышав слово “гости”, Рома внутренне сжался, ожидая подвоха. “Кто это может быть? Сергей? Рауф? Василий? Следователь?” Пройдя пару шагов навстречу кухне, он оказался в комнате и замер от испуга. На диване, как ни в чем не бывало, сидел Антон. Бледный, черноволосый, в черной рубашке и зауженных темных джинсах. Он был похож на приведение, призрака из прошлой жизни. Рома был готов кричать, рвать волосы на голове, заламывать руки, но вместо этого тихо прошептал: — Зачем ты пришёл? На лице Антона возникла гримаса удивления, но он не успел ответить своему старому другу. В комнату ворвалась Олеся, неся в руках поднос с дымящейся курочкой. — Ребята! — громко закричала она. — Наконец-то мы все вместе собрались! Вы давно не виделись, да? А я всё думаю, как же так: мы в Москве, вы в Москве, и никак не встретимся. Странно. А Рома мне сказал, что потерял телефон, а там был твой номер. Так узнать твой номер можно было как-то по-другому? Правильно, я говорю. А я вам курочку приготовила, объеденье. И картошечку. Ромочка, ты после работы устал, наверное, ты садись рядом с Антошей на диван. А я сбоку на стуле посижу. Рома дёрнул себя за руку, пытаясь проснуться. Не получилось. Значит, это всё-таки не сон. Присев на диван, он молча уставился на дымящуюся тарелку и схватился за вилку немеющей рукой. Смотреть на Антона совершенно не хотелось, да и не зачем. Наверняка он всё уже понял, по одной лишь походке, по одному взгляду. “Так зачем он приехал? Поиздеваться?” — Получается, вы давно живете здесь? — как ни в чем не бывало заговорил Петров. — И как вам район? — Замечательный! — пронзительно завизжала Олеся. — До магазина три минуты, до аптеки две. И такое всё зеленое… А у нас говорят — городские все в дыме от заводов живут, кашляют, чихают, а я наоборот себя лучше чувствую здесь. Дышится очень хорошо, да, Ромочка? — Так значит, ты потерял телефон? — теперь Антон переключил всё своё внимание на Рому. — Но ты ведь мог позвонить Бяше, почему ему не звонил? Рома не мог на это ответить, не мог даже повернуть голову. Его рот будто склеили жидкими гвоздями. И снова он оказался неправ, снова вынужден оправдываться перед всегда правильным Антоном, который смотрит на него, как судья. — А он звонил, звонил, — тараторила Олеся. — Точно помню. Может, хотел узнать твой номер? Да и какая разница! Главное, что наконец-то встретились. И скажи обязательно всем своим, что мы и их ждём в гости. Я бы приготовила пирог с клубникой, но всё так быстро — не успела! А Оленька в школу ходит? Уже наверное совсем большая стала! — Да, ходит, — ответил Антон. — В последнее время она чувствует себя всё лучше и лучше. А у вас как самочувствие? Ромина голова загудела от поднимавшихся к ней потоков крови. Испуганное лицо маленькой белобрысой девочки в жутком сарае предстало перед глазами так же ясно, как и полтора года назад. Не верилось, что он действительно когда-то пошёл на такое. “Зачем? Зачем ты пришёл? Мы не виделись полтора года. С тех пор я стал совсем другим, а ты!? Ведешь себя так, будто ничего не изменилось. Треплешься с моей мамкой о здоровье, как будто тебе не плевать. Зачем ты открываешь рот, чтобы сказать это? Кому ты это говоришь, мне?” — Замечательная курочка, — Антон слегка повернулся к Роме. — Неужели ты не хочешь есть? Что с тобой? “Что со мной? Сука! — Рома нащупал лежавший в кармане нож. — Зачем ты спрашиваешь?! Ты же, сука, знаешь! Я не знаю, а ты знаешь. Ты всё знаешь, так зачем ты надо мной смеёшься?!” — Я выйду покурить, — с трудом выговорил Пятифанов, прикрыв глаза. — Ты… пойдёшь со мной? Вместе они вышли на балкон, оставив Олесю одну за праздничным столом. Без её удушающего присутствия Рома должен был ощутить себя легче, но слова всё так же застревали в горле. Ему хотелось высказать Антону всё, что накопилось. Впервые за всё время он мог это сделать, он нашёл человека, которому мог сказать то, что думает. Но как назло, его язык немел во рту, ноги становились ватными и еле сгибались, а голова, и без того не обремененная ораторским умением, заполнилась вязким киселем. — Как ты меня нашёл? — Рома не придумал ничего лучше, чем просто задать первый вопрос, который пришёл ему в голову. Внизу, под ними, зеленели кусты и деревья; щебетали птицы, кричала малышня на детской площадке. Солнце заливало горячий асфальт и слепило глаза. Жизнь цвела и пахла, но словно в отрезе от него. Душой Рома пребывал с головой в северном сугробе. — Через Полину, — ответил Антон. — Она тоже в Москве. В консерваторию поступила. — Ааа, — доставая сигарету, Рома заметил, как дрожат его пальцы. — А говорила, что в Питер поедет. — Передумала. Знаешь, я ведь хотел тебе позвонить. Очень долго хотел, но всё как-то не решался, — Антон подошёл к нему ближе, его нос, его губы, всё это было просто невыносимо. Рома вымученно отвернулся, прикладываясь к ванильной сигарете. Он заметил, как сильно Петров изменился. Он подрос, стал настоящим Аполлоном; прямая осанка, лебединая шея. Черты лица стали чётче, острее; взгляд стал более серьёзным, без той детской наивной мягкости. Впрочем, возраст нисколько не умалял божественность его физиономии. Лицо Антона стало только красивее, да и сам он — стал только слаще, будто настоявшийся фруктовый коньяк. Жгучий обсидиановый цвет волос, огнём полыхающий на солнце, пробуждали в Пятифанове какие-то древние воспоминания. Он явственно ощутил на пальцах шёлк этих локонов, пусть и крашеных, но всё таких же… родных — Прости меня, — произнёс Антон одними лишь губами. Роме захотелось кричать на всю улицу от бессильной злобы. Но никто бы не понял, что он злится на самого себя. — Ты обещал, что обязательно позвонишь, а потом… — продолжал Антон. — Вообще-то, я обиделся, это было очень глупо с моей стороны… За это я прошу прощения. А потом я всё-таки решился, но не смог до тебя дозвониться. Вообще я… — Вообще… Блять, — выругался Рома. — Послушай. Прошло полтора года. Какая разница, что ты там хотел? Антон испуганно поднял светлые брови. Он выглядел так, будто бы разочаровался в нём, в Роме. “Нельзя, нельзя, нельзя, — повторял про себя Пятифанов, надеясь, что его глаза ещё остались сухими. — Это всё в прошлом. Больше нельзя!” — Это всё в прошлом, — сказал он с надрывом, — я теперь другой человек. И ты меня не знаешь. — Слушай, Рома. Я вообще-то хотел сказать тебе… в общем, я не понимаю, что это с тобой такое происходит… Рому затрясло. Антон как будто и правда ничего не понимал, не знал. “Просто делает вид!” — Что ты там мямлишь? Что ты там мне говоришь? Что, думаешь, я педрила? Это не так! Нет, нихуя! Глаза Антона стали круглые, как и его очки. Он растерянно отошёл на пару шагов назад. — Рома, ты что?.. Рома почувствовал, как у него закружилась голова, он потянулся за следующей сигаретой, не заметив, куда делась первая. Прямо сейчас ему хотелось спрыгнуть с балкона и разбиться, только бы избежать всего этого позора. В своей голове он сдирал с себя кожу, раскрывал свой живот ножом-бабочкой. “Вот Антон, вот все мои потроха!” — беззвучно кричал он, всё больше зверея. — Уходи, — прошипел Пятифанов, — и больше не приходи никогда, блять. Антон поправил соскользнувшие на переносицу очки и отвёл глаза. “Наконец-то перестал сверлить меня этими серыми фонарями”. Рома был готов встать на колени и сложить руки в молитве. Он мог бы заплакать, вылизывать ноги Петрова, он был готов на всё, лишь бы Антон не знал о его позоре. Если он и вправду не знал, то это было бы просто превосходно. Тогда Рома мог бы жить спокойно, если бы Антон никогда не узнал правду… — Вообще-то я хотел сказать тебе, — голос Антон дрогнул, — что тебя ищут люди из очень серьёзных структур. Я почти уверен, что они всё знают про то, что мы сделали с “крысой”. Его ведь так и не нашли, правильно? Я думаю, что они точно вышли на твой след, и как только они смогут, они придут за тобой… Слова Антона пролетали мимо ушей Ромы. Он смотрел на тонкие губы и погружался в воспоминания о тех днях. “Крыса”, так они его называли. “Почему он помог мне тогда? Ведь он мог бы просто отказаться, не играть в этом дурацком спектакле, не рисковать всем… А он сделал это, почему?” — Какая разница? Всё равно, — Рома чувствовал, что его сейчас вырвет. — Всё равно?! — Антон покраснел. — Тебе всё равно. А каково мне? Если они возьмут тебя, то возьмут и меня! Если тебе плевать на свою жизнь, то подумай хотя бы… О маме своей подумай, дурак. Ты ведь всё это делал из-за неё! “Дурак, — мысленно ухмыльнулся Рома. — Кто из нас ещё дурак?” — Тебе нужно как-то получше спрятаться. Тебя очень легко найти, — продолжал Антон. — Нужно переехать. И снимать квартиру без договора аренды, многие так делают, совсем не обязательно оформлять регистрацию… — Да заткнись ты, — отмахнулся Рома. — Может, мне ещё обратно в посёлок переехать и замерзнуть там нахрен? Не волнуйся, блять, я тебя не сдам. Даже если мне к яйцам провода прихерачат и будут жечь, не сдам. Если ты за этим пришёл, — Рома помедлил, пытаясь сказать последние, нужные слова. Они всё никак не могли вырваться из его рта, камнями застревали в горле. — Если ты за этим пришёл, то уёбывай и спи спокойно, — наконец завершил свою речь Рома. Антон взглянул на него, как на плевок под ногами. Ангелу испачкали крылья, заставили его опуститься до всего этого… “Жаль, — прошептал Рома, — что так получилось”. — Ладно, — Антон вытянулся, как струна. — Как хочешь. Петров вышел с балкона и, не оборачиваясь, кинулся в прихожую за своей одеждой. Вокруг него обеспокоенно кружилась Олеся, непонимающе кудахтая и размахивая руками. Рома не мог побежать за ним, его колени окаменели. Дверь захлопнулась, точно крышка гроба над головой, Антон ушёл. — И куда он пошёл? А у нас ещё чаёк и тортик “Наполеон”, — Олеся расстроенно опустилась на диван. Не отвечая на расспросы матери, Рома залез на кровать и погрузил лицо в подушку, испустив дикий, истошный стон.🍀🍀🍀
Антон возвращался домой в полнейшем смятении. В памяти полыхало полное злобы лицо Ромы: искажённые звериной улыбкой губы, остекленевшие глаза и треугольные брови. “И правда, зачем я пришел? — думал Петров, ковыляя по улице. — Лучше не стало, на что я надеялся?” Он почувствовал себя самым глупым человеком на свете. Настолько глупым, что лучше было не рождаться вовсе. Оглянувшись по сторонам, он увидел дома, похожие на тот, в котором жил Рома. Все они были похожи. Одинаковые подъезды с коврами на лесенке, аптеками на первом этаже и разваливающимися в труху скамейками. Антон чувствовал себя униженным, кровь приливала к лицу, заставляя его щёки гореть. Рома отшил его, как какой-то ненужный мусор, который ветром случайно задуло в раскрытую форточку. Он словно стремился перечеркнуть всё, что было между ними, и Антон не понимал, за что. В зелёных глазах Пятифанова плескалась ненависть. — Он ведёт себя странно. Может, у него не все дома? — прошептал внутренний голос. Антон мчался вперёд, не замечая вокруг никого и ничего. — Ты заметил, как он выглядит? Как измученный жизнью человек. У него такие тёмные круги под глазами, будто он не спит по ночам, а фигура стала такой сутулой, будто он целыми днями таскает мешки с камнями. Если он и ненавидит кого-то, то точно не тебя. Ты не мог стать причиной всему этому… — Но я упустил его, — к горлу подкатывался комок. — Если бы я нашёл его раньше, если бы я не дал ему провести столько времени невесть где, невесть с кем, может, всего этого бы и не случилось… — Ты ему не мамочка, — злобно прошипел внутренний демон. — Он сам ответственен за свою жизнь. Антон тряхнул головой. — Все решения, которые он когда-либо принимал, заканчивались каким-то пиздецом. Его нельзя было оставлять в одиночестве. — А тебя он оставил. Да не просто оставил, он об тебя ноги вытер. Забудь его, выкинь из головы, как старый мусор. Это всё в прошлом. Мысли ранили, словно лезвие ножа. Он не собирался плакать, но его трясло, будто осиновый лист на ветру. — Он всё еще их носит, — прохрипел Антон. — Часы. Часы, которые я ему подарил. — Обычная побрякушка, время посмотреть. — Они не ходят, на них было семь вечера… Смутное осознание заставило его остановиться и оглядеться по сторонам. Он утопал в глубинках очередного спального массива. Звонок оборвал его мысль, не успевшей до конца сформироваться в голове. Молниеносно Антон выхватил из кармана мобильник, нутро затрепетало от надежды — Рома каким-то чудом узнал его номер и решил извиниться. Но на экране высветилось “Люси”. Что-то внутри неприятно упало. Он сбросил звонок и шумно выдохнул. Ещё одна проблема, назойливая странная девочка, которая должна была его сдать. Антон представил себе ее накрашенное лицо с глуповатыми пухлыми губами. "Если это была не засада, то зачем ей вообще это нужно?" Телефон снова завибрировал. В настырности ей не откажешь. — Алло? — тускло ответил Антон, обессиленно присаживаясь на лавочку. — Ну что, как прошло свидание? — захихикала девушка. Её бодрое настроение действовало ему на нервы. — Какая разница? — огрызнулся Антон. Люси обиженно фыркнула. — Видимо, не очень. Чего злой такой? — Не важно. Слушай, чего тебе нужно? — Нда-а... — протянула девушка. — Я вообще-то хотела пригласить тебя на вечеринку. Офигенную вечеринку с костюмами. Думала, ты захочешь пойти со мной. Но вижу, ты не в духе. Как знаешь. Антон раскрыл рот, чтобы что-то ответить, но в трубке раздались гудки. Несколько минут он сидел, до рези в глазах разглядывая солнце. В уголках скапливались слёзы, “сраный Рома, гори ты в аду.” Дрожащий рукой он набрал номер Люси. Та ответила сразу же. Она всегда отвечала сразу же. Она сама бегала за ним, так зачем ему нужно гоняться за этим злобным зеленоглазым монстром? — Я пойду с тобой на вечеринку, — выдохнул Антон.