***
От розовой кружки, стоящей на прикроватной тумбочке, поднимался легкий белый пар — другую держала в руках Нобара. Часы показывали одиннадцать часов и тридцать четыре минуты. Мягкий свет лампы заливал совершенно неподвижную комнату, создавая полумрак. Тишина нестерпимо давила и начинала звенеть в ушах: даже за открытым настежь окном ничего не шевелилось, не говорило, не дышало. Совсем скоро должен был прийти Итадори. Кугисаки неохотно признавала, что действительно ждёт его, и именно поэтому уже раз двадцатый за последние пару минут смотрит на время. С наступлением вечера каждая минута, тянущая за собой необъятный чёрный небосклон, приносила все больше надоедливой тревоги. Нобара понимала: уснуть придётся, увидеть пророчество неизбежно. Это переставало пугать. Она надеялась, что если всё сделать правильно, то видеть мертвые тела друзей за пределами кошмара не придётся. Не придётся слышать их крики. Однако одна мысль о последующем приступе заставляла что-то в животе скручиваться в тугой узел. Если видение было наполнено смыслом и давало возможность двигаться дальше, то после него наступала пустота. Ни цвета, ни звука, ни слова. Абсолютный вакуум, сводящий с ума, выбраться из которого нельзя. Хорошо, что сегодня с ней кто-то будет рядом: так намного спокойнее. Нет, не кто-то. Юджи Итадори. Именно от его присутствия спокойнее. Она опять будет бредить, но он не даст сознанию провалиться в топкое небытие. Вытащит, возьмёт за руку, заставит вернуться в реальность. Притянет к себе и обнимет. Согреет своей широкой, глупой, бесконечно очаровательной улыбкой, и всё пройдет. Кровь, покрывающая с ног до головы, пока перед глазами проносятся последние мгновения чужих жизней, смоется. Наконец раздался деликатный стук, опасающийся разбудить мирно спящую Маки. Нобара вмиг оказалась у двери и облегчённо вздохнула, увидев на пороге друга. — Проходи, Итадори. На тумбочке для тебя чай. — Спасибо, — он благодарно кивнул головой. Юджи дошёл до середины комнаты и огляделся, словно был здесь в первый раз и не знал наизусть расположение всех вещей. Неловко улыбнувшись, он развёл руками в стороны: не знал, куда лучше деть свой походный мешок. — Положи с той стороны, где мы сидели прошлой ночью. И не жмись, а то выглядишь так сосредоточенно, будто бы пришёл слушать выговор от директора Яги, — насмешливо сказала Кугисаки. — Ничего я не жмусь, — парировал Итадори, расстилая свою импровизированную кровать. — Просто серьёзно отношусь к тому, чтобы о тебе позаботиться. — Позаботиться? — удивлённо переспросила Нобара, медленно повторив это слово. — Позаботиться, — подтвердил Юджи и повернулся к ней. — Ты можешь постоять за себя, но заботится… обычно кто-то другой. О тебе — я. Он немного смущённо улыбнулся своей откровенности и почесал затылок, но вот светло-карие глаза были непривычно серьёзны. В растрепанной голове созрела какая-то очень важная идея. Кугисаки чувствовала: пока что нечёткая, даже сомнительная, но давящая на Итадори тяжёлым грузом и не дающая вздохнуть спокойно. Она не спросила. Знала, что он упрётся рогами в землю и наотрез откажется делиться страхами и опасениями, пока не освободит от них её. Никакого эгоизма, даже естественного. — Ну что, сразу спать или сначала будем маяться дурью? — как ни в чём не бывало спросил Юджи. Нобара молча посмотрела в сторону, мило сморщив нос. Нужно бы поскорее разобраться со всем, но сердце так отчаянно не хотело расставаться с обликом Юджи и тонуть в глубоком бесцветном пространстве. Сегодня — всего несколько секунд, но каждая из них казалась ей вечностью, целой жизнью. — Хочется потянуть время, да? Я понимаю, не получится просто лечь и как ни в чём не бывало уснуть, зная, что потом не будешь контролировать тело, — Итадори подошёл к облокотившейся на дверь шкафа Кугисаки. Она прикрыла глаза и поджала губы, заставляя себя расслабиться и сбросить оковы, как это получилось сделать вчера. С ним не нужно было притворяться и недоговаривать: Юджи почти всегда понимал её без лишних слов, словно проникал в голову и нагло читал мысли. Врать ему — всё равно что врать самой себе. — Да, — старательно равнодушным тоном подтвердила Нобара. — Но я ещё не устала, а вот ты… Не должен нянчиться со мной, можешь не ждать и сразу лечь спать. Она сдержанно улыбнулась и посмотрела на друга. Несмотря ни на что старалась выглядеть спокойной и невозмутимой, но обречённость во взгляде и липкое чувство страха, против воли разливавшееся внутри, выдавали с головой. — Потом все равно услышишь, как я начну бредить. Он внимательно, но неизменно мягко смотрел на неё, приподняв брови. Выглядел так невинно. В который раз изучал знакомые милые черты, думая о чём-то. Был так близко, что, стоило преодолеть пару сантиметров, и можно было бы провести рукой по скуле, осторожно, еле прикасаясь. Спуститься пальцами к губам… — «Нянчиться», — заулыбался Юджи и нежно дотронулся до её предплечья. — Я для нас днём дурацкие комедии выбирал, а ты говоришь «нянчиться». Ты нас обоих недооцениваешь, Нобара. Глаза Кугисаки округлились от удивления. Провёл с ней почти всю предыдущую ночь, спал от силы пару часов, обязался приходить, а теперь заранее придумал, чем можно заняться, чтобы ей было легче?.. Сердце быстро заколотилось. Конечно, равнодушным он никогда не был: замечал то, чего часто не видели другие; делал какую-нибудь приятную мелочь, о которой, бывало, она успевала только подумать; без малейшего сомнения прикрывал спину. Это всегда казалось скорее чертой характера, моделью поведения со всеми без исключения, а не вниманием лично к ней. Нобара старательно отгоняла от себя надоедливые идеи и надежды. Он же просто добродушный, мало ли кому ещё приготовил поесть, помог принять лекарство, съездил в город за покупкой или спас жизнь, понеся на руках. Так почему сейчас всё не казалось домыслами и глупыми фантазиями? «Заботится обычно кто-то другой. О тебе — я». Она сглотнула и украдкой крепко сжала руку. Правильно, ведь друзья ведь должны заботиться друг о друге. — Надеюсь, фильмы подобрал хорошие. Юджи тепло рассмеялся. — Выбирай, какой включим.***
Забавное кино сменилось медленно плывущими титрами, и Юджи заблокировал экран телефона. Нобара, почти всё время лежавшая у него на плече, потянулась всем телом. Больше часа ночи. Должно быть, сейчас они были единственными, кто страдал ночными бдениями, а не выбирал сладко спать, закутавшись в мягкое одеяло. — Ну, честно, учись я там, то была бы уверенна, что Кейди Реджину под автобус и толкнула. — Почему? — повернулся к ней Итадори, вопросительно приподняв брови. — Ну, она её так раздражала… А мне иногда тех, кто бесит, тоже хочется толкнуть под автобус, — пожала плечиком Кугисаки, опустив уголки рта. — Это кого же? Не меня, надеюсь? — Юджи состроил жалобное щенячье выражение лица. Нобара щёлкнула его по носу и победно ухмыльнулась. — Эй! — И тебя тоже. Но чаще учителя Годжо. Например, когда он обещал привезти отличный сувенир из Токио, — она села, эмоционально жестикулируя. — А подарил ту уродливую футболку с котом! До сих пор смириться не могу с таким обломом! Ещё и считает, что это смешно! Юджи невольно улыбнулся, смотря на неё. В таинственной ночной полутьме, мягко отбросившей на лицо и тело тени, Кугисаки выглядела очаровательно. Точёная скульптура великого мастера с идеальными чертами, так выгодно смотревшимися в этом свете. А с другой стороны, забавно: сидела на кровати в большой футболке, пижамных штанах и смешных носках, закинув свои ноги на его, размахивая руками и сетуя на Сатору. Словно не та грозная девочка, что хотела любой ценой наподдать Панде сегодня утром. Хотя нет, она же, только в штанах в клеточку. — А, ну или Фушигуро, когда говоришь ему что-то, а он — камень камнем, — она закатила глаза. — Эй, ты меня слушаешь? — Слушаю, конечно! — Смотри, а то под автобус попадёшь… — Нобара угрожающе посмеялась, но через мгновение уже взяла в руки телефон Юджи. — Наделаем фоток на память? — Я думал, один из нас всех таким занимаюсь. — Не-а, — она снова легла рядом и открыла фронтальную камеру. Память телефона тут же заполнили фотографии с глупыми рожицами, смешными фильтрами и с дурацких ракурсов. Напоследок Кугисаки крепко прижалась к лицу Итадори и пальцами сжала его губы, отчего он сделался похожим на рыбку. — Рыбка Поньо, — засмеялась она. Юджи улыбнулся, несколько смутившись. — Не забудь мне скинуть! У меня почти нет фотографий из детства — родители не позаботились — так что восполняю пробел сейчас. Кугисаки поднялась с кровати. Наклонившись, размяла спину и налила воды. — Скучаешь по ним? Какие они вообще? Ты особо не рассказывала, — поинтересовался Итадори. — Ну… — она покрутила в руке кружку. — Нормальные, что ли. Дома было спокойно и одинаково. Они работали, я училась. «Как дела в школе?», и всё на этом. Сильной любви я не чувствовала. Допив, она вернулась в кровать и легла на живот рядом с Итадори, положив голову на ладони. Он машинально заправил её волосы за ухо, чтобы не мешались. — Знаешь, мы никогда не говорили по душам, не секретничали, не знали, что действительно нравится друг другу и чем живём. Так что, когда я уезжала, грусти не было: думала, буду чувствовать себя взрослой и свободной. Но сейчас… да, наверное, скучаю. Просто понимаю, какие бы они ни были, всё равно хочется успеть увидеться перед тем, как... Нобара замолчала. «Перед тем, как умру». Это было очевидно в контексте нынешних обстоятельств. И всё же прямо говорить о собственной смерти как о событии, что случится не в абстрактном будущем, а очень даже скоро, было странно. Неправильно. — А ты, Юджи? Скучаешь по своим? Помнишь что-то про них? — поспешила перевести тему Кугисаки. — Хм, — призадумался Итадори. — Странно, но я почему-то совсем не помню маму. Ни как выглядела, ни голоса, ни прикосновений. Зато папу — да. Юджи снял чехол. Под ним лежала небольшая старая фотография, которую он протянул Нобаре. На ней была запечатлена молодая семья: очень красивая женщина с тёмной короткой стрижкой стояла рядом с высоким розововолосым мужчиной. Тот держал на руках пухлощёкого новорождённого ребёнка с лёгким пушком того же цвета. — Ого, как вы с отцом похожи! — смотря то на друга, то на фото, сказала Нобара. — Хотя глаза мамины. — Отец очень меня любил, я смутно помню это чувство. Такое, знаешь, тёплое… Ну и дед рассказывал, конечно. Мол, папа плакал от счастья, когда я родился, и всегда хотел носить меня на руках. Я их не знал по-настоящему, но всё равно скучаю. Иногда думаю, какого бы было расти с ними… Кугисаки отдала фотографию, ненадолго задержав руку, когда их пальцы соприкоснулись. — Я уверенна, они бы тобой гордились! Да и готовить было бы легко, ты неприхотлив... Юджи коротко рассмеялся, убирая фотографию обратно под чехол. Помимо семейной, там была общая, с учителем Годжо, Фушигуро и ней, а ещё... их совместная. — Я стараюсь не грустить попусту. Их не вернуть, ничего не поделаешь. Но пока я рос, всегда мечтал о большой-большой и счастливой семье. Я думал, раз не было в детстве, то можно создать самому. — А я всегда хотела быть своему ребёнку мамой-подругой. Доверять друг другу секреты, весело болтать о пустяках, друзьях и одноклассниках, а ещё ходить вместе на шоппинг! — Я надеюсь, ты хоть сына не будешь заставлять таскать кучу пакетов! — Конечно нет, у меня же для этого ты есть, Юджи! Ты за нас носить и будешь! Он посмотрел на неё немного удивлённо, впрочем, не перестав улыбаться. Нобара, осознав двусмысленность сказанного, нервно посмеялась и постаралась оправдаться и объяснить, что имела в виду (она сама не знала, что). Её неумелые попытки выйти сухой из воды прервал стук в дверь — и Юджи, и Нобара тотчас сделались белоснежными. — Это я, Кугисаки, — раздался тихий голос Маки. — Открой, очень надо. Нобара в ужасе смотрела на дверь несколько секунд, а затем взяла Юджи за руку и быстро потащила его к шкафу. — Лезь, — шёпотом приказала она. — В шкаф?! Я что тебе, любовник из американского ситкома?! — Лезь, не то будешь покойником из фильма ужасов! — яростно прошипела Нобара. Пришлось сдаться под угрозой четвертования. Как только шкаф закрылся, Кугисаки нервно взлохматила волосы, затолкала мешок Итадори под кровать, помяла подушку и, притворно зевая, открыла терпеливо ждущей Зенин. — Что такое, Маки? Который час? — устало спросила она. — Поздний. Мне позарез нужна таблетка от головы, а мои кончились. Нобара открыла дверь пошире, приглашая Маки внутрь. Та внимательно оглядела комнату: из-под кровати что-то торчало, на тумбе покоились две кружки с чаем на дне, рядом с подушкой лежала чужая толстовка. А, и ещё! У входа стояли кроссовки Итадори Юджи. Маки невольно ухмыльнулась. Хорошо, что Нобара решила пойти в маги, а не в актрисы: прослушивание было бы провалено с треском. — Это всё жара, — причитала Кугисаки, наливая подруге воду и доставая таблетки. — Ещё и спортивную летнюю форму не подогнали, изверги! В чём хотите, в том и занимайтесь. — Чтобы мы не расслаблялись, — недовольно сказала Зенин, соглашаясь с определением «изверги». Приняв таблетку и помассировав виски, Маки поднялась и направилась к выходу. Не имела привычки задерживаться у кого-то без приглашения. Особенно так поздно ночью. — Спасибо, Кугисаки, спасла. — Обращайся! — добродушно улыбнулась Нобара. — Итадори привет, — ухмыльнулась Маки, тут же исчезнув во тьме коридора. Дверь закрылась прямо перед лицом Кугисаки. Она несколько секунд стояла неподвижно и часто моргала, осмысливая гранд-провал, а затем выпустила из шкафа Итадори — тот, конечно, всё слышал. Оба стали цвета побелки. Тишина звенела, Юджи и Нобара с ошарашенными выражениями лиц долго смотрели друг на друга. С каждой секундой абсурд становился всё более явным. Наконец, они неприлично громко расхохотались, не в силах успокоиться. Итадори придерживал подругу за плечи, чтобы та не повалилась на пол. — Хуже было бы только затолкать тебя под кровать, — сквозь безостановочный смех сказала Нобара. — Ну, тогда бы Маки сама сказала бы мне “привет”, — не смог даже вздохнуть Юджи. Последовала новая волна истерики. Маки, лежащая с обессиленно закрытыми от боли глазами, с иронией слушала доносящийся из-за стенки сумасшедший гогот этих двоих. Отчего-то вспомнился Юта. Год назад, бывало, они сидели по вечерам (а иногда и по ночам) в её комнате, много разговаривали о серьёзном и глупом, не раз так же громко хохотали. Панда и Тогэ с сомнением поверили бы в то, что Маки может в приступе смеха бить рукой стол, да и она сама забыла это ощущение. Наверное, будь Юта здесь, смогла бы вспомнить. Фу, какие глупости лезли в голову! — У меня помутнение рассудка… — сонно проговорила она.***
Нобара, вновь устроившись на плече у Юджи, зевнула, кажется, в четвертый раз за последние несколько минут. Мягкость матраса, одеяла и импровизированной подушки так и убаюкивали. Голос друга этому только способствовал: сейчас тихий, размеренный, но неизменно тёплый и родной. Словно слушаешь приятную сказку на ночь и чувствуешь себя так хорошо, что перестаёшь улавливать смысл, постепенно проваливаясь в глубокий сон. — ...когда я впервые увидел Нанамина, то подумал, что он старше учителя Годжо лет на пять, если не больше. Потом долго не мог поверить, что он, оказывается, вообще младше. — Попробуй столько лет провести бок о бок с белобрысым. Кого угодно измотает. Они же учились вместе? — Ага. Мне учитель Годжо даже фото показывал. Нанамин был таким эмо, с чёлкой набок, недовольным лицом и долговязым. — Да и сейчас такой же эмо, только костюм прикупил и нашёл парикмахера получше. Нобара тихо посмеялась. Она пошевелила головой, ложась поудобнее и прикрывая глаза. Судя по выражению лица, уже почти засыпала. — Надо ложиться нормально, Нобара, — прошептал Юджи у самого уха, поправляя ей одеяло. — Мгм… Хотелось остаться здесь навсегда и наслаждаться блаженством бесценного спокойствия. Юджи клонило в сон, но заставить себя подняться и лечь в мешок казалось кощунством. Жаль, но это необходимость: кровать, пусть и была широкой, но всё-таки односпальной, а большую часть места занимал он. Одной Нобаре будет куда удобнее. Да и вообще, Юджи пришёл сюда с важным заданием, а не прохлаждаться в чужих постелях и безмятежно спать. Однако едва Итадори приподнялся, чтобы встать, рука Кугисаки остановила его. — Останься. Я так удобно лежу… Она говорила немного неразборчиво из-за сонливости, зато держала крепко. Он озадаченно посмотрел на подругу, пытаясь понять, серьёзно ли она просит или уже слабо понимает, что происходит. — А… ну, если ты не против. — Я же сама попросила. Нобара отрывисто усмехнулась и обняла его руку своей. Юджи ненадолго перестал дышать, устраиваясь поудобнее рядом с ней. — Если… ничего не говорю, то буди… как можно быстрее. Вскоре послышалось мерное, пока что спокойное сопение. Минуты шли очень медленно. Итадори удивился своему непривычному молчанию в ответ: просто не мог вымолвить ни слова, словно его крепко схватили за горло. Стук собственного сердца эхом отдавался в ушах. Вчера Кугисаки уснула рядом случайно, но сегодня попросила остаться; иногда она засыпала в машине у него на плече во время долгой дороги домой, и он придерживал её на поворотах, чтобы не дать потревожить сон. Но всё это время даже и мысли о том, что близость Нобары приятна, старался не позволять. Возникала — подавлял. О друзьях так думать неправильно, а она ведь его лучшая подруга. Чувствовалось какое-то болезненное счастье. Привычный мир скоро погибнет и утянет всех за собой в сырую могилу, а Юджи отчего-то был безумно рад просто находиться рядом с Нобарой, ощущать тёплое дыхание у ключицы, плечом чувствовать её голову, слышать сладковатый запах рыжих волос. Был безумно рад лежать здесь и позволить себе не думать, не переживать, не сражаться. Смотрел в потолок и широко улыбался сам себе, как умалишённый. Лучшая подруга... Итадори давно понимал, что чувствует к ней на самом деле, вот только никак не мог заставить себя как-то назвать это, разграничить понятия. Симпатия? Влюблённость? Любовь? Просто особенные чувства, и всё. Просто готовность сделать для неё что угодно, и всё. Просто готовность отдать за неё свою жизнь, и всё. Сердце билось сильнее и сильнее. Одновременно так больно, и так приятно. Сладко-горькое ощущение. А внутри всё оглушительно кричало об одном. Из-за такой явной близости конца каждый момент, каждое слово, каждый вдох и выдох казались особенно ценными. Каждый раз, как последний. Перед неминуемой гибелью ему позволили на какое-то мгновение быть действительно счастливым? Что ж, он был благодарен. Идея находиться сейчас у себя, в одиночестве, вызывала тоску. А ведь раньше это было привычно. Впрочем, и жизнь была другой. Вырывая Юджи из потока мыслей, Нобара издала странный звук и дёрнулась. Он тут же повернулся к ней, оказавшись на расстоянии всего нескольких сантиметров. Не проснулась, но то и дело вздрагивала, говорила что-то неразборчивое, отдалённо напоминающее чужие имена. Должно быть, сейчас пророчество представлялось особенно ярким и подробным. Вдруг её тело расслабилось, лицо разгладилось и приняло выражение глубокой печали. — Итадори, — она выдохнула у его рта. — Передай, пожалуйста, всем, что у меня была очень неплохая жизнь. Больше слов не последовало. Осталось тягостное молчание, нарушаемое поначалу робкими всхлипами. По щеке медленно покатилась слеза, затем ещё одна, и ещё. Она тихо, но совершенно безутешно заплакала, так же не просыпаясь и сжимая его предплечье. Не думая, Юджи крепко прижал её к себе, руками оберегая от целого мира, от ужасов и страхов, от боли. — Всё хорошо, Нобара. Всё хорошо, — ласково повторял он. Неспешно гладил по спине и голове, пальцами зарываясь в волосы. Прижался своим лбом к её, бережно обхватив лицо руками. Итадори знал, что плакала та Кугисаки, что была заперта внутри своего сознания, — она из будущего была уже мертва. По венам с новой силой растеклось ядовитое чувство вины. Вот бы смерть застигла его раньше, чем пророчество начнёт сбываться... Так будет лучше для всех. — Пожалуйста, не умирай, — голос предательски сорвался, выдав волнение. — Я без тебя не хочу. По её телу пошла мелкая дрожь. Итадори обнял Кугисаки ещё крепче. Отчаянно, словно в последний раз. Отпустит — её облик растает в вечности. Всё вмиг станет пустым, бессмысленным, ненастоящим. Удивительно, как незаметно эта девочка, при первой встрече показавшаяся такой резвой, хлёсткой и отчего-то совершенно особенной, стала необходимой частью жизни. Как незаметно с её неожиданным приходом всё вдруг обрело смысл. И как раньше выходило любоваться закатом, лицом чувствовать первые капли проливного дождя, вдыхать свежесть весеннего воздуха, не находя в этих моментах её? Как слово “красота” могло не всегда являться синонимом к её имени? Как счастье могло считаться таковым без её улыбки, прикосновения, смеха? Всё, что было до неё, казалось далёким, произошедшим с кем-то другим. — Двуликий, двуликий, — запричитал чужой голос, подавляемый всхлипами. Вскоре она замолчала, обмякнув. На сегодня всё было кончено. Он трепетно гладил её по голове, как если бы убаюкивал ребёнка. По щеке вдруг потекла слеза, вызванная одной из сотни навязчивых мыслей. Итадори с раздражением вытер её, чувствуя, как изнутри напрашивается целый поток таких же. Как невовремя. Сначала она, потом — всё остальное. — Не оставляй меня, Нобара, — прошептал он, утыкаясь носом в её шею. — Не оставлю, — раздался сдавленный ответ. Юджи радостно вздохнул и приподнялся, аккуратно придерживая Нобару. Послевкусие счастья, смешанное со страхом, теперь затмевалось облегчением. Он внимательно осмотрел её, даже покрутил руки, ноги и голову, убеждаясь, что Кугисаки цела. Мало ли, какие сюрпризы эти провидения могут принести? Это вызвало у неё смешок. Отчего-то Нобара выглядела подозрительно довольной. — Точно всё хорошо? — немного взволнованно спросил он. — Да, — улыбнулась она, садясь самостоятельно. — Я увидела много важного сегодня. Итадори не ответил, и вновь притянул к себе Кугисаки, медленно выдыхая. Она почувствовала быстрый стук его сердца. Внутри не осталось ничего, кроме благодарности и нежности. Не нужно было слов. Нобара, едва касаясь, поцеловала друга в висок и закрыла глаза, растворяясь в тепле его объятий. Сегодня можно даже не пытаться придумать себе оправдание.***
За окном стояла непроглядная тьма: облака скрыли яркие звёзды от любопытных глаз, покрыв Землю чёрным нетканым полотном. В единственном островке света шумно вскипел чайник. Такими темпами потребления вскоре придётся занимать заварку у Тогэ или ехать в Токио за покупками. Юджи разливал кипяток по кружкам, пока Нобара искала в ящиках письменного стола какие-то маркеры. На полу лежала тетрадка, посередине которой виднелась надпись, выделенная ярко-розовым цветом: “Хронология конца света”. Вокруг заголовка красовались аккуратные четырёхконечные звёздочки. Итадори задавался вопросом, зачем оформлять такие записи, но от Кугисаки услышал только то, что не у всех тетради похожи на записки сумасшедшего, как у него. Что ж, что правда, то правда. Найдя нужные принадлежности, Нобара присела рядом и взяла из рук Юджи свою кружку. — Итак, за прошедшие дни и особенно за сегодня мне удалось понять следующее: совсем скоро произойдет то, что можно будет назвать началом конца. Всё случится в течение одного дня, а точнее, вечера, в ближайшем будущем — я вижу это намного чётче, чем то, что будет после. По хронологии “начало конца” — второе событие. — Второе? — переспросил Юджи. — А первое какое? — Первое — смерть Мехамару, незадолго до вечера X. В видении ты говоришь о нём, как о недавно погибшем, и я... — Нобара запнулась, стараясь правильнее подобрать слова. — Эхом слышу рыдания Мивы. Не знаю подробностей его гибели, только факт. Наверное, это не входит в пророчество... Итадори кивнул, позволяя Кугисаки продолжить. — Вечер Х произойдет в одном месте: некий район Токио, главная улица, окрестности и метро. Я пыталась присмотреться к табличкам или указателям, но текст нечитаемый. На поверхности — стеклянные здания, какой-то торговый центр, очень людно. Я слишком плохо знаю Токио, но место мне смутно знакомо. — Может, Маруноути? — Юджи открыл интернет и показал Нобаре картинки его главной площади. Она отрицательно покачала головой. — Попробуй вспомнить ещё какую-нибудь деталь, пожалуйста. — Так... — Кугисаки напряглась. — Я видела огромный диагональный пешеходный переход, прямо перед высоким стеклянным зданием. Не знаю, наверное, бесполезная информация. Итадори ненадолго замолчал, словно копаясь в голове и стараясь что-то вспомнить, а потом резво разблокировал экран и что-то набрал в поиске. — Сибуя? — с надеждой спросил он, протягивая телефон. Глаза Нобары, как только она взглянула на первую попавшуюся фотографию, расширились. Быстро пролистав около двадцати штук, Кугисаки озабоченно улыбнулась. Она ещё была ослаблена, и успех придал сил. — Да! Всё точно такое же, как во сне. Мы же были там где-то месяц назад! В тетради, под “Смерть Мехамару” быстро появилась надпись под номером два, подчёркнутая снизу: “Инцидент в Сибуе”. От неё шли стрелочки. — Это будет крупное нападение на магов? Высвобождение проклятий особого уровня? Теракт? — быстро перебирал версии Юджи. — Скорее последнее, внутри завесы намеренно будут толпы гражданских. Хотя главная цель — не они, а учитель Годжо. Всё для того, чтобы его запечатать. — Чего сделать? — непонимающе посмотрел на Нобару Юджи. — Я сама не знаю, как именно это работает. Какой-то объект в виде куба, позволяющий заточить внутри человека. Карманная тюрьма. Название не запомнилось: я немного хуже вижу те события, при которых не буду присутствовать лично. Самая жирная и большая стрелка от инцидента вела к “заточение Годжо Сатору”. Этот пункт Нобара голубым маркером обвела в кружочек. — Наверное, именно из-за отсутствия учителя Годжо ситуация начнёт ухудшаться и приведёт к апокалипсису. Он ведь сильнейший. Такая пропажа не может пройти бесследно. Нобара кивнула. При всём раздражении, что преподаватель у неё иногда вызывал, отрицать его способности и значимость было глупо. — У теракта есть предводитель. Рядом с ним я видела несколько фигур: какие-то девочки-подростки; странный парень с хвостиками и полоской на носу; девушка с белыми короткими волосами; проклятье, похожее на какую-то креветку или омара. Были знакомые: белобрысый мастер проклятий с хвостом на бок; лоскутный дух; проклятье с вулканом на голове... Хм... ещё то, с ветками вместо глаз. — С вулканом на голове нападал на учителя Годжо. Тот, что с ветками вместо глаз — на техникум. С лоскутным сражались мы с Нанами... — Мастер проклятий с хвостом тоже был при делах во время нападения на колледж. Юджи неприятно скривился. Непобеждённые противники причинили вред ему и его близким, а теперь хотели сделать это снова, вдобавок погубив мирных жителей. Особенное ненавистное чувство вызвал лоскутный дух. Махито уже посмел убить его друга и останавливаться не хотел. — А кто предводитель? — поспешил сменить тему Итадори, не давая злым мыслям занять голову. — Высокий мужчина, одетый как буддийский монах, с чёрными длинными волосами, тоннелями в ушах и странным шрамом вдоль лба. Я не знаю его имени. — О-о-о, — странным тоном протянул Юджи, припоминая что-то. — Гето... как его... Сугуру. Гето Сугу. — А? — недоумённо посмотрела на него Нобара. — Мы с Пандой, Тогэ и Мегуми однажды обедали вместе. Они рассказывали всякие истории с первого курса. Этот Гето устроил перед Рождеством Парад проклятий в Токио и Киото, а сам напал на техникум. Юта Оккоцу, ну, тот, который парень Маки... — Так он же ей не парень, нет? — призадумалась Нобара. — Вроде парень, — почесал затылок Юджи. — Не важно, в общем, он маг особого уровня. И Гето вместе со своим проклятым духом убил. — Раз убил, тогда как предводителем может быть он? — Не знаю. Но по описанию — один в один, разве что про шрам не было ни слова, хотя он должен быть заметным. Ожил или оживили? Нобара пожала плечами. В их ситуации то, как именно Гето Сугуру во сне стоял живой и здоровый, — дело второстепенное. Пусть разбирается Сатору. У него наверняка найдется достаточно знаний для решения этой загадки. — Они с учителем Годжо были лучшими друзьями, а потом стали врагами... Это он Оккоцу рассказывал. Получается, и мотив есть. Рядом с “заточение Годжо Сатору” был приписан заголовок “враги”. Ниже — “Гето Сугуру?” и описания знакомых и неизвестных проклятий и прочих злодеев. Там же Нобара оставила “неизвестный мужчина с тёмными волосами и шрамом у рта. не вместе с основной шайкой. Фушигуро от него досталось”. — Заточение — главная цель, но, видимо, убийства гражданских и магов тоже важны. К концу ночи Сибуя будет выжжена дотла. Тысячи жертв. Среди наших в основном пострадавшие: многие погибнут в более далёком будущем. Появилось два списка: “серьёзно пострадавшие” и “погибшие”. Под первым заголовком Нобара записала: “Идзити Киётака — ножевые ранения, Такума Ино — множественные рваные раны и травмы внутренних органов, Нитта Акари — ножевые ранения, Тодо Аой — отсечение левой кисти, Фушигуро Мегуми — множественные травмы всего и вся, Инумаки Тогэ — отсечение левой руки (от плеча), Итадори Юджи — резаная и рваная раны лица, Зенин Маки — тяжёлые ожоги”. Юджи на мгновение стало дурно. Столько увечий, страданий и боли. О собственных травмах он даже не задумался, зато раз за разом перечитывал: “тяжёлые ожоги”, “отсечение левой руки”, “ножевые ранения”... Кровавая плата за спасённые людские жизни. — Я не понимаю, — тихо произнёс Юджи. — Как Сибуя могла быть полностью уничтожена небольшой группой проклятий? — Они ответственны за смерти людей, находившихся в метро и на центральной улице: те были использованы в качестве заложников. Большую часть убил лоскутный, превратил их в чудовищ, — Нобара поморщилась. — Что касаемо разрушений, то в них... — Виноват Сукуна? — глядя в пустоту, произнёс Итадори. — Я бы ни за что не поменялся с ним... — Ты не менялся, — поспешила сказать Кугисаки, доверительно беря его за руку. — Это была ещё одна цель, но побочная. Скормить тебе пальцы, пока ты без сознания, вызывать Сукуну и постараться переманить его на свою сторону. Этого хотел с вулканом на голове. План провалился, и, пока они с Сукуной сражались, Сибуя была полностью разрушена. Юджи молчал. В ушах звенело. Внутри всё будто бы онемело, не давая закричать. Как это вышло? Как он посмел быть без сознания в такой важный момент? Как позволил потерять контроль над телом? Разрушения принесёт Сукуна, но в крови окажутся его руки. — Нобара, — странным голосом заговорил Итадори. — Как погибнут умершие маги? Как ты видишь свою смерть? Она отпила последний глоток чая и вздохнула. Немного выждав, Кугисаки размеренно заговорила, стараясь таким образом унять лишние эмоции: — Наобито Зенин сгорит заживо, а мы с Нанами погибнем с разницей в пару минут. Нас обоих убьёт лоскутный, параллельно сражаясь с тобой. Юджи отрешённо посмотрел на Нобару. Его черты вдруг огрубели, словно художник от лёгких набросков перешёл к жирной штриховке. Взгляд Итадори ей очень не понравился, но руки она не отпустила. Внутри него закипала чистая ярость. Сначала Дзюнпэй, а теперь Махито захотел отнять Нанами и Нобару? Черта с два! Итадори лучше погибнет в поединке с ним, а заодно утащит духа с собой, чем даст хоть пальцем тронуть своих близких. Это, в отличии от предсказания, было бы действительно справедливо. — Что, думаешь, сможешь спасти девку? Вот ты идиот! — в голове раздался грубый насмешливый голос. — Заткнись! — ответил ему Юджи, обхватив голову руками. Нобара увидела, как нижняя пара глаз открылась и хитро на неё посмотрела. — Как грубо, засранец. Жалко, что ты не понимаешь: всё предрешено. Чем больше будешь пытаться что-то изменить, тем сильнее приблизишь неизбежное. Ну, хоть полюбуешься на её жалкий трупик. Поплачешь о своей любимой девочке, — язвил Двуликий. — Закрой рот, сукин сын! Скажи ещё только слово! — крикнул Итадори. Случайно задетая кружка в дребезги разбилась. Удивительно, но, неприятно рассмеявшись, Сукуна действительно замолчал. Дополнительные глаза закрылись. Юджи тяжело дышал, пока омерзительные мысли без конца роились в голове, будто надоедливые пчёлы. Кугисаки, решив дать ему время, принялась собирать с пола розовые осколки. Заставив себя собраться, Итадори остановил её руку. — Прости. Это же я сделал, — скромно сказал он, виновато понурив голову. — Мне и убирать. — Чушь. Ты ведь неспециально, — стала заверять она. — Нобара, — настойчивее сказал Юджи. — Не надо. Она, задержав на нём взгляд, сдалась и вернулась к записям, добавляя детали. Юджи скрупулёзно собирал крупные осколки и щёткой подметал мелкие. Не пропустил ни крупицы. Закончив, он остался стоять с болезненным выражением решительности на лице. — Нужно как можно быстрее рассказать учителю Годжо. Медлить нельзя. — Если бы я сразу назвала ещё и дату... — Мы знаем место. Знаем предводителя. Это уже очень поможет. Ты молодец, — улыбнулся Юджи. — Маги завтра днём смогут начать разрабатывать план действий и решить, что со мной делать. — Чего? — с ноткой возмущения спросила Нобара и тоже поднялась на ноги. — Как это “что со мной делать”? — Это всё моя вина, — с отчаянием сказал Итадори, неосознанно повысив голос. — Как можно драться так плохо, чтобы упасть в обморок и позволить Сукуне взять верх над телом? Как можно быть таким ничтожеством? Как можно не остановить Махито? В твоей смерти и смерти Нанамина... — Юджи, это бред... — перебила Кугисаки. — И не забывай, чьё имя ты постоянно повторяешь, видя конец света! Не я разрушу Сибую, не я устрою конец света, не я буду убивать, но он находится в моём теле, а значит, я не должен этого допустить. Я не должен проиграть. Иначе — ваша кровь на моих руках. Твоя кровь. — Я знала, на что иду! — громко возразила Нобара, встав к нему совсем близко. — Все мы знали! Маги не застрахованы ни от чего. Я не боюсь смерти, раз ей суждено случиться! — Зато я боюсь твоей смерти! И не только потому, что люблю тебя, — не задумываясь протараторил Юджи. — Но и потому, что из-за меня не должны гибнуть невинные. Да, вы знали, куда шли, но ваша смерть должны быть достойной! Не последствием чужой ошибки! Глаза Кугисаки стали круглыми. Сначала показалось, что она ослышалась или тронулась умом, но фраза “...не только потому, что люблю тебя” эхом отдавалась в голове снова и снова. Сердце бешено забилось, притянув к себе всю кровь. Оттого, наверное, и лицо побелело. — Что ты сказал? — тихо спросила она. Юджи замолчал. Сначала побелел, потом позеленел, и, наконец, сделался красным. Волной накатилось ужасающее осознание того, что он мгновение назад умудрился выпалить. Итадори смотрел на ошарашенную Кугисаки и даже не мог представить, что можно сказать в своё оправдание. Она едва ли поверит хоть чему-то, особенно учитывая его напуганное выражение лица. — Я... Сдавать было некуда. Можно потерять свой шанс. Оказалось, секреты, заключённые в голове, не так уж и легко сохранить. Сглотнув, Юджи нервно выдохнул и взял её похолодевшую руку. — Я сказал, что люблю тебя, Нобара, — быстро проговорил он, не давая себе возможности передумать. — Не бросайся такими словами, — еле слышно ответила она. — Я люблю тебя, — повторил Юджи. — Точнее, ты значишь для меня так много, что не получится описать. Когда я увидел тебя впервые, весь мир замолчал и исчез, осталась только ты. Такое сильное, ни с чем не сравнимое чувство. Я тогда ничего не понял... Он смущённо и растерянно улыбнулся, а Нобара смотрела на него пристально и неотрывно. Кажется, она даже не шевелилась. — Я не знаю, в какой момент ты стала занимать все мысли. Я хочу быть с тобой каждую секунду, бесконечно слушать твой голос и делать ради тебя всё, что угодно. Ты стала для меня самым важным человеком и лучшим, что со мной происходило... Ты даришь такое спокойствие и бесконечное счастье просто живя и улыбаясь, что я сам иногда не верю в то, как мне повезло. Я будто... знал тебя всю свою жизнь. Да и жить-то начал, встретив тебя. Щёки предательски покраснели ещё сильнее. Было и холодно, и жарко, и плохо, и хорошо, словно все эмоции взорвались одновременно и ощущались на пределе. Он, будто только заметив руку Нобары в своей, поднял её к лицу и, не в силах сдержаться, смазанно-нежно расцеловал холодные костяшки. Его прикосновения обжигали руку. — Я так сильно тебя люблю, — тихо, опасаясь напугать это хрупкое чувство, произнёс Юджи. — Когда ты улыбаешься, хмуришься, смеёшься, злишься, плачешь или скучаешь. Когда обнимаешь или называешь дураком. Я хочу быть с тобой вопреки всему, всегда, каждый день. Я... так люблю тебя, что и жизни бы не пожалел... — Почему? — спросила Нобара, и в её больших глазах вдруг заблестели чистые слёзы. — Мне не нужны причины. Она поджала губы, изо всех сил стараясь сдержать надоедливые порывы эмоций. Слышать то, чего так отчаянно желало сердце, было почти нереально. Спит ли она или это происходит взаправду? Душа трещала по швам. Узнать, как близка смерть, и, смотря ей в лицо, обрести нечто настолько важное. Победить перед проигрышем. Как мало оставалось времени... А он смел говорить о самопожертвовании, лишая их и этого. Последних лучей солнца перед смерчем. Юджи же стало почти страшно. Нобара вот-вот должна была вот-вот заплакать. Он обидел её своим неуместным признанием? Наговорил чуши? Надо же было так облажаться... — Я не могу говорить так красиво, как хотел бы. Словарного запаса не хватит. Но я понимаю, для тебя мои слова, наверное, ничего не значат... — Какой же ты дурак! — неожиданно громко вырвалось у неё. — Ничего ты не понимаешь! — Тогда почему ты плачешь? — спросил он, нежно утерев её слёзы. — Потому что, — Нобара преодолела ком в горле, раздражаясь собственной чувствительности в такой момент. — Я тоже тебя люблю. И я не хочу слышать о том, чтобы ты отдавал свою жизнь за нас. — Чег... Договорить не получилось. Юджи почувствовал на губах вкус соли, которая вскоре сменилась сладостью клубничного блеска для губ. Внутри всё затрепетало одновременно от удивления и разливающейся нежности, кровь барабанной дробью отдавалась в ушах. Отстранившись, Нобара почти испуганно посмотрела на него, внутренне ругая себя за неожиданную плаксивость и слабость. Ну почему именно сейчас самоуверенность и стойкость куда-то подевались? Юджи прижал руку ко рту, запоминая прикосновение её губ. Чувствовал, что сделался, наверное, уже багровым. Ребра грозились сломаться, а все мысли испарились подчистую. Он обхватил её лицо руками и притянул к себе, снова целуя, на этот раз увереннее. Привычный мир вокруг с грохотом рушился, поднимая в воздух клубы пыли и разбрасывая осколки прошлой жизни. Эти обломки утонули в нежности и трепетной привязанности, в сотне неописуемых чувств. Не было больше страха, тревоги, вины. Не осталось ничего, кроме её имени. Не осталось ничего, кроме его имени. Он зарылся в её волосы пальцами, гладил шею и плечи. Целовал нежно, ласково, высвобождая всё скрытое в глубинах души. Прикасался так осторожно, словно держал в руках самое дорогое и обожаемое, что есть в мире. Впрочем, так и было. Сбившись, Юджи стал мягко целовать её лоб, щеки, скулы, нос, подбородок. Снова губы. Он не мог поверить в собственное счастье и оторваться от её лица. Столько раз эта картина всплывала перед глазами, вызывая дрожь в руках и неумолимое смущение. Нобара чувствовала, как стала подниматься температура тела, а голова — кружиться. Если бы не его руки, трясущиеся коленки точно подвели. Отстранившись, Юджи заглянул в её глаза. Слёз больше не было. Он порывисто обнял Нобару, обжигая тонкую шею теплом дыхания. — Я... — голос отказывался слушаться. — Больше всего на свете хочу уберечь тебя. — А я — тебя. Останься со мной, прошу. Он прижался лбом к её лбу, шумно дыша. Их сердца и души стали единым целым. Разве можно было теперь представить себя в разлуке с ней? В разлуке с ним? — Твоя жизнь у меня в приоритете, Нобара. Я даже не задумаюсь... — Куда идёшь ты, туда и я. Не смей оставлять меня так просто, слышишь? Разобьёшь сердце — убью... Наверняка ей хотелось звучать напористо и убедительно, но в голосе слышался лишь волнующий сердце трепет. Желание никогда и ни за что не отпускать, не терять, не покидать Юджи готово было литься через край. Он едва кивнул, чтобы не причинить ей дискомфорт. — Пускай мир сгорит дотла. Мы выстоим вместе. Я всё для этого сделаю. — Обещаешь? — Обещаю. Будущее, несмотря на пророчества и предвидения, было туманным и неясным, как никогда. Оно несло только опасность, разрушения и смерть. Близился конец света. Стоило досчитать до десяти, и небеса рухнут на землю. Но то, что родилось между ними в эти минуты, не умрёт никогда. Защитить друг друга любой ценой — цель до последнего вздоха. Даже погибнув, они обязательно встретятся на той стороне, отыскав частички души сквозь миллиарды световых лет. Юджи невесомо поцеловал Нобару в лоб, прижимая её к своей груди. В эту молчаливую минуту всё казалось совершенно правильным, идеальным, вставшим на свои места. Кугисаки чувствовала в своём сердце всю нежность мира и желала отдать её лишь ему без остатка. Делать это каждый миг, пока любовь Итадори, самая тёплая из возможных, согревает её. В комнату ворвался рассвет. Мягко-розовое свечение с золотистыми бликами упало на их лица, играя в глазах солнечными зайчиками в глазах. Обречённый мир приветствовал новый день мелодичным пением птиц, свежим ветром и разлившимися по небосводу красками. Внутри было так легко, что Нобара невольно засмеялась, дотронувшись рукой до залитого робким солнцем лица Юджи. Он зажмурился и не смог сдержать широкой улыбки. Самой неподдельной за всю жизнь. — Надо бы тебе лечь спать хоть ненадолго. Днём ещё рассказывать всё учителю Годжо, — он с трудом подавил зевок. — А ты? — Ну, скажешь тоже! Сначала тебя уложить, потом и самому можно поспать. Минут, наверное, десять. Юджи без малейшего усилия подхватил её на руки и понёс в сторону кровати. Нобара чисто рассмеялась, обхватив его шею руками. — В тебе никакого эгоизма, даже естественного. — С тобой по-другому не хочется. Шторы легко колыхались, поддаваясь игривым порывам ветра. Листы тетради с “хронологией” едва слышно перелистывались туда-сюда. Утро застыло в спокойствии. Счастье.