Жертвы иллюзий

— Слушай, я это всё не запомню, — Виктор отрывается от увлекательнейшего чтива, которое ему всучил изучать Хосок, пока они с Санни зажигают чёрные свечи по периметру комнаты. Кто бы мог подумать, что на месте бывшей Церкви Сатаны построят жилой дом. А ещё, кто бы мог подумать, что найдутся желающие провести здесь сатанинское венчание, не говоря уже о тех, кто решит на этом подзаработать. Но, судя по всему, Чон Хосок не брезгует подобными мероприятиями, чего совсем не скажешь о Викторе, который уже десять минут пытается заучить текст своей речи. — Не ной, а зубри, — не отвлекаясь от своего занятия, произносит Хосок, выставляя очередной ряд чёрных свечей — атмосферка тут, конечно, весьма располагающая к любовным клятвам. Окна в квартире на втором этаже завешаны плотными шторами. Стены, пол и потолок выкрашены в чёрный цвет, а посреди помещения стоит алтарь, по видимому, с фигурой Сатаны в полный рост. Странное существо с головой козла не внушает никакого доверия — кто вообще додумался поклоняться этому псевдоминотавру? Если бы отец Эстер узнал, чем занимается сейчас лучшая подруга его дочери, то облил бы Санни святой водой. Она мало знает о сатанизме — как-то не доводилось прежде погружаться в данную тему. Но что-то ей подсказывает, что это ещё большая дичь, чем слепая вера в Господа. Иисус хотя бы выглядит как человек, а тут — мрак какой-то. Знакомый Хосока выкупил пару лет назад эту квартиру и попытался воскресить здесь дух былого сатанинского величия, что обитал тут до девяносто седьмого года прошлого столетия — не так уж и давно. Оказывается, бывший владелец был тем ещё бизнесменом, который сумел сколотить не только кучу денег на пожертвованиях, но и создать практически новую веру. А его приспешники и по сей день не вымерли — на биржу труда бы их. И так как приятелю Хосока понадобилось срочно уехать в Лос-Анджелес, он слёзно — со слов самого Хосока — умолял его провести обряд тёмного венчания для одной пары. Ну а кто Хосок такой, чтобы отказываться от данного мероприятия, ещё и за кругленькую сумму. Санни сейчас практически даже ликует, ведь Виктора не предупредили, что рясу священника из преисподней сегодня предстоит надеть именно ему. Ведь Санни тоже много о чём не предупредили, так что теперь всё почти честно. Особенно если закрыть глаза на то, каким обманом они сейчас собираются заняться. — Если бы ты сказал хотя бы утром, я бы нашёл время заучить этих Принцев Ада, — Ви снова пробегает глазами по тексту книги и морщится. Ему тоже не нравится эта затея, но отказываться уже слишком поздно. Золотко лениво растекается по бархатной чёрной скатерти, свисая с края стола идеально ровными петлями — ну куда же на сатанинской свадьбе без змеи. Санни осторожно ставит рядом с ним две свечи, как сказал Хосок — слева чёрную, а справа — белую — и тут же отходит от алтаря, словно питон прямо сейчас решит подкрепиться именно человечиной. — Да что ты от него шарахаешься, — Виктор кивает на Золотко, будто искренне не понимает неприязни Санни к змеям. Он бы ещё тарантула дал ей подержать и обижался, что она не разрешает ему поползать у себя по лицу. — Он тебе ничего не сделает. Ты не в его вкусе. — Он тоже не в моём вкусе, — брезгливо отвечает Санни, зачем-то поправляя один из канделябров, стоящих возле стены. — А мы? — игриво усмехается Хосок, и Санни непроизвольно цокает, отворачиваясь, чтобы не показывать смущения от его неуместного флирта. — Хо, ты ещё не понял? Она считает нас шарлатанами, — Виктору бы повторять свои пламенные речи, а то будет гореть их фикция с венчанием синим пламенем. — Ну, в данный момент даже я могу с этим согласиться, — пожимает плечами Хосок, вытаскивая из своего рюкзака упаковку мела и протягивая её Санни: — Рисовать умеешь? — Только солнышко и домик, — она забирает из его рук мел, не понимая, для чего он ей. — Звёздочку, значит, осилишь? — он ждёт ответа, и Санни смотрит на него исподлобья, криво усмехаясь: — Пентаграмма, серьёзно? — Часть обряда, — пожимает плечами он и кивает на место напротив алтаря, где сейчас стоит Виктор. — Вот там, только постарайся, а то нет времени перерисовывать. — Вы сгорите в аду, а черти будут играть на ваших костях вместо ксилофона, — она нехотя подходит к алтарю, опускаясь на корточки и вытаскивая из упаковки один белый мелок. — Не слышала, что ад пуст и все черти здесь? — ехидничает Виктор, и Санни поднимает на него недовольный взгляд, стоя на четвереньках. — Отойти не хочешь, Чёрт? — щурится она, демонстративно подводя линию круга к лакированному ботинку Виктора и намекая, чтобы он отошёл и не мешал ей. — Знаешь, демоны раньше тоже были ангелами, — произносит он, делая шаг в сторону, но Санни снова замирает с мелом в руке возле его ноги, так и не дочертив круг: — И что? — она недовольно смотрит наверх, и на лице Ви снова поблёскивает полумесяц неоднозначной улыбки. — Ты уже на коленях, смекаешь? — приподнимает одну бровь он и получает кулаком по голени. — Какая мерзость, — плюётся на него Санни и наконец-то заканчивает первую часть рисунка. — Хорош флиртовать, у нас осталось пять минут, — подгоняет Хосок, не отрываясь от раскладывания реквизита для обряда на алтарь. Виктор лишь фыркает, отходя в другой конец комнаты и снова повторяя шёпотом свой текст, а Санни без особого энтузиазма вписывает в кривоватый круг пятиконечную звезду. Их идиотские шутки скоро точно доведут до того, что Санни кому-то влепит смачную оплеуху. Флирт? Эти пошлые насмешки про падших ангелов на коленях разве можно считать флиртом? Безвкусная пошлятина. Может, Эстер бы и оценила подобное в свой адрес — скорее всего, она бы даже продолжила эти нелепости встречными фразами про демонов похоти — но Санни не из таких. По крайней мере, не с таким, как Виктор. — Вроде, всё готово, — Хосок ещё раз пробегает глазами по записям в своём ежедневнике, окидывая взглядом помещение и пересчитывая все детали: кубок, свиток, кинжал, свечи на нужных местах, кристалл посередине алтаря, какие-то странные благовония, которые совсем не похожи на ладан, который жгут в церквях. Но Санни и не хочет знать, что это за травки. Главное, чтобы не наркота. — Пора занимать свои места, а то брачующиеся вот-вот заявятся, — произносит он, убирая в рюкзак записную книжку и вытаскивая из него две чёрных мантии. — Надевай и вставай слева от алтаря, — он протягивает Санни одну из мантий, кивая Виктору в ответ на его немой вопрос. — Мне под штору маскироваться? — усмехается Санни, разворачивая чёрный просторный халат с капюшоном. — Под свидетельницу Принцев Ада, — доносится сзади насмешливый голос Виктора, и Санни растерянно смотрит на Хосока, чувствуя, что уже и так знает ответ на свой вопрос. — Мне что, тоже участвовать в ритуале? — Ты свидетельница, я — шафер. Всё по плану, — Хосок уже завязывает пояс мантии, совсем не обращая внимания на растерянность Санни. — Когда вы уже начнёте посвящать меня в свои планы? — недовольно бубнит она, всё же просовывая руки в широкие рукава и накидывая на голову капюшон. — Ты такая трусиха, — ухмыляется Ви, и Санни зло зыркает на него, становясь на указанное место. — Если бы я тебе сразу обо всём рассказал, разве ты бы согласилась? — Ни за что, — щурится она, кривя лицо в гримасе отвращения. — Вот видишь, — как само собой разумеющееся произносит Виктор, пряча под стол свою шпаргалку. — Ты всё запомнил? — вполголоса спрашивает Хосок, направляясь к двери, чтобы пригласить жениха к алтарю. — Да нихрена я не запомнил. Импровизировать буду, — закатывает глаза Ви, беря со стола кинжал и проверяя остроту клинка подушечкой большого пальца. — Ауч! — шипит он, тут же облизывая место прокола. — Твою мать, он что, настоящий? — Как и сам ритуал, — пожимает плечами Хосок, тщеславно улыбаясь. — Не подведи. — Я тебя когда-то подводил? — шепелявит Виктор, не доставая пальца изо рта. Всё это ещё большая нелепица, чем бабкины фокусы с картами Таро в шатре псевдопредсказателя. Даже сам Виктор не воспринимает данное мероприятие всерьёз. Лишь на лице Сатаны нет ни грамма шутки — для него всё предельно серьёзно. И Санни даже с какой-то опаской поглядывает в его окаменевшие зрачки, которые, кажется, всё же следят за ними. Вот не дай бог тёмное отродье действительно существует. Тогда Санни, Виктор и Хосок могут провалиться в преисподнюю в любую минуту. Но эти бредни Санни мгновенно блокирует в своей голове, слыша, как Ви ещё раз повторяет слова речи, бубня под нос. — Санни, — голос Хосока привлекает к себе внимание. — Бегом, — подзывает он, и она, глянув зачем-то мельком на Виктора, спешит к двери. — Теперь планы немного изменились, у подружки невесты случилась диарея, — он шепчет ей прямо на ухо, и Санни не может сдержать смешок. — Согрешила? — Не знаю уж, как можно согрешить перед Сатаной, но теперь ты подружка невесты. И прежде чем она успевает хоть что-либо возразить, Хосок тут же впихивает ей в руку букет из сухих роз и папоротников. — Погоди, я не… — она даже не успевает сообразить, как её уже выталкивают за дверь к жениху и невесте. — Познакомьтесь, это служительница нашей церкви — Гертруда, — представляет он Санни. Да, вряд ли бы кто-то оставил «солнечное» имя, перейдя на тёмную сторону властителя Ада. — Очень приятно, — миловидная на первый взгляд девушка тянет Санни руку для рукопожатия. — Я Ламия Велиар Паймон Дэ’Ламбас, а это мой жених — Бобби Скотт. — Очень приятно, — нелепо улыбается Санни, отвечая на рукопожатие и встречаясь взглядами с Бобби. Что-то подсказывает, что не одна Санни здесь оказалась против своей воли. — Через минуту проходите, — серьёзно произносит Хосок, будто ему самому это мероприятие вовсе не кажется клоунадой. И когда они с Бобби заходят в зал, между Санни и чёрной невестой с непроизносимым именем повисает гробовое молчание. Санни изо всех сил старается не пялиться на её торчащие соски под полупрозрачным кружевом откровенно дьявольского платья, которое действительно можно надеть, разве что, на сатанинскую свадьбу. А девушка стоит, опустив голову вниз, и будто молится — хотя, а сатанисты вообще молятся или у них это как-то по-другому называется? По ощущениям уже можно заходить, и Санни толкает дверь, ведущую в «святилище», проходя в зал первой. Жених уже стоит на своём месте внутри пентаграммы, но теперь почему-то с голым торсом. Лишь странный амулет прикрывает его солнечное сплетение, а пах обвязан чёрной простынёй — ну и чертовщина. Санни делает несколько шагов по проходу с пустующими рядами стульев — можно считать, что гости на этой свадьбе призраки? И замечает, как Хосок пытается намекнуть рваными жестами, чтобы Санни разбросала цветочные лепестки. Мёртвые соцветия с костным хрустом легко ломаются, когда Санни сжимает их в кулак, разбрасывая перед собой лепестки. Когда она доходит до алтаря, то от бутонов остаются лишь пики стебельков и безвкусная чёрная обёртка. Но это ещё не самое странное, что можно было бы ожидать. Вот, например, то, что невеста будет не идти к алтарю, а ползти — точно предугадать было никак невозможно. Даже Виктор едва сдерживает усмешку, следя за этим эффектным поползновением. И когда Ламия Велиар Паймон Дэ’Ламбас наконец-то встаёт на ноги, то Санни отдаёт ей облысевший до скелета букет, всё ещё стараясь не пялиться на её грудь. Но когда невеста отворачивается, полностью погружаясь в ритуал дьявольской церемонии, начало которой знаменуют удары в гонг, Санни только и пялится, как на её голую задницу. Чёрт, кажется, на ней вообще нет нижнего белья — какая срамота. Хосок оставляет в покое гонг и возвращается на своё место, встречаясь взглядом с Санни. И она без лишних слов понимает, что стоит сейчас собрать всю свою волю в кулак, чтобы не заржать от тех манипуляций, которые Виктор старательно проворачивает со всеми атрибутами дьявольского венчания. — Простите, — подаёт голос невеста, и Санни из-под капюшона смотрит на Виктора, который явно недоволен, что его прервали. — Мы сразу не уточнили, но ничего страшного, что церемония проводится в полнолуние, а не в дни прибывающей луны? И Санни еле подавляет смешок, когда Виктор с полным непониманием вопроса переспрашивает «чего?». — А, — тут же пытается исправиться он, явно нервно соображая, что бы такого правдоподобного набрехать. — Луна сейчас в той фазе, когда вобрала в себя все жизненные силы мирских душ. Это только укрепит ваши клятвы, запечатав их кровавым поцелуем вашей грешной страсти. Кажется, он сам не верит в тот бред, который несёт, но невеста явно рада слышать подобную чепуху, ещё сильнее сжимая руку Бобби. Наверное, этот бедолага очень сильно её любит, раз согласен стоять тут в каких-то нелепых подгузниках из чёрной простыни, выполнять все действия, которые просит сделать Ви, и ни слова не проронить, кроме клятвы, которая бы тронула Санни за душу, если бы она понимала латынь. Хотя по тому, как морщится Виктор, складывается ощущение, что он всё понимает и хотел бы лучше не слышать. Клоунада заканчивается страстным поцелуем брачующихся, пожертвованиями для чёрной церкви и вздохом облегчения, с которым Виктор заваливается на одну из скамей прямо поверх невидимых коленей сидящих на ней призраков. — Чуть не спалились, — вздыхает он, прикладывая руку ко лбу. — Ты несколько раз назвал Сатану Господом, — фыркает Хосок, пересчитывая купюры. — Путал Принцев Ада и сделал три ошибки в имени невесты. — Ну я же выкрутился, — Ви поглядывает на него, не вставая со скамьи, и морщится, когда Хосок включает общий свет. Санни тоже непроизвольно щурится, прикрывая ладонью глаза. Хосок уже задувает свечи, а комната заполняется лёгким дымком и едва ощутимым запахом тлеющих фитилей и растопленного воска. — Сказать, что перед тобой явился образ Лилит вместо Ламии это, по-твоему, выкрутился? — Хосок тушит последнюю свечу со своей стороны, поворачивая голову на Виктора. — Ну она же поверила, — самодовольно усмехается он, прикрывая глаза, будто собирается задремать. Да, связывать души фальшивой кровью — тот ещё тяжкий труд. Как бы Виктор не надорвался от мешка с деньгами, который, судя по всему, такими темпами накопится к утру. И пока Ви, не двигаясь, притворяется спящим, Санни и Хосок убирают весь реквизит обратно в рюкзак, Золотко отправляется досыпать свою сытую спячку обратно в террариум, а время уже близится к десяти вечера. Весь этот антураж больше не выглядит таким уж зловещим, а статуя Сатаны за алтарём похожа на обычную скульптуру, какие обычно ставят в парках. Никаких высших сил здесь нет — только наивность, с которой люди тратят деньги на подобные обряды, и алчность людей, которые устраивают для них шоу. Интересно, таких как Виктор и Хосок, вообще, много? Или эти два гения единственные в своём роде, кто научился делать деньги из воздуха и человеческой доверчивости? Санни ведь тоже им доверилась — не полностью, конечно, но и выбора другого ей не оставили. Точнее, выбор был, и она сделала его не в свою пользу. Поэтому сейчас запихивает в рюкзак кубок, из которого Хосок только что допил муляжную клюквенную кровь, и подметает с пола прах лепестков — как жаль, что такие прекрасные цветы умерли ради подобного извращения. — Вставай, халявщик, — Хосок скидывает ноги Виктора со скамьи, и тот недовольно смотрит на него, убирая руку с лица, которой прикрывался прежде от холодного света потолочного светильника. Даже люстра тут стилизована под дизайнерский стиль дьявольской молельни. Это место такое же картонное, как и вера наивной Ламии Велиар Паймон Дэ’Ламбас в силы преисподней. Интересно, она когда-нибудь догадается, что весь этот спектакль был сплошной туфтой? Бобби вот всё понимал от и до, но ни слова ей не сказал. Наверное, сила его любви всё же сильнее покинувшей это место адекватности. Виктор неохотно встаёт со скамьи, будто и правда успел задремать за эти шесть минут, пока Санни и Хосок всё быстро прибирали, и стягивает с себя рясу священника, аккуратно складывая её по швам, пока они идут к выходу. У Ви широкие плечи, ровные длинные ноги, которые в джинсах кажутся совсем модельными, красивое лицо. Он бы мог и правда быть моделью или актёром — артистизма ему не занимать, как и харизмы. Вполне возможно, что он бы добился успеха в более честной профессии, чем эта — если бы захотел. Теперь даже становится интересно, с чего он вдруг выбрал для себя именно этот путь? Люди никогда не оказываются на своих местах просто так — за этим всегда что-то стоит. За тем, что Санни сейчас вынуждена убирать рясу тёмного служителя в пакет и подавать Виктору обратно его толстовку — которую он не надевает, а просто завязывает на плечах — стоит глупость крепкой дружбы с Эстер. Не будь Санни готова поддержать её во всём — не очутилась бы здесь. Она уже несколько раз порывалась достать мобильник и рассказать подруге всё, через что ей приходится проходить. Но есть вероятность, что Эстер скорее обидится, чем извинится. Она-то сама хотела «затусить» с Виктором, а все сливки снимает Санни — как жаль, что у неё непереносимость лактозы. — После интервью нужно будет заехать в зоомагазин, — Хосок сбрасывает с плеча рюкзак, бережно ставя его рядом с одним из деревянных ящиков внутри фургона. — Нужна кожа тритона и парочка червей, для правдоподобности. Они любят такое. — Кожа? — не понимает Санни, хотя обращались вовсе не к ней. — Заблудшие души, — многозначительно отвечает Хосок, выпрыгивая из фургона обратно на асфальт, и Санни слышит, как набойки на его ковбойских сапогах звякают, будто ложки в кухонном шкафу. — Ты ведь не боишься темноты? — он останавливается рядом с Санни, глядя ей прямо в глаза, но она лишь фыркает, тут же прерывая зрительный контакт: — Я боюсь только божьей кары, — усмехается она, усаживаясь в фургон. За то, что они там сейчас устроили в этом храме поклонения нечистым силам, для них приготовят настоящий кипящий котёл. — Бога не существует! — доносится снаружи усмешка Хосока, но Санни ничего больше не отвечает. Да что уж там, сегодня она как никогда надеется, что высшие силы, даже если они вообще есть, именно в эту ночь взяли выходной. Устроили тимбилдинг и поехали куда-то на побережье своих райских облаков, пить лимонады из запретных плодов и любоваться на бесконечный закат людских жизней. Потому что если хотя бы один престарелый ангел остался бдить за миром людей — он точно донесёт Богу на Санни Мун. — И какой только придурок у вас будет брать интервью? — она скрещивает руки под грудью и откидывается на спинку сиденья, вытягивая ноги вперёд, позволяя Виктору поставить террариум с питоном под своё кресло. — У нас? — ломает одну бровь он, глядя на Санни снизу вверх и заталкивая террариум поглубже, чтобы во время поездки тот сам никуда не уехал. — Нам туда пока ещё рано, — он многозначительно смотрит наверх, и Санни непроизвольно тоже пялится на потолок, пока до неё не доходит смысл его слов: — Будете призывать Пиковую Даму? — она опять недовольно смотрит на Ви, который усаживается теперь прямо рядом с ней, вынуждая потесниться. — Нет, поболтаем с духом Пэт Монтандон на Ломбард-стрит, — пожимает плечами Виктор, и Санни подмечает, что в полумраке его серые глаза кажутся синими. — Знаешь про доску Уиджи? — Слава богу, только по фильмам, — закатывает глаза Санни, будто они с её школьной подругой Натали никогда не баловались подобным. Наверное, какой бы грешницей не была Эстер — она бы никогда не согласилась вызвать чей-то беспокойный дух и задавать ему дурацкие вопросы, вроде тех, которые очень волновали Санни и Натали в первом классе средней школы. Будет ли контрольная по истории завтра? Получит ли Санни на рождество швейную машинку? Нравится ли она Нэйту Беннету с уроков английского? Да, тогда казалось, что без знания ответов на эти вопросы она не сможет спокойно жить. Интересно, что бы сейчас Санни Мун спросила у призрака: узнает ли отец Эстер о её грешках или точно ли Виктор Ким вернёт ей бабулины часы? — Тебе понравится, — доносится голос Хосока с водительского места. — Некоторые такие впечатлительные, что нам и делать ничего не нужно. Мотор «Луча надежды» начинает тарахтеть словно установка «луча смерти», и фургон трогается с места слишком резко, что Санни едва успевает схватиться за рукав толстовки Виктора, чтобы не вылететь с сиденья. — Вы и так ничего полезного не делаете, — хмыкает она, глядя прямо в глаза Ви, отчего чувствует некую неловкость. Он сидит слишком близко, а Санни держит его предплечье слишком крепко, чтобы в груди тоже не затарахтел мышечный моторчик. — Ошибаешься, — один уголок рта Виктора едва дёргается вверх, когда Санни наконец отпускает его руку и отодвигается так, чтобы их бёдра больше не соприкасались. — Мы дарим людям надежду, — он в своей манере вскидывает руку, будто чертит в воздухе контур радуги, а Санни криво косится на него, сдерживаясь, чтобы опять не закатить глаза. — Ты разве этого ещё не поняла? — Вы обманываете их, ты разве этого ещё не понял? — пародирует его манеру. — Да они же просто жаждут быть обманутыми, — Ви уже активно жестикулирует, будто пытается вбить каждое сказанное им слово Санни в подкорку. Жаждут? Он сейчас серьёзно? Как люди могут жаждать, чтобы их облапошили, а вдобавок ещё и обобрали? Виктор путается в понятиях благородства и лицемерия. Нельзя брать деньги за обман, класть в свой карман, а потом утверждать, что это всё во благо. Кажется, что Санни теперь менее скептически относится к церкви отца Эстер — всё познётся в сравнении. Там люди хотя бы действительно находят успокоение, а какое спокойствие приносят игры с тёмными силами? Да Санни после сегодняшней ночи, вероятно, ещё пару месяцев будут сниться кошмары. Одно церемониальное выползание Ламии Велиар Паймон Дэ’Ламбас к алтарю чего только стоило. — Ты просто шарлатан! — заявляет она, будучи абсолютно в этом уверенной. Но, похоже, что Виктора только веселит её атеизм в отношении их «магической» деятельности. Возможно, он даже не лжец и не шарлатан — он самый настоящий наглец, который пытается выдавить даже из протухших лимонов лимонад, подслащая его ароматизаторами мнимой веры в чудо, красивой обёрткой магического антуража и убийственной дозой своего сахарного обаяния. Такие люди, как Виктор Ким — опасные, хоть и притворяются праведниками. Понятное дело, праведником его сложно назвать, но то, с каким рвением он пытается донести Санни её неправоту, весьма впечатляет. Он действительно верит в благочестивость своих поступков — ему пора лечиться. — Ты мне не веришь, — вздыхает он. — Нет. — Это был не вопрос, — опять неоднозначная улыбка скользит по его лицу вместе с бликами улиц ночного Сан-Франциско, мелькающими за окном. — Хочешь, я докажу тебе? — Что ты собираешься мне доказывать? Что твоя магия настоящая? — надменно усмехается Санни, окидывая взглядом салон фургона, заваленный ящиками и пакетами с оборудованием для их клоунских представлений. — Нет, — смеётся он. — Это всё муляж — я не псих, чтобы верить в колдовство и прочую чепуху, — отмахивается он, а Санни вопросительно ломает бровь. Он сейчас серьёзно? То есть, он даже понимает, что только ненормальные пользуются их услугами, но его это не останавливает? Хорошо устроился, молодец. И Санни даже не знает как лучше среагировать, когда он договаривает: — Ты можешь и дальше сомневаться во всём. Но я могу показать, каково это — хотеть верить в чудо.