***
Северус не знал, сколько времени прошло с его пробуждения, но он больше не мог уснуть. Наблюдатели неоднократно успели сменить друг друга, ни на секунду не оставив его одного. Джеймс ворвался в комнату беспокойным ураганом с такой паникой на лице, что сердце защемило. В тот момент Северус понял, что сделает всё, чтобы убрать это выражние с лица жениха. А жениха ли? Нет, уже нет. Боль захлестнула новой волной, мешая дышать и сдавливая тисками, вонзаясь колючей проволокой в самые беззащитные места, словно сцарапывая с тела его прикосновения. Больно было так, что глаза застелила тёмная пелена, а уши никак не переставали слышать оглушительный звон. Тело в судороге сжалось в комок, сил на слёзы уже не было, на крик — тоже. Пребывающий в шоке мозг решил, что единственная надежда на спасение — срочное погружение в беспамятство. Тело, в принципе, не возражало.***
— Возвращайся ко мне, малыш, пожалуйста, солнце, я тебе всё объясню, только вернись ко мне… — словно мантру повторял чей-то убитый горем голос. Захотелось обнять и утешить. Кто бы утешил самого Северуса… Он знал, что снова довериться этому голосу — ошибка, что так нельзя, но сознание, словно послушный пёс, медленно, но решительно к нему шло. Голова повернулась на звук, глаза открылись и посмотрели на говорящего: Джеймс выглядел откровенно хреново. Как выглядел Северус, мы благополучно забудем, ибо нам ещё нужны душевные силы, непременно покинувшие бы нас от этого жалкого зрелища. — Прости меня, солнце, я такой дурак… Пожалуйста, выслушай. Ты позволишь мне рассказать, Северус? Тело адски ныло, поэтому он лишь прикрыл на несколько мгновений веки, выражая этим своё согласие. Всё, что угодно, лишь бы Джеймс перестал смотреть так. — Я облажался, Северус, я тебя подвёл. — Голос сорвался, к горлу явно подступили отчаянно подавляемые рыдания. Почему ты плачешь, родной? Что произошло? Почему мы здесь? Перед глазами встал выпуск «Ежедневного Пророка», и слёзы вновь мешали видеть. Северус не понимал, он запутался, потерялся. Неужели это правда? Разве такое возможно? Разве возможно, чтобы Джеймс, его Джеймс, заключил брак с кем-то другим? Разве может такое быть? Нет, конечно не может, что за бред? Как он может вообще сомневаться в любимом человеке? В любимом человеке, клявшемся ему в любви и доказывавшем его, Северуса, для альфы совершенство? Ты отвратителен, Снейп, прекрати уже. У тебя прекрасный, верный альфа, что за чушь в твоей голове? — Солнце, у тебя есть силы посмотреть мои воспоминания? — Конечно есть, Джеймс, для тебя всё что захочешь. Ты только не переживай, родной, я всё для тебя сделаю, и мы вновь будем в порядке, не так ли? Северус не хотел этого замечать, но переполненный болью взор любимых глаз, выражая сожаление, утверждал обратное: как раньше уже не будет. Он погружается в чужой разум предельно осторожно, всё ещё надеясь, что это — страшный сон или дурная шутка. Но нет, всё по-настоящему. Происходящее — реальность. Руины его мира, словно хрупкое зеркало, разбиваются на бесчисленное множество осколков, вонзающихся в тело. Вязкая жидкость заполняет его дыхательные пути, он захлёбывается, слезящиеся глаза пытаются сфокусироваться хоть на чём-то, лишь бы не закрываться вновь. Он боится, что Джеймс уйдёт окончательно. Будто назло, сознание вновь угасает.