Плыви как камень — история Ивы

Ивао был просто находкой. Не потому, что он мне особенно нравился, а потому, что теперь у меня был ребенок, по которому я мог сверять свой рост. Оказалось, что я оставил ребенка в пыли и привил ему комплекс неполноценности. Я немного сожалел об этом, но, по крайней мере, я знал, что могу превзойти и превзойти ребенка, родившегося в этом мире, чей отец мог позволить себе лучших репетиторов Ивагакуре. Это может показаться немного несправедливым, если исходить от реинкарнированного тридцатилетнего человека, но я понятия не имел, чего ожидать от здешних детей. Да, здесь были такие дети, как Ивао, с умеренной степенью одаренности, но были и Учиха Итачи, Хатаке Какаши и другие, которые, вероятно, могли превзойти меня во всех отношениях, будь то умственное развитие или нет. Так что я был рад получить подтверждение. Да и парень был не самой плохой компанией, если судить по всему. Несмотря на свой статус, он не был высокомерным или избалованным, и знал, когда нужно заткнуться. А еще он умел читать, причем с впечатляющим для его возраста мастерством. Я знал, что мне нужно будет научиться, но это не мешало мне оттягивать время, насколько это было в моих силах. Язык в Стране стихий, или, по крайней мере, в Ивагакуре, был странным. Все говорили на английском и японском, и хотя английский, называемый общим, был наиболее распространен, бывало, что человек должен был говорить на японском, называемом традиционным. Я понятия не имел о происхождении этой системы, и Хамамото-обасан тоже не знал. Но если для разговора предпочитался общий язык, то для письма - традиционный. На самом деле я не видел ни одного произведения, написанного на общем языке; ближе всего к этому были вывески в магазинах. Ирония не покидала меня: казалось, что неоколониализм и капитализм - это внепространственные силы. Письменность на японском языке была для меня совершенно чуждой. По сути, существовало три разных алфавита: Хирагана, Катакана и Кандзи. Из своей прежней жизни я знал, что хирагана - это письменный язык, наиболее характерный для Японии, а катакана - фонетический алфавит, который, по сути, является промежуточным звеном между другими языками и японским. Слова из других языков, в которых не было хираганы, писались на катакане. Кандзи - это китайские символы, представляющие собой целые слова, адаптированные для японского языка. В элементарных государствах хирагана использовалась в основном неформально, например в меню ресторанов быстрого обслуживания, в художественных романах или в сообщениях на досках объявлений. Катакана перемежалась с хираганой, поскольку это был единственный способ написания многих слов. Однако они не были заимствованы из другого языка. Вместо этого они были просто созданы, чтобы представить новые разработки, как будто кому-то в один прекрасный момент пришла в голову светлая мысль создать совершенно новый язык вместо того, чтобы добавить к одному из двух существующих. Я не буду жаловаться, потому что мне, носителю английского языка, было проще всего его выучить. Между тем, кандзи были более формальными. Имена и титулы обычно писались на кандзи, и я никогда не видел свитков с хираганой или катаканой. Мне было сложнее всего разобраться с ними, так как в каждом кандзи было спрятано множество элементов. Аканэ-обасан предлагала мне уроки, но они не очень помогли. Она не была опытным учителем и совсем забыла, что такое учить язык. Ивао-кун, который помнил все так, будто это было вчера (так оно и было), точно знал, что полезно, что нет, и делился короткими путями, которые открыл сам или которым его научили знающие наставники. Все, что требовалось, - это нехитрые манипуляции. Ему так отчаянно хотелось доказать, что он лучше меня в чем-то - в чем угодно, - что он согласился на предложение почти сразу. Помогло то, что в душе он был нежным мальчиком и недостаточно эмоционально развитым, чтобы понять ревность, бурлившую в его жилах. Мне было стыдно за то, что я использовал парня, поэтому я постарался вернуть ему деньги за услуги с процентами. Не то чтобы он заметил. Я учил его играм, которые улучшали его гибкость, которую, как я знал, нужно было развивать в раннем возрасте, и прививал привычки, которые улучшали его общую физическую подготовку. И все же, даже под его руководством, обучение чтению и письму заняло постыдно много времени. Возможно, даже дольше, чем это требуется настоящим младенцам. Однако я медленно и верно продвигался вперед, потому что отказывался быть неграмотным. Однажды, чтобы проверить себя на знание кандзи, я достал один из пыльных свитков с полок Аканэ-обасана. Ни один из них не был помечен, поэтому я понятия не имел, о чем пойдет речь. То, что я обнаружил, было последним, чего я мог ожидать. Пошаговые диаграммы, каждая из которых иллюстрировала процесс создания гребаной печати. "Акане-обасан", - прохрипел я, охрипший голос был мало связан с моей травмой. "Что это?" "О, это старые свитки, которые оставил здесь мой Ацучи-кун", - беззаботно сказала она, махнув рукой, как будто это ее не касается. "Я не могу понять, что в них написано. Тебе нравятся красивые картинки, Касайки-тян?" В моем мозгу все еще происходило короткое замыкание. "Да. Красивые картинки", - пробормотала я. Разве знание о запечатывании не является невероятно редким? И разве Ивагакуре не славится тем, что у них с этим особенно плохо? Как в доме этой случайной женщины оказалась библиотека запечатывания? И кто, черт возьми, такой Хамамото Ацучи? По крайней мере, это объясняло, почему у нее так много чертовых кистей для каллиграфии. "Есть ли среди них со словами, Обасан?" спросил я. "Я сама их не все просмотрела", - призналась она. "Я их вообще не понимаю. Я не должна никому их показывать, но я не скажу Ацучи-куну, если ты этого не сделаешь. Только не забудь вернуть свиток на прежнее место, хорошо? Я уверен, что они организованы особым образом". Если Аканэ-обасан просмотрела парочку, то на них, скорее всего, не было печатей конфиденциальности или самоуничтожения. Небрежно, но удобно для меня, так что я принялся за работу. Потребовалось несколько часов, чтобы найти хоть что-то, что не было бы схемой, и я был разочарован, но не удивлен, обнаружив, что не могу понять ни слова из этого. Кандзи были мне незнакомы, и многие из них, скорее всего, не имели английского перевода. Если бы я хотел хотя бы начать разгадывать эту тайну, мне бы понадобился какой-нибудь словарь. Я активировала дзюцу "глаза щенка" и повернулась к Аканэ-обасану. Каждый раз, когда Кадзухиро возвращался домой с миссии, его ждал другой ребенок. Во всяком случае, так казалось. Касайки росла с непостижимой скоростью, и он уже успел пропустить все ее знаковые события. Когда он вернулся после двухмесячной миссии телохранителей в Стране травы и обнаружил, что его крестная сестра говорит полными предложениями, у него чуть не случился сердечный приступ. Она не была его настоящей дочерью, поэтому он не был сильно разочарован, а лишь испытывал нечто вроде гордости и счастья. Поначалу. Но потом он вспомнил, что у Хисаши даже не было возможности присутствовать при первых шагах дочери или услышать, как она наконец произносит слово "ту-чан". И тогда ему стало грустно. Он скучал по своим родителям, когда их не стало, но Касаки никогда не знала своих собственных. Поэтому, несмотря на то что сердце его болело при каждом шаге, он взял Касаики за руку, хотя она уже легко могла идти сама, и повел ее по улицам Ивагакуре к Монументу Павших. На Сурмаунте, самой высокой горе, возвышавшейся прямо за дворцом Цучикаге, было высечено гигантское изображение фирменной конической шляпы Цучикаге. Под ней в форме змеи располагалось рельефное кандзи "земля". "На самом крепком основании возвысится самая высокая вершина", - раздался мягкий голос, и Кадзухиро едва не вздрогнул. Она умеет читать? "Верно", - неловко ответил он, но потом приостановился. Он действительно не хотел этого делать. Он действительно не хотел быть здесь со своей крестной сестрой. Но это должен был быть он; он был в долгу перед Хисаши. "Имена", - сказала она и протянула руку к камню, но заколебалась: кончики пальцев были в дюйме от нее. "Это наши павшие товарищи, не так ли?" На этот раз Кадзухиро вздрогнул. Как она догадалась? Наши павшие товарищи? Господин Хамамото сказал ему, что она не брала ее с собой (а он втайне надеялся, что взяла). "Да, это они", - сказал он наконец. На пространстве вокруг воздушного змея, хотя и не так глубоко, как на самой Земле кандзи, было выгравировано бесчисленное множество имен. Их было так много, что на самой шапке не хватало места, и многие переливались на окружающий горный склон. Он решил пересказать то, что говорил его сенсей в академии, когда они посещали это место много лет назад. "Вы ничего не замечаете в здешних названиях?" - спросил он. спросил он. Касаки некоторое время рассматривал памятник, прежде чем ответить. "Они все написаны разным почерком". Он кивнул в знак согласия. "Это потому, что все они были написаны разными людьми. Когда шиноби Ива падают в бою, один из их товарищей вписывает их имя в памятник с помощью манипуляций Дотона. Здесь есть невидимые дозорные, которые день и ночь следят за тем, чтобы их наследие не было нарушено. Видите, между каждым именем стоит тире? Это символизирует нашу связь. Прошлое, настоящее и будущее - все наши шиноби связаны между собой". Затем он прервал сценарий. "Я написал одиннадцать имен на этом памятнике". Касаки бросил на него взгляд, который он не смог расшифровать. "Я сожалею о ваших потерях", - мягко сказала она. "Двое из них были моими родителями?" Он тяжело выдохнул. "Да". "Хочешь поговорить о них?" Хочешь, а не можешь. От этого выбора слов у него защемило сердце. Может, он слишком много думает? Хисаши всегда говорил, что он слишком много думает. "Ты не должен, если это слишком больно", - поспешно сказала она. Кадзухиро не был уверен, что эти слова вызвали у него облегчение, тревогу или смущение. Какой же он был ниндзя, если ребенок так легко его раскусил. "Твоя ка-сан была в моей жизни недолго", - признался он. "Но она была милой, насколько я видел. Правда, она была джонином, так что, наверное, в ней была какая-то изюминка. Твой отец, с другой стороны... он был серьезным. Сострадательный к тем, кого считал частью своей семьи, более сдержанный с товарищами. Смертельно опасен для врагов. Он научил меня быть мужчиной, сражаться, работать в команде и жить осмысленно. Я любил своего отца, но он сам не умел делать большинство из этих вещей, поэтому Хисаши вступался за него, когда считал нужным. И я никогда не смогу отблагодарить его за это". "У вас есть фотография?" спросила она. Фотоаппараты появились сравнительно недавно, поэтому у него их не было. Но, кажется, они начали делать снимки для регистратора шиноби Ивагакуре. Я могу спросить у них, чтобы узнать, делали ли они свои". Кроме того, Хисаши попал в несколько книг бинго. Я могу вам показать". Касаки кивнула в знак благодарности и обхватила его за ногу, почти обняв. Жесты привязанности со стороны маленькой девочки были редкостью, и это был один из самых откровенных, которые он когда-либо получал. Свободной рукой он обхватил ее плечо и притянул к себе. "Ано... не мог бы ты научить меня тому, чему научил тебя мой Тоу-сан?" - нерешительно спросила она. "Когда ты немного подрастешь? Конечно". Ему нужно было убедиться, что он все еще будет рядом, когда придет время. Кадзухиро долгое время просто жил в свое удовольствие. После смерти родителей и катастрофы, которая помешала ему стать чунином, единственной целью его миссий было выжить и сделать все возможное, чтобы враги этого не сделали. Защищать было некого, кроме двусмысленных интересов Ива в целом, и от него никто не зависел. Хисаши был бы опечален его кончиной, но и без него ему было бы хорошо. Даже когда Кадзухиро усыновил Касаки, до него не доходило. До этого самого момента. Наконец-то у него появилась причина стать сильнее. Так он и сделал. Во что бы то ни стало он будет жить, пока факел Хисаши не перейдет к его дочери. Девушка отступила от него на два шага и торжественно склонила голову. "Аригато... ни-сан". На втором году новой жизни я обрел полное (как мне кажется, хотя некоторые мельчайшие притоки могли ускользнуть от меня) осознание своей доминирующей руки. Я вообразил, что левая просто зеркально отражена, хотя и воздержался от того, чтобы портить сюрприз проверкой. Чтобы попасть туда, нужно было пройти через туловище, с которым я был значительно более осторожен. Конечно, это не остановило меня во время первых путешествий, которые я совершил, прежде чем решил исследовать по одному небольшому участку своего тела. Я - немного глупо - обогнул огромные участки всего тела, не доводя себя до остановки сердца, и теперь мог управлять своими подводными лодками гораздо искуснее, чем тогда. Каждая пульсация чакры соответствовала размеру и форме окружающей среды, что было и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что мне не приходилось беспокоиться о том, что острые края проткнут мои каналы, а плохо потому, что, когда я заставлял уменьшать пространство, чтобы вместить их, подводные лодки имели тенденцию ускоряться. Очень сильно. Это было похоже на влияние диаметра выхода на давление воды. Например, если изменить настройку шланга, сделав его отверстие меньше, вода будет вытекать с большей силой. Если бы я переместил свою субмарину из более широкого канала в более мелкий приток, она пошла бы гораздо быстрее. Это было опасно, потому что мое внутреннее осознание и рефлексы были не на высоте, и если я позволю быстрой субмарине выскользнуть из-под моего контроля, ее импульс понесет ее вперед, несмотря ни на что. А мои притоки редко бывают прямыми. Я протыкал свои каналы больше раз, чем мог сосчитать, и это никогда не было такой уж большой проблемой. Внутренние повреждения, которые они вызывали, напоминали чрезвычайно острый укол иглы, только, знаете, внутри меня. Однако все они были в моей руке. В моей груди находилась горстка чрезвычайно важных вещей: если я проткну желудок, кишечник, аппендикс, печень или почки, токсичный осадок, который в них содержался, может просочиться туда, где его не должно быть. Если проткнуть легкие, можно утонуть в собственной крови. А если проткнуть сердце, то можно просто умереть. Моим решением проблемы давления стала созданная мной техника, которую я назвал "расщепление". Когда я решал спуститься по притоку, я делил свою субмарину на две части: одна была идеального размера, чтобы вписаться в приток, а другая продолжала спускаться по первоначальному каналу, затухая без моего сознательного желания толкать ее дальше. Сложность заключалась в том, чтобы определить, на какие части разделить мою субмарину. Как бы мне ни нравилась метафора с подводной лодкой, на самом деле у меня не было ни гидролокатора, ни каких-либо других средств навигации, кроме чувства осязания. Поэтому я никак не мог определить ширину притока до того, как вошел в него, а значит, мне приходилось полагаться исключительно на память, чтобы решить, насколько маленьким сделать каждое деление. Еще одна причина не торопиться, я думаю. Но терпение никогда не было моей сильной стороной, поэтому я уговаривал себя не медлить. Хотя я постаралась сделать это, пока Кадзухиро был дома с задания; он мог доставить меня в больницу гораздо быстрее, чем Аканэ-обасан. С осторожностью я начала исследовать этот новый рубеж. Я продвигался вперед, решив сначала тщательно исследовать главные каналы, а потом уже спускаться к притокам. Там я наткнулся на огромный подземный источник. По форме он был похож на один из моих тенкецу, только гораздо больше и мощнее. Он пульсировал чакрой, но, в отличие от других тенкецу, я не мог напрягать его, как мышцы. С тех пор как я побывал у Монумента Павших, я стал чувствовать себя гораздо ближе к Кадзухиро. Он чувствовал себя неловко, но старался не обращать на это внимания. Кроме того, о детях и их развитии он знал только то, что почерпнул из этих брошюр; он не сталкивался с детьми моего возраста с тех пор, как сам был в этом возрасте, а значит, у него не было предвзятого представления о типичном поведении ребенка. Это означало, что он с меньшей вероятностью обратит внимание на необычные просьбы, касающиеся личных интересов, особенно в том, что касается литературы. Все это объясняет то, что на свой второй день рождения я получил серию учебников по биологии ниндзя - к счастью, настоящие книги, а не свитки. И мне не пришлось далеко искать, чтобы обнаружить объект своих поисков. В предисловии к вступительному тексту была карта чакровой системы кровообращения, на которой были изображены каналы человека (но не притоки) и все тенкецу, восемь из которых были довольно особенными. Как только я сделал это открытие, у меня сразу же опустились руки. Я уже знал, что восемь врат существуют, просто забыл о них. Точнее, я просто считал их нишевой частью биологии, которая не имела особого значения, если не считать усиления, которое они давали, когда их открывали. Читая больше о вратах, которые не затрагивались до второго тома, я обнаружил, что мое предположение было очень, очень ошибочным. Восемь врат - это колодцы чакры, отгороженные от остальной кровеносной системы, прочитал я. Поскольку чакра стимулирует окружающие их органы, запасы каждых из Врат регулируют жизненно важные функции. Таким образом, количество чакры в каждом из них, которое увеличивается в результате постоянного использования и тренировок, как и общий запас чакры, отражает работу соответствующего органа. Если бы эти запасы были каким-то образом нарушены, организм бы ощутил потерю жизненно важных функций. Что ж, это объясняет разрывы мышц, переломы костей и покраснение кожи. Не стоило назначать Могучего Гая ответственным за детей. Кроме того, чакра в каждых вратах связана с определенными чертами характера: Каймон, Врата Открытия, расположены в левом полушарии и стимулируют процессы, которые традиционно происходят в нем, такие как логическое мышление, знание математики, скорость вычислений и умение выстраивать последовательность действий. Пациенты, испытывающие нарушения в работе Каймона, могут отмечать головные боли, снижение аналитических способностей и способности к концентрации, а также ослабление подсознательных ограничений, которые в противном случае защищали бы тело от самого себя. Кюмон, Врата исцеления, расположены в правом полушарии и также стимулируют процессы, которые традиционно происходят в нем, такие как яркое воображение, мастерство в искусстве и интуиция. Пациенты, испытывающие нарушения в работе Кюмона, могут также отмечать головные боли, снижение способности или даже неспособность оценить степень своего истощения, гиперактивность, неспособность связать следствия с причинами и неестественную раздражительность. Сеймон, Врата Жизни, расположен перед спинным мозгом, между пищеводом и Т3 грудным позвонком. Как было замечено еще много веков назад, люди с развитой чакрой обладают повышенной скоростью естественной регенерации, и эта особенность усугубляется у тех, кто обладает большими запасами чакры. Сеймон получает информацию от болевых рецепторов в мозге и распределяет чакру внутри себя, чтобы способствовать исцелению. Пациенты, испытывающие нарушения в работе Сеймона, могут отмечать сильную усталость, одышку, стреляющую боль в верхней части спины и нелокализованные кровоизлияния. Сёмон, Врата боли, расположены ниже Сэймона, между легкими и грудным позвонком Т8. Эти врата хранят чакру личности человека, и среди любого количества субъектов нет двух одинаковых. В этих вратах можно найти свидетельства как элементального сродства, так и большинства чакровых кровных линий, если таковые имеются, которые питают каждую из них. Обратите внимание, что эти врата не являются корнем кровных линий или элементальных сродств, они просто регулируют их эффективность. Пациенты, испытывающие дисфункцию сёмона, могут ощущать физиологическую боль, особенно в позвоночнике и руках, а обладатели кровной линии могут испытывать еще более серьезные побочные эффекты от своих дзюцу. При подозрении на дисфункцию Сёмона обращайтесь с обладателями многоаффинной кровной линии с особой осторожностью, как для своей, так и для их безопасности. Томон, Врата Предела, расположены в животе, между печенью и солнечным сплетением, и действуют как интермодальная чакровая точка в верхней части груди, регулируя пассивное усиление чакры на обеих руках человека. Она получает бессознательные сигналы от мозга и соответствующим образом распределяет чакру по каждой руке, усиливая мышцы и кости. Шиноби с достаточным уровнем мастерства могут усилить их еще больше, а здоровый и хорошо развитый Томон увеличивает возможности шиноби. Пациенты, испытывающие дисфункцию Томона, могут отмечать боль в мышцах, ощущение вздутия, стянутости или искусственного тепла в руках, а также усталость костей, что может привести к травме после тренировки или боя. Кеймон, Врата Видения, располагаются чуть выше живота. Хотя все врата содержат большое количество чакры, Кеймон занимает второе место по ее количеству, уступая лишь Шимону. Подобно тому как желудок сигнализирует мозгу, когда ему требуется пропитание, так и Кеймон диктует, когда телу нужно вырабатывать больше чакры. Из-за их близкого расположения истощение чакры часто проявляется как сильный голод, и поглощение пищи играет определенную роль в преодолении истощения чакры, поскольку она создается в виде физической энергии, которая, в свою очередь, превращается в чакру. Пациенты, испытывающие нарушения в работе Кэймона, могут испытывать боли в желудке, чрезмерно активный аппетит, странную тягу к еде, особенно к мясу, или хронические приступы легкого или сильного истощения чакры. Кёмон, Врата Чудес, расположены среди кишечника. По своей функции он схож с Томоном, но регулирует пассивное усиление чакры в ногах, а не в руках. Таким образом, пациенты, испытывающие дисфункцию Томон, могут также испытывать боль в мышцах, ощущение вздутия, стянутости или искусственного тепла в ногах, а также усталость костей, что может привести к травмам после тренировок или боев. Они также могут сообщать о длительном ощущении, неотличимом от потребности в мочеиспускании. Шимон, Врата Смерти, находится в самом сердце. Оно содержит самый большой запас чакры в человеческом теле, и эта чакра - самая мощная из всех, что может выработать человеческое тело. Единственная задача Шимона - поддерживать работоспособность сердца, и чакра внутри него не будет сдаваться до самой смерти человека, независимо от обстоятельств. Пациенты, у которых нарушается работа Шимона, умирают. Я уставилась на слова, читая и перечитывая их, стараясь не начать хихикать как сумасшедшая. Кроме восьми врат смерти - кстати, очень страшно, что проблема с этими вратами сразу же убивает тебя, - все это были чертовы статистические данные! Я взял карандаш - да, в Ивагакуре они все-таки есть, а я-то думал, что их еще не изобрели, раз в Аканэ-обасане не было ни одного, - и написал слово рядом с каждой записью. Открытие = Логика Исцеление = Творчество Жизнь = Жизнеспособность Боль = Сродство с чакрами Предел = Сила Вид = Емкость чакры Чудо = Скорость Вроде как. Не совсем. Но что-то в этом было, что заставило мой маленький ботанический мозг гудеть, какая-то навязчивая потребность, как у любителя сёнэна, разработать систему масштабирования силы. Давайте представим, что эта глупая фантазия в моей голове имела под собой основания. Если это была статистика, то что тогда было метрикой? Чакра? Если да, то существовала ли стандартизация для измерения чакры, что-то вроде калорий? Например, чтобы одна единица была точным количеством чакры для питания каварими или что-то в этом роде? Это требовало дальнейших размышлений и дополнительных исследований. Если бы только я мог найти человека, достаточно умного, чтобы ответить на все мои вопросы. Пока же я буду исследовать Врата Предела и надеяться, что не разрушу ничего важного.