грязь

лань выворачивает ящики и переворачивает стол. бьет посуду и ломает вещи — соседи снизу должны быть в восторге от такого грохота в три часа ночи — изредка останавливаясь и молча задыхаясь от гнева. он рыдает и, будем честно, это выглядит убого. — я блять все для тебя делал. яоши молчит, слабо морщась, когда он снова с отвратительным звоном бьёт тарелку. головная боль нервировала сильнее, чем эта истерика. она глубоко вдыхает, глотая дым с черт его знает какой по счету сигареты. нужно держать что-то во рту и молчать. отбесится и свалит. говорить с бухим охотой — увеличивать его время прибывания здесь. — отвечай мне. прекрати пялить на меня и ответь. появляется желание закатить глаза, которое удачно глотается вместе со слюной, оставляя после себя горькое послевкусие. яоши пожимает плечами, наспех выдавая хоть какую-то реакцию. — что ты для меня делал? лань замирает. он беззвучно открывает и закрывает рот, прекращая разрушать квартиру. яоши, кажется, может собой гордиться. она заставила его прекратить шуметь. — ну так? — ты изменила мне… — мы не встречались. и это не ответ на мой вопрос. лань бледнеет на глазах и это становится чем-то муторным. появляется желание встать и выкинуть его за шкварник из квартиры. в эти моменты разница комплекций начинала немного подбешивать, но яоши уже привыкла. он с тихим всхлипом опускается на пол, жмется спиной к стене, накрывая голову руками. удивительно жалкое зрелище. яоши слабо щурится, не двигаясь. — ты не сделал для меня ничего особенного. и это не проблема — я не жду от тебя чего-то необычного или невозможного. но, если это проблема для тебя, то ты должен разобраться с ней сам. потому что все новенькое, что ты мне предлагаешь сейчас — бухие погромы в третьем часу ночи. и я сомневаюсь, что ты претендуешь на такую необычность, верно? в любом случае, мне все равно на твои действия, пока это не мешает мне жить. лань сжимается сильнеe, ненавидя себя за то, что скатился так низко. яоши снова пожимает плечами, роняя бычок на пол и придавливая его ступней в носке. носки, кстати, нанук подарил — она ведь постоянно мерзнет и спать с ней в одной кровати настоящий гемор. лань знал об этом, но почему-то нет чувства победы, когда на чужом подарке появляется след от тлеющей сигареты. словно бы «все равно» для него и «похуй» для нанука были чем-то определённо разным и отличным друг от друга настолько, что преодолеть эту разницу было невозможно. — успокоился? он позорно шмыгает носом, едва-заметно кивая. она вздыхает, стягивая с себя футболку и падая спиной на кровать, чтобы проваляться так пару минут. двигаться было чертовски в падлу. чужие срывы изматывали так сильно, как не изматывали свои собственные во времена, когда еще было кому срываться. лань подходит и сам укладывает ее поудобнее — в псином чутье и желании угодить все же он выигрывал — после чего сам ложится рядом, обнимая со спины и прижимая к себе ближе. теплый.