Багровая нить

      Когда Гермиона добралась до дома, было около половины одиннадцатого. Солнце давно скрылось за горизонтом и, казалось, унесло за собой последние силы, взамен оставив лишь пустоту, усталость и звёздную темень.       Удивительно, но совсем недавно молодая сотрудница Министерства любила возвращаться в свою магловскую квартиру. Радовалась гостеприимной темноте прихожей, что изо дня в день встречала её, ласково шепча о том, что она больше не на работе, а теперь… Теперь в ней ощущалось другое: опасность, давление и беспросветный мрак, с которым она сталкивалась, когда обучалась в Хогвартсе, и с которыми уже не было сил бороться.       Увы, мрачные времена не окончились с поражением Тёмного Лорда, ведь на свободе оставались его последователи — Пожиратели. Одна их часть залегла на дно, вторая — сменила имена и перебралась в другие страны, третья и по совместительству самая опасная — продолжила преданно нести идею Лорда, выслеживала и убивала членов Ордена, а также тех, кто был с ними связан. К сожалению, имён последних Гермиона знала очень мало — это была прерогатива Гарри и Рона, как авроров, — однако одно имя было высечено в голове особо чётко. Оно царапало тело изнутри, затмевало мысли, вынуждало сердце гореть в агонии, а разум идти на безумства.       Почему безумства? Потому что никто из её друзей не осмелился бы снять все защитные чары, наложенные Министерством на их квартиры, и, что важнее, не стал бы ждать нападения самого жестокого Пожирателя в одиночку. Возможно, это была главная глупость в жизни Гермионы или последнее событие перед её закатом, ей было всё равно. Она была готова встретиться с Долоховым, даже несмотря на новости о его недавней стычке с вампирами.       По рассказам друзей на месте бойни нашли пять тел вампиров, убитых с помощью тёмной магии, а также кровь Долохова. Сам Пожиратель при этом исчез, а спустя неделю произошла новая трагедия — жестокое убийство семьи одного из маглорождённых членов Ордена. В этот раз не было никаких следов магии. Жертв задрали когтями, и что самое странное, не обескровили, как это полагается у вампиров, а значит предполагаемым убийцей не мог быть новообращённый Долохов. Но Гермиона думала иначе.       Она многое слышала о его жестокости и собачей преданности Волдеморту, дважды сталкивалась с ним в бою, чувствовала на себе его грубую хватку и взгляд, полный презрения к таким, как она. Так мог ли он — чистокровный пить кровь маглов и маглорождённых? Стал бы вести себя, как дикое, брошенное на произвол судьбы животное?       Гермиона сомневалась, а вместе с тем боялась встречи с ним, поэтому через несколько дней после убийства навестила Элдреда Уорпла — волшебника, занимающегося изучением вампиров, которого однажды встретила на праздничном вечере у профессора Слизнорта. Тот хоть и настаивал на том, чтобы она не совершала глупостей, пытаясь поймать существо, чья скорость и сила была гораздо выше человеческой и к которому нельзя было применить стандартные заклинания, но всё равно рассказал о том, как именно можно это сделать. Даже взял с неё обещание, что она не станет делать этого в одиночку, но всё было напрасно.       Грейнджер мотнула головой, отгоняя поток навязчивых мыслей, затем спокойно разулась на пороге, сняла весеннее коричневое пальто и, повесив его в шкаф, включила в маленькой двухкомнатной квартирке свет и направилась в душ. Горячие капли воды не помогали расслабиться. Слишком сильно и отчаянно хотелось соскрести с кожи все тёмные воспоминания о прошлом, о мерзавце Долохове, идущим за их трио по пятам, а также последней неделе, из-за которой вся жизнь улетела в пропасть. При этом сколько бы она не натирала себя мочалкой, не могла избавиться от них.       Покончив с мытьём, она в белом халате вышла на кухню за уже начатой бутылкой вина и бокалом, после чего побрела в гостиную. Окно в комнате с чёрным кожаным диваном, застеленным мягким бежевым покрывалом, маленьким телевизором и массивным книжным шкафом во всю стену было открыто нараспашку, давая понять, что она не намерена прятаться. Оставленная на подоконнике палочка свидетельствовала о ещё большей глупости своей хозяйки и буквально кричала о том, что Грейнджер не собирается сопротивляться смерти. Приходи и забирай. Даже погода благоволит. Ветер снаружи совсем затих, умиротворяя всё вокруг.       Медленно выпив вино, будто делает это в последний раз, она прочитала несколько глав любимой книги на диване, а когда за окном раздался едва различимый треск, спугнувший птиц, осевших в кронах деревьев, поняла — он пришёл за ней. Страх неизвестности на миг сковал тело. Вдоль позвоночника побежали мурашки, но она старалась не подавать виду — вдруг показалось. Бездумно прочитала ещё несколько страниц, отложила книгу, сонно потянулась перед окном, затем взяла бокал в руки и, на ходу допив едва заметный бурый осадок со дна, перешла в спальню, выключив по пути свет.       Маленькая комната с кроватью, гардеробом и тумбочкой встретила темнотой. Гермиона включила ночник, поставила бокал у постели, легла и закрыла глаза. Пытаясь успокоиться, внимала каждому звуку и шороху за пределами комнаты. Руки её предательски задрожали, но пальцы тихонько постукивали под подушкой, отсчитывая минуты до возможного нападения.       Когда же наконец послышался тонкий скрип открывающейся двери, Гермиона непроизвольно сжалась. Глаза широко распахнулись и уставились на стену, на которой вскоре выросла человеческая тень. Её владелец начал медленно и бесшумно приближаться, точно проверяя, спит она или нет, затем услышал, как пульс её участился, и вмиг оказался рядом и сорвал с неё нагретое одеяло.       Грейнджер шелохнулась от резкого движения и холода, но не успела повернуть голову, как ледяные пальцы сомкнулись на её шее и потянули тело вверх, удерживая перед собой на весу, точно тряпичную куклу. Долохов буквально вынудил гриффиндорку посмотреть на его лицо. Такое бледное и спокойное, но вместе с тем несущие жгучее пламя и смерть. Его некогда глубокие серые, а теперь кроваво-красные глаза потемнели под пеленой ночи, и Гермиона испугалась, что он сломает ей шею прежде, чем она успеет сказать хоть слово. Пока же он осматривал её и комнату на предметы возможной опасности, она цеплялась пальцами в его руку, стараясь вырваться из его хватки и дышать сквозь плотно сжатые зубы.       — Итак, когда явятся остальные?       В его голосе отчётливо слышался сдерживаемый гнев. Долохов надавил на её шею с такой силой, что крик застрял в горле гриффиндорки, так и не вырвавшись. Затем он бросил её обратно на кровать и спешно отодвинулся. Убивать её слишком быстро не хотелось, сперва нужно было выяснить, где она расставела силки и скольких он сможет убить сегодня ночью.       Гермиона сдавленно хрипнула, поправила халат, а, когда отдышалась, судорожно ответила:       — Сюда никто не придёт.       Он застыл и нахмурился:       — Думаешь, я поверю, что ты сняла защиту со своего дома ради забавы?       — Нет, но я правда никому ничего не говорила. И не собиралась.       Долохов с недоверием покосился на неё, заметив, как растерянно она отвела взгляд и вжала голову в плечи.       — Напрастно…       — ?       — Напрасно я думал, что ты умнее остальных. Теперь поздно звать на помощь.       Он сел на край кровати, думая, что это напугает её, однако торжественная улыбка, мелькнувшая на лице, быстро исчезла, стоило услышать её ответ.       — Я понимаю и не собираюсь сбегать. Я… готова умереть.       — Что?       Горло Гермионы предательски сдавило от собственных слов, глаза защипало, но слёз в них не было. Она ответила через силу:       — Ты убил моих родителей, не дал вернуть им память. Я проклинаю тебя каждый день и ненавижу себя за то, что раньше не понимала, как сильно нуждаюсь в их любви. Теперь же вся моя жизнь рухнула, я потеряла их, и ты… отправишь меня к ним.       Глаза Долохова заметно округлились, а в памяти возникли смутные обрывки воспоминаний о том, как Грейнджер однажды сразила его заклинанием. Тогда она казалась ему мелкой, строптивой пешкой Поттера с извилистой душонкой, способной на хитрые уловки и имеющей невероятное везение одолеть его в дуэли, но сейчас выглядела совсем отчаенной и поражала его своей жаждой смерти.       — Ты ведь намеренно сбиваешь меня с толку, да, Грейнджер?       — Нет.       Он сомкнул челюсти, делая лицо грубее, затем нагнулся к ней ближе и угрожающе сверкнул на неё глазами, будто предупреждая не врать. Гермиона сжалась, но не сдвинулась с места, более того, когда он приблизился, чуть обнажив свои белые ровные клыки, заметила глубокие следы от укусов на его запястьях, которые он поспешил спрятать под рукавами мантии.       — Что это? — спросила она. — Сложно контролировать себя в новой ипостаси?       — А что, хочешь предложить мне свою грязную вену?       — Если хочешь убить меня так, я не стану мешать. И это не какой-то ход. Я просто хочу, чтобы всё это скорее закончилось, так что приступай. Сделай то, зачем пришёл.       Гермиона откинула волосы назад и сдвинула край халата, открывая шею. От обнажённой кожи тут же повеяло сладким и терпким ароматом, который Долохов ни у кого прежде не замечал. От него сдавило желудок и сильно зажгло горло, кожа на лице вмиг стала морщинистой, кости скул очертились, а вены набухли так, что стали похожи на тонкие верёвки. Как заворожённый он наблюдал за плавными движениями женских пальцев вдоль шеи, слушал её бешенный пульс, затем вцепился выступившими когтями в одеяло, удерживая себя от навязчивого желания следовать шёпоту крови под тонкой кожей грязнокровки. Когда же она набралась смелости и придвинулась ближе, он пришёл в себя, округлил глаза и спешно отвернул лицо.       — Ты безумна, — прошипел Долохов. — Возможно, безумнее Беллы, раз думаешь, что твоя грязная кровь меня заинтересует. Я едва не сгинул в лесу и, пока шёл процесс трансформации, неделю пил свежую кровь мелких зверей, живущих на земле и под ней, только потом накопил силы, чтобы выбраться из своей ямы. Я отлавливал крыс, Грейнджер, и их кровь пахла куда притягательнее твоей. Нет, притягательнее крови любого магла.       — А, по-моему, ты просто скрываешь свою уязвимость за этими грубостями.       — А, по-моему, ты забываешь, с кем разговариваешь.       Долохов улыбнулся, но совсем не по-доброму. Редко кому удавалось поразить его, при этом ещё смело упрекнуть во лжи. И тем не менее с каждым днём отрицать правду становилось всё сложнее. Кровь чистокровных хоть и утоляла жажду полностью, но на вкус всегда казалась одинаково пресной, в то время как смешанная походила на манящую закуску, ароматом которой можно было забыться и не вспомнить об основном блюде.       Даже сейчас он представлял, как будоражащая алая жидкость впитывается в белоснежный халат гриффиндорки, а затем растекается лужей по одеялу вместе с его принципами. Хотел бы он не думать об этом, но мысли о грязнокровке всегда сводились к одному желанию — убить и отомстить, а значит пора заканчивать их пустой разговор. Следуя этому решению, вампир поднялся с места, но не заметил, как Грейнджер схватила бокал и разбила его, порезав себе руку. Запах крови тут же заиграл в воздухе и обжёг теплом лёгкие. Долохов выдал себя тем, что слишком рьяно и нетерпеливо повернулся в её сторону, обнажив клыки.       — Дрянь!       Горло Пожирателя сдавило так, что он не мог сопротивляться дикому желанию наброситься на её рану. Более того он почувствовал, что она будто притягивает его и затуманивает рассудок. Такого не было с родителями Грейнджер, а значит, что пешка Поттера каким-то образом обманула его.       Неделю назад…       — Добрый вечер, мистер Уорпл.       — О, мисс Грейнджер!       Седой писатель-исследователь в старом тёмно-коричневом костюме оторвался от ухода за растениями и обернулся, стоило Сангвини завести гостью в его кабинет.       — Итак, вы принесли то, что я просил? — мужчина задал вопрос, и Гермиона спешно кивнула, затем быстро двинулась к нему, стараясь оказаться как можно дальше от его мрачного протеже со странным, бесстрастным взглядом. — Хорошо, тогда оставь нас двоих, Сангвини.       Несговорчивый вампир с одним красным и вторым карим глазом коротко поклонился и ушёл, в то время как гриффиндорка остановилась у письменного стола и с облегчением выдохнула, расслабив плечи.       — Простите за реакцию, сэр, я просто прежде не сталкивалась с вампирами.       — Вам не стоит бояться Сангвини. Пока я жив, мой друг никогда не сделает ничего плохого.       — Вы так в этом уверены? — засомневалась она.       — Скоро и вы будете уверены в этом, мисс Грейнджер. Разумеется, если вы собрали достаточно крови Пожирателя Долохова для нашего кровоцвета.       — Боюсь, этот флакон — всё, что у меня есть, сэр.       Гриффиндорка поставила маленький красный пузырёк на столешницу, позволяя волшебнику подойти и осмотреть его. Уорпл покрутил его прямо перед своим курносым носом, затем хмыкнул и карикатурно погладил усы.       — Какой тёмный оттенок, под стать делам мистера Долохова, по крайней мере, тем, о которых известно нам и Министерству. Собственно, исходя из этого: вы уверены, что ваши друзья-авроры действительно одобряют этот способ? Всё-таки Долохов очень опасен, а создание магической кровной связи надолго свяжет вас обоих.       «Если это поможет мне отомстить и восстановить порядок, я сделаю всё, что угодно», — подумала про себя Гермиона, а в слух ответила следующее: — Никто не против, правда, так что приступим. Кровоцвет уже готов?       — Да, осталось только добавить кровь в почву и немного подождать, пока этот вампирский цветок впитает его.       — А что потом?       — Потом мы измельчим его и экстрагируем в… — мужчина на миг задумался, а затем скользнул взглядом по бутылке вина, стоящей на его столе, и усмехнулся. — Надеюсь, вы любите пить вино? Потому как вам придётся пить эту смесь несколько дней.       — Несколько дней?       — Да, очень важно, чтобы ваша кровь напиталась этой субстанцией, иначе связующая нить не образуется.       — Нить?       Недавний разговор с мистером Уорплом мелькнул в голове Грейнджер и помог отвлечься от боли, что раздирала запястье, пока Долохов жадно высасывал из неё кровь, крепко удерживая на месте. В какой-то момент она даже засомневалась в словах исследователя, думала, что надежда на то, что она подчинит себе Долохова, весьма призрачна и рассеется, как дым, стоит ей попытаться сопротивляться сильнее, но нет. Вскоре она увидела, как магическая красная нить сделала петлю вокруг шеи Пожирателя и затянулась.       — Отпусти меня, — попробовала приказать она, надеясь, что магия сработает, однако Долохов её не услышал и продолжил вытягивать из неё силы. — Отпусти! Сейчас же!       От её крика магическая нить крепко сдавила шею мужчины, заставив его резко отпрянуть назад и замереть в недоумении. Когда же он заметил, что она тянется от его шеи напрямую к ране Грейнджер, он всё понял, разозлился и попытался снова наброситься на неё, но стоило приступить к действию, ноги тотчас приросли к полу.       — Ну что, съел? — Грейнджер победно улыбнулась, но эта была вымученная улыбка. — Раньше ты был на привязи у Волдеморта, а теперь сдашься на милость грязнокровке.       Казалось, его злостью можно было заполнить всю её квартиру. Долохов выругался, а затем едва не срываясь на крик, спросил:       — Что ты задумала?       — Отомстить. Ты пожалеешь, что убил моих родителей и профессора Люпина, но прежде ты тайно найдёшь для Министерства всех оставшихся Пожирателей.

***

      Прошёл месяц. Ничего не предвещало беды. Гермиона вечером вернулась с работы, сняла с себя верхнюю одежду и обувь, вошла в тёмную гостиную, чтобы включить свет, как сзади к ней подобралась высокая чёрная тень, правда по обычаю остановилась, клацнув зубами воздух.       — Если ты будешь постоянно подкрадываться ко мне, я обещаю, что повешу тебе на шею колокольчик.       Долохов раздражённо зашипел, взглядом проследил, как она включает свет в их тёмной, некоторого рода совместной обители.       — Вообще-то я вампир, грязнокровка, а не твой домашний скот.       — Да? — карикатурно удивилась она и обернулась, оказавшись близко к нему и уверенно поблёскивая на него своими серьёзными карими глазками. — Не вижу никакой разницы. Ты уже у меня на побегушках. Скажу упасть мне в ноги, и ты с радостью растелишься по полу.       Безумный, пристальный взгляд вонзился в гриффиндорку. Какое-то время Долохов не двигался, понимая, что связь ещё крепка и бесполезно пытаться навредить ей, но затем шелохнулся и протянул к ней руку. Острый ноготь мужчины откинул её волосы назад, открывая вид на тонкую шею, в которую хотелось вонзится клыками, но сделать это без её разрешения он не мог.       — Может, ты и нашла на меня управу, девка, но запомни: если зверь и лежит у колен, это не значит, что он покорился. Может, он просто выжидает момента, чтобы напасть и вцепиться тебе в глотку.       — Что ж, пусть попробует, но прежде учтёт, что я могу убить его раньше. Так что будь послушной ищейкой.       Унижение и ненависть — два слова, которое полностью описывали чувства Долохова за всё время их связи с Грейнджер. Вампир искренне хотел разорвать самоуверенную девчонку, однако стоило ей отойти от него на несколько шагов, как голодный, безвольный пёс тащился следом за ней, надеясь, что ему сегодня бросят кость.       Жажда крови жутко угнетала. Ещё и грязнокровка давала ему ровно столько крови, сколько требовалось, чтобы не сдохнуть, при этом запретила кусать других. Сотни раз он жалел, что затянул и не убил её раньше, пока была такая возможность, а теперь он увяз во всём этом. Он ненавидел, но, раз за разом пробуя её сладкую кровь, чувствовал, что понемногу ломается. Голод сводил с ума, видимая только для них двоих веревка сдавливала горло, стоило только попытаться навредить Грейнджер. Иногда эта нить исчезала, но всегда продолжала действовать. Когда же девушка ранилась, снова появлялась, напоминая ему о поводке.       — Твоя странная магия не будет контролировать меня вечно, — угрожающе произнёс мужчина, следуя за ней к дивану. — Я обязательно выясню, в чём дело, а потом… ты сгоришь в кровавом огне.       — Уже почти закат, тебе пора идти.       — Мне нужна кровь.       Гермиона села перед ним и отвернула лицо.       — Я давала тебе кровь.       — Три дня назад.       — Ты не умрёшь.       — Тогда хотя бы оставь дверь на балкон открытой, мне осточертело сидеть там и укрываться от проклятого солнца зонтом. Или ты хочешь, чтобы я при первой же возможности разорвал тебя в клочья?       — Это если ещё получится.       — Будь уверена, ты не скроешься от меня, Грейнджер.       После этих слов он ушёл, и Гермиона наконец осталась одна. Сил почти не было. Она откинулась на спинку дивана и запрокинула голову, задумавшись над тем, что она делает. Зачем она решила раскрасить собственной кровью жизнь, которая уже и без того потеряла все краски? Как долго продлится эта связь? Ради чего этот риск? Чтобы найти остальных Пожирателей и сделать зло Долохову? Если так, то почему она чувствует себя так отвратительно? Почему неосознанно ждёт, что не проснётся утром?       «Надо сходить в душ и ложиться спать, — подумала она. — Завтра снова взойдёт солнце».       Прошла неделя. Долохова по-прежнему не было. Гермиона уже привыкла к тому, что он мог подолгу выслеживать своих бывших союзников, после чего возвращался с жутко красными глазами и весьма скверным настроением. Однако в этот раз срок был довольно большим, отчего казалось, что связь между ними исчезла. Это не могло не внушать беспокойство.       К вечеру у неё поднялась паника, и она решила попробовать призвать бывшего Пожирателя. Порезала ладонь ножом, мысленно назвала его имя, увидела, как нить стремительно двинулась к стене и прошла сквозь неё, затем осторожно забинтовала рану и принялась ждать.       Ночь накрыла небо, а она по-прежнему была одна. Окровавленная ладонь болела, а нить так и не шевелилась. Может, что-то случилось? Может, из-за того, что она не дала ему крови, он лежит и медленно умирает где-нибудь в лесу? Нет. Зная натуру Долохова, он явно сможет поймать хоть какую-то лесную живность и позаботится о себе.       Стоп. Живность. Выходит, из-за неё пострадают несчастные звери? Вот идиотка! В попытках успокоиться она зашагала по дому. Когда поняла, что уже ничего не исправить, вернулась на диван и решила немного поработать. Предварительно выключив лишний свет, она оставила рядом с собой одну единственную лампу, после чего разложила перед собой рабочие бумаги, а через час сама не заметила, как уснула.       Приход Долохова она не застала, иначе бы удивилась тому, как тяжело он дышал, как горело его тело, пока он пытался, как можно скорее добраться до неё. Все силы, казалось, разом покинули его, а в душе поселилось странное облегчение, стоило с гудящей головой присесть рядом с мирно спящей гриффиндоркой. При этом его испугало то, как быстро он сорвался к ней, оставив дело. Наверное, пора было признать, что её кровь, как и их связь, имела колоссальное влияние на него, в каком бы состоянии он не был. Но как долго он сможет бороться?       Он бегло осмотрел девушку, увидел перемотанную рану, отчётливо почувствовал её головокружительный запах, которым успела пропитаться вся комната, затем осторожно, стараясь не разбудить, взял её руку. Он мог заставить Грейнджер проснуться, потребовать крови за свои старания, но тогда пришлось бы унижаться, показать свою слабость, а его чуть ли не тошнило от голода.       «Если попытаться не думать о том, чтобы причинить ей вред, возможно, мне удастся взять хоть немного», — думал про себя мужчина, в то время как пальцы уже медленно разматывали бинт, открывая порез.       К разочарованию, рана присохла к последнему слою ткани, отчего пришлось смачивать её собственной слюной. Долохов отворачивался несколько раз, старался близко не вдыхать манящий аромат, но тот был повсюду и разжигал настоящий пожар в горле.       Лучше бы он разбудил Грейнджер, тогда не было бы этих мучений. Но он решил, что справится. Спустя несколько минут ткань поддалась, и его взору предстала миниатюрная ладошка девушки, которую он тут же приложил к сухим, потрескавшимся губам. Сладкий аромат наполнил лёгкие, язык нетерпеливо прошелся по манящему порезу, собирая живительные капли. Гул в голове немного затих, и Долохов замедлился, понимая, что можно не торопится.       Сердце Грейнджер тем временем билось ровно и спокойно. Она спала и не подозревала, какой покой привнесла в душу своего губителя этой ночью.