***
Солнце только начинает подниматься в небо, окрашивая мир в теплые тона. Эрвин просил заглянуть к нему в кабинет в среду. Целеустремленными шагами направляясь к нужной двери, одетая в солдатскую форму, Эмилия потягивается. Ее рассуждения крутятся вокруг предстоящей встречи; предположения о характере просьбы Эрвина мелькают беспокойными птицами, ищущими убежища от надвигающейся бури. Дойдя до входа в кабинет, Эмилия ненадолго останавливается, прежде чем постучать и войти. Как только она оказывается внутри, ее встречают знакомые звуки деятельности: приглушенное бормотание, шарканье ног по полу, перебирание бумаг — все это признаки того, что в стенах начинается новый день. Стоя у стола, Эрвин изучает стратегическую карту, разложенную перед ним. Почесывая подбородок, он сосредоточенно хмурит брови. Нет сомнений в серьезности ситуации: новость о том, что Эрен Йегер на самом деле является титаном, в первую же минуту вызвала шок в рядах, угрожая подорвать все, за что корпус боролся. Хоть у Эрвина обычно и стоический вид, сейчас он не может не ощущать, как его гложет тревога. Они все, все до единого, всегда верили, что титанов невозможно контролировать. — О, это ты. Проходи, присаживайся. Скрещивая руки на груди, Эмилия садится, выпрямившись, на деревянный стул лицом к Эрвину. В языке ее тела проскальзывает едва уловимое напряжение. — Ты же знаешь, о чем я хочу поговорить? Казалось, проходит целая вечность, прежде чем Смит продолжает: — Я понимаю твои опасения, — мягко начинает, — но мы не можем позволить эмоциям затуманивать наши суждения, когда речь заходит о защите человечества. Эти кадеты могут быть молодыми и неопытными, но они обладают непоколебимым мужеством и решимостью, которые мы просто не можем игнорировать, — слова его тяжело повисают в воздухе, отягощенные серьезностью общей миссии. Эмилия внимательно слушает, время от времени кивая, словно обдумывая слова Смита. Однако в глубине души все еще ощущает, что что-то не так. Это не просто «опасения», это хоть и не идеальная, но интуиция, приобретенная в бесчисленных битвах с чудовищными титанами, — интуиция, которая в тот момент подсказали, что если подвергнуть новичков опасности, то все плохо закончится. — Еще раз… Я хорошо понимаю твою точку зрения. Однако… Полагаю, мой легкие негатив вызван желанием убедиться, что были приняты все возможные меры для предотвращения потерь в наших рядах, — выдерживая короткую паузу, Эрвин вдыхает. — Иногда мне трудно прислушиваться только к логике… Но… Мало того что ты опять позволила себе эмоциональную реакцию… Еще и подставила под вопрос приказы главнокомандующего. Взволнованная обвинением, Эмилия кашляет, чтобы прочистить горло. — Я не ставила под сомнение приказы, — защищаясь, женщина делает все возможное, чтобы сохранить зрительный контакт. — Я просто высказала свое мнение относительно потенциальных рисков… Уверяю тебя, моя преданность остается непоколебимой, — сразу же добавляет. Эрвин тщательно наблюдает за женщиной, впитывая каждое слово. Он осознает, что Эмилия испытывает, и какое бремя лежит на ней. Она всегда берет во внимание наихудшие варианты развития событий, постоянно анализирует ситуации в поисках изъянов и недочетов. Это, в какой-то мере, действительно является важной частью того, что делает ее такой ответственной при выполнении солдатского долга. — Я ценю твою преданность нашему делу, Эмилия, — наконец говорит Эрвин спокойным, но не недобрым тоном. — И хочу, чтобы ты знала, что я разделяю многие из твоих опасений. В конце концов, здесь все борются за выживание. Но мы нужны друг другу, чтобы быть уверенными, что не забудем, зачем вообще это делаем. Однако… В последнее время я тебя не узнаю. Чувствуя странную смесь облегчения и опасения, Эмилия кивает и расслабляет плечи. — Тогда, возможно, пришло время и мне напомнить себе, зачем мы это делаем, — пробормочет под нос, сглатывая. — Я приношу извинения. Буду следить за своими реакциями лучше. Щурясь, изучая Эмилию так, словно видит ее впервые, Смит делает глубокий вдох. — Я всегда говорил и буду продолжать говорить… Ты с самого начала была ценным приобретением для нас, Эмилия, — задумчиво, почти шепотом. — Просто помни, зачем мы здесь. И не забывай, за что мы сражаемся. Игнорируя слабую похвалу, Эмилия ощущает прилив гордости. Это правда: она всегда делала все возможное, чтобы обезопасить людей вокруг, независимо от того, приходилось ли жертвовать личным комфортом или выходить за пределы своих возможностей. И все же что-то не дает покоя. Есть ли другой способ? Неужели они не могут найти подход, который уравновешивает риск и вознаграждение? — Ты можешь дать мне отгул на завтра? — Хм? — Эрвин поднимает глаза от карты, удивленный вопросом. Нечасто Эмилия просит о чем-либо, и уж тем более о перерыве. — Зачем он тебе нужен? — Хочу отправиться туда, куда отвезли эвакуированных из Троста. Навестить родителей. Эрвин некоторое время размышляет над просьбой, взвешивая важность того, чтобы Эмилия немного отдохнула, и возможность, что в отсутствии она может понадобиться. В итоге Смит решает предоставить выходной. — Хорошо, Эмилия. Возьми завтра отгул. Но вернись за два часа до отбоя. Еле слышно бурча, Эмилия встречается взглядом с Эрвином. — Спасибо, — искренне благодарит, вставая со стула. Снаружи поднимается ветер. Какое-то количество секунд Эмилия стоит молча, прислушиваясь к отдаленному эху шагов солдат, спешащих по своим делам в коридоре. Затем, не сказав ни слова, она поворачивается и размашистым шагом покидает кабинет.***
Во время ночного патрулирования Ханджи замечает, что с Леви сегодня что-то не так. Обычно он комментирует разного рода вещи, но этим вечером кажется каким-то чересчур холодным и отстраненным. Когда Зоэ спрашивает, в чем дело, Аккерман просто что-то ворчит в ответ, а затем резко меняет тему. Разговор переходит на обсуждение недавнего открытия, связанного с Эреном. Хотя Ханджи и старается отвлечь Аккермана от рабочих вопросов, она никак не может отделаться от беспокойства за благополучие своего друга. — Некоторые солдаты говорят про тебя и Эмилию. Сначала Леви игнорирует комментарий Ханджи, даже притворяется, будто не слышит, но пристальный взгляд Зоэ буквально вынуждает отреагировать: — Пускай говорят, ничего такого. Обычно Леви не обладает желанием делиться личными подробностями, особенно теми, что касаются Эмилии. Однако в итоге признается, что они и правда неплохо провели время на стрельбище. В тоне у него легкий намек на веселье. После дальнейших расспросов Ханджи о том, может ли все это перерасти во что-то более серьезное между ними, Аккерман только и делает, что отмахивается. Неловко откашлявшись после того, как его ответ прозвучал невнятно, Леви снова сосредоточился на улавливании любых признаков вторжения или движения по периметру под ними. После еще одного мгновения тишины, наполненного перемещением тел и шуршанием ткани, исходящими от неподалеку находившихся солдат, Ханджи снова заводит разговор. — Эй, послушай, — мягко поддразнивает. На лице у нее теплая улыбка. — Никогда не знаешь, куда нас может завести потенциальная дружба. — Я ее терпеть не могу. Внезапно застигнутая врасплох неожиданной горячностью в голосе Леви, Ханджи с любопытством приподнимает бровь. Даже при одном лишь лунном освещении она отчетливо видит, как он хмурится и поджимает губы. После того, что Зоэ сегодня услышала, ей кажется, будто Эмилию и Леви связывает не только взаимная ненависть, — теперь уж наверняка. Что-то скрытое под многочисленными слоями эмоциональной брони, надежно защищающей от любого вреда, исходящего от окружающих их людей. Поправляя плащ, Ханджи задумывается о том, чтобы продолжить расспросы, но чуть ли не мгновенно отказывается от этого, прекрасно зная, что Леви все равно избежит диалога. Поэтому она решает предложить ему лишь утешительное присутствие. Вновь оставшись наедине со своими мыслями, Леви закрывает глаза. Прохладный ветерок не помогает развеять царящий внутри жар. Аккерман чувствует себя запертым за стенами — не только физическими, защищающими людей от титанов, но и невидимыми барьерами, воздвигнутыми им самим. Как можно надеяться обрести истинную свободу в этом лабиринте правил и предписаний, регулирующих каждый аспект повседневной жизни? Или любовь? Или дружеские отношения? Ханджи даже не осознает, за какие струны дергает. Тряхнув головой, чтобы избавиться от неприятных размышлений, Леви расправляет плечи. Смотря за тем, как Аккерман продолжает осмотр кажущегося бесконечным пространства, простирающегося далеко за пределы наблюдательного пункта, Ханджи на миг отворачивается, чтобы сказать что-то своему отряду. Несмотря на бушевавшее в нем смятение, Леви сохраняет серьезный вид на протяжении всего оставшегося времени патрулирования. Его пристальный взгляд постоянно бегает по линии горизонта в поисках потенциальных признаков надвигающейся опасности. Ветер нашептывает секреты, проникая под одежду и пуская мурашки, насмехаясь над попытками забыться. Когда начинает рассветать, Леви шумно выдыхает с облегчением. Еще одно патрулирование без происшествий, хотя и с несколькими напряженными фразами. — Эй, хватит там смеяться! — Ханджи машет рукой и кричит, чтобы привлечь солдат. — Собирайте вещи, мы уходим.***
— Нет, Эрвин, — Пиксис улыбается, его густые усы приподнимаются, — я предлагаю тебе план, по которому можно вернуть стену Роза. При помощи Эрена. — Я тебя прекрасно слышу, — Эрвин строго отчеканивает, когда они входят в хорошо освещенный кабинет. В комнате развешаны карты и планы различных боевых стратегий; она служит Смиту одновременно и продолжением его мышления, и убежищем, где можно спокойно обсуждать важные вопросы. Усевшись за стол, Эрвин откидывается на спинку стула. — Как ты знаешь, мы оказались в довольно затруднительном положении, поскольку стена Роза теперь находится под угрозой из-за этих проклятых титанов. — Да, именно поэтому у меня возникла эта идея… — голос затихает. — Возможно, есть шанс, что Йегер может помочь нам с этим… Если бы мы смогли направить его приобретенные силы на то, чтобы каким-то образом закрыть эту брешь… — Солдаты доложили мне, что в городе полно огромных камней, — Пиксис оттягивает уголок своих усов и скрещивает руки за спиной. — Мы можем использовать их. Если Эрен поднимет хотя бы один и сможет донести его до пролома в стене, то мы отрежем пути отступления титанам в городе. И предотвратим появление новых. Напряженно наклоняясь вперед, Эрвин вслушивается в каждое слово. План кажется достаточно разумным: использование уникальных способностей Эрена для перемещения массивных камней действительно может помочь заделать дыру. Однако все же есть несколько вопросов. Согласится ли Эрен на такое опасное задание? Если согласится, сможет ли мальчик справиться с чем-то столь колоссальным, не потеряв контроль над собственной формой титана? Ханджи еще даже не приступила к порученным ей исследованиям и экспериментам. Пока эти мысли проносятся в голове Эрвина, он находит утешение в том, чтобы медленно и глубоко дышать. Прищуренными глазами смотря на Пиксиса, Смит спрашивает: — Ты уверен в этом плане действий? Похоже, веришь в успех. Есть ли у тебя какие-либо дополнительные соображения или знания по этому вопросу? — Командир, — торжественно отвечает Пиксис. — Просто послушай меня. Это первая идея, которая неожиданно пришла в голову. Если мы не попытаемся это сделать, народ будет продолжать страдать от постоянной угрозы со стороны титанов, и мы никогда не вернем не то что стену… Право на свободное существование. Плечи Эрвина напрягаются. Пиксис прав. Время быстро идет, возможности ограничены. — Тогда хорошо, — решительно протягивает Смит, сводя брови к переносице. — Дай мне обдумать это более тщательно. Наблюдая, как Пиксис покидает кабинет, Эрвин по какой-то причине испытывает неловкость. Эта миссия напрямую связана с опасностями, но, кажется, у них нет другого выбора. Если ежедневно бороться с титанами, бесконечно приливающими на территорию города, ничем хорошим это не закончится. Солдаты будут тратить свои силы, а число гигантов не уменьшится. На секунду опуская веки, он мужчина всех сил старается очистить разум, детализируя план — выбрать подходящий камень, обеспечить безопасность Эрена во время транспортировки, провести операцию быстро и эффективно. Какую-то часть ночи Эрвин беспокойно расхаживает по кабинету, рассуждая о предстоящей миссии. Достаточно ли у Эрена сил и стойкости, чтобы взять на себя такую ответственность? И все же, отбрасывая все опасения, Смит цепляется за слабый проблеск надежды, что вместе они смогут добиться цели. Наконец, поддавшись усталости после долгих часов, проведенных в хождении взад-вперед, в четком анализе планов, Эрвин забирается в постель. Его сны — кошмары, наполненные образами погибших товарищей, лица которых до сих пор преследуют. Терзаемый чувством вины и неуверенности в себе, он беспокойно мечется всю ночь, пока на горизонте не появляются проблески рассвета. С трудом поднявшись, Смит одергивает тяжелую занавеску, позволяя потокам теплого, солнечного света омыть лицо, даруя временную передышку от бури, бушевавшей в смятенном сознании. Хоть сейчас и раннее утро, обычно Смит просыпается на час позже, Эрвин почти моментально после спуска ног с кровати становится бодрым, одевается, накидывая чистую рубашку на пуговицах, аккуратно заправляя ее в отглаженные брюки. Выйдя на улицу, он вдыхает полной грудью, пытаясь прогнать затянувшийся туман в измученном мозгу. Ветер шелестит в кронах ближайших деревьев, принося с собой слабый аромат из столовой. Немного постояв на месте, время от времени поправляя рукава солдатской куртки, Смит направляется туда, где подают завтрак. Знакомые звуки звяканья посуды и приглушенных разговоров создают необходимый фоновый шум, помогающий прийти в себя среди хаоса, царившего внутри. Занимая место за пустым столом, Эрвин оглядывает обстановку, наблюдая за взаимодействием нескольких сослуживцев, прежде чем накалывает на вилку кусок остывшего омлета. — Доброе утро. — Доброе утро, — отвечает на приветствие Эмилии, пока та плюхается на скамейку рядом. — Во сколько ты уедешь? — После завтрака. Эрвин лишь мычит в качестве согласия и потирает переносицу. Эмилия облизывает пересохшие губы. Какое-то у нее плохое предчувствие.