Пепел. Хроники Риада

Всадники Эскара и пешие воины, повозка с поклажей и группа пленников настоящим караваном продвигались в сторону Риада, до которого осталось пересечь котловину, раскинувшуюся перед воротами в город. В синих сумерках глубокой ночи пылающим янтарём горели факелы в руках воинов, беспокойное безмолвие окрестностей разгоняли цокот копыт и скрип колёс. ХынСаа окинула заинтересованным взглядом стены города, к которому они приближались. Пылавший золотым светом факелов Риад тянулся к небу исполинскими стенами, пугавшими неприступностью и величием. Огромные башни, соединённые мостом, охраняли входные ворота, ковром фонарей поднимались дома по склону Цайлома, вершины которого касались звёздного неба. Слышались плеск протекавшего рядом Анхара, шум бурной ночной жизни, выкрики стражей, смешались в прохладном воздухе запахи испечённых лепёшек, варённого в котлах мяса, свежескошенного сена и конского пота. Со стороны полей доносились пряные ароматы диких трав. С удивлением ХынСаа различила и мятную свежесть хвои, которую прежде ощущала в можжевеловых зарослях в отдалении от селения ламарцев, куда не раз ходила с матерью. — Это Риад? — полушепотом спросил у неё Замиг, вцепившись в её руку и поневоле наклонив в свою сторону. Девушка погладила его по голове: — Да, Замиг. Огромный, не правда ли? — Он как гора, — вырвалось у мальчика, храбрившегося и пытавшегося не выказать испуга. — Горы всегда защищали наше племя, — вспомнила ХынСаа предания, которые ламарцы знали с ранних лет. — Может, и Цайлом нас защитит, Замиг. — Защитит, — кивнул Замиг, казалось, мало в это веря, но цепляясь за надежду. — Мы же дети гор. ХынСаа тепло улыбнулась: — Ты прав, Замиг. Мы дети гор. Она чувствовала смятение пленников; ламарцы не знали, что их ждёт в Риаде. Вид города не внушал им надежды и пугал неизвестностью и звуками совершенно другой, отличной от привычной им жизни. Сердце ХынСаа сжималось от волнения за всё племя; снова и снова она вспоминала обещание, которое дала умирающей матери, и гадала, сможет ли его сдержать. Время её грозило закончится уже завтра, и мысль, что не успеет ничем помочь соплеменникам, приводила в отчаяние. Девушке стоило усилий не поддаться эмоциям, но страха за себя она не ощущала. Будто жизнь перестала принадлежать ей в тот миг, как она положила её на алтарь служения племени, и теперь ценной стала не жертва, а награда за неё. — Что с нами теперь будет, ХынСаа? — с тревогой спросила Фийха, схватив девушку за руку и настороженно наблюдая за тем, как медленно и тяжело открываются городские ворота. — Возле крепостной стены есть башня, где держат пленных, — спокойно поведала ХынСаа, машинально привлекая к себе Замига. — Завтра, во время праздника, Курхо и его Эскар проедут на конях через весь город к горе, хвастаясь перед жителями своими трофеями. Они нас и приведут к храму. А Союз лакхских кланов решит, что будет дальше. Фийха поразилась: — Откуда ты это всё знаешь, ХынСаа? — Дийнал рассказал, — простодушно ответила девушка. — Думаю, я могу ещё поговорить с стражниками… — Не стоит, ХынСаа, — перебила её Фийха. — Ты красивая, воины и коснуться могут. Улыбка девушка была полна горечи: — Они побоятся касаться той, что предназначена Саа Мелару. Фийха вздрогнула и только крепче сжала её руку, следуя вместе с остальными к открывшимся воротам. Кони вступили в город, цокая копытами по булыжнику, что выстилал площадь, открывшуюся взору прибывших, каменные двухэтажные дома рядами тянулись справа и слева, шумели кроны росших тут и там раскидистых чинар и грабинников. Свет факелов мало что позволял разглядеть; пленников спешно втолкнули внутрь каменной башни, пристроенной к дому, в котором жила стража Риада, и заперли в просторной комнате, слабо освещенной лунным светом. Привыкшему к темноте взору открылись выложенные камнем стены и холодный глиняный пол; небольшая кадка с водой обрадовала утомлённых долгой дорогой ламарцев, и, напившись, они устроились прямо на полу. Говорить никому не хотелось, молчали даже дети, которых вскоре одного за другим сморил сон. Матери за ночь так и не сомкнули глаз. Утром двое стражников принесли пленникам лепёшки и корзину спелых груш, которую прислал один из торговцев. — В Риаде сегодня праздник, — не сдержав тёплой улыбки, напомнила ХынСаа в ответ на удивлённые взгляды ламарцев. — Пусть будет благой торговля этого человека, — искренне пожелала Фийха, за которой пожелание повторили почти все пленники. Вывели ламарцев из башни сразу после трапезы. Окружённые всадниками, они направились по главной улице вслед за Эскаром. ХынСаа, которая до этого отвлекала себя от тягостных мыслей, слушая доносившийся снаружи весёлый шум праздника, с интересом оглядывала украшенный город, который более не скрывали от взора ночные потёмки. Двери почти всех домов были украшены золотыми и багряными листьями, красными веточками барбариса и яркими цветами дурмана и герани. Под настилами хвастались урожаем земледельцы, радовали взор горки яблок и груш на столах, коричневые бусины орешины на медных подносах, собранные в окрестных лесах красный и чёрный боярышник, рыжая мушмула и кислая ещё, жёлто-оранжевая облепиха. Пестрели у иных торговцев вышитые платки и скатерти, люди угощались мёдом и соками, повсюду слышались детский смех и громкие разговоры. Чувствовалась терпкая смесь печёного теста, жареных орехов и спелых смоковниц, которые тёплой древесной ноткой разбавляли ароматы сушеной душицы, тимьяна и аниса. Узнав о том, что по главной улице ведут пленников, дождавшиеся возвращения Эскара жители собирались толпами, чтобы увидеть взятых в плен и поприветствовать войско наследника. Неторопливо продвигаясь на коне к Ихраджу, Курхо с каждым шагом становился всё мрачнее. Накануне, передав правителю Риада письмо, написанное Дийналом, он долго беседовал с ним и прорицателем Хэжаром. Старец ничего не сказал, узнав о приказе наследника, лишь заметил, что ему нужно время прочитать смыслы сделанного недавно пророчества. Глава Союза был расстроен и умело это скрывал, однако в его сдержанных словах Курхо уловил намёк: надежда, поддерживавшая отца столько лет, отныне держится на тонкой нити возвращения Дийнала из Таргама со сведениями, столь необходимыми для исполнения плана, описанного Седьмым потомком Эрсала. Курхо в глубине души сетовал о том, что не ведал о знаниях Бледноликой Сийг, унесшей их с собой в горы. Сетовал из-за мысли, что приговорённая им к смерти девушка, сама того не подозревая, могла поведать тайну, которую правитель и Хэжар искали много лет. Он надеялся, что Дийнал найдёт подсказки в святынях племени Ламар. Ночь он провёл в раздумьях, думая о том, как поступить. И предложил отцу на рассвете план, во многом зависящий от удачи и силы слухов. — Хочешь возвестить об этом в Риаде? — не поверил Глава Союза. Пропитанный запахом сосновых веток, воздух в просторных покоях правителя только-только начал светлеть, осторожно касались ложа на возвышении солнечные лучи, тонкими завихрениями тянулся дымок над лампадой, горевшей с самого вечера. Тяжёлыми волнами падали на пол раздвинутые шторы, в беспорядке лежали на огромном столе раскрытые свитки. Завернутые в шёлк фолианты покоились на полках шкафа у стены, богатые узоры на глянце высоких ваз привлекали взор, и поражали тонкой работой орнаменты на тёмном дереве сундуков возле стен. Окинув взглядом убранство, Курхо догадался, что и отец не спал до рассвета. — Да, — твёрдо ответил он, кивнув. — Если мы скажем, что среди пленных — дочь самой Бледноликой Сийг, радость жителей города и благодать, что с собой несёт её возвращение, могут побудить Саа Мелара сохранить девушке жизнь. К тому же, кажется, демон Риада любил Бледноликую. — Она его предала, Курхо, — резко заметил правитель. — С чего ему сохранять жизнь её дочери? — Да, но ведь племя об этом не знает… — Довольно! — оборвал сына Глава Союза. — Я пошлю за Хэжаром, встретимся в комнате совещаний, — принял он решение. Наследник поклонился и вышел; выросший рядом с отцом, он прекрасно угадывал его настроение и понимал, что правитель хочет обдумать его предложение наедине с собой. Прорицатель, к радости Курхо, услышав предложенное решение, светло улыбнулся. — Надежды и чаяния жителей Риада и вправду могут спасти пленнице жизнь, — рассудительно заметил он, поправив складки широкого рукава неизменной серой мантии. — Саа Мелар не станет омрачать праздник, знаменующий его правление в городе. В маленькой комнате, где правитель обычно беседовал с советниками, на возвышении располагалось дубовое седалище, укрытое роскошным покрывалом. Охраняли двери сделанные мастерами города светильники из диорита, в которых, спрятанное за пластинами из слюды, горело пламя. Висело напротив дверей знамя с изображением кокха, рядами стояли вдоль стен низенькие деревянные подставки с подарками послов союзных племён: изящными статуэтками из золота и рубинов и расписными чашами. — Что ему до племени? — тяжело вздохнул Глава Союза и опустился на седалище, отбросив в стороны полы шелковой мантии. — Он возьмёт своё по праву… как всегда. — Курхо, — взглянул Хэжар на наследника, — скажи, ты можешь быть уверен, что эта девушка — дочь Бледноликой Сийг? — Как я рассказал накануне, она сделала пророчество, — напомнил Курхо. — Прокляла наше племя… на нашем языке, друг Хэжар. Ламарцы говорят на одном языке с нами. Прорицатель покачал головой, в глазах его светилось удивление: — Поразительно! И тому должна быть причина. Сонтал, — перевёл он взгляд на правителя, — позволь мне поговорить с этой девушкой. — Прочитав во взоре правителя сомнение, он добавил: — Если твоё предчувствие верно, и это утро — последнее в её жизни, у нас будет эта беседа и надежда на то, что поиски Дийнала увенчаются успехом. — Я отдам приказ, — поразмыслив, принял решение Глава Союза. — Курхо, — обратился он к наследнику, — да возвестят в городе. Риад должен знать о том, что возвратилась дочь жрицы, воспетой им в легендах, — задумчиво проговорил он. Курхо потупился и спросил: — Даа, если Саа Мелар примет мою жертву… Как мы поступим? — Назовём дочерью другую пленницу, — не долго думал правитель. — Среди пленных нет иной девушки, только матери с детьми, — помолчав, поведал наследник, затем коротко рассказал о том, что сделали горянки, остановленные отрядом Дийнала на пути в верхнее селение. — Это древний обычай, — задумчиво заметил Хэжар; рассказанное Курхо, казалось, подарило ему богатую пищу для размышлений. — О целомудрии и чести ламарцев известно каждому по обе стороны гор. — Их законы толкают нас пойти на обман, — в голосе Главы Союза послышалось раздражение. — Я полагаю, мы… Договорить он не успел: тяжелые двери с шумом раскрылись, рывком отброшенные в стороны, и находившиеся в комнате замерли, завидя в проёме черноволосого мужчину в роскошных парчовых одеждах. Расписанная гранатовыми узорами чёрная накидка его отливала перламутром в сиянии светильников, мерцала россыпь рубинов в серебряном поясе, что схватывал на талии полы чёрного халата. Окинув мужчин презрительным взглядом, демон Риада неторопливо вступил в комнату и проследовал к седалищу, с которого поспешил подняться правитель. Прекрасно владея собой, Курхо проследил за тем, как Саа Мелар устроился на шкуре — с грацией, выдававшей нечеловеческую природу, — и сдержанно вздохнул, когда демон воззрился на него с насмешливой улыбкой в глазах. Отступившие к стене правитель и Хэжар избегали встречаться глазами, опасаясь выдать себя, но вниманием Саа Мелара целиком завладел Курхо. Мгновение-второе протекли в напряжённом молчании, которое первым нарушил Владыка Цайлома: — Счастлив твой приход, Курхо. Наконец ты почтил своим возвращением Риад. Наследник хорошо слышал в издевательских нотках злость, которую демон и не стремился спрятать. Переборов себя, Курхо опустился на колено и резко прижал правый кулак к левому плечу: — Счастлив вам служить, владыка. Саа Мелар отчётливо фыркнул, смерив наследника полным жалости взглядом: — Незачем так стараться, Курхо, твоё правление начнётся лишь через два дня. — Я прошу у вас прощения, владыка, — Курхо сумел справиться с негодованием и произнёс извинение с должным почтением. — Меня не было слишком долго. — Да ну? — насмешливо улыбнулся демон и со вздохом провёл ладонью по скуле и подбородку — словно решал, как лучше поступить. — Слышал, ты ко мне с дарами? — неожиданно спросил он. — Эскар взял племя Ламар в плен, — откликнулся наследник. — Всё племя? — Саа Мелар хохотнул. — Мужчины все до одного погибли в битве, ибо пленение покрыло бы позором их сыновей на семь поколений вперёд, а невинные девушки и вдовы избежали участи попасть в рабство, отдавшись смерти. Если Эскар и захватил кого в плен, то лишь связанных долгом матерей и их детей. Так ведь, Курхо? — ласково уточнил он. Молча наблюдавший за происходящим Глава Союза нахмурился, гадая, откуда демону так хорошо ведомы законы горного племени, Хэжар же покачал головой — скорее в восхищении, чем в удивлении. Курхо сдержанно ответил: — Вы правы, владыка. Я привёз вам в дар дочь их жрицы. — Демон прищурился, и он, помедлив мгновение, добавил: — Мы полагаем, что она прямой потомок покинувшей Риад Бледноликой Сийг. В окружавшую мужчин тишину влилось чуть слышное шипение, Саа Мелар резко встал и, взирая на склонённого наследника сверху вниз, тихо спросил: — Когда тебя посетила эта догадка — до или после твоего приговора? — Накануне, владыка, — не стал скрывать Курхо, — я узнал об этом накануне от прорицателя. Он более моего знает наши предания. Хэжар склонил голову, когда демон метнул в него взгляд; презрительно скривившись, Саа Мелар посмотрел на правителя и сухо бросил: — Жду вас в Ихрадже на обряде приветствия Цайлома. Не добавив более ни слова, демон стремительно покинул комнату. Проводив его глазами, Глава Союза с долей тревоги заметил: — Если он не примет твой дар, Курхо… я не смогу передать тебе бремя власти. Курхо не ответил. Он чувствовал себя так, словно его окатили помоями. *** На душе ХынСаа было сумрачно, короткими искрами пробивался сквозь пелену отрешённости страх, впервые посетивший её с того мгновения, как Курхо произнёс приговор. Оставшись одна, девушка чувствовала растерянность, разделённая с племенем, которое заперли в подземелье Ихраджа. Юные служительницы храма, к которым отвели пленницу, проводили её в купальню, пояснили, что никто не имеет права ступить в ритуальные залы Ихраджа, не приняв полного омовения, и оставили её одну после её долгих уговоров: одна мысль снять платье в присутствии постороннего вгоняла ХынСаа в краску. Кутаясь в халат из мягкой хлопковой ткани, девушка тревожно оглядела покои, в которые её привели после, и вздрогнула, услышав спокойное: — Полагаю, и облачиться в платье ты предпочтёшь сама? ХынСаа оглянулась и потупилась, безошибочно распознав в величественной женщине главную жрицу храма. Вахия слабо усмехнулась и меланхолично повела рукой в сторону белой завесы, скрывавшей один из углов просторной комнаты: — Можешь спрятаться от моего взора там. — Благодарю, — чуть слышно выдохнула девушка и, подхватив с ложа предназначенное ей одеяние, поспешила скрыться за покрывалом. — Я слышала, девушки племени Ламар стыдливы, — поведала жрица, когда ХынСаа вышла из-за завесы. — Но я не догадывалась, что настолько. Девушка оглядела служительниц храма, безмолвно вошедших в покои, и протянула одной из них аккуратно сложенный халат. Вахия кивнула жрице, которая увлекла ХынСаа к высокому зеркалу, вделанному в камень стены, и предложила ей присесть на стул. Вся во власти тупившей чувства растерянности, пленница покорно села и не стала возражать, когда ещё две девушки, взяв гребни, начали расчёсывать её длинные золотисто-каштановые волосы. Бледное золото каменных стен, пола и терявшегося в тенях потолка, невесомые белые полотна, стекавшие вниз и подхваченные плетёнными золотистыми шнурами, седалища из светлой буковой древесины, подносы с гранатами, виноградом и смоквой на столах, пламя в диоритовых вазах и полускрытый завесами арочный проём, ведший на балкон, — покои дышали уютом и чистотой, но ХынСаа не замечала ничего вокруг, лишь сжимала пальцами лёгкую, воздушную, белоснежную ткань платья, до плеч оставлявшего открытыми её руки и струящимися складками ниспадавшего вниз. Она следовала знакам жриц бессознательно и безмолвно встала, едва они закончили расчёсывать её волосы, которые ныне, схваченные двумя гребнями у висков, вьющимися локонами падали на спину и тонкими прядками скрывали лоб. — Подойди, — донёсся до неё голос главной жрицы. Приняв у помощницы инкрустированный рубинами узкий пояс из овальных серебряных пластин, Вахия наклонилась и застегнула его у пленницы под грудью, коснувшись её слуха почти неслышным вопросом: — Мать племени передала тебе завет? ХынСаа застыла, сбросив с себя оковы апатии, и на миг вскинула на жрицу взгляд, боясь выдать тайну их беседы другим девушкам. Вахия незаметно кивнула на вопрос в её глазах и невозмутимо вплела в её волосы серебряную ленту. Девушка помолчала в раздумьях и тихо ответила: — Передала. Главная жрица отступила на шаг, закончив, и не глядя приказала остальным девушкам: — Возвращайтесь в ритуальный зал. С тобой хотел поговорить прорицатель, — поведала она, когда помощницы покинули покои. — После я провожу тебя к алтарю. Сердце ХынСаа сжалось, но она отбросила переживания и озвучила догадку: — Я могу чем-то помочь… Это так? Вахия не отвечала достаточно долго, взвешивая свои слова, и девушка внимательно оглядела её высокую, стройную фигуру, облачённую в роскошное платье из белоснежного шелка, расшитого золотыми узорами, чёрные, блестящие, как уголь на солнце, волосы, заплетённые в косы и уложенные на затылке, обхватывавшие гибкие запястья кольца браслетов, тончайшей работы серьги в мочках ушей. Строгое одухотворённое лицо жрицы было таким же красивым, как у всех лакхов: с густыми чёрными бровями, выразительными карими глазами под стрелками длинных ресниц, чётко очерченными губами, тёплой бледностью ровной кожи и правильными чертами. Скользила в её облике и решительность, граничащая с лёгкостью проливать кровь, которую ХынСаа заметила ещё у воинов Эскара. Это было племя победителей, и жрица словно олицетворяла собой его дух и законы. — Храбрая ты девушка, — промолвила наконец Вахия. — Ты, может, утра не встретишь, но страха в тебе нет. Назови своё имя, — попросила она. — ХынСаа, дочь Нийсхо, вождя племени Ламар. — ХынСаа, — с улыбкой повторила главная жрица. — Душа реки… Говорят, согласно вашим традициям, самое сокровенное, что может сказать мужчина, — это назвать возлюбленную «Моя душа». Девушка улыбнулась в ответ и скрыла боль, которой её кольнули сожаления: она так и не услышала от Дотта заветное «Са саа». — Откуда у тебя этот медальон? — спросила Вахия, аккуратно приподняв пальцами серебряную подвеску, висевшую у девушки на груди. В очертаниях выгравированного на кулоне символа виднелся парящий в небе кокх, контуры которого были заполнены драгоценной голубой эмалью. В медальоне угадывался свидетель событий, которым минуло почти девять сотен солнц, — того, что давно исказили предания, передававшиеся поколениями из уст в уста. — Дар моей уни. Символ Матери племени, — ответила ХынСаа, опустив голову и коснувшись подвески пальцами. — Достался тебе по наследству от Первой Матери, не так ли? — предположила жрица. Девушка кивнула, и она продолжила: — Возможно, ваша Первая Мать и Бледноликая Сийг, воспетая в наших легендах, — это одна жрица. Возможно, ты дочь её дочери. Сердце быстрее забилось в груди ХынСаа, она подалась к Вахие, не осмеливаясь спросить, и вздрогнула, когда та покачала головой, отнимая надежду, которую едва подарила: — Тебе придётся это доказать. Одной подвески недостаточно, — резко заметила она и вышла, оставляя девушку в смятении.