Плыви как камень — история Ивы

Статус. Была ночь, и в больнице, или, по крайней мере, в этой палате, царила тишина и спокойствие. Но через окно проникало достаточно лунного света, чтобы я могла увидеть свое отражение, глядящее на меня из куполообразного стеклянного интерьера моего инкубатора. Состояние. По-прежнему ничего. Может быть, мне действительно нужно было сказать это вслух? Я попытался выдавить из себя звук, но мой язык был пудовым, вялым и трудноподвижным. "Та-да", - захлебнулась я, маска на лице заглушала все звуки, которые мне удавалось произнести. Горло сжалось - доктор сказал что-то о шрамах. Вероятно, до конца жизни я буду говорить либо как старый курильщик, либо как знойная актриса. В прошлой жизни меня часто называли болтливой, так что, возможно, это была еще одна жестокая уловка судьбы. Как и то, что я переродилась во вселенной Наруто и не застряла в Кири или хотя бы в Конохе. Боже, как бы я любил Кири. Я любил океан, а океан обычно любил меня. С помощью чакры я мог бы заставить воду делать ужасные и удивительные вещи. Я бы даже предпочел Суну Ива. Пусть пустыня, но ветер - это половина того, что делает океан океаном. И мне нужно взглянуть на карту, чтобы быть уверенным, но мне кажется, что Суна имеет прямой выход к южному океану. У Айвы есть побережье, но оно граничит с полярным морем, а я гораздо меньше люблю холодную воду, особенно после смерти. "Сззз. Та. Да. ззз", - попытался выговорить я. Проклятые "с". Но ничего не вышло. Милитаристский, жестокий Ивагакуре не мог ничего сделать. Война - даже с моей ограниченной точки зрения я мог легко определить, что она идет, - тоже не была для меня чем-то новым. Сирота без клана - я бы принял ее в одно мгновение, не жалуясь. Если бы только у меня были эти чертовы геймерские способности. Но нет, это было бы слишком просто. Я начинаю как чертов NPC, без особых способностей или унаследованных приемов, которые можно было бы использовать. Я был тостом. Позволив себе погрязнуть в жалости к себе и гневе на несправедливость всего этого, я решил ускоренно пройти пять стадий горя. Бог, э-э, Ками? Ками, я не могу поверить в это дерьмо. Я не могу быть одиноким и бессильным в мире с гигантскими чакра-зверями и мощной, но не очень развитой магической системой. И я не могу быть в гребаной Айве, деревне, известной тем, что она не только засранка, но и проигрывает все войны. Это буквально Германия 1900-х годов среди стран Элементалей! Я ни за что не стану каким-то ничтожеством, вынужденным выполнять приказы тупоголовых военных с политическими замашками. Твердолобые, разве не этим гордится Ива? Что ж, я покажу им, что они твердолобые. Я так или иначе поднимусь по карьерной лестнице, и мне плевать, по чьей морде придется ступать, чтобы добраться до следующей ступеньки. Должен же быть кто-то, кто поможет мне, верно? Ива были не очень хорошо прописаны в сюжете, и они готовы сотрудничать во время четвертой войны шиноби. Может быть, они не так плохи, как их представляют. Конечно, они не такие любвеобильные, как Коноха, но я уверен, что у меня будет возможность произвести впечатление на кого-то наверху и, возможно, получить специальное обучение. Я просто должен показать хорошее шоу. А Ива, может, и проигрывает часто, но все равно считается одной из сильнейших скрытых деревень, достаточно сильной, чтобы поставить Коноху в тупик в третьей войне до появления Желтой Вспышки. Я думаю. Да, и я привык к жесткой военной структуре. Возможно, я смогу здесь прижиться. Кого я обманываю? Есть большая разница между флотом США и Ивагакуре, мать его, Сато. Даже в Конохе регулярно совершаются военные преступления, а здесь, судя по всему, все гораздо хуже. Признаюсь, у меня не самый лучший моральный компас, но есть вещи, с которыми даже я не могу смириться. Я не смогу ничего с этим поделать, пока не займу очень высокое положение в деревенской иерархии, а как может безымянная сирота поставить себя в такое положение? Единственное, что здесь уважают, - это сила, и даже если я буду трудиться изо всех сил, как я смогу сравниться с известными людьми в этом мире без родословной? Я вздохнул и почувствовал, как теплый воздух сконденсировался под маской. К чему было отчаиваться? Я был здесь, в Ивагакуре, я был сиротой, и я уверен, что не принадлежу ни к какому выдающемуся клану. А если бы и принадлежала, вряд ли бы меня оставили одну в государственной больнице. Сейчас я ничего не мог сделать, чтобы изменить ситуацию. Но у меня были некоторые преимущества: ум, развитый намного больше, чем у моих сверстников, военный опыт, знание будущего, элементарное понимание энергосистемы и воображение тысяч авторов фанфиков за моей спиной. Я не мог изменить обстоятельства своего перерождения, но я мог подготовиться к войнам, которые, как я знал, грядут. Мне всего месяц, так что я совершенно беспомощен. Но есть одна вещь, которую я могу сделать. Я закрыл глаза и начал медитировать. Официально усыновить Имаи Касаики оказалось так просто, как и говорил доктор. Потребовалось всего лишь нанести визит в отдел гражданства в здании внутренних дел. Клерк так обрадовался, что ему поручили дело шиноби Ивагакуре, а не беженца, ищущего убежища, которому пришлось бы проходить тщательную проверку, что, быстро поставив на документах печать одобрения, пожал Кадзухиро руку. Дальше было гораздо сложнее. Несмотря на свидетельство о рождении Касаики и свежее свидетельство об усыновлении, пришлось изрядно потрудиться, чтобы убедить управляющего банком, худосочного человека с всклокоченной бородой и слабым подбородком, разрешить ему объединить средства на счетах Хисаси и Маны со своими собственными. Мужчина мог бы и дальше отказывать ему в просьбе, если бы вспыльчивость Кадзухиро не достигла точки кипения и он не начал кричать. Суматоха привлекла внимание еще одного посетителя банка, стоявшего в очереди, - джонина, который находился между заданиями. Пока Кадзухиро объяснял ситуацию, на глазах у него выступили слезы, джонин, бородатый мужчина, выглядевший соответствующе, устремил свой взгляд на кассира. "Он говорит правду", - коротко сказал он. "Это моя команда нашла девочку и вернула ее в Айву. Если он готов вырастить ее, то окажет деревне большую услугу. Дайте ему денег". Теперь этот самодовольный человек был гораздо менее уверен в себе. "Простите, - попытался он, вытирая пот с висков. "Видите ли, существуют протоколы. Мы должны изучить просьбу и провести расследование". Джонин протянул руку и ухватился за каменный подоконник окна кассира. "Я не уверен, что вы меня слышали", - сказал он, когда в воздухе стало разливаться убийственное намерение, привлекая любопытные и нервные взгляды остальных шиноби, ожидающих своей очереди. "Отдай ему эти чертовы деньги". Кассир сглотнул. "Хорошо", - проворчал он. "Да, я так и сделаю. Я возьму бланк, и вам придется подождать несколько дней, пока его обработают..." Раздался громкий треск, когда рука кассира сжалась вокруг подоконника, раздробив камень в его хватке. Кассир вздрогнул от этого звука и от осыпавшихся на его стол камешков. "Никаких задержек", - сказал джонин. "Деньги нужны ему сейчас. Сделайте это, или вам не понравятся последствия". Потрясенный, кассир обновил бухгалтерскую книгу и показал ее джонину. Кадзухиро повернул шею, чтобы посмотреть, и его глаза расширились от цифр. Он знал, что быть джонином хорошо оплачивается, но, черт возьми. "Обара Нанами", - внезапно сказал джонин. "Арима Хидео. Цуцуи Сэйдзи. Эти трое моих товарищей тоже умерли без наследников и бенефициаров. Они хотели бы, чтобы их средства были добавлены к средствам этого молодого человека". И Кадзухиро, и кассир в шоке от такого заявления. "Но, но", - заикался кассир. "Он не имеет права на их счета! Я никак не могу обосновать своему начальству, что их средства принадлежат ему!" "Тогда где же они находятся?" - мрачно спросил джонин. "В ваших карманах или в карманах вашего начальника?" "Нет!" - сказал кассир, с ужасом наблюдая, как все больше осуждающих глаз начинают смотреть в его сторону. "Нет, мы бы никогда не стали!" "Я могу поручиться, что эти мужчины и женщины предпочли бы, чтобы их невостребованные сбережения попали к этому человеку, а не гнили в конце вашей бухгалтерской книги", - сказал джонин. "Так что переведите их сейчас же". Кассир так и сделал, и Кадзухиро мог бы получить инсульт, когда мужчина открыл свой новый баланс. "Я... я не знаю, что сказать", - в ужасе прошептал Кадзухиро, обращаясь к джонину. "Нечего говорить", - заявил тот, не сводя с него пристального взгляда. "Эти деньги для девочки, понятно? Не для тебя. Если я узнаю, что сбережения моих товарищей проматываются в игорном зале, сам Цучикаге не сможет спасти тебя от моего возмездия". "Конечно, нет", - тут же ответил Кадзухиро. "Все достанется ей. Одежда, молоко... э-э. Все, что еще нужно детям". У него еще не было времени изучить материал, который ему дали в больнице. "А когда она подрастет, - тренировочное оборудование", - сказал джонин, и Кадзухиро с готовностью кивнул в знак согласия. "Я чувствую ее потенциал даже на этой стадии развития. Когда-нибудь она станет грозным шиноби". Высказав свое мнение, он отвернулся и, кажется, пожалел кассира. "Если у вашего начальства будут проблемы с этим, - сказал он, окинув мужчину бесстрастным взглядом. "Передайте им, что Бива из Пыли настояла на своем". Дрожь страха и благоговения пробежала по позвоночнику Кадзухиро, когда он понял, что он, а точнее, ребенок, опекуном которого он теперь является, привлек внимание старшего сына Цучикаге. Теперь, когда у него появились средства, первым делом Кадзухиро не стал покупать кроватку, одежду или даже детскую смесь. Он должен был купить дом. Да, технически чунин был бездомным. Впрочем, это не имело особого значения: он никогда не был в Айве. После смерти родителей, оставивших ему лишь десятую часть того, что он получил от Хисаши, он был вынужден продать дом своего детства и все, что в нем было. Заработав при этом гораздо меньше денег, чем стоил дом, так как шла война и покупка домов была для всех на первом месте. Он был просто благодарен риелтору за то, что тот вообще купил его. По мере того как война разгоралась, а он все меньше времени проводил в деревне, он решил, что пора сократить свои самые большие и самые ненужные расходы. Он перестал платить за аренду и позволил выселить себя без боя. Те несколько ночей, которые он проводил в деревне, он останавливался в самом дешевом и дерьмовом хостеле, который был чертовски доступнее. Но с появлением Касайки ему понадобилось более постоянное место жительства. И, имея на банковском счете больше, чем он мог себе представить, он отправился на поиски дома. Наверное, будет разумно выбрать место поближе к одному из детских садов, размышлял он. Он не мог вечно оставаться на службе, а младенцы требовали много внимания. К счастью, в Айве это была невероятно распространенная проблема, и деревня предоставляла бесплатные услуги родителям шиноби в их отсутствие. Однако бесплатные услуги не отличались качеством и эффективностью, особенно в условиях высокой напряженности внутри деревни. Он опасался, что, если до его дома будет слишком неудобно добираться, они могут опоздать или не захотят должным образом позаботиться о Касаки. Он бы даже не задумался об этом, если бы не тот факт, что многих куноичи призвали на службу еще во время учебы в академии, и он помнил, как они жаловались на это. Он разочарованно застонал. Он не понимал, какого черта он делает. Он не знал того, чего не знал. И он не хотел быть родителем. Все, чего ему сейчас хотелось, - это плакать, злиться и, возможно, вернуться на фронт, чтобы убить парочку подонков Листа или умереть. Но он был обязан позаботиться о новорожденной крестной сестре перед Хисаши, поэтому он шел дальше. Заблудившись в своих мыслях, он наконец вышел на хорошо знакомую ему улицу. Он вынырнул из оцепенения, когда в поле зрения появился знакомый дом, который соответствовал тем немногим критериям, которые у него были. Он находился всего в трех кварталах от детского сада, и в нем не было слишком много места для содержания - он точно знал, что в нем всего две спальни и одна ванная комната. Кроме того, в доме был душ и высокий забор, чтобы не подглядывать. Кроме того, так получилось, что это был дом его детства. Кадзухиро не удивился, увидев на двери объявление о продаже: не найдя семьи, готовой приобрести дом, он был вынужден продать его организации, которая могла бы продать его с выгодой для себя. Очевидно, им повезло примерно так же, как и ему. Больше размышлений и раздумий не потребовалось. Он выследил риелтора и выкупил недвижимость, получив едкое удовлетворение от того, что теперь она обошлась ему дешевле, чем та, за которую он ее продал. Ему все еще было горько от того, что все эти годы он якобы терял в цене. На обратном пути он столкнулся с парой сопляков, которым предложил заплатить за уборку, пока он будет обставлять свой новый/старый дом. После некоторого торга они согласились, и Ками Кадзухиро был рад, что у него наконец-то появились деньги. Он считал, что это необходимая трата для дальнейшего благополучия Касайки, поскольку их новый дом, несомненно, был грязным, а пыль не может быть полезна для крошечных легких ребенка. А разве доктор не сказал, что у нее уже есть проблемы с дыханием? Да, это было невероятно необходимо. Он без труда нашел всю необходимую мебель, бывшую в употреблении (а может, и одиннадцатую), и потратил большую часть дня на то, чтобы перетащить все это в свой дом. Как только он счел, что ребята достаточно хорошо справились с уборкой пыли и паутины, он расплатился с ними и отправился знакомиться с соседями. Не из стремления к общению, а в надежде, что они окажутся родителями, готовыми помочь ему в трудную минуту. У него возникло ощущение, что он столкнется со многими из них. В доме через дорогу от его собственного он нашел золотую жилу. "Кадзухиро-кун!" - воскликнула матрона, едва взглянув на него. "Боже мой, как давно это было!" Ему потребовалось неловкое время, чтобы вспомнить ее имя. "Хамамото-сан", - поприветствовал он. "Очень рад видеть вас снова". "Зовите меня Аканэ-обасан", - настаивала она, хотя до его переезда они никогда не были так близки. Но это только навредило бы его делу, поэтому он ухватился за эту фамильярность обеими руками. "Акане-обасан, - согласился он с натянутой улыбкой. "Прошло слишком много времени. После смерти родителей я был вынужден продать наш дом, чтобы свести концы с концами. Прошу простить меня за то, что не попрощался с вами должным образом - я был так расстроен". "Не за что прощать", - твердо сказала она. "Вы были так молоды, всего тринадцать лет. Я могу только представить, каково вам было". "Это было нелегко", - сказал он. Это было сильное преуменьшение. "Но шиноби - это тот, кто выдерживает. Это заложено в названии". Аканэ неодобрительно хмыкнула. "Но шиноби - люди, мне ли не знать. Я родила одного из них". Слава ками. Он никогда не знал, что у Аканэ были дети; учитывая возраст женщины, они, скорее всего, были старше его на порядок. Если они еще живы. Он не стал спрашивать, вдруг нет. В данный момент этот разговор был ему не по зубам. "К вопросу о рождении", - сказал он. "Мой крестный - не уверен, что вы когда-нибудь встречались, Имаи Хисаши, - он и его жена были убиты Листом нин, оставив после себя новорожденную дочь. Ни у кого из нас не было семьи, к которой можно было бы обратиться, поэтому я удочерил ее". "Усыновила?" - зашипела женщина. "Но тебе всего шестнадцать!" "У меня не было другого выхода", - сказал он, изо всех сил стараясь подавить гнев. Да, ему было шестнадцать. И нет, он не был готов. Он не знал, будет ли когда-нибудь готов. Но дело было не в этом. "Я понимаю твои опасения, поверь мне. Я тоже их чувствую. Но это не меняет реальности. Я уверен, что даже этот шестнадцатилетний подросток может дать девочке лучшую жизнь, чем та, которую она могла бы получить в приюте, и я обязан попытаться сделать это перед ее отцом". Аканэ резко вдохнула, но Кадзухиро продолжал. "Но я не могу сделать это один". Он тяжело вздохнул и, несмотря на ее протесты, опустился перед ней на колени. "Я умоляю тебя. Не могли бы вы помочь мне справиться с этим? Потому что я, - задыхался он. "Я только что потерял единственного человека, который у меня остался. И я не знаю, что делать". Хотя он не гордился этим, он намеревался использовать манипулятивный подход, и в какой-то степени он все еще им был. Но казалось, что день догнал его. Притворство исчезло, и все, что он мог, - это быть искренним. "Кадзухиро-кун, - сказала она, положив морщинистую руку ему на щеку. "Подними голову. Пожалуйста". Он не поднял, потому что слезы текли по его подбородку, и каждая из них весила целую тонну. Аканэ вздохнула. "Эта война отняла так много сил у многих. Я очень уважаю тебя за все, чем ты пожертвовал, и восхищаюсь тем, что ты усыновил этого ребенка. Конечно, я помогу тебе, чем смогу". "Спасибо. От всего сердца благодарю вас". Он попытался взять себя в руки, но эта задача оказалась почти невыполнимой. Но ради Касайки он мог притвориться. "Yoroshiku onegaishimasu, Akane-obasan-sensei", - пошутил он и воспринял легкое хихиканье как победу. В фанфиках я полагал, что обычные люди, трансмигрировавшие в стихийные страны, будут автоматически осознавать свою чакру, поскольку энергия была настолько чуждой, что не могла не выделяться, иногда до такой степени, что вызывала легкий или сильный дискомфорт. Но это было бы слишком удобно. Чакра была иллюзорной. Настолько иллюзорной, что, если бы мне снова и снова не повторяли, что чакра существует во всем живом и неживом в этом мире, я бы бросил поиски. Однако в младенчестве у меня не было ничего, кроме времени. Если бы не добрый доктор, я бы даже не представлял, с чего начать. Когда он прочищал мои легкие - опыт, который, уверяю вас, я постараюсь не повторять, - он использовал то, что я принял за медицинскую чакру. Я не уверен, канон это или фэнон, но я помню что-то о том, что тело отторгает чужеродную чакру, и что медицинские дзюцу работают, формируя чакру создателя в нечто, что тело может принять. Объяснение, похоже, соответствовало тому, что я испытал; все, что я чувствовал в процессе, - это вода, бурлящая внутри меня. Одна мысль об этом вызывала у меня тошноту. Но через два дня он применил ко мне другое дзюцу, которое, вероятно, имело корни в медицине, но не использовало медицинскую чакру. И, о боже, это я почувствовал. Ощущения были неописуемыми, и не обязательно в хорошем смысле, так что я даже не буду пытаться. Но даже после того, как оно отступило, выйдя из моего тела тем же путем, что и вошло, ощущение пустоты пронеслось по пораженным участкам, словно чакра вырезала борозды в самом моем существе. Канавки, которые через мгновение естественным образом заполнились... ох. Моя чакра чувствовала себя лучше. Она двигалась по собственной системе кровообращения, заполняя пустые канавки и успокаивая их, как гель алоэ при солнечном ожоге. Как только канавки заполнились и чакра пришла в равновесие, я потеряла ощущение. "Гейн", - бездумно прощебетала я, и доктор замер. Вот дерьмо. Младенцы не говорят. Я не стремился следовать философии "оставаться незамеченным", которой придерживались многие герои фиков, но это было уже слишком. Если в Конохе были Данзо и Корень, то в Айве - кое-что похуже. "Я никогда раньше не слышал от тебя ни единого слова", - пробормотал он, и я бы хлопнул себя ладонью по лбу, если бы у меня хватило силы воли и если бы я не знал, что мой купол в данный момент опасно хлюпает. Младенцы не говорят. Почему он решил, что я сказала что-то вразумительное?" "Может, моя чакра тебя потревожила?" - задался он вопросом. Нет, подождите! Я не могу заставить его испугаться и попробовать это на мне снова. Дайте мне эти бороздки, док! Я захихикала, как милый ребенок, и хотя это было неловко, но, похоже, помогло. "Какой странный ребенок", - пробормотал он. Протянув руку, он сделал то, что, как я предполагаю, было печатью руки - я не настолько маленький, чтобы знать, какой именно, - и прикоснулся пальцем к моему противоположному локтю. Бум, мгновенные борозды. Моя чакра устремилась внутрь, чтобы заполнить пустоты, и я позволила ощущениям прокатиться через меня, как потоку свежей воды. Нет, эта картина была слишком спокойной. Это было похоже на океан, разбивающий свои волны о скалы. Утес - это, наверное, стены паза. Когда она заполнилась, прилив и отлив снова стали успокаивать. Я этого не хотел. Я не был спокойным морем; я был бурей, ураганом. Что-то, что я могу почувствовать, а не то, что может отойти на второй план. Если я потеряю это, а доктор не сочтет нужным сделать мне еще одну бороздку, как я снова найду свою чакру? Несмотря на то что она находилась внутри меня, я контролировал этот океан едва ли больше, чем настоящий. Но это не мешало мне пинать метафорические ноги и плескаться изо всех сил. Это продолжалось всего две секунды, прежде чем массивная рука прижалась к моему боку. "Не делай этого", - огрызнулся он, и военное отродье во мне узнало приказ старшего офицера, когда я его услышал. Я немедленно прекратил плескаться. Он смотрел на меня с такой интенсивностью, какой я еще никогда не видел в этой форме, и меня охватило чувство тревоги. Неужели господин доктор тоже был сенсором? "Ты сделала это специально?" - спросил он, и я бы не ответила, даже если бы вопрос не был риторическим. Я еще маленький ребенок, я не понимаю слов. Он в недоумении покачал головой, немного отступив назад. Казалось, он разрывается между желанием пошалить и желанием быть на расстоянии вытянутой руки, чтобы помешать мне веселиться. "Ну, это первое. Новорожденный, бессознательно использующий чакру". Эй, отвали! Это было абсолютно осознанно! "Как бы я вообще назвал это, если бы она умерла?" - мягко поинтересовался он. "Внезапный автономный выброс детской чакры... выброс? Дренаж? Может быть, перфорация, если пути разорвутся". Я застыл на месте. Возможно, мне пока не стоит возиться со своей чакрой. Оторвавшись от своих невеселых мыслей, он снова положил руку мне на грудь и направил то, что я приняла за медицинскую чакру. Мгновенно мой океан разгладился, став спокойным, как побережье Мальдивских островов. Я нехотя отказалась от борьбы. "Надо будет сказать парню, когда он вернется, чтобы следил за этим", - пробормотал он, окинув меня еще одним недоуменным взглядом. "Симптомы, а не причина. Я не вижу ничего хорошего в том, чтобы проболтаться об этом кому-либо. Когда-нибудь ты станешь очень страшной леди, малыш". Ах, бобы. Да, при всем желании я не смогла бы остаться незамеченной. Мне был всего месяц, а я уже была на слуху. Через полтора часа моя скука снова стала невыносимой. Я виню в этом взросление с Интернетом. Небольшой толчок не убьет меня, верно? Ураган оставил впечатление, но я чувствовал, как с каждой секундой память о нем все больше и больше исчезает из моего глупого, недоразвитого детского мозга. Прежде чем он успел полностью исчезнуть, я пнул ногой - нет, одним пальцем, - создав малейшую рябь. В моем воображении эта рябь изменила форму, став пилюлеобразной и вытянувшись, как маленький перископ, высунувшийся из ее верхушки. Как легко развлекающийся ребенок, которым я всегда был, я отправил его в путь, закрыв глаза и с нетерпением следя за его путешествием. Может быть, море, которое он исследовал, и не было похоже ни на одно из тех, в которые я когда-либо спускался, но я покорю его, как и любое другое. И мой первый шаг к этому - изучить его течения.