Bad Habit

— И почему ты пришел к выводу, что не должен сваливать бо́льшую часть кадетов на меня? — Не знаю, — Эрвин пожимает плечами и отводит взгляд. Эмилия хмурится, предполагая, что мужчина, возможно, что-то скрывает. — Просто решил, что это будет не очень хорошо. — Ну, несколько недель назад тебе так не казалось. Эмилия замолкает, как только произносит эту фразу. У нее перед глазами плывет из-за того, что она не выспалась, хочется расслабиться, вытянуть ноги, опустить голову на письменный стол главнокомандующего и заснуть. Хотя бы на полчаса. Чтобы привести мысли в порядок, успокоить нервы и просто отдохнуть. — А теперь мне так кажется, — Эрвин чуть улыбается, слегка поворачиваясь на стуле. — Ты не желаешь навестить своих родителей? У Эмилии брови наверх ползут, она потирает ладони друг о друга и непонимающе хмыкает. Эрвин, кажется, не намерен продолжать диалог самостоятельно, замер в ожидании ответа. — Почему я должна хотеть к ним? — Разве ты не планировала это сделать две или… Три недели назад? Сегодня я могу отпустить тебя на одну ночь к ним. Воспоминания о том самом разговоре всплывают так четко, словно диалог происходил пять минут назад. Эмилия отчетливо помнит, как приводила Эрвину тысячу и один аргумент, почему ей нужно поехать к родителям. Тогда он сказал что-то о том, что отпускать командиров опасно, ссылаясь на свою интуицию и неприятное предчувствие. С того момента не случилось ничего такого, что могло бы вызывать у Эрвина эти самые неопределенные чувства. Но почему именно сейчас? Почему теперь Смит готов уступить? Эмилии нужно было к родителям, потому что она безумно сильно скучала. Не могла найти себе место, постоянно думала о матери и отце, была не в состоянии переключиться на что-нибудь еще. А сейчас это рвение поутихло, мысли теперь совсем о другом, поэтому даже возникает некий диссонанс. Следует ли навестить родителей? Они точно будут рады. — Не ищи в моих решениях чего-то сверхъестественного, — Эрвин, замечая, как меняется выражение лица Эмилии в процессе рассуждения, пожимает плечами. — Я действительно готов дать тебе такой небольшой… Отдых? Ни о чем не переживай. Закидывая ногу на ногу, Эмилия прислушивается к посторонним шумам. Из-за открытого окна в кабинете прекрасно слышно, как кадеты выполняют задания на своей первой тренировке. Сегодня днем у них еще и проверка, смогут ли они удержаться на имитации УПМ. Около часа назад Эмилия проходила мимо небольшой группы кадетов, которые с серьезным видом уверенно говорили, что собираются поступить в училище, чего бы это им ни стоило. Один громче всех кричал о том, как он попадет в разведкорпус и разберется со всеми титанами. У Эмилии это даже вызвало улыбку. — Я, наверное, откажусь. Предложение Эрвина наталкивает женщину на мысль, что ей необходимо сообщить своим солдатам о возможном выезде к родителям. Нужно найти список тех, кто отправлялся за территорию лагеря в последний раз, чтобы не запутаться. — Исао возвращается. Эмилия замирает. Сердце ее начинает бешено колотиться, ладони потеют, губы пересыхают. — Нет… — Да. Это случилось один год назад. Эрвин — единственный, кто знает о произошедшем. Каждый раз, когда Эмилия вспоминает о случившемся, ей становится некомфортно от самой себя. День удачной очистки территории от титанов в одной из небольших пристроек к основной стене решили отпраздновать. Это было целым событием, потому что никто не пострадал. Ни одного раненого. В тот вечер Эмилия вместе с Ханджи много выпили, вливали в себя столько алкоголя, как будто никогда его раньше не видели. Зоэ ушла в комнату сразу после того, как почувствовала себя нехорошо: у нее голова закружилась и постоянно тянуло вырвать в ближайшем углу. А вот Эмилия осталась праздновать, заводила разговор со всеми, кого встречала, смеялась и выпивала дальше. Продолжала это делать даже тогда, когда ноги стали слабыми и пришлось присесть на один из стульев. Компанию вокруг себя удалось собрать очень быстро: все рассказывали друг другу шутки, делились опытом и просто веселились, наслаждаясь чистой победой. Пусть и маленькой. В этой компании был капитан девятого на тот момент отряда по имени Исао. Мужчина меньше всех уделял внимание Эмилии, поэтому немного позже она нашла в себе смелость спросить, почему он так редко участвовал в общем обсуждении. Язык его заплетался из-за алкоголя. Слово за слово, прикосновение за прикосновением и вот уже через небольшое количество времени они оба, целуясь, оказались в первой попавшейся комнате. Занимались сексом почти бесшумно: боялись, что кто-то услышит. Эмилия плохо помнит, чем все закончилось в тот день. Единственное, что отпечаталось в памяти — недовольное выражение лица Эрвина, застукавшего внезапно. На утро четвертого по счету после случившегося дня была назначена вылазка. Закончилась она печально. Исао являлся одним из пострадавших, ему были нанесены самые серьезные из общего количества раны. Именно поэтому мужчина был отправлен в стационар, находящийся в столице. Там условия и врачи лучше. Эмилия осознала весь ужас произошедшего только тогда, когда Эрвин лично рассказал обо всем, что видел. С того момента женщина если и пьет, то не больше одного бокала. Уж слишком стыдно и противно. — Разве он не планировал перечеркнуть солдатскую деятельность? Или перейти в военную полицию? — Планировал, — Эрвин кивает, стуча пальцами по столу. — Но так как Исао еще официально не перестал быть членом разведывательного корпуса, я не могу сказать ему, что он не может вернуться. Так или иначе, этот год для восстановления был дан для того, чтобы он встал на ноги и снова пополнил наши ряды. Серьезный выговор, большие вычеты из ежемесячных денежных выплат в течение четырех месяцев, увеличение числа обязанностей… Эмилия помнит, как Смит, озвучивший все это в качестве дисциплинарной меры, разочарованно вздыхал. Не то чтобы произошло что-то страшное; тогда это даже не было вынесено на необходимый уровень. Смит разобрался со всем самостоятельно. Терять Эмилию было нельзя. Эрвин вошел в положение, понял, пригрозил и оставил ситуацию в прошлом. Эмилия потом еще два месяца извинялась, не в силах избавиться от переполняющего стыда. На протяжении всех трех дней после того замечательного вечера Исао только и делал, что подшучивал и не давал забыть. Кажется, он рассмотрел это как признание Эмилии в симпатии, однако обычный секс в алкогольном опьянении был очень далек от этого предположения. «Если он вернется, продолжит ли говорить всякий бред?» — Тогда я все-таки отлучусь на один денек, чтобы сразу же с Исао не встретиться. Эрвин сводит брови к переносице. Он помнит, как Эмилия делилась с ним эмоциями о том, что случилось. Ей было безумно неловко, какое-то время женщина даже не позволяла себе поддерживать зрительный контакт. Ходили слухи, что Эмилия собиралась покинуть разведкорпус, и Эрвин пару раз ловил себя на желании обсудить с ней все более конкретно. Смит на самом деле все понял. У него сейчас нет никаких вопросов к Эмилии и Исао. Что было, то было. Конечно, ситуация из ряда вон выходящая; в тот день Эрвин был уверен, что не сможет держать себя в руках, однако справился с собственным раздражением гораздо легче, чем предполагал. — Хорошо. Можешь уезжать вечером, после отбоя. Эмилия резко поднимается со стула и поправляет воротник куртки, прежде чем разворачивается на пятках в сторону выхода. Смит прожигает отдаляющуюся спину взглядом, слабо тряся ногой под столом. Остается только надеяться, что ничего подобного больше никогда не произойдет, иначе придется применить более суровые меры.

***

Складывая вещи в сумку, Эмилия в один момент запрокидывает подбородок к потолку и шумно выдыхает. Пятно непонятного желтого оттенка привлекает внимание, однако не отвлекает более, чем на десять секунд. Матрац прогибается под весом тела, как только Эмилия опускается на кровать и ложиться на спину. Ей нужно прийти в себя. Положив руки на живот, женщина нервно сглатывает. Прошло уже много времени, есть надежда на то, что Исао не станет вспоминать о сексе, как только вернется. Наверняка у него есть свои проблемы, планы, в которые Эмилия не входит. По крайней мере, хочется в это верить. Но если Исао не забыл и не собирается оставить прошлое в прошлом? Тогда будет гораздо сложнее. Придется избегать встречи с ним или выдать такую фразу, чтобы у мужчины раз и навсегда пропало желание что-либо говорить о ситуации. Странным до сих пор Эмилии кажется тот факт, что Исао сразу не воспринял случайный секс как случайный секс. Он придал этому какое-то значение, о котором Эмилия даже не задумывалась. Вдруг он рассчитывал на что-то большее? А если продолжает и по сей день? Нет, бред какой-то. Вот так лежать, ничего не делать — конечно же придешь к разного рода умозаключениям, не подкрепленным логикой. Поднимаясь с кровати, Эмилия начинает расхаживать из стороны в сторону, прежде чем ее ходьба превращается в хождение из одного угла в другой. Пересекая комнату по диагонали, женщина все никак не может выкинуть из головы Исао. А если он решит рассказать всем? Но тогда сам попадет в не очень хорошее положение, не так ли? Так. Кашляя немного, Эмилия неосознанно приступает к размышлению вслух, однако вскоре прекращает. За дверью любому будет слышно. Очень плохая шумоизоляция. Стоит только подумать о том, что кто-то может стоять снаружи, как по пространству разносится громкий стук. — Можно войти? Голова Ханджи просовывается в щель, и Эмилия улыбается. Рада, что ей не придется больше утопать в собственных размышлениях о том, о чем рассуждать совсем не хочется. — Входи. — Ты уезжаешь к родителям? Подходя к кровати, Ханджи поправляет форму, прежде чем садится. Скрещивая руки на груди, женщина смотрит прямо Эмилии в глаза. Та лишь выдыхает, опуская веки. — Да. Откуда знаешь? — Эрвин дал мне твой отряд, — еле слышно отвечает, опираясь на руки позади. Видно, что она устала не меньше Эмилии. — И когда собираешься вернуться? Разговор завязывается из ничего. Женщины успевают обсудить все, что за день произошло, планы на завтра, даже некоторые задачи, которые уже были выполнены или еще будут. Крутясь вокруг своей оси, Эмилия все еще складывает одну и ту же кофту. Видя это, Ханджи кладет свою руку поверх руки коллеги и еле ощутимо сжимает. — Что-то случилось? Зоэ знать не обязательно. Она является близким другом для Эмилии, однако нет никакого желания рассказывать правду. Страшно представить, как Зоэ отреагирует, как это повлияет на ее мнение; главное — как изменятся их отношения. — Просто скучаю по маме и папе. Жду не дождусь встречи. Эмилия хоть и перестала вспоминать о родителях на постоянной основе, волнение все еще преследует каждый раз, когда она собирается к ним. Учитывая последние события, труп, возвращение Исао, еще более раздражающая манера разговора и поведение Аккермана… Будет лучше провести время с матерью и отцом; пусть даже и один день. Этого вполне достаточно, хотя раньше Эмилия была уверена, что ей нужна как минимум неделя, чтобы дать себе переключиться с плохого на хорошее. Или хотя бы на что-то между этими оценочными понятиями. — Точно? — Точно, Ханджи. Зоэ не вдается в подробности, почти сразу начинает рассказывать о своем новом эксперименте и его результатах. Эмилия слушает выборочно, сосредотачивая внимание лишь на тех словах, которые кажутся ей наиболее интересными, продолжая складывать вещи. Сумка будет наполнена меньше чем наполовину. Осознавая это, Эмилия даже задумывается о том, чтобы не брать с собой совсем ничего. Родной дом находится в Тросте, ехать недалеко, у родителей есть все, что нужно. — Зачем я собираю сумку? Ханджи уже открывает рот, чтобы ответить, но закрывает его, как только понимает, что Эмилия разговаривает сама с собой. — С тобой точно все в порядке? — Как считаешь, мне позволят воспользоваться лошадью и забрать ее на один день? Или все же придется добираться до дома каким-то другим способом? Расслабляя плечи, Ханджи неразборчиво шепчет что-то под нос, пока Эмилия, приложив палец к подбородку, рассуждает. — Напомни моим подчиненным, что они уже могут в письменной форме подготавливать мне… Ну… — отвлекаюсь на неаккуратно сложенные вещи, женщина стонет, начиная все заново перебирать. — Просто скажи им, что можно отпрашиваться к родителям. Только троим. Не буду закрывать кабинет, дам тебе ключи и возьмешь из ящика стола список тех, кто уже отпрашивался совсем недавно. — Договорились. Ханджи не задерживается надолго. Выходит из комнаты спустя двадцать минут после прихода. Не было того, на что Эмилия рассчитывала: разговоры не помогли очистить разум. Но с родителями должно быть по-другому. С ними всегда по-другому. Оказываясь дома, Эмилия словно попадает в иной мир. Ее окутывает знакомое тепло, уют. И женщина тогда размышляет, что было бы, оставшись она дома. Навсегда. Никакой солдатской жизни, построений, сражений и столкновений с титанами. Друзья, семья и ничего другого. Наверняка все были бы гораздо счастливее при таком стечении обстоятельств; но Эмилия все еще ни о чем не жалеет. «Интересно, как часто родители хотят видеть меня дома?» Есть предположение, что ежедневно. Продолжая готовиться к предстоящему небольшому путешествию, Эмилия все не перестает прокручивать возможное стечение обстоятельств. Всегда, собираясь к родителям, она вспоминает об их первоначальной дистанции из-за принятого решения пойти в солдаты. Однако, даже несмотря на это, мать и отец всегда безоговорочно поддерживали; и все еще продолжают. Но все же есть что-то пугающее после каждой разлуки — нечто почти ностальгическое, с оттенком сожаления. Ни на минуту не останавливаясь, аккуратно складывая вещи в сумку, все же взять ее с собой, Эмилия погружается в воспоминания о детстве. В ушах звучит отдаленный смех, пока женщина думает о том, как сильно изменилась жизнь с тех беззаботных дней. Наконец закончив подготовку к поездке, Эмилия в последний раз встает перед зеркалом, чтобы оценить свой вид. В отражении виден человек, закаленный опытом: под глазами все те же темные круги, намекающие на бессонные ночи, потраченные на тренировки и разработки стратегий; но все же при наличии внешних признаков усталости, на лице читается неоспоримая решимость, которую Эмилия почему-то раньше не замечала. — Так, — с выдохом глядя в сторону настенных часов, женщина поднимает сумку. — Пора. Выходя из здания, она улавливает какое-то движение, ускользающее за угол. Продвигаясь вперед, аккуратно ступая, женщина щурится, чтобы получше разглядеть. К ее удивлению, несколько членов ее же отряда находятся неподалеку, стоят в кругу и вяло беседуют в тусклом свете ближайших фонарей. Их голоса разносятся в тихом вечернем воздухе. — Эй, — прерывая разговор, Эмилия появляется прямо позади Мартина. — Я же сказала, больше никаких сборов после отбоя. — А? Мартин поворачивается и поджимает губы. — О, вы здесь… — Что непонятного было в моих словах про отбой? Воцаряется тишина, когда все встречаются со взглядом Эмилией. Ощущая повисшее в воздухе напряжение, женщина заставляет себя посмотреть Мартину в глаза, не позволяя проявиться ни малейшему признаку злости или раздражения. Хотя они имеют место. — Мы… — растерянно начинает парень, его голос едва громче шепота. — Мы просто хотели обсудить некоторые вещи там, где никто не может подслушать. Неуверенно замолкая, Мартин смотрит на небо, отчаянно подыскивая нужные слова. — Сейчас же возвращайтесь в комнаты. Солдаты ощущают себя неловко, пока Мартин пытается продолжить свое оправдание. Эмилия остается серьезной, игнорируя бурлящее внутри смятение. Медленно женщина проталкивается сквозь собравшихся, пока не оказывается в центре их маленького круга. В мягком свете Эмилия вглядывается в чужие лица, одно за другим: молодые, целеустремленные, ответственные… Но все еще временами уязвимые. Особенно те, кто не входит в ту самую четверку. Они нуждаются в руководстве, даже если иногда выступают против того, чтобы за ними следили так, как следят за детьми. Сумка опускается на землю. Прочищая горло, Эмилия говорит спокойно, но твердо, вопреки всему надеясь, что солдаты услышат искренность, лежащую в основе слов. — Послушайте, — довольно тихо, — я понимаю, что последние события заставили вас чувствовать себя дезориентированными, неуверенными в силах и обязанностях. Поверьте, у меня то же самое. Эмилия провела достаточно времени со всеми этими людьми, чтобы понять, что их беспокоит сейчас. Они не должны говорить ей прямо — женщина уже видит без всяких намеков. — Но мы не можем позволить себе терять концентрацию. Не тогда, когда на карту поставлено так много, — выдерживая паузу, Эмилия продолжает более настойчиво, — вы все для меня значите больше, чем можете себе представить. Ваша сила, мужество, преданность делу… Эти качества я не променяла бы ни на что на свете. Вот почему мне не хочется видеть, как вы стоите здесь в таком состоянии, скрывая от всех что-то, что вас беспокоит. Стараясь изобразить улыбку, Эмилия цокает. — Пожалуйста, давайте вы прекратите собираться вот так после отбоя. Если нужно поговорить… Вы же знаете, что я всегда рядом. Улавливая умоляющие нотки в голосе Эмилии, Мартин громко вдыхает, прежде чем неохотно кивает. — Хорошо, командир. Это последний раз, обещаю. Как только солдаты возвращаются в кровати, их обволакивает смесь облегчения и затаенной тревоги. Все разговоры стихают, пойманные нарушители порядка пытаются устроиться поудобнее, игнорируя нахлынувшие эмоции. — Хочется верить, что последний. Для Мартина это не свойственно — вот так вот ослушаться. Они же с Эмилией уже договорились о том, что больше не будет никаких выходов за пределы здания после отбоя. Это расстраивает. Эмилия даже предполагать не хочет, что Мартин может быть не таким уж и надежным выбором. Никогда же не было никаких проблем, что случилось? Идя по протоптанной дорожке, ведущей прочь от штаба разведкорпуса, Эмилия все никак не может перестать думать о Мартине и причине такого поведения. Обычно он отличается непоколебимой преданностью и послушанием, граничащими с фанатизмом; парень всегда прислушивается к приказам, задания выполняет эффективно и старательно, невзирая ни на что. А теперь кажется, будто в этом непробиваемом фасаде потихоньку появляются трещины. Что могло послужить мотивом для такого неповиновения? Это недовольство нынешним положением? Или что-то более глубокое, более личное? Независимо от причины, стоящей за поведением Мартина, Эмилия уверяет себя, что не может зацикливаться на этом. Завтрашний день принесет отряду достаточно новых испытаний и эмоций, которые появляются даже в обычные, ничем не отличающиеся друг от друга, дни. Борьба с внутренними разногласиями членов отряда в такие неспокойные времена только выматывает. Каким бы заманчивым это иногда ни казалось, Эмилия понимает, что потребности коллектива всегда должны превалировать над индивидуальными, поскольку без сплоченности и единства победа навсегда останется недостижимой. — Опять ты надумываешь себе всякое. Они просто разговаривали. Ну да, немного устали от всего происходящего, ну и что! Эмилии нужно с этим срочно что-то делать. Возможно, необходимо даже спросить совета у родителей. Будь они на ее месте, в постоянной тревоге и незнании, как бы поступили?

***

Благополучно добравшись до знакомого района, Эмилия медленно перебирает ногами. Родители сейчас точно спят. Но они уже привыкли к тому, что чаще всего дочь возвращается к ним именно ночью, поэтому Эмилия даже не переживает по этому поводу. Впереди вырисовываются темные очертания дома детства, его обветшалые стены и облупившиеся краска служат горьким напоминанием о давно минувших днях. Хотя в последнее время Эмилия редко находит утешение в воспоминаниях о детстве, есть что-то успокаивающее в знакомой обстановке. Возможно, это просто привычка, а может быть, где-то глубоко внутри уже укоренилось что-то, что ежедневно стремится к общению и принадлежности — то, в осознании чего Эмилия с трудом может признаться даже самой себе.