***
Возвращение в Хогвартс не радовало: не будет больше возможности проявлять открыто свою любовь, нет больше и шанса на нежность без риска обнаружения. Это напрягало, но становилось несущественной мелочью, стоило лишь филигранно выполненному браслету блеснуть на запястье и аккуратному колечку показаться перед глазами. Они помолвлены. Словно крылья за спиной. Северусу казалось, что невозможно не заметить, как он счастлив. Так хорошо… Лунатик, с которым он стал чаще общаться в последнее время, добродушно подтрунивал над друзьями, фыркал на их «телячьи нежности» и забавно морщил нос, стоило им невинно коснуться друг друга губами. Надо отдать ему должное: тайные уединённые встречи будущей семье он устраивал с завидной регулярностью, ловко отмазывая их перед любопытствующими. Конечно, счастье омрачалось необходимостью изображать холодное презрение друг к другу на публике, но по другому было нельзя: Дамблдор и Волан-де-Морт вышли из подполья и, пока что легально и мирно, стали в открытую привлекать новых сторонников. К тому же Сириус и Лилиана, как он теперь её называл, не дали бы и шагу ступить спокойно, если бы прознали об их изменившемся статусе. Два сапога пара, увидели наконец друг в друге свои горделивые отражения и стали встречаться. Самая популярная пара школы, что словно назло Джеймсу излишне активно демонстрировала при нём свои отношения: на, мол, смотри, кого потерял. Как будто его это хоть сколько-то волновало. Чушь какая.***
— Я скучал. — И я. Два слабо различимых силуэта замерли в объятии на одном из пролётов совятни: это была их первая личная встреча за последние три дня. Экзамены не за горами, чтоб их… — Давай сбежим? Хотя бы ненадолго. Покатаю тебя по Запретному лесу. Хочешь? — Хочу. Только постоим так ещё немного, мне тебя не хватало. Сердце сжалось от нежности. Сколько они ещё выдержат? Терпение Джеймса уже на пределе, он устал прятаться по углам, играть в эти шпионские игры. Как бы дотерпеть до каникул, а там можно и отпустить себя немного. — У тебя есть своя аниформа? — Есть. — Какая? — Не скажу. — Почему? — Ты будешь смеяться. — Не буду. С чего ты вообще так решил? — Моя аниформа ужасна. — Да что с ней может быть не так? Ты скунс? Я тебя и такого буду любить, в чём проблема? Сомневаешься во мне? — Прозвучало слегка обиженно. Какому альфе будут приятны сомнения в нём его омеги? — Конечно я не сомневаюсь в тебе, как ты вообще мог о таком подумать?! Я тебе доверяю, Джеймс, больше всех на свете. Просто я совсем не такой величественный и ни чуть не опасный. — Не вижу проблемы. — Я пингвин, Джеймс, — прозвучало так пристыженно, что Сохатый опешил. Что в этом такого? По его мнению пингвин отлично подходит его омеге. Маленький, нежный и очень трогательный. К сожалению, познаний по этому виду птиц у него было не так много, но это означало лишь то, что в ближайшее время он сходит в библиотеку. — Это мило, Северус. Пингвины — очень хорошие птицы. Почему ты стыдишься? — Я слабый. — Я всегда смогу тебя защитить. Тебя и нашу будущую семью. Тело в руках приятно и явно смущённо сжалось. Джеймс готов был проклинать темноту, не позволяющую увидеть смущение своего солнца. — Я даже летать не могу! Из меня и птица бракованная. — Зато ты от меня не улетишь. И почему ты всё время вспоминаешь об этом? — Вопрос остался без ответа. Речь шла о ритуале, который они вынуждены были провести в день помолвки. Когда Род принял Северуса, его омега решила, что это идеальное время для первой течки. По идее, она должна была прийти пару лет назад, в тринадцать, но из-за многочисленных ограничителей и блокаторов так и не наступила. По этой же причине она стала такой интенсивной, что Северус забыл обо всём: кто он, где и зачем. Для него в те минуты осталось одно желание — принадлежать своему альфе. А им нельзя, ни в коем случае нельзя допустить секс до брака: магия не примет такой союз на просимых ими условиях, поэтому было принято решение ограничить омегу. Они провели ритуал, который словно запер омежку внутри Северуса до тех пор, пока Джеймс не сделает его своим супругом. Ничего особо страшного в этой ситуации нет, ведь они не планировали затягивать с бракосочетанием, хотели заключить узы после окончания Северусом Академии, в девятнадцать-двадцать лет, но он воспринял такую свою особенность как дефект, хоть это и было закономерным итогом многих лет насилия. По какой-то причине вбил себе в голову, что он — бракованная омега, не достойная Джеймса; твёрдо уверовал, что когда они вступят в брак, он сделает всё ради удовольствия партнёра: когда, где и как он захочет, Северус всё исполнит. Альфе не нравилось это, но ничего поделать он не мог. Помолчали. Джеймс чувствовал, что его партнёр собирается с силами, решаясь на важное признание, поэтому не стал говорить, заполняя тишину бессмысленными речами. — Я… Я самка. Если при предыдущем признании стыд лишь сквозил в голосе, то теперь он пропитал его насквозь. Такая реакция альфе очень не понравилась. — Это же хорошо, маленький. Это лишь доказывает, что ты омега, вот и всё. Тут нечего стыдиться. Тем более мы уже давно выяснили, что ты моя девочка. В грудь тут же прилетел несильный удар кулаком, ради совершения которого Северус даже не стал отстраняться. Зачем? Цель ведь была не в причинении боли, а в выражении своего смущения. — Я же просил тебя не вспоминать об этом… Смущение в голосе затмило все другие эмоции, руки непроизвольно сжали рубашку, личико прижалось ещё ближе, прячась в основании шеи. Как хорошо…