за гранью реальности

      Он держит меня двумя руками за талию. В метро час пик настолько, что яблоку негде упасть, и нас прижало толпой к дверям напротив других почти сразу, как мы вошли, поэтому я не успела даже ухватиться за поручень. Да и пальцами бы не дотянулась — мои полтора с кепкой не позволяют. У него явно не атлетическое телосложение, но его запах и железная хватка сквозь кофту с футболкой сводят низ живота в волнительном ожидании. Он смотрит куда-то за мою спину и редко поглаживает большими пальцами.       Я взгляд не поднимаю и стараюсь сосредоточиться на направлении движения и планах на ближайшую неделю, но получается просто отвратительно. Для удобства обнимаю его практически аналогично, как и он меня, — в такой позе мы едем уже минут десять, а толпа всё не уменьшается, заставляя меня нервно сжать чужую футболку со стороны спины. На мгновение становится страшно, что меня попросту раздавят, но его мягкая интонация, вырвавшая из лёгкого испуга и мрачных картинок собственной смерти, плотным слоем оседает в уставшей голове и теплом разливается где-то внутри.       Между нами пропасть в двадцать лет и по браку на каждого. Не знаю, как он, но мне это не мешает мечтать о его губах у себя на шее, где они сейчас примерно и находятся, если не учитывать расстояние сантиметров в пять, и руках, то перебирающих волосы, то блуждающих по всему телу.       Приподнимаю голову, насколько это возможно, и утыкаюсь своим кончиком носа в его. Ох ты ж… Я и вопрос прослушала, и, кажется, попросту сейчас задохнусь от нехватки воздуха, потому что дышать забываю. Терпкость одеколона вперемешку с едва заметным запахом пота из лёгких выпускать совершенно не хочется. Он улыбается слегка с хитрым, но дружелюбным прищуром, из-за чего на щеках появляются небольшие ямочки.       — Извините, я, похоже, прослушала, — ни по имени просто, ни по отчеству к нему никогда не обращалась — обстоятельства уж так складывались, а сейчас это как будто неправильно.       — Всё нормально? — он взгляд не отводит и словно дышит тяжелее обычно, но в шуме метро это сложно различить. — Чего такая бледная?       Вспоминаю, почему мы вообще оказались тут, кивая, мол, всё в порядке. Снаружи — на улице — середина апреля, но пару дней идёт метель и, видимо, не собирается заканчиваться, а потому скользко. Идя от остановки ко входу на работу, поскользнулась, со всей дури повредив лодыжку, и теперь у меня разрыв связок и больничный почти на целый месяц. Острая вспышка боли моментально отрезвляет, заставляя поморщиться. Сама того не заметив, я что есть силы хватаюсь за мужчину напротив, поднимая ногу обратно.       «Люди такие мерзкие в большинстве своём», — думаю, оглядывая вагон в поисках хоть одного свободного места, но он как был полон, так и остался таковым.       — Почти приехали, потерпи, — раздаётся над ухом такой полюбившийся баритон, и я чувствую, как он прижимает меня крепче к себе, из-за чего снова смотрю на него, затаив дыхание, но от хорошего настроения не остаëтся ни следа. — Не хмурься, тебе не идёт, маленькая.       Мне хочется застонать от безнадëги. Я понимаю подсознательно, что он, скорее всего, относится ко мне больше как к дочери, но так хочется поцеловать его сейчас. Никто, кроме него и мужа, обо мне так не заботился. Родители — другое дело. Они — кровные близкие. Мне нравится думать о том, как бы он меня называл в отношениях. Точнее, в их начале, потому что дальше этого мне подкидывает только фантазия во снах. «Девочка моя…» — одно из самых приятных, но я не могу не думать об этом вне сексуально контекста.       Чаще всего он зарывается в распущенные волосы, оглаживая затылок и чуть прихватывая прядки, чтобы заглянуть в глаза. Это сразу отдаётся волнами удовольствия и желанием назвать его папочкой. В такие моменты я всегда стою на коленях с чуть приоткрытым ртом, пока он исследует черты моего лица и поощряет удовлетворительной улыбкой то, что видит: расширенные зрачки и обожание где-то в их глубине.       Он медленно ведёт пальцами вдоль скулы, пока наше общее возбуждение только-только поднимается откуда-то изнутри, но уже затапливает так, что мне приходится тяжело сглотнуть, но не озвучить ни слова. Ему нравится моя тихая покорность. Я знаю, как он любит, чтобы в ответ получить ещё больше желаемого. Стоит пальцам легко очертить мои губы, я перехватываю указательный и самостоятельно, почти дерзко тянусь вперёд, насаживаясь до половины. Язык то и дело по кругу обходит, заставляя время от времени посасывать и тем самым сглатывать накопившуюся слюну.       Свободной рукой он обычно перехватывает всё тот же затылок, приподнимая меня. Заставляет подчиниться и встать. Взгляд не отвожу, но уже не могу не…       — Папочка.       — Непослушная.       Целует грубо, пошло, мокро, и сплетëнные языки не дают отстраниться ни на йоту. Я плавлюсь, закрывая глаза, но он смотрит снова и снова, снова и снова. Он впитывает каждую эмоцию, запоминает реакцию, будто видит это впервые. Будто между нами это всё впервые.       Это оглушительно горячо. Я попросту перестаю воспринимать окружающий мир и, кажется, даже отключаюсь на мгновение, потому что в следующее он возвращает меня на колени и с явным намёком давит ближе к ширинке.       — Без рук.       Сил сопротивляться не остаётся, поэтому я скольжу языком снизу вверх, испытывая нечто животное и дикое. Такое, что весь мир становится ослепительно ярким, а его пока что едва различимые вздохи — оглушающе громкими. Даже сквозь плотные джинсы чувствую, насколько он меня хочет.       Мне это льстит очень даже. Приятно осознавать, когда тот, кто тебе ещё не так давно снился и не давал ни одного шанса, ни малейшей надежды, сейчас сам подпускает и позволяет делать с ним всё, что душе угодно.       Прихватываю зубами застёжку, выплывая из очередной излишне яркой вспышки удовольствия, и в попытках хоть как-то сбавить напряжение, бросаю взгляд вверх. Зря.       Очень, очень, очень зря.       То, как он смотрит, заставляет меня чуть ли не поперхнуться. Шумно вдыхаю носом с осознанием — я бы могла кончить без рук только от одного его такого взгляда. Там дикая, всепоглощающая похоть вперемешку с чем-то настолько родным, что я бы с радостью захлебнулась этим чувством.       Если бы он сказал кинуться с крыши и смотрел только на меня в этот момент, я бы беспрекословно это выполнила.       Тем не менее, мне ничего, кроме как потянуть аккуратно вниз застëжку, придерживая языком, чтобы не соскользнуть ненароком, не остаётся. Глаза не отвожу — я хочу чувствовать его здесь и сейчас. Чуть приподнимаюсь, чтобы зацепиться за пуговицу. Получается с трудом, но поддеваю языком и вытаскиваю её, тут же проходясь им по ткани трусов.       — Девочка моя, — он выдыхает со свистом, сжимая мои волосы в руке и прижимая ближе к паху.       И я кончаю, даже не прикладывая усилий, едва моя рука касается под юбкой, потому что терпеть я уже не в силах. Зрительный контакт прерываю, закрывая глаза и выстанывая его имя снова и снова. Хочется сдохнуть от стыда и того, что снова чëртовы картинки не хотят покидать меня.       Я из раза в раз представляю именно эту ситуацию, и каждый оргазм оставляет оттенок неудовлетворëнности. Всё время я представляю, как он стонет, не называет моё имя, но шепчет на ухо, что я принадлежу ему. Что я его девочка.       Даже в настоящее время, когда работа занимает большую часть времени, а в кабинете, помимо меня, обычно сидят ещё трое человек, я не могу не думать о том, как бы он брал меня, доминируя и заставляя плавиться под крепкими руками.       Порой я вовсе представляю, что мы в кабинете одни.       Он прижимает меня грудью к столу, приспуская свои джинсы и одним долгим движением входя. Он не беспокоится о защите или том, что кто-то может зайти, потому что никто не зайдёт. Восемь вечера как никак. Многие уже разошлись по домам, а те, кто остались, разбрелись по другому корпусу через дорогу. Меня уже не заботит ни платье, которое может помяться, ни время. Есть только его ритмичные, грубые толчки и горячее дыхание на ухо.       Он что-то шепчет о том, какая же я узкая и потрясающая, прикусывает плечо в особо острые моменты и спустя долгие минуты ускоряется, придавливая посильнее. Я скольжу пальцами по столу в попытках хоть за что-то ухватиться — ноги уже отказываются держать, а оргазм подступает оглушительной волной всё ближе и ближе.       Мы стонем в унисон, правда, в моём случае это больше похоже на жалобный скулёж, потому что что-то внятное мой организм выдать уже не может. Мы бы привели себя в порядок после этого, и он бы подвёз меня до ближайшего метро. Муж наверняка бы волновался, что я вышла чуть позже, чем обычно, но задержки по работе — дело не редкое, поэтому я бы спокойно отмазалась.       Я максимально отвратительный человек. Мечтать об одном, находясь в браке с другим… Не отрицаю, что он меня просто возбуждает своей внешностью, — он даже телосложением напоминает Линдеманна лет в сорок, — но началось-то всё не с простой похоти. Я просто продолжала наблюдать вместо того, чтобы забить на него. Мне нравится смотреть на людей и находить в каждом из них изюминку, но этот человек поражал своей красотой.       И он ещё и фанат рока, хотя в этом нет ничего удивительного. Его любимая группа, как я поняла, — Король и Шут, в то время как я отдаю предпочтение Агате Кристи. Почему-то я даже не удивлена, хотя других догадок у меня не было.       Иногда я надеюсь его встретить во внерабочее время, но город большой всё-таки, а я даже не знаю его адреса. К чёрту это всё, если я в любом случае рано или поздно уволюсь. Дальше по жизни вряд ли пересечëмся, а для обмена хотя бы номерами для переписок в мессенджере мы никто друг другу.       Это меня и печалит, и успокаивает. Мне только перевалило за двадцатку, жизнь ещё долгая будет, насыщенная. С другой стороны, я бы хотела быть ему другом и время от времени общаться, но разница в возрасте и статусе всë-таки ощущаются достаточно сильно: вряд ли адекватный, взрослый, состоявшийся мужчина захочет общаться с тупой малолеткой, которая по нему сохнет как течная сука.       Меня бы, наверное, это не смутило. Как ребёнку, которому ничего не запрещали практически, но порой объясняли нормы морали, для меня нет никаких препятствий, чтобы просто приятно проводить с более взрослым человеком время. Хотя странно получится, наверное, с его женой. Я не знаю, как объяснить, но подозреваю, что её реакция будет не самая радужная. Интуиция мне подсказывает, что лучше не лезть, чем потом огребать.       Чувствую себя как в треке одного малоизвестного исполнителя — белинданаизусть:       «знаешь, теперь я — пластинка.       я уже не ищу тебя в допитых бутылках.       в каждых нежных затылках. красивых картинках.       я почти за углом тебя встретить не думаю.       я тебя не выдумывал. или выдумывал.       говори. говори. говори.       не люблю тебя перебивать.       только жадно губами скучать.       и считать до тебя все такси».       Может быть, я просто выдумала весь его образ. Может быть, мне не хватает адреналина в жизни. Может быть, я просто схожу с ума на работе, но одно я знаю точно: я устала, и с этим нужно хоть что-то делать.       — Вы очаровательны, — слетает с губ, прежде чем я успеваю остановить поток мыслей. — Да блять! Я не это имела в виду, извините. Не знаю, что на меня нашло, я просто…       — Всё хорошо, успокойся.       Создаётся ощущение, что он касается губами моей макушки. Может быть, мне кажется, но я практически отчëтливо чувствую это, но, смущëнно уткнувшись ему в грудную клетку, не могу утверждать на все сто процентов. Мы выходим через две остановки и потихоньку продвигаемся к дверям выхода.       — Тебя кто-нибудь встретит? — спрашивает, как только мы останавливаемся, недалеко отойдя от платформы, всё ещё держа меня за талию.       Машина у него стоит на другом конце города, — у работы, — поэтому в противном случае ему придётся ехать вместе со мной ещё добрых полчаса. Мне хочется сгореть со стыда, так что в его сторону я даже не смотрю, хотя очень тянет попросить прощения ещё раз. Смотрю на экран телефона и думаю, стоит ли вызванивать мужу по такому пустяку, но прихожу к решению, что ему было бы легче встретить на пропускном пункте. Отрицательно мотаю головой и краснею снова, стоит мне кинуть мимолëтный взгляд в глаза напротив. Прячу свои обратно в пол, начиная улыбаться как дурочка, хотя ничего хорошего или смешного сейчас не происходит.       — Элли, посмотри на меня, — я снова мотаю головой, отказываясь выполнять просьбу, но почувствовав пальцы, очерчивающие щëку и медленно приподнимающие подбородок, вздрагиваю. — Ты привлекательная девушка, и испытывать симпатию — это нормально, но ты же понимаешь, что это ненормально при живом-то муже?       Он смотрит насмешливо, очерчивает полюбовно, но без романтической подоплëки скулы пальцами, а я буквально таю в альбионной серости его глаз. Я знаю, что он читает меня как открытую книгу, потому что я никогда не скрывала эмоции по отношению к нему. В последнее время мы действительно редко виделись, и мне превосходно удавалось зарываться с головой в работу и не думать о нём, но до одури яркие сны с его участием выматывают, поэтому сейчас я стою здесь, напротив него, держась за чужую куртку и вдыхая его потрясающий аромат. Я бы очень хотела поцеловать его. Это сводит меня с ума. Сложно находиться так близко к нему, но не иметь возможности что-либо сделать со своей одержимостью.       — Я люблю его, но Вами, — делаю акцент на этом слове, — я одержима больше, чем влюблена, словно вампир кровью, — снова отвожу глаза.       — Пойдём, Элли, нам нужно идти, — он перехватывает меня поудобнее и ведёт к эскалатору, на котором мы поднимаемся и выходим на улицу.       Метель чуть подуспокоилась, поэтому он оставляет меня возле выхода, чтобы дойти до ближайшей машины каршеринга и подъехать ко мне. Сесть на переднее пассажирское не вызывает труда, а вот принять удобную позицию сложнее, потому как при любом движении ногой её простреливает острой болью. Придётся терпеть и сидеть в одном положении.       Кидаю взгляд сначала на дорогу перед нами, затем — на его руки, залипнув на добрые две минуты точно. Отмечаю, что мне слишком нравится разглядывать его, что бы кто ни говорил. У меня складывается чувство дежавю: похожая ситуация снилась мне уже, — но сегодня чуда не случится. Единственное, что он делает, — это кладёт руку на колено, оглаживая его и заставляя выплыть из воспоминаний. Я смотрю на него недоумëнно и в некотором роде виновато.       — Если Вы сможете забыть о нашем разговоре или хотя бы сделать вид, что ничего не произошло, я была бы благодарна премного, — голос срывается на шёпот под конец, и я окончательно тушуюсь, когда он, остановившись на светофоре, улыбается, будто действительно он просто подвозит меня домой.       — Забыть не получится, но обещаю, что никто об этом не узнает, — улыбаюсь слабо в ответ, пропадая в его взгляде.       Хочется закричать, чтобы не смотрел так, словно я дорога ему, и у нас есть шанс без всяких «но». Он руку с колена не убирает, но паркуется, хотя мы даже не проехали ещё и половины. Затем сжимает ладонь, привлекая к себе внимание ещё раз и не позволяя впасть в панику. Я не понимаю, зачем он это делает, если ему эта симпатия совершенно не упала. Он же сам женат и, судя по слухам, у него дети есть, но в тот момент, когда он мог бы быть с ними, всё равно подвозит меня и касается так, словно я ему нужна.       — Зачем… Вы это делаете? — сглатываю тяжело, чувствуя, как изнутри поднимается комок нервов, рискуя вылиться в слëзы — нервное напряжение внезапно вновь накрывает истерикой.       — Что «это»? — а я даже толком не могу объяснить, потому что это не столько сложно, сколько больно.       — Вы всё время смотрите на м-меня так, словно я Вам действительно н-нравлюсь, — мой голос всё-таки начинает дрожать в унисон с руками, пока глаза, уперевшись в пейзаж за окном, пытаются ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы не позволить слезам вырваться наружу, — а сегодня и в-вовсе касаетесь так бережно… Я не фарфоровая. И-извините, но я так не могу. Хват-тит вести себя так и давать лишний п-повод для снов и ф-фантазий, если у Вас ко мне нич-чего серьёзного, — я зарываюсь руками в волосы и тут же провожу ими по лицу, начиная истерично, тихо смеяться и пытаться успокоиться.       — Тебе станет легче, если я исчезну из твоей жизни? — руку убирает, а интонация становится настолько холодной, что это моментально отрезвляет меня.       — Я не это имела в виду. Я просто хочу быть счастливой, но одного воображения мне пиздец как мало, — я смотрю на него, стараясь передать все эмоции, которые переживаю рядом с ним, но это всё равно недостаточно — он должен их прочувствовать, и я иду на отчаянный шаг. — Если Вы позволите, я бы хотела показать весь спектр эмоций. Вы можете меня возненавидеть после этого, просто перестать общаться и выкинуть из своей жизни, но я хотя бы буду знать, что я пыталась, а не ждала чуда.       Я вижу, как он кивает и сам наклоняется ко мне, но в паре сантиметров останавливается, заглядывая проникновенно в глаза. На лице нет больше ни намёка на приподнятое настроение, лишь абсолютная, невозмутимая серьёзность. Холодными от стресса пальцами касаюсь его контрастно горячей щеки, поражаясь бархатистости кожи, скольжу дальше, к затылку, и выдыхаю прямо в губы, не веря, что это наконец происходит. Почти всё как в моих мечтах.       Закрываю глаза и трусь кончиком носа о его, легко целуя в него и перемещаясь дальше к подбородку. Прикасаюсь губами уже к нему, затем — правый уголок, за ним — другой, пока в конце концов не замираю почти вплотную.       — Я мечтаю, чтобы Вы однажды назвали меня «своей девочкой» или «маленькой», — шепчу едва слышно, но я уверена, что он различает сказанное, и чувствую, как он смотрит на меня. — Когда я впервые Вас увидела, подумала, что Вы похожи на немца, а потом… Я начала наблюдать за Вами и находить какие-либо мелочи, которые в итоге свели меня с ума. С тех пор прошло восемь месяцев, но я всё ещё не понимаю, что в Вас такого. Чисто внешне Вы — тот, на кого я молюсь каждое утро, когда встаю, и каждую ночь, когда засыпаю. Я бы хотела... так хотела бы побыть на месте Вашей жены хотя бы месяц, чтобы узнать Вас лучше. Всё, что я знаю, — недостаточно, чтобы сделать вывод о Вашей личности, но для меня этого было более чем, чтобы влюбиться.       — Господи, Элли, ты слишком много говоришь, — он притягивает меня к себе вплотную и скользит языком по губам, заставляя приоткрыть их.       Вкладываю в поцелуй всю боль и безнадëгу во мне, которая скопилась почти за год нашего знакомства. Впускаю глубже его язык, сплетаю со своим и позже посасываю его, чувствуя адреналин, разлившийся по телу. Мой мозг напрочь отключается, позволяя эмоциям взять верх, пока я снова и снова хватаюсь за мужчину в попытках не потеряться в нëм. Задыхаюсь стоном, когда, чуть отстранившись от моих губ, мы снова сталкиваемся практически зубами и раскрываемся навстречу друг другу. Внутри него горячо настолько, что меня это слепит. Приоткрываю глаза, сталкиваясь с его закрытыми, и не сдерживаю счастливую улыбку — он отдаётся поцелую ровно в той же мере, что и я.       — Спасибо, — чувствую собственное возбуждение всеми клеточками кожи, но лёгкие начинают гореть, поэтому я, оставив мимолëтный поцелуй на его губах, отстраняюсь и прижимаюсь своим лбом к его. — Это было…       — Весьма неплохо.       Серьёзно? Всего лишь «неплохо»? Вот чертила! В ответ я лишь усмехаюсь, поглаживая его затылок, и чувствую, как он зеркалит мои движения. Хотела бы я снова повторить, но приходится окончательно отстраниться, прежде чем взглянуть в зеркало и привести себя и свои мысли в порядок.       Вижу краем глаза, как он смахивает невидимые пылинки с брюк и поправляет кофту с курткой. Обращаю внимание на то, что он тоже возбуждён, — бугорок на его брюках торчит недвусмысленно, и я представляю себе его размеры, смеряясь с тем, поместиться ли он в меня. Судя по всему, нет. Возможно, придётся либо привыкать, либо искать варианты заниматься сексом безболезненно, если однажды это случится.       — Павел Александрович, — охрипший голос выдаёт моё состояние с головой, — если понадобится моя помощь…       — Не наглей, — звучит в ответ насмешливо, но всë с тем же холодом в голосе.       Мы стартуем в сторону моего дома. На кпп прошу мужа встретить меня, и он выходит вместе с одним костылём. Я замечаю его боковым зрением, пока сижу в полуобороте и смотрю на того, от кого зависит моя дальнейшая судьба, как бы глупо это не звучало. Павел не обращает на меня внимания, но начинает тихо говорить.       — Разберись, наконец, что с тобой происходит. Ты человек же хороший. Красивая очень и даже нравишься мне, но тебе стоит поговорить с ним, — смотрю в сторону мужа и грустно улыбаюсь. — Мне уже терять нечего, а ты молодая как никак. Всё у тебя впереди.       Я киваю и, бросив тихое прощание, выбегаю из машины и обнимаю Сашу. Он красивый тоже, умный и заботливый, но, тем не менее, свои подводные камни тоже есть. То играть засядет на весь вечер, из-за чего приходится ложиться в одиночестве, то на работу вызовут — и я снова в одиночестве провожу остаток вечера. Понимаю прекрасно, что деньги сами себя не заработают, а отдыхать тоже надо, но всё равно становится ужасно обидно, когда вместо хотя бы одного выходного вне дома приходится либо одной гулять, либо сидеть словно взаперти в четырёх стенах.       Слышу, как Павел отъезжает от кпп и исчезает где-то вдалеке за спиной, и продолжаю разговаривать с Сашей, объясняя, как я умудрилась покалечиться. Он проводит меня до комнаты в общаге, где меня и оставляет, а сам уходит обратно работать.       Лëжа на диване, я всё вспоминаю наш поцелуй и анализирую из раза в раз свои чувства и поступки. Прихожу к выводу, что говорить мужу пока не стоит, но план разговора всё-таки составить стоит. Скорее всего, после последует развод, отходить от которого я буду дольше, чем лежать на больничном. Надеяться, что он поймёт всё и поможет разобраться, — не самая лучшая идея. Он явно не тот человек, который захочет разбираться в чувствах.       Меня чертовски клонит в сон, а мысли разбредаются по самым потаëнным уголкам моего подсознания, поэтому закрываю глаза и засыпаю до самого прихода Саши.

***

      И мне снова снится он, при воспоминании о котором я до сих пор испытываю если не смущение, то некоторого рода головокружительный трепет. Честно, не знаю, почему мой мозг сгенерировал эту картину, но я никогда не забуду её.       Было какое-то мероприятие в одной из квартир многоэтажки. Возможно, новоселье. Может, празднование какого-то важного события. Это не так важно, на самом деле. Народа было немного, но для меня сборище больше трёх человек — уже стресс, поэтому я переходила из комнаты в комнату, общаясь понемногу с каждым.       Он тоже там был. Правда, находился всё время на балконе за закрытой дверью с хорошей звукоизоляцией, с кем-то ругался и много курил. И я смотрела на то, как он затягивается, каждый раз поражаясь тому, насколько это было красиво. В жизни он не потребляет никотин ни в каком виде — бросил это дело достаточно давно. Я бы хотела увидеть его курящим в реальной жизни, но прекрасно понимаю, что это невозможно.       С кем он ругался — неизвестно, но меня это интересует меньше, чем его личное счастье. Единственное, что меня волновало в тот момент, — его взгляд, включавший в себя и вселенскую печаль, и праведный гнев. Эти две эмоции сменяли друг друга практически моментально. В какой-то момент он зацепился за мою фигуру сквозь чистое стекло и смотрел, смотрел, смотрел… Я сходила с ума. Я видела, как он затягивался, глядя в мои глаза, и не могла отвести их. Подсознательно помню, что он мне подмигнул и даже улыбнулся озорно, но это могло и показаться, оставшись домыслом моей больной фантазии.       Почему он тут? Кто позвал его? На этой тусовке были, в основном, моё окружение, поэтому меня удивляло его присутствие. И радовало, конечно. Ещё немного смущало, но только по одной простой причине: мой муж тоже здесь был и с кем-то увлечённо общался. Хотела бы я тоже так: не зная человека, завести с ним знакомство, что уж говорить о банальном разговоре.       Больше из этого фрагмента я ничего не помню, потому что картинка сменилась. Теперь мы ехали в машине, напоминающей Land Cruser, но саму марку я не знаю — не видела и на руль не смотрела. Меня больше привлекали его руки, скрытые за кофтой, и манера его вождения. Мне нравилось наблюдать за тем, насколько серьёзно он это делал, будто провалился в свои мысли, хотя почему будто… Задней мыслью я понимала, что мы едем в магазин, потому что на вечеринке, которую устроил незнакомый мне хозяин квартиры, чего-то не хватало.       Он внимательно следил за движением машин и, в принципе, за дорогой. Я пыталась не «пялиться», но снова и снова возвращалась к рассматриванию его профиля. Он словно постарел на пару лет, и мне дичайше хотелось это исправить, но все слова застревали комом в горле.       Я не заметила, как он глянул в зеркало над нашими головами и чуть обеспокоенно повернул голову в мою сторону. Похоже, мой мозг решил совсем отключиться, в то время как его рука с лёгкостью обхватила мою шею и притянула к ближе к своему лицу. Наш поцелуй длился всего ничего, но для меня он казался вечностью. За пару секунд он успел окончательно выбить меня из колеи, хотя куда уж больше.       И я проснулась от звонка Саши. Он снова задерживается, а часы показывают шесть вечера, поэтому я погружаюсь снова в сюжет сна, анализируя его.       Это было ровно так же в плане эмоций, как и сегодня с утра, но сердце всë равно болезненно защемило от осознания, что этого никогда больше не повторится в реальной жизни. Как бы я ни хотела, рушить чужую семью я не собираюсь, а жить с одним, испытывая чувства к обоим, пусть и разного характера, я не смогу. Рано или поздно придётся сделать правильный выбор.       С трудом выдыхаю и поднимаюсь с тяжестью, чтобы подхватить одноразку и затянуться никотином, — грядущий месяц обещает быть тяжëлым.