Джет

      Беспросветный кошмар — именно так коротко и емко теперь можно было охарактеризовать жизнь сына Пепла. О, с какой бы радостью он вернул те дни, когда его всего-навсего преследовал и колотил Рифт! От Рифта можно было убежать, ему можно было сопротивляться — хоть как-то… Но как сопротивляться Вожаку? А Полуночный Вой теперь ни на минуту не позволял забыть о своей персоне. Он ждал отчет ежедневно, а если Джет пробовал увильнуть, вызывал и требовал.       Джету никогда не приходилось заниматься ничем более мерзким. Секс с другим самцом? Да, тоже не верх благородства, но это хотя бы было их с Рифтом личное дело, не затрагивающее более никого. Это даже близко не стояло с тем, что теперь делал сын Пепла против своей воли, но по приказу Вожака. Выведывание чужих секретов, ловля товарищей на неосторожном слове, пересказывание и переписывание откровенных глупостей и превращение других бойцов в жертвы этих глупостей… Джет не хотел, противился всем своим существом и любыми способами старался избежать доносов, но все это были лишь какие-то жалкие попытки. Он продолжал скрывать от Полуночного Воя всякого рода незначительные проступки собратьев, но часто страдал из-за этого сам. Первая показательная порка не стала единственной. Как только лидер начинал подозревать, что осведомитель недоговаривает, он выводил его перед строем под любым надуманным предлогом, и сын Пепла покорно признавал несуществующую вину, вновь и вновь получая плетей. Рубцы на шкуре Джета не успевали заживать, а Заговор, всякий раз колдовавший над многострадальной спиной, не переставал ворчать на тему «молодых бунтарей, которым хоть кол на башке теши — все без толку». Юнец лишь отмалчивался. Гораздо хуже для него было наблюдать расправу над теми воинами, которых все-таки волей-неволей приходилось сдавать Вожаку — за драку, за открытое пренебрежение к обязанностям, за употребление или распространение запрещенных веществ, в список которых входил и алкоголь.       Второе, что не переставало мучить сына Пепла — постоянный страх, что его раскроют. Он хорошо помнил, как окончил свои дни Репей. Вряд ли бедолага был одним из шпионов Воя — не то просто бы пошел и рассказал Вожаку о своих догадках, а не стал бы угрожать тем, что расскажет. Тем не менее, реакция Рифта хорошо иллюстрировала перспективу быть пойманным. Конечно Безродный был агрессивнее большинства других самцов, но известие о том, что кто-то докладывает начальству о каждом твоем шаге, кого угодно из себя выведет. Пожалуй, спасало лишь то, что Джета его же стараниями пока наказывали за «неуважение» и «вольнодумство» намного чаще, чем остальных.       Ну и третье, что не давало покоя… Сын Пепла никак не мог забыть о Рифте. В клане Безродного, если и упоминали, то лишь в прошедшем времени, но Джет не мог поверить в то, что они никогда больше не увидятся. Время проходило, а от карательного отряда так и не было вестей. Но ведь они отправились так далеко… Может, и нормально, что вести не сразу доходили?       На самом деле вне брачного сезона партнеры не привыкли общаться слишком близко. Даже выступая на Охотах в качестве напарников они держались довольно обособленно, а в клане встречались лишь на тренировках и за обедом. Отбывая срок в трюме, самцы также избегали общества друг друга, пока не наступил Сезон. А вот после Сезона все изменилось… Они почувствовали — Джет не сомневался, что чувство было обоюдным — что уже не могут находиться порознь. Они никогда не говорили об этом, просто постоянно держались вместе, ложились спать рядом и делили скудную пищу, оставив в прошлом мальковые потасовки за кусок съестного. И теперь… Теперь сыну Пепла этого настолько не хватало, что порою хотелось выть от тоски.       Останься Рифт на корабле, они скорее всего продолжили бы изображать вечную вражду и все равно бы не виделись так часто, как хотелось бы, понимая, как опасно вызывать подозрения… И все же они могли бы видеть друг друга — хоть изредка, хоть издали. А так… Одним словом… Оказалось, что Джет раньше даже приблизительно не представлял, какую боль может причинять расстояние и неизвестность. А теперь прочувствовал сполна.       Большая Охота стала для сына Пепла долгожданной передышкой. Он сбежал на нее в числе первых, опасаясь, как бы Вожак не опомнился и не послал его соглядатаем с кем-то из особенно мятежных воинов. Но очевидно, кое-что святое для Полуночного Воя все-таки оставалось, потому что на этот период он оставил Джета в покое и никак не напоминал о себе, позволив побыть один на один с тяжкими раздумьями и воспоминаниями.       Джету впервые предстояло охотиться без напарника, так что замахиваться на что-то сложное не следовало и мечтать. Учитывая крах, постигнувший его и без того не слишком богатую трофейную стену, юнец выбрал один из небольших ульев Священной Дичи на пыльной, забытой всеми богами планетке. Близ него он и провел все два отпущенных на промысел месяца. Днем, когда Жесткачи прятались от ненавистного солнца, сын Пепла по возможности отсыпался, выбрав в качестве убежище дупло огромного, давным-давно погибшего дерева, а ночью вторгался во владения чудовищ.       Каждый раз, заходя в мрачные коридоры и вставая лицом к лицу с Проклятием Вселенной, Джет не мог отделаться от ощущения, что где-то совсем рядом, буквально за поворотом, собирает с улья свою дань и Рифт. Действуя, как всегда, четко и хладнокровно, Безродный кладет Жесткачей одного за другим, непостижимым образом успевая посматривать, не пытаются ли там, чего доброго, сожрать его мелкого напарника… Да, с самых первых совместных Охот Рифт пытался заботиться о Джете — неумело, да что там, абсолютно коряво, так, что его забота чаще всего больше смахивала на попытку оскорбить, унизить, оставить без добычи… Но сколько же раз сын Пепла оказывался на волоске от смерти, а Безродный приходил на помощь! Хотя он всегда действовал неявно, делая вид, что уложил непосильного Джету противника чисто из-за того, что тоже присмотрел его череп для своей стены. Покушаясь на чужую добычу, Рифт нарушал один из основных принципов Охоты, и было время, когда Джет считал это банальным неуважением к Кодексу, однако теперь сын Пепла хорошо понимал истинные мотивы напарника… Страх потери — неправильно для охотника, но вполне объяснимо для любимого…       С приходом утра молодой воин покидал улей с одной или двумя головами Жесткачей, реже — с пустыми руками. Он уходил в безопасное место и залечивал раны, отдыхал, потом занимался обработкой трофеев или ловил что-нибудь на обед, а после спал. Часто в полусне ему казалось, что и здесь Рифт рядом с ним — обосновался где-то снаружи и вот-вот появится, чтобы предъявить свои права на более удобное место. Тогда Джет улыбался и урчал, как будто и впрямь был не один.       Когда сына Пепла подобрал челнок с «Триумфа», юнец всю дорогу до корабля мысленно молил богов о том, чтобы и Рифт вернулся тоже. Но боги не услышали его просьбы, а возможно услышали, да поздно было исполнять… Безродный не вернулся. И ждать дальше уже было скорее всего бесполезно.       Два дня Джет пролежал в капсуле, заживляя основные повреждения — ничего особо серьезного, но Заговор настоял, да и сам юнец был не против хоть ненадолго забыться. Впрочем, после этого реальность лишь серьезнее вдарила по башке. Не успел Джет отойти от процедур и как следует разместить трофеи, как его вновь призвал Вожак и напомнил об обязанностях. А так хотелось забыть это, будто страшный сон…       Все и раньше было не очень, а теперь вовсе пошло наперекосяк. Надвигался Сезон, и возвращающиеся с Охоты воины вели себя все более несдержанно. В брачный период Вожак давал драчунам поблажки, но покуда гон не вошел в свои права, забот у несчастного осведомителя прибавилось. Тот и рад бы был продолжать закрывать глаза на большинство перебранок, да только конфликты и недовольства день ото дня становились все более явными. Трудно утаить то, свидетелями чему стала добрая половина клана, а у Джета имелись все основания полагать, что у Полуночного Воя может оказаться отнюдь не одна резервная пара глаз и ушей.       К счастью, предсезонье продлилось недолго. Самцы стали отбывать на планеты самок, и вскоре корабль опустел настолько, что подслушивать стало почти что не за кем. Лишь молодняк обреченно шатался по ярусам, пока еще худо-бедно справляясь с поднимающейся гормональной бурей. Джет тоже начал ощущать, как на него временами накатывает. Это вызывало тревогу, ведь сын Пепла понятия не имел, как теперь продержаться в Сезон.       Вожак вызвал его снова, как всегда после отбоя и как всегда не конкретизировав, с какой целью. Хотя тут можно было даже не гадать…       — Проходи, воин, — голос лидера был спокойным и даже доброжелательным. Пожалуй, впервые со времени первой встречи…       Сын Пепла низко поклонился и сделал несколько нерешительных шагов вперед, а затем… Его будто парализовало. Запах Вожака, наполняющий каюту, встал перед юнцом как непреодолимая стена. Доминант четко обозначил свою территорию, и младшему самцу не следовало пересекать эту незримую черту, дабы не навлечь на себя его гнев.       — Я жду, — слова Полуночного Воя сейчас противоречили запаху. Не удивительно — организм зрелого самца уже пробуждался для репродукции, но разум еще был чист. Вожак не стал бы нападать на подчиненного.       Джет с опаской поднял взгляд. Лидер сидел перед ним точно так же, как в первый раз, вальяжно развалившись в кресле, с обнаженным торсом и бедрами, прикрытыми бордовой тканью. На лице Полуночного Воя играла легкая улыбка. Казалось, при виде другой особи мужского пола он совершенно не испытывает свойственного периоду гона раздражения. Хотя, учитывая слабый запах юнца, это было не так уж удивительно.       Нервно застрекотав, сын Пепла переступил на месте и, с трудом преодолевая инстинктивный трепет, направился к креслу лидера. Вроде бы, на самом деле бояться сейчас было нечего…       — Завтра я отбываю в свой гарем, — степенно произнес Вожак. При приближении юнца он, вместо того чтобы предложить ему сесть, поднялся сам, демонстрируя превосходство своего роста перед молодым воином.       Джет настороженно замер, пока еще не понимая, для чего лидер говорит это.       — Я позвал тебя, чтобы сказать, что освобождаю от обязанностей, — не дожидаясь вопросов, продолжил Полуночный Вой. — Сейчас, как ты сам понимаешь, необходимость в них отпадает.       Сын Пепла сначала не поверил своим ушам. Неужели, этой пытке наконец подошел конец? Неужели…       — Мой Вожак, я прошел твое испытание? — затаив дыхание, спросил юнец.       — Не особенно успешно, — лидер слегка разочарованно дернул жвалами, но его взгляд остался довольно миролюбивым. — Но я верю, что в будущем у тебя получится лучше.       — В будущем? — секунду назад сердце Джета готово было выпрыгнуть из груди от радости, теперь же, подобно тяжелому камню, рухнуло вниз.       — Разве я сказал, что освобождаю тебя навсегда? — Полуночный Вой поднял брови, но вряд ли это был знак истинного удивления. Ему будто бы доставляло удовольствие созерцать, как беспомощный юнец буквально на глазах погружается в панику.       И вдруг…       Джет знал, что не должен это говорить, и примерно представлял, что Вожак сделает с ним, если он все же решится… Но и продолжать молчать было выше его сил. Лучше сказать и умереть на месте. Или вновь отправится в трюм. Или остаток жизни терпеть побои. Все, что угодно, но только не это!       — Мой Вожак, я бы никогда не осмелился о чем-то тебя просить, но сейчас я прошу, — уже переставая осознавать, что делает, сын Пепла внезапно осел к ногам лидера, готовый принять любую кару. — Прошу, назначь мне другое испытание. Любое. Самое сложное или самое унизительное. Только не принуждай меня больше…       Тяжелый рокот Вожака заставил его осечься и сжаться от ужаса. Выражение Полуночного Воя стремительно менялось.       — Я выбираю испытание, а твое дело его выполнять и не противиться, — прорычал лидер и, мгновенно потеряв свое идеальное самообладание, нагнулся, схватил юнца за горло и рывком поднял. В этот миг его искаженное яростью лицо оказалось так близко, что Джет смог различить мельчайшие трещинки на зубцах подрагивающих от возмущения жвал. Это было последнее, что юнец увидел, прежде чем перед глазами все поплыло. Сын Пепла захрипел и рефлекторно вцепился в руку Вожака. Запах доминанта усилился, дополнительно мешая дыханию. Сознание начало мутиться… Где-то на самой его границе слышался нарастающий рык беспощадного властителя.       Как произошло дальнейшее, сын Пепла осознать не успел. Он просто почувствовал, что пальцы, сжимающие его шею, разжались, и под ногами снова оказалась твердь, а со следующим вдохом в носовые камеры сокрушительным потоком хлынул горький аромат мужской агрессии, устрашающий и одновременно… Необъяснимо притягательный.       Юнец на мгновение замер, и вдруг с урчанием подался вперед. От неожиданности Вожак отпрянул, наткнувшись спиной на какую-то полку и своротив с нее несколько предметов. Однако Джет уже вновь был подле него. Тяжело дыша, сын Пепла потянулся к лидеру и прильнул всем телом к влажному от выступившей брачной испарины тросу, начиная, подобно женской особи, потираться о него головой, челюстями и шеей. А Полуночный Вой, вместо того, чтобы оттолкнуть ненормального, просто остолбенел. Его глаза расширились, а пасть раскрылась, и перепонки внутри нее начали резко вздрагивать, выдавая беспокойство. Вожак принюхивался, и было ясно, что ощущающийся запах все больше сбивает его с толку: вместо подчиненного воина лидер чуял готовую к спариванию самку.       — Что с тобой не так… — сменив рычание на шепот, проговорил Полуночный Вой, а сын Пепла уже спускался куда-то вниз, урча и извиваясь, лаская кожу старшего самца жвалами и жадно очерчивая руками рельеф напряженных мышц.       Оказавшись на уровне набедренной повязки, Джет взялся за фиксирующий ткань узел и стал с поразительной уверенностью развязывать его. Полуночный Вой поднял руку, чтобы схватить наглеца за гриву и отбросить подальше, но… Вместо этого неожиданно погрузил пальцы в копну куцых отростков и слегка надавил. Из груди Вожака вновь послышался рокот, но уже совсем другой тональности.       В следующий момент сын Пепла оказался стоящим на коленях. Заняв удобное положение, он наконец справился с упрямым узлом и медленно стянул ткань. Она легко соскользнула по ногам лидера, и взору юнца предстала чуть приоткрытая клоакальная щель, к которой вдоль подтянутого живота спускалась аккуратная дорожка из светло-серых щетинок. Рука на затылке Джета дрогнула и пока еще неуверенно повторила усилие. Тогда сын Пепла обхватил бедра Вожака и припал раскрытой пастью к его паху. Язык юнца робко прошелся вдоль набухших краев и погрузился в половую складку, вызвав первый глухой стон. Когти доминанта болезненно сдавили отростки гривы, впиваясь в кожу, но Джет даже не обратил на это внимания, продолжая откровенные ласки.       Вскоре юнец ощутил растущее сопротивление. Блестящая от слюны и слизи головка пениса буквально выскочила наружу, и ротовые складки пассива тут же плотно охватили ее, а язык принялся оглаживать выдвигающийся стержень. Полуночный Вой откинул голову назад, задохнувшись от блаженства, подаренного запретными ощущениями, а затем глубже толкнулся в пасть неожиданного любовника.