***
Ранним утром Эмилия быстро перебирает ногами в сторону кабинета Ханджи. Отчетливый запах чего-то химического наполняет ноздри, когда женщина толкает дверь, стараясь не тревожить застывшую у стола Зоэ. Мерцающий свет освещает сгорбленную фигуру Ханджи, сосредоточенно изучающей что-то через увеличительное стекло. Ее обычно сильно взъерошенные волосы сегодня выглядят лучше. С губ Ханджи срывается еле слышное «угу», пока она переходит от одного экземпляра к другому, бормоча себе под нос о чем-то только ей известном. Поначалу она, казалось, не замечает присутствия Эмилии, но вскоре поднимает взгляд, замечая краем глаза какое-то движение. Не говоря ни слова, Ханджи откладывает инструменты. — Что-то случилось? — Каково твое мнение насчет ситуации с Эреном? Улавливая мрачное выражение лица Эмилии, Ханджи облизывает губы. — Знала, что ты придешь… Я должна признать, что была ошеломлена, когда впервые услышала об истинной природе Эрена. Его действия представляют значительный риск как для нашей непосредственной безопасности, так и для долгосрочных целей. Однако, — многозначительно добавляет женщина, — мы не можем позволить себе забыть о том, зачем вообще вступили в полк разведчиков — чтобы вернуть стены и спасти человечество от вымирания. После этого Ханджи прислоняется к ближайшему столу, скрещивая руки на груди, явно ожидая какого-то ответа. Несколько мгновений Эмилия стоит молча, погруженная в свои мысли. — Да, ты права. Наша миссия превыше всего. Но как мы можем кому-либо доверять? — резко проводя рукой по волосам, Эмилия жмурится. — Мы всегда работали вместе, верили друг в друга. А теперь… — замолкает, не в силах подобрать слова, чтобы выразить глубину разочарования. — Вдруг те его друзья знали обо всем с самого начала? Как их… Микаса и Армин? Между ними повисает молчание. Нарушая удушающую тишину, Ханджи прочищает горло: — Ну, я понимаю твое беспокойство. Поверь мне, оно небезосновательно, учитывая недавние события. Но ведь… Мы обязаны перед… Перед нашими товарищами в прошлом и настоящем — и, по сути, перед всем человечеством — сохранять сосредоточенность на победе над титанами раз и навсегда. Если мы сейчас начнем подозревать друг на друга… — сразу же затихает. Соглашаясь с ее словами, Эмилия мрачно кивает. Зоэ права: разобщенность не поможет никому. — Хорошо… Извини, что отвлекла. Когда Эмилия закрывает за собой дверь, снова оставляя Ханджи одну, тут же ловит себя на том, что никак не может отделаться от ощущения, словно все уже никогда не будет по-настоящему хорошо — что та хрупкая связь, которая связывает надежду и цели солдат, теперь непоправимо разрушена. Вернувшись в свой кабинет, Эмилия с выдохом садится за стол. Ссутулившись, она устраивается поудобнее, тяжело упершись локтями в деревянную поверхность. Женщина глупо смотрит в никуда еще некоторое время. Звуки солдатского топота и отдаваемых распоряжений доносятся через полуоткрытое окно. Все путается. Полная неразбериха. Это уже не только об Эрене, это касается всех погибших солдат. Теперь кажется, будто их жертвы были напрасны. Обида все копится и копится, угрожая в любой момент перерасти в гнев. Но за всем этим скрывается еще более глубокая печаль — осознание того, что жизнь совсем не подстраивается под рамки, выдвинутые разведкорпусом. Все наперекосяк. Не желая, чтобы отчаяние поглотило полностью, Эмилия напоминает себе выпрямиться, расправить плечи. Взглянув на часы, она отмечает, что до захода солнца, знаменующего окончание очередного беспокойного дня, остается еще несколько часов. Так долго сидела в кабинете… Появляется идея о том, чтобы в очередной раз погрузиться в работу. Делая вдох, чтобы успокоить нервы, Эмилия приступает к изучению бумаг, разбросанных по столу, теряясь в море отчетов, записок и тактических анализов. Когда глаза начинают все больше и больше затуманиваться от чтения мелкого почерка, а пальцы ныть от большого количества письменной работы, женщина лишь шикает. Независимо от того, у кого остается вера в удачу миссий, нет никакого смысла нагружать себя рассуждениями. Теперь уж точно.***
Новость о том, что капитан Леви принял Йегера в разведкорпус под свое наблюдение, вызвала волну возмущения по всему лагерю. Слухи распространились стремительно, подогреваемые тревогой и неуверенностью. Некоторые перешептывались между собой, обмениваясь обеспокоенными взглядами, пытаясь понять смысл этого решения. Остальные вообще держались на расстоянии, избегая контактов с кем-либо, связанным с Эреном. Однако сам Аккерман никак не выражал эмоций, не проявляя никаких видимых признаков дискомфорта или напряжения. Выражение его лица, как и всегда, оставалось таким же бесстрастным. Этот стоицизм лишь усилил растущие опасения его коллег относительно того, что может произойти дальше. Сидя в одиночестве в одном из углов столовой, Эмилия периодически кашляла. Кусочки пищи застревает в горле. Новость о переводе Эрена в разведывательный корпус под ответственность Леви тяжелым грузом легла на совесть, разжигая и без того растущее раздражение. Зачем это вообще было сделано? Честно ли случившееся по отношению к другим? Независимо от причины, Эмилия не в силах отрицать нарастающее ощущение тревоги, хотя еще вечером прошлого дня она была уверена в том, что оставила переживания позади. Не в состоянии больше игнорировать бурлящее внутри смятение, Эмилия резко поднимается с места, заставляя нескольких сидящих неподалеку дернуться от неожиданности. Не говоря ни слова, женщина широкими шагами сокращает расстояние до выхода. Снаружи прохладный утренний воздух ударяет по лицу, будто отрезвляющая пощечина, в которой она так нуждается; в голове немного проясняется. На миг Эмилия позволяет себе замереть и отвлечься — просто чувствовать, как ветер обдувает тело, шелестит в волосах; ощущать горечь сожаления, остающуюся на языке. Однако не проходит и двух минут, как женщина возвращается в реальность. Теперь не получится избегать правды — не тогда, когда судьба человечества опасно висит на волоске: теперь на самом его конце, игнорируя все приложенные ранее усилия для борьбы. Ступая на пыльную площадку стрельбища, Эмилия напрягает, после чего поправляет плащ. Здесь, как и всегда, достаточно много солдат. Остановившись неподалеку от них, женщина начинает наблюдать, отмечая форму, технику и позу. Что-то однозначно рушит картину. Что-то… Явные признаки усталости, стресса и перенапряжения портят безупречную в остальном работу, указывая на переживания. В последнее время слишком много свалилось на солдат. Учения продолжаются, и Эмилия все это время стоит на одном месте, каким-то волшебным образом игнорируя полуденную жару. Вскоре она замечает быстро двигающуюся фигуру, стоявшую в конце группы. Микаса Аккерман. Передвигается она с плавной грацией, мускулы ее перекатываются под кожей, пока она заряжает винтовку и стреляет с легкостью. Даже издалека Эмилия может видеть, как сильно Микаса напряжена; в какой-то момент мысленно отмечает ее непоколебимую уверенность. — Аккерман, — голос Леви привлекает внимание, и Эмилия расслабляет плечи. — Ты с самого утра держишься молодцом, — это не совсем комплимент, но что-то в этом роде. — Заканчивай на сегодня. Это редкая практика — вот так легко позволять только что окончившим обучение кадетам приходить на стрельбище. Редкая из-за того, что никто не хочет брать за них ответственность. Забирая винтовку из рук Микасы, Леви аккуратно возвращает ее на принадлежавшее ей место и только после этого видит стоящую вдалеке Эмилию. Надолго мужчина свой взгляд на ней не задерживает, да и сама она чуть ли не моментально отворачивается. — Командир, — громкий выкрик вынуждает женщину повернуть голову в сторону звука. — У меня есть предложение, от которого вы не сможете отказаться. За Мартином вяло плетется Барбара. Выглядит она сонной. — Тренировка еще не закончилась, — спешит в привычной строгой манере отчитать Эмилия, потирая по непонятной причине вспотевшие ладони друг о друга. — Возвращайтесь на места. — Постреляете с нами? — Что? Барбара неожиданно выпрямляется и отдает честь, прежде чем обращается к Эмилии: — Сразу скажу, что сначала я была против, — бормочет, крепко сжимая оружие в руках. — Но… Потом мы увидели, как вы наблюдаете за нами, и у Мартина появилась эта наитупейшая идея, — кончики ушей у девушки слегка краснеют. — И тогда я тоже подумала, раз уж вы давно не подавали нам пример… Может быть, захотите присоединиться к тренировке? Это на самом деле удивляет Эмилию настолько, что она даже распахивает глаза. — Зачем мне показывать вам, что и как правильно делать, если вы уже давно все умеете? — Ваш командир так давно не держала оружие в руках, что уже забыла, как стрелять. Позади доносится голос Леви, и Эмилия вскидывает брови, прежде чем медленно разворачивается на пятках. Аккерман же ведет себя непринужденно, протирая старой тряпкой приклад винтовки. — Дай сюда, — внезапно проснувшийся дух соперничества словно заставляет Эмилию выхватить из рук Барбары оружие. Ей хватает меньше десяти секунд, чтобы преодолеть расстояние до все еще выглядящего слишком спокойно Леви. Этот самодовольный болван! — Я уделаю тебя в два счета, — щурясь, женщина смотрит на дрогнущий уголок губ Леви и хмурится. — И ты… — Да? — Аккерман почти хмыкает, перебивая. Брови его ползут наверх. — Да. — Тогда не будешь голословной и докажешь? И Эмилии ничего не хочется так сильно, как стереть это надменное выражение с лица того, кто стоит напротив. — Докажу.