По кромке тумана

      У Прилла болела голова. Так сильно, что он хотел запереться в своей комнате и уснуть на пару сотен лет. Анта истратила целый флакон настойки шалфея на Реля, нывшего всю дорогу до Ильмани, и теперь у неё не было ничего болеутоляющего. Прилл с ухмылкой вспоминал, как она, разозлившись на непрекращающиеся стоны художника, силой пихнула ему в рот горсть высушенных цветов и заставила прожевать. Было ли это целительным действием, или же Рель просто испугался, но больше он не жаловался, и оставшийся путь до очередной деревни они проделали в тишине. Оказалось, что в Малой Ильмани не было ни одного зубного знахаря, поэтому наутро ребята отыскали единственного на всю деревню трезвого извозчика, которого грозная, но горячо любимая жена не пускала на попойки, и отправились в более крупное селение. Однако, чем ближе к Завесе, тем больше по землям раскинулось непроходимых лесов, которые пришлось объезжать, и из-за этого до действительно крупной деревни, в которой можно было отыскать зубного знахаря, они добрались лишь через два с половиной дня и четыре пересадки в крошечных на три улицы деревушках.        Всё это время Прилл то слушал стенания Реля и ругань Анты, то старался обдумать всё, что рассказал Галлан. У них вдвоем появилось множество предположений и теорий, то совсем глупых, то слишком коварных и жестоких, чтобы быть правдой. Он хотел было записать всё, что они передумали на пару, а затем отправить Йоанну, но вспомнил, что тот не велел пока его беспокоить, и решил придержать свои мысли до лучших времен.       Теперь же Прилл вместе с Антой, Галланом и Асфодеей сидел в оживленной таверне и ждал, когда Рель вернется из лекарни. Люди вокруг галдели, кричали и смеялись так, будто им не нужно завтра выходить на работу. Жители деревень, близких к Завесе, всегда такими были – пели и радовались, словно в последний раз. Они верили, что таким образом отпугнут чернь из своих сердец, и Туманам не за что будет их карать. Может, так оно и есть – пока человек веселится и наполняет тело крепким алкоголем, душа не падет на подлые и бесчестные поступки. Но, разумеется, если знать меру.       Анта заботливо погладила его по плечу. Она выглядела грустной. Должно быть, ей не давала покоя мысль о том, что прямо сейчас она никак не может помочь другу. Всё, что у неё осталось подходящего – лишь несколько сухих лепестков на дне сумки, из которых она попыталась вытянуть и усилить энергию, но у неё ничего не вышло. Прилл слышал, как она шепотом ругала себя: «Идиотка, неужели не могла взять побольше трав».       - Как ты? – спросила Анта еле слышно.       - Жить буду, - слабо улыбнулся Прилл, — Это всё усталость. Вот найдем нашего пропавшего, и отдохну как следует.       Галлан, не говоря ни слова, встал из-за стола и отошел к хозяину таверны, суетившемуся у камина. С предыдущей ночи он был сам не свой – хмурился, разговаривал мало и только по делу, но стойко отвечал, что всё у него в порядке. Анта тихо ворчала, что он наконец покажет своё эгоистичное и расчетливое нутро. Прилл не стал её переубеждать. Он думал о том, что в благодарность Галлану помирит его с сестрой, но только после того, как они закончат дело. Все же, пока Анта держалась на желании доказать всем вокруг, что она лучше своего брата, она была довольно активной и полезной союзницей.       Где-то слева прозвучал всплеск громового хохота. Трое мужчин в потрепанных дорожных плащах веселились на всю катушку и смущали посетителей за соседними столами. Кажется, они прибыли с юга – загорелые, широкоплечие, с черными жесткими волосами, какие чаще всего бывают у уроженцев Шальмы, Басмина и Лирмийского архипелага. «Путешественники,» - подумал Прилл. «Или преступники в бегах,» - дополнил он себя же. Мужчины, явно подвыпившие, вспоминали какую-то забавную историю, приключившуюся с ними в дороге. Прилл не вслушивался, но в голове промелькнула мысль о том, что он порядком подустал от таких собеседников, и надо бы пересмотреть стратегию поисков. Он и Анта были единственными одаренными в их маленьком отряде, но это было очень даже неплохо, и, пожалуй, ему стоит больше опираться на их способности.       Асфодея, до того увлеченно чертившая что-то в маленьком блокноте, подняла голову и проговорила:       - Вчера была полная луна Добродетели. И как только я не заметила сразу? Может, тебе из-за неё так плохо?       Прилл покачал головой:       - Никогда такого не было. Мы с Антой не из тех одаренных, на кого влияют полнолуния.       - А от чего это зависит? – спросила Асфодея с искренним любопытством. Она очень мало знала про одаренных и чародеев, но старалась расспрашивать про них новых друзей.       Ответила ей Анта:       - Обычно лунные циклы влияют на тех, кто редко прибегает к своему дару. Не пользуется тем, что дала Небесная Магия. Мы же используем наши способности почти каждый день, проводим магию через себя, поэтому даже тройное полнолуние нам не страшно.       — Это правда обычная усталость, - пробормотал Прилл и прибавил, поймав взгляды девушек, - Спать не пойду, я всё еще надеюсь отыскать здесь чего-то полезного. Анта недовольно нахмурилась и продолжила:       - Ходят слухи, что звериные проклятые тоже зависят от полнолуний – в такие ночи они всегда обращаются. Но я в это не верю.       - О, я про это читала, - сказала Асфодея, — Это давнее суеверие, еще одна сказка, чтобы дети не гуляли допоздна. На самом деле они обращаются только когда злы или напуганы, в остальное же время ничем не отличаются от обычных людей, кроме седины в волосах. Но и она не всегда бросается с глаза.       Галлан вернулся и молча сел на место. Он улыбнулся окружающим краешком губ и отвел взгляд. Наверное, пытался сделать вид, что высматривает что-то в толпе, но Прилл знал, что он просто не хочет ни с кем говорить. Тут к ним подошел хозяин таверны с маленьким подносом, на котором стояла неаккуратная кружка с горячим чаем и несколько веточек шалфея. Он обратился к Галлану:       — Это всё, что у нас завалялось. Обычно мы не делаем чай с травами, возможно, кто-то из кухарок оставила их здесь. - Спасибо, - Галлан кивнул и принял поднос, ставя его ближе к Анте, - Тебе этого хватит?       Девушка оскорбленно стрельнула глазами. Наверное, подумала, что Галлан опять делает это лишь бы насолить ей и показаться умнее и надежнее. Но всё же ответила, что с этим можно работать, и взяла первую веточку. А Прилл уронил свинцовую голову на сложенные руки.       Мигрень стала практически невыносимой. Южная компания все так же громко веселилась, люди вокруг галдели, стараясь донести слова до собеседников, и, как завершающая нота этой какофонии, из центра зала донесся звонкий юношеский голос:       - Господа и дамы, позволите ли вы одному скромному барду скрасить ваш вечер?       Толпа загалдела и засвистела, предвкушая славное развлечение.       - Я его знаю, - удивленно выдохнул Галлан, - Он весной останавливался у нас в «Хмельном сенокосце».       - Где-где? – переспросила Асфодея.       - Таверна, в которой я подрабатывал дома. Этот парнишка действительно хорош.       Прилл простонал. При всем уважении, только песен к его головной боли и не хватало. Теперь люди отвлекутся на этого барда, и разговорить их станет очень трудно, а ему нужно наконец решить, куда отправляться дальше: К Дикому морю или к Малому. Прилл почувствовал касание холодных тонких пальцев к вискам. Это Анта наконец сумела высвободить из веточек шалфея чудесную, такую нужную сейчас снимающую боль магию. Она аккуратно, едва ощутимо касалась головы Прилла, и он с облегчением понял, что мигрень начала отступать. Всего несколько минут, и Прилл снова почувствовал себя бодрым и готовым не спать ночи напролет. И окружающий шум уже не был таким раздражающим, южная компашка выглядела занятными собеседниками, а бард, вскочивший на стол, оказался совершенно очаровательным певцом с золотым голосом. На вид ему было около семнадцати или восемнадцати лет. Он распевал народные песни и баллады, звенел бубном и артистично кружился, полностью отдавая себя историям. Он не снимал багрового плаща, который колыхался вслед его движениям. Голову покрывал капюшон, не спадавший только благодаря венку из крупных желтых цветов, названия которых Прилл не знал. Однако, никакому капюшону не скрыть россыпь веснушек на щеках и носу и сияющих восторгом зеленых глаз. Этот юноша полностью отдавался выступлению. Все вокруг притихли, лишь звуки его голоса да звон бубна растекались по залу. Он пел так пронзительно и живо, будто сам проживал всё то, о чем пел в балладах. Он кружил по столу, лишь чудом не падая, и обволакивал, очаровывал каждого, кто его слышал.       Прилл засмотрелся на выступление барда, но краем глаза заметил Реля, шмыгнувшего за их стол. Он скинул плащ, мокрый от начавшегося дождя, молча кивнул своим товарищам в знак приветствия и протянул Анте какой-то мешочек. Та заглянула внутрь и улыбнулась ему. Асфодея приветливо помахала Релю и, подсев поближе, стала еле слышным шепотом расспрашивать его о самочувствии. Галлан сидел как завороженный и не реагировал ни на что вокруг. Он лишь смотрел на трепыхания багрового плаща, и, кажется, вся его фигура, до того напряженная, наконец расслабилась.       Бард остановился, чтобы перевести дух и принять от хозяина прозрачный кубок с вином. Сделав пару глотков и отдышавшись, он произнес:       - А сейчас спою-ка я вам одну из моих любимых.       Теперь он не кружился в танце, бубенцы не звенели. Он сел на край стола и начал выводить одну старую балладу. Проникновенно, не так громко, как раньше, завлекающе и загадочно. Эта песня не была такой же веселой, как другие, но ее хотелось слушать до тех пор, пока бард не охрипнет или не онемеет.

-На берегах Всеокеана Туманный лорд проклятья слал, Его безумьем и обманом Напуган был и стар, и мал. Туманный лорд, людей пугая, Любой чумы страшнее стал И в дивном островном их крае Врагов одной рукой сметал. Он был рожден чтоб сеять смуту, Туманам жертву посылать И снова досаждать кому-то, Будь то старик, дитя иль мать. Любить насильно не заставить - Не те на власть нужны пути, Но все хранит людская память. И лорд тогда решил уйти. Однажды, под ночною тишью, Туманный лорд бежал в пески, Пробрался незаметной мышью Подальше от людской тоски. Блуждал он, солнцем опаленный, Трилунье освещало путь. Врагом он дома заклеймённый - Теперь назад не повернуть. Но, наконец, дорогой долгой Прибрел к дворцу среди песков. Там сын Эфрита златоокий Держал людей в плену оков. Туманный лорд просил о крове, Надежду вовсе потеряв. Но сын Эфрита, пьяный кровью, В нем разглядел тирана нрав. Себе его забрал в подмогу, В дворце с почетом поселил. Туманный лорд в его чертогах Себя как дома ощутил. Творил он, силы не скрывая, Но на спасителя его Напали страх и зависть злая, Ведь власть дана на одного. Но тут пришло большое горе: Грозят пустыни островам, Что перейдут они чрез море Своим во славу божествам. Эфритов сын - сильнейший воин, Огнем крушил любую сталь. Главою войска удостоен, Туманный лорд ему под стать. Сметали всё своею силой, Не чтили магии запрет. Им вся земля была могилой, Их каждый шаг был людям вред. И вот, спустя гряду мучений И необъятных криков боли Пришло на битву порученье У берегов злаченой соли. То был финал, конец их бойни, Кто победит - тот будет прав. Пустыни войско шагом стройным Слилось из тысячи орав. Туманный лорд в пылу сраженья Вдруг осознал свою беду. Тирана пытки, заточенья - Все было прямо на виду! Он поглядел на реки крови И ужасы прошедших битв. Раскаянием в каждом слове Воззвал он к небу ряд молитв. Отчаяньем он был разбитый. Туманы, слабость ощутив, Его быть перестали свитой - У них теперь иной мотив. Их буйство развернулось дико И поглощало все вокруг, И в небо уносились крики, И гибли все: и враг, и друг. Туманный лорд, увидев это, Все силы наконец собрал И по предательским советам Себе же в грудь вогнал кинжал. Не будет чародея, значит, Не будет, тех кем он владел. Туманный лорд уже не плачет - Он выбрал сам такой удел. Но тут прозрел вдруг сын Эфрита И на руках увидел кровь. Был друг ценнее этой битвы, Теперь не свидеться им вновь.

      Бард замолчал. Несколько секунд никто не произносил ни слова. Казалось, люди перестали даже дышать. Затем, один из компании южан – крепкий, высокий, широкоплечий мужчина с угрожающим выражением лица – поднялся и тихо, злобно произнес:       - Так ты, оказывается, лирмийский уродец?       Тишина стала звенящей от напряжения. Все взгляды обратились на мужчину. Он сжимал кулаки и выжидающе глядел на барда. Тот испуганно вдохнул и торопливо забормотал:       — Это только одна из версий тех событий, да и есть ли смысл сейчас ворошить былое? В конце концов, прошло около двух сотен лет, война забылась, Шальма и Лирмийский архипелаг сохраняют весьма мирные отношения, так почему бы нам всем не…       Он не успел договорить. Мужчина, угрожающе надвигавшийся на него, замахнулся, и маленькому барду пришлось удирать, скользнув под стол, на котором он сидел. Послышались вскрики. Кто-то вскочил с места, какая-то женщина со всхлипом просила вывести буйного посетителя, но никто не осмеливался подобраться ближе к назревающей драке.       - А ну сюда иди, - пьяно рычал южанин, - Я из тебя все твои песенки выбью.       Прилл наконец отмер. Но не он один. Вместе с ним Галлан и Асфодея вскочили со своих мест и рванули к центру зала через толпу. Однако, людей в таверне было слишком много, им приходилось расталкивать тела и стулья, и к тому моменту, как они добрались до перепалки, мужчина, злобно сопя и кидаясь ругательствами, почти дотянулся до барда. Тот глядел из-под стола испуганными зелеными глазами и боялся двинуться с места.       - Ну сейчас я тебе покажу, - рявкнул пьянчуга и громко хватил кулаком по столу.       Бард нервно пискнул, а в следующее мгновение на его месте сидел всполошенный рыжий лис с редкой проседью в шерсти. Послышались панические вскрики и вздохи, куда более испуганные, чем минутами ранее, хлопнула распахнувшаяся дверь, и несколько человек выбежали на улицу. Асфодея выхватила из ножен шпагу и приставила к шее мужчины, четким движением кольнув кожу. Осторожно, так, чтобы не поранить, но напугать.       - Угомонись, - велела она спокойно и холодно.       - Девки мне еще не угрожали, - фыркнул мужчина, но застыл на месте.       Лис, воспользовавшись заминкой, выскочил из-под стола, но из-за паники, плескавшейся в широко раскрытых глазках-бусинах, влетел прямо в ноги стоящего рядом Галлана. Тот сразу встрепенулся и подхватил зверя на руки.       - И вы защищаете эту падаль? – рявкнул мужчина, - Он вас всех ночью загрызет, помяните мое слово!        Галлан недовольно и устало обратился ко всем присутствующим:       - Он не причинит вреда никому из вас, будьте спокойны. Я и мои спутники – Королевские Ищейки, Прилл, покажи им, - повернулся он к другу. Тот послушно достал и продемонстрировал серебряный жетон, игриво блеснувший в свете свечей.       Про себя же Прилл довольно ухмыльнулся: «Ха! Не соврал ведь. Но и не сказал правды». Галлан тем временем продолжил:       - Мы проследим, чтобы этот… человек не сделал ничего дурного. Однако, он развлекал вас весь вечер и не напал, не покалечил никого из окружающих. н был для вас чудесным певцом и рассказчиком, и я считаю, что испуганные, осуждающие, предвзятые взгляды – не та награда, которую он заслужил.       - Именно так, - подхватил Прилл. Голос его был громким и твердым и разносился по всему залу раскатистой волной, - Стыдно должно быть, что вы так реагируете на того, кто рассказал столько дивных историй и весь вечер скакал перед вами. Чтоб каждый отсыпал этому юноше хотя бы по паре монет, поняли? А вы, - повернулся он к товарищам разбушевавшегося южанина, - Уведите уже своего дружка.       Краем глаза он заметил, как Асфодея изящным движением убрала шпагу обратно в ножны, а из толпы к ней, виновато ссутулившись, шли оставшиеся два южанина. Было заметно, как им совестно за поведение своего друга, но внимание Прилла уже было обращено на лиса. Он спрыгнул с рук Галлана и приземлился на пол уже человеком. Венок, слетевший в суматохе, теперь лежал на полу под столом, и капюшон опал на плечи, обнажив вьющиеся медно-рыжие волосы с редкой проседью и торчащие лисьи уши. Поймав недоумевающие взгляды своих защитников, юноша объяснил:       - Не могу обернуться до конца, - он повернулся и отвесил небольшой поклон, - Спасибо вам.       - Да не вопрос, - отмахнулся Прилл.       Люди расходились, напуганные происшедшим. Некоторые и правда оставляли на столах несколько серебряных монет. Постояльцы испуганно оглядывались, но, убедившись, что проклятый не собирается бросаться на них и вгрызаться в шеи смертельным укусом, вереницей потекли в комнаты на втором этаже. Хозяин таверны только вздохнул:       - Ох и проблем от этих пьянчуг, - увидев, что бард понурился и собрался извиняться, он спешно добавил, - Вы, молодой человек, ни в чем не виноваты, и выгонять я вас не буду.       - Никогда не думал, что в наши края доберутся шальмийцы того типа, который ненавидит всех и вся за распри двухвековой давности, - заметил Рель, подходя наконец к товарищам. Они с Антой быстро собрали все оставленные деньги и ссыпали на один стол.       - Мне это не надо, - указал бард на монеты.       - Бери-бери, - подбодрил его хозяин таверны, - Тебя ж, наверное, на нормальную работу никто не нанимает.       Бард кивнул:       - Верно. В этом королевстве полно дураков, которые мыслят только предрассудками и страхами, - казалось, весь испуг спал с него. Он выпрямился и уверенно ухмыльнулся окружившим его товарищам, - Теперь я ваш должник. Могу ли я чем-то помочь?       Лицо Прилла осветила азартная улыбка:       - А вот такой настрой мне нравится. Для начала было бы славно узнать твое имя. Юношу звали Элиан. Он осиротел пару лет назад и с тех пор зарабатывал на жизнь песнями в тавернах и трактирах, все время колесил по Арлисту без цели и маршрута. Он и правда был лирмийцем, но лишь наполовину – его матушка была уроженкой острова Ваави. Однако, Элиан не рассказал, почему его семья перебралась на другой конец Всеокеана, и Прилл, поняв, что эта тема не слишком приятна их новому знакомому, не стал его расспрашивать.       - Мне кажется, я и правда видел этого человека, но не могу вспомнить, где именно, - с сожалением произнес Элиан, крутя в пальцах маленький медальон с портретом, - Я объездил почти все уголки страны и повидал слишком много людей. Но если я его и видел, то, наверное, около года назад, не позже. Запоминающаяся внешность, думаю, не забыл бы.       Плавно их разговор перетек в сторону культуры. Оказалось, что бард знал почти сотню песен со всех уголков света. Но больше всего, разумеется, с Лирмийского архипелага. Он рассказал о традиции южных народов звать одаренных детьми Прародителей Стихий.       - Получается, - протянул Прилл, - На юге я бы звался сыном Сильфа? А Анта – дочерью Телонии?       Элиан кивнул и зевнул, прикрыв рот ладошкой – уже давно перевалило за полночь, хозяин таверны повесил на двери, шкафы и стеллажи зачарованные замки и цепи, а сам ушел спать. Лишь Прилл с его отрядом сидели в свете нескольких догорающих свечей.       - Тогда одаренные рудами – дети Кобольда, одаренные льдами – дети Ёрд, а одаренные туманами – Дети Глории? – уточнила Асфодея. Она давно уже махнула рукой на этикет и сидела, привалившись головой на плечо Анты, перебиравшей принесенные Релем травы.       - Всё так, - подтвердил Элиан, сдерживая новый зевок, - А одаренные пламенем – дети Эфрита, но вы это уже должны были понять по той последней песне.       По окнам задорно барабанил дождь. Огарки свечей уютно потрескивали, а из камина, где красным жаром дышали угли, веяло теплом. Глаза у всех слипались после долгого, насыщенного на события вечера и двух бутылей вина, которыми хозяин таверны угостил друзей в благодарность за то, что они утихомирили того пьянчугу. Пора было подниматься спать, чтобы утром с новыми силами отправиться в путь.