***
Подходя к палате под номером десять, я никак не ожидал увидеть выходящую оттуда Кузнецову с печальным выражением лица и с слезами на глазах. Та даже не обернулась на меня и убежала в неизвестном направлении, пока я смотрел ей вслед. Войдя в комнату, я сразу же заметил сидящего на кровати Антона с мороженым в руках. — И что это было? — Именно? — непонимающе спросил он, зачёрпывая ваниль ложкой. — Что это была за драма только что? Почему Ира выбежала вся в слезах? — А-а-а, ты про это… Я просто сказал ей, что мы расстаёмся. Главное… Она меня поняла и держалась стойко. Что на неё нашло? — «Что на неё нашло»? Ты буквально разорвал ваши отношения, которым несколько лет. Ты такой же неизменный… Впрочем, неважно. — Я тебе чем-то пригоден? — сказал он, оставляя стаканчик с мороженым на тумбе и кладя руки поверх белого одеяла. — Как самочувствие? Лучше? — Как мне может быть лучше после того, как меня пырнули в живот? Он говорил в шуточной манере, но я знал, насколько ему тогда было больно и страшно лежать с ножевым ранением на холодном полу и понимать, что скорее всего он умрёт. Хорошо, что всё обошлось. Я смотрел на его счастливое выражение лица, в котором читалось приподнятое настроение, и мне до жути хотелось прикоснуться к нему, обнять, чтобы почувствовать в этих объятьях облегчение, которые я уже испытал, но не во всю силу. — Прости за это, — извинился я, ощущая в произошедшем свою вину, — не знал же, что этот гад так всё подстроил. — Не извиняйся. Я тебя ни в чём не виню. Говорить «прости» и каяться в своих деяниях должен он. Как его там… Гриша? Сейчас на его слегка бледном лице сверкала еле заметная улыбка. Я мог видеть, как ему плохо находиться в больнице по его синякам под глазами, сгрызанным ногтям и растрёпанным белым волосам. Как же я был рад узнать, что он жив. Даже отбросил все переживания насчёт своего ранения, которое оказалось не слишком ужасным. Бок изредка немного болел, но я терпел эту боль. — Что говорят врачи? — Говорят, что всё хорошо и я иду на поправку, — произнёс он. Я обратил внимание на его уши, которые слегка покраснели. Ещё утром я хотел зайти к Шастуну, чтобы проведать его, но меня остановил его лечащий врач, сказавший, что состояние парня весьма не утешительное. — Врёшь. — Почему это я вру? Говорю то, что сказал этот Александр, — занервничал тот, отводя глаза. — Мне он другое сказал, — сказал я, — ладно, ругаться не буду. Он сказал, что тебе ещё тут недели лежать. А сегодня… — Тридцать первое, знаю. Ничего, проведу Новый Год в одиночестве. — Шутишь? Я приведу сюда Серёжу, Олесю и Диму. Скучать ты тут точно не будешь. Он уставился на меня в удивлении, раскрыв глаза. — Не врёшь? — Обещаю. Тем более, я сам хотел провести праздник с тобой. К сожалению, обстоятельства сложились по-другому, но это не отменяет моего желания побыть в эту ночь с тобой. Антон усмехнулся, отводя взгляд на свои руки. Высоко подняв брови, он кусал губы до крови, отчего я заметно напрягся. Сейчас он в таком удручающем состоянии из-за меня. Этот факт не оставлял меня в покое. — И всё же… Прости. За то, что подозревал тебя и такие слова говорил. Как-то нехорошо получилось. — Говорю же, тебе не за что извиняться, — сказал он, взяв меня ладонями за щёки. — Но обещай… Он замолчал, а я смотрел в ожидании. Отведя глаза в пол, он думал над предложением, а после с усмешкой выдал: — …что наручники эти выкинешь. Они мне все запястья раскромсали. Он выставил руки вверх и показал мне разодранные чуть ли не в кровь ссадины от железяшек. И правда. Была такая пауза в предложении, что я невольно подумал, что он хочет сказать что-то важное. Почему же не сказал? — Хорошо, как скажешь. Удивительно, но я был рад видеть Антона таким же живым и весёлым, каким он был до произошедшего. Внешность хоть и поменялась, но характер остался тот же. А особенно было трепетно лицезреть его улыбку, ставшую намного ярче и нежнее. А у меня сердце билось как-то чересчур быстро. Не затуманился ли у меня разум после взгляда на него?Эпилог
29 мая 2024 г. в 02:39
Неприятное чувство. Человек, сидящий вдалеке от меня, кажется настолько знакомым и родным, но и настолько ужасным и отвратительным, что хочется сесть, поджав колени, и хорошенько подумать в одиночестве. А мы ведь раньше дружили, помогали друг другу понять материал, заданный на дом, гуляли по вечерам втайне от родителей, обсуждали девочек в классе по «кто самая красивая». Но сейчас… Он изменился. Он не тот Гриша, которого я знал.
Я прошёл к столу, за которым сидел главный виновник этого события: его руки были прикованы наручниками к поверхности, а взгляд выражал лишь отчаянную злобу к моей персоне.
— Ну рассказывай. Как начал, чем закончил, — с выдохом сказал я, поправляя бинты на своей голове. Всё в прошлом. Сейчас лишь факты и улики.
— Я не буду ничего рассказывать человеку, который должен умереть.
— За что ты меня ненавидишь хоть?
— За то, что посадил меня.
Я рассмеялся, вспоминая те времена. Нашёл за что обижаться, словно маленький мальчик.
— Ладно, значит так… Либо ты добровольно поясняешь за все свои мотивы и действия, либо я силой возьму эту информацию.
— Можешь брать силой, мне теперь-то плевать. Всё равно, от твоей руки удары будут милее.
Я уставился на него в непонимании: ему что, хочется сейчас здесь мучаться? Сглотнув, я встал со стула и направился к нему. Замахиваясь, я ударил его по затылку, отчего он чуть не впечатался лбом в стол.
— Сейчас не хочешь рассказать?
— Пошёл…
Он не успел договорить, ведь я тут же взял его за волосы и приложил башкой о тупую поверхность. Затем снова, и снова, и опять… Пока он не закричал изо всех сил.
— Нет, перестань, ладно! — выкрикнул он, выскальзывая из моих рук. На его лбу красовался то ли синяк, то ли кучка ссадин, – не успел достойно разглядеть. Но итог моего избиения понятен. — Расскажу я, расскажу всё…
Я сел на своё место, принимаясь внимательно слушать.
— Всё началось с понимания того, что я хочу чего-то большего, чем просто какие-то кражи и разбои. Но для каких-либо убийств мне нужен был мотив. Немного подумав, я решил, что отомстить тебе будет хорошей идеей.
— Зачем же ты приплёл сюда Антона? Выставил его виноватым?
— Потому что выбор на него пал. Когда ещё в школе учился, слышал про него многое: видите ли, он – самый лучший ученик в школе, гордость родителей и учителей.
— Он учился с нами в одной школе?
— Вот это ты идиот, конечно. Все про него знают, кто когда-либо учился в нашей третьей.
— Я тебе сейчас башку расшибу. Договаривай.
— Так вот… Я заметил, как вы сблизились, когда следил за тобой. Подумал, что будет хорошо, если все улики, подстроенные мной, будут указывать на него. И в итоге, он сам бы умер от того, что ты его подозреваешь. Или же засел в тюрьму. И тогда было бы на одну рыбку меньше…
— Понятно всё с тобой… Ты проникал в наши дома?
— Да, и не один раз. Думаешь, как та вещица оказалась под твоей кроватью? Или как флешка оказалась на месте убийства той девки?
— А как же Ева? Как же тот дедушка и бедная девочка? Чем они провинились? Разве не лучше было просто убить меня и не мучаться, строя разные планы?
— Говорю же, я хотел заставить тебя испытать моральные мучения. Чтобы ты ночами не спал от осознания того, что твои близкие умерли.
— Сволочь, — выругался я и взялся за голову, тормоша волосы. Что же это означает? Он следил за каждым моим и его шагом, знал где мы находимся, куда обычно ходим, что делаем дома. Я-то думал, почему у меня ощущается это чувство, что за мной следят. И тот случай в подъезде – не случайность… Я видел тогда Кондратьева и никого больше. Но я, конечно, никогда не забуду тот случай в самые первые дни, когда мне почудились какие-то чёрные тени в моём же доме… Вот же я параноик. — Как же тогда показания рабочего на фабрике?
— Не догоняешь ещё? Я всё подстроил до мелочей. А тому мужику заплатил. Кстати, как только узнал, что у тебя есть собака, сразу же решил, что будет хорошей идеей сделать её приманкой и жертвой. Ты же так любишь всю эту живность. Он был красивым псом. А надев на него ошейник…
— Никакого подарка от подруги Евы не было. Это была твоя покупка. Чтобы предупредить меня?
— Нет. Мне просто понравилась твоя собачка, захотел, чтобы она была в ошейнике, как все нормальные сторожевые псины. Правда, подарок ты получил не совсем вовремя.
— Урод. Тобой двигала лишь месть?
— Не только… Мне сначала понравилась твоя Евочка. Как только увидел, поставил цель изнасиловать её. Как видишь, не получилось – оказалась слишком умной и заперлась в подвале.
Во мне начала нарастать злость. Как этот мудак смеет говорить такие вещи о ней? Я резко встал и стукнул кулаком по столу, отчего тот пошатнулся.
— Я что-то не то говорю? Она ещё та красотка. Была.
— Заткнись, скотина! Как ты можешь говорить такие вещи о погибшем зря человеке? Этот человек тебя в лицо даже не знал!
— Разве это мешает насильникам издеваться над их жертвами? Волнует лишь фигурка да внешность. Чего у твоей Евочки…
— Псих! — Я замахнулся и ударил его по голове. Далее взялся ладонью за шею и стал душить, другой рукой хватая его за волосы. На его крики и стоящий грохот прибежал Дима, не пойми откуда взявшийся.
— Что тут происходит? Арс, прекрати!
Он постарался оттолкнуть меня от него, что у него получилось. Я отпустил наглеца и пошатнулся от боли в голове и боку. Упав на стул, который от резкого движения чуть не сломался, я накрыл глаза пальцами. Чуть поплохело…
— Арс, не обозляйся. Понимаю, но ты при исполнении.
— Ты-то откуда здесь появился?
— За стенкой же сижу. Услышал какие-то странные звуки и пришёл проверить. А тут ты его душишь. Это часть плана?
— Ага, конечно…
Я оглянулся на убийцу и посмотрел исподлобья. Он сидел неподвижно на полу и ухмылялся, что только больше злило меня. Но я держал себя в руках, понимая тяжесть своего здоровья. Я не успокоюсь, пока не посажу его за решётку, – это я знал точно.
Примечания:
наконец-то конец