Книжный романтик

            Буду честен хотя бы с собой.       С самого утра меня преследует паршивое чувство, будто коллеги что-то задумали. Мало того что в коем-то веке собралась вся компания, даже бедный Мельзех на костылях, так и охрана - они нашли недостающего четвёртого стража, что к слову сейчас проверял металлический ошейник, будто не веря в то, что тот действительно может сдержать меня.       Все они о чём-то говорят, суетятся, что очень резко контрастирует с обычными буднями один на один со смотрителем, которой к слову сейчас не было. Быть может, она проспала? Или заболела? В любом случае это не моё дело, без неё только меньше шума, разве не благодать?       Пара охранников зашли в камеру. В руках первого был ошейник и наручники, а в руках второго - ватка и шприц. Жёлтое стекло шлемов полностью скрывало их лица, и единственным благодаря чему можно было отличить одного от второго был только номер на предплечье. Мне приказали протянуть им руки, что бы нацепить наручники, пока второй с дрожащими руками подходил ко мне со шприцем. После того как холодная ватка в спирте обработала место укола и игла вторглась непозволительно грубо было сложно собрать мысли. Я... Как будто опьянел, но не настолько что бы дебоширить. Печальные мысли выбрались из глубин сознания как некогда запертые звери и изолировали меня от внешнего мира. Я даже не заметил как наручники щёлкнули на моих руках и нацепили такой же по весу ошейник.       Есть ли смысл жаловаться мне в такой ситуации? Сомневаюсь. Они не будут слушать.       А пока учёные суетились. Тот, что красит ногти потерял какой-то нужный документ, от чего нервы Мельзеха сдали и у милого старика сдали нервы. Довольно... Мило. Несмотря на всю загруженность, аномально высокую перед испытанием, они всё равно дружны. Как давно я этого не видел? Наверное, с того дня как вылечил Раймонда.             ...       — где черт возьми мира? — нервы уже начинали сдавать, у них осталось с десяток минут до того как нужно будет начинать эксперимент, и как назло - чего-то не хватало. Морально никто не был готов, несмотря на то каким лёгким должен был быть опыт, но хуже этого было только то что рук могло не хватить. Смотрителя не было       — какое дело? Это всего-то смотриетль — ответил на вопрос Мельзеха Лим, звуча так, будто боясь придать ситуации больший размах. В ответ на это немец лишь тяжело вздохнул, потерев переносицу.       — где её черти носят... — поправив очки самый старший из коллектива окинул взглядом присутствующих, даже аномалию за стеклом и утвердил — что ж. Где бы она ни была, нам придётся начать без неё, потом нас найдёт. — одним меньше или больше - большая ли разница? — а пока - охрана, отведите объект в камеру испытаний.             ...       Холодно. В целом, как и всегда, не знаю почему я об этом так неожиданно вспомнил. В фонде всегда было прохладно, кто-то даже выдвигал теорию, что это помогает с концентрацией на работе, но идёт встречный вопрос - разве постоянной нагрузки недостаточно? Я слышу дыхание охраны. Тяжёлая броня давит им на плечи, а за шлем, вероятно дополнительно и с балаклавой наверняка проходит немного воздуха. Они дышали тихо, кто-то мычал себе под нос незнакомый мне мотив, пара учёных за нашим конвоем обсуждали совершенно бессмысленную тему - имя растению на из рабочем месте. Несмотря на лёгкость было очевидно что они переживали. Нервничали. Разве был этому какой-то смысл? Вероятно, я узнаю это только когда всё начнётся. Но нужно ли мне всё это?       — ... И вот по этому "Бенджамин" ему без сомнений это подойдёт! — до меня донёсся только отрывок. После этого учёный сохранил короткую паузу и продолжил — Марго, всё в порядке? — казалось, я впервые слышал что бы голос этого человека был так мягок.       — да, да, не беспокойся. — отмахнулась женщина — просто знаешь... За всё время это второй мой опыт с сорок девятым. — голос звучал неуверенно, хотя обычно эта особа не гнушалась что-то прямо указывать. Одновременно я ненавидел это в ней и уважал.       Казалось, знакомые мне чуть ли не целые годы люди открывались впервые с другой стороны, несмотря на то что в этом не было никакой нужды.             ...       Меня завели в камеру испытаний и указали паре охранников остаться со мной, сдерживая за ошейник. Как будто я дикий зверь, готовый наброситься в любой момент. "Рррррр" - достаточно похоже?       Камера не представляла собой что-то особенное. Простое, не давящее, но и не просторное помещение, где четвёртую стену украшало стекло, размывающее силуэты исследователей.       Наша "троица" стояла стены, что шла от входа, а напротив её, буквально в другом конце помещения была расположена койка, рядом с которой стояла громоздкая медицинская аппаратура. Благодаря старым рассказам Мельзеха, да и Раймонда я смог узнать некоторые. Первый считывал сердцебиения, которые должен был выводить на экран, второй мне был куда хуже знаком. Какие-то провода с "присосками" и множество регуляторов, смотря на которые начинаешь сомневаться что медицина не стала преемницей безумной механики.       Эксперимент начался, и знакомый голос главы исследований раздался через динамики в камере исследований.       — двадцать третье апреля, 2024 года. Куратор эксперимента - Грин Мельзех, объект - SCP-049. — знакомый голос мужчины-за-сорок затих также резко, как и появился, после чего до меня дошла приглушённая и едва различимая команда учёного, и ещё два охранника завели в "клетку" со мной больного в оранжевой одежде. Яркой, как будто специально привлекая внимание.       Что только задумал коллега? Мне позволят его исцелить, или же просто дразнят, зная как мне это важно?       Стражники отвели больного к койке, заставив того снять кофту и прицепив те самые провода аппарата. Короткий момент возни, и приятный гул с ритмичными сигналами заполнил собой тишину, говоря за себя "он жив! Его сердце бьётся!", пока сам мужчина ёжился от холода.       — освободите объект. — вновь я услышал голос главы исследований, и стражник с помощью карточки на подобии карты-ключа снял с плеч тяжёлый ошейник. — SCP-049, можете вылечить испытуемого, но не отключайте от аппаратуры.       Мне... Мне не послышалось? Неужели они наконец поняли важность моей работы? Сколько месяцев, лет мне отказывали в меньшем, что бы так наградить?       Но за что?       Мои руки дрожали. Как непрофессионально. Мне дали то, что было необходимо для моего лечения и я словно верная шавка готов вилять хвостом и подавать лапу? Время в этом заповеднике ужасов плохо влияет на меня.       Достав из глубин пальто дневник и перо я был готов к осмотру. Как давно я не то что касался человека, но и спрашивал как он?       — добрый день, сер. Позвольте спросить, как ваше самочувствие? — тепло разлилось в груди. Наконец я могу хотя бы на шаг приблизиться к заветной цели...       Пациент с недоверием окинул меня взглядом, потирая руки, чтоб сохранить тепло — прекрасно! Просто охуительно, доктор — саркастично воскликнул мужчина, в чьих глазах читалось не только раздражение, но и отчаяние.       — спасибо. Вас в последнее время ничего не беспокоит? — я записал в дневнике первое, и самое очевидное "нарушение баланса гормонов в организме способствовало агрессии субъекта". Бедный, он ведь даже не понимает почему так себя ведёт       — ну... — пытаясь вспомнить растянул пациент. — разве что то, что я скоро умру? — какой кошмар, Чума настолько глубоко засела в его разуме, что он подсознательно осознаёт её тяжесть! Это особенно запущенный случай.       — никакие боли? Может навязчивые мысли? — "портрет" в дневнике становился всё чётче.       — башка трещит по швам после каждого из экспериментов лаборантиков. Как будто тот чудик не врал, и они действительно крадут наши воспоминания. — ах, это уже не являлось никаким симптомом, разве что было довольно занимательно.       Больше мне не нужно было никакой информации. Мужчина без сомнений был болен, причём болезнь расцветала словно кустарник сорняков, готовый в скором времени распространиться на остальных.       — благодарю. К сожалению моё заключение довольно удручающе - вы больны. И лечение вам просто необходимо. — пациент глянул на меня с недоверием.       — и-ии? — кажется он хотел ответов — вы не скажете что это за болезнь? — тон его голоса выдавал тревогу и недоверие. Скептику, приправленную страхом.       — Поветрие. — закрыв дневник, оставив в нём перо как закладку я убрал его обратно внутрь своего пальто, вместо этого достав сумку.       — чёртов фокусник — послышалась приглушённая усмешка со стороны комнаты наблюдения.       — к счастью, лечение есть. Оно бесплатно и совершенно безопасно. Я только попрошу вас сохранять спокойствие. — было очевидно что пациент и не думал верить моему заключению.       — сомневаюсь что бесплатной медицине можно вер-... — его голос оборвался на полуслове, как только пальцы коснулись стареющей кожи на хрупкой шее. Сразу ритмичный писк сменился противным гулом, а волны на экране сменились прямой линией. Кто-то за стеклом засмеялся, но я не видел ничего в этом смешного. Его сердце остановилось, но... Эй, это ведь не значит что он умер! Это часть анестезии.       Очевидно во время операции мне придётся достать и сердце, возможно пересадить в иное место, более надёжное для такого хрупкого органа, а в это время сердцебиение будет только мешать. Но после операции всё придёт в норму! Ведь так?             ...       Час за другим - комната наблюдений редела. Оставались лишь охранники, и те сменялись каждые полчаса, молча покидая меня и возвращаясь. Нельзя было винить их в том, что смертные, больные и слабые тела не были способны на неотрывную работу в течение нескольких дней, а то и более.       Даже когда мужчина очнулся после операции и я его полностью осмотрел на наличие дефектов машины продолжали надоевшую песню. Он двигался, булькал, хрипел на стражников, но по какой-то причине не было пульса. Его тело было холодным, иногда казалось что даже холоднее чем само окружение, но откуда мне было знать?       Осталось лишь дождаться когда Мельзех объявит о завершении эксперимента, но пока - это прекрасная возможность обдумать всё что я усвоил из этой операции.