IN HEAVEN

      Чу Ваньнин аккуратно уложил заснувшего сына в переносную люльку, пока Мо Жань на летней кухне собирал на стол легкие закуски и готовил прохладный цитрусовый чай. Их отпуск через пару дней должен уже подойти к концу. Мо Жаню пора возвращаться на пост главного бухгалтера, который завоевал благодаря еще одному декрету, теперь уже непосредственно своей пары.              Те пару недель, что они провели на Санье, были горячими и наполненными улыбками. А-Тан счастливо пищал и дрыгал ножками и ручками, в попытках вылезти из слинга, когда они гуляли по берегу моря. Запах соленой воды однозначно выдавал его страсть к аромату отца-альфы, который старательно поправлял его тело в слинге и бормотал всякие милости и глупости, подбадривая эмоции ребенка. Несмотря на слинг с крохой, к Мо Жаню часто подкатывали девушки и парни разных возрастов, но он был неприступен как скала: натягивал повыше солнцезащитные очки, пихал пустышку в слюнях А-Тана себе в рот и уходил без комментариев. Чу Ваньнин от такой показушности порой терял дар речи, поэтому старался не участвовать в этих спектаклях.              Но и здесь не обошлось без сюрпризов: когда он один заходил в торговые лавки и магазинчики, чтобы купить попить и припасы для ребенка, рядом рисовались альфы и непрозрачно намекали на уединение. Однажды в ресторане на открытой веранде, где они ужинали всей семьей, ему подсунули визитку с QR-кодом для добавления в друзья в вичате. Но тут уже срабатывало чутье Мо Жаня: он буквально как собака вычислил по запаху от визитки кому она принадлежала, нашел глазами владельца, уставился на того в упор и демонстративно порвал на мелкие кусочки, после чего ссыпал в пустую тарелку из-под пасты и отдал вовремя подоспевшему официанту.              Чу Ваньнин был в восторге и в ужасе. Он никогда не задумывался о степени привлекательности, даже когда они сошлись с Мо Жанем. Тот шептал, молил, кричал о любви, и его красоте, о его мягкости и нежности, о вкусе, о запахе… обо всем. Даже во время вязки Чу Ваньнин хотел, чтобы сцепка скорее прекратилась не из-за боли от крупного узла внизу, а из-за признаний и шепота влюбленного мальчишки. Сейчас же, в послеродовом состоянии, его тело сохраняло округлости, наращенные во время беременности, грудь подпухла от молока, но не выглядела как женская. В общем, почти не изменился, но альфы за ним ходили почти по пятам. И не смущали их ни наличие грудного ребенка в слинге, ни яркий брачный укус его пары.              Команда из репродуктолога и психолога тогда пояснили, что это из-за повсеместного запаха феромонов, которые бесконтрольно выделяются, пока ребенок еще совсем маленький, приправленного сладостью молока, и для некоторых альф это сродни призыву к продолжению рода. Мо Жань тогда лютовал и почти перевернул стол от тлеющего гнева, когда психолог вынес один вердикт:              — Вам нужно отдохнуть. Желательно, подальше от большого скопления людей, поближе к природе. Полезно не только вам и вашим отношениям, но и малышу.              И вот они на Санье, проводят предпоследний вечер на летней кухне, попивая чай и наслаждаясь закатом. Мо Жань прекрасно видел, как хмурился Ваньнин, пока играл с сыном, а тот сцеживал молоко. Поэтому не стал доставать и раскладывать стулья, а вытащил с террасы плетеное кресло, поставил у стола, уселся сам, а сверху на колени усадил бурчащего Ваньнина.              — Я прекрасно понимаю тебя, А-Нин, — он протолкнул ему в рот последний кусочек сендвича и чмокнул в уголок губ, куда прилипли хлебные крошки. — Я тоже соскучился.              — Мы же все время вместе, — Ваньнин только сильнее прижался к груди Мо Жаня и уткнулся лбом в его шею.              — И все время с А-Таном.              — Сейчас это звучит так, будто ты против нашего ребенка, — Чу Ваньнин сжался и подтянул поближе к груди ноги. Мо Жань поудобнее его перехватил и прижал к себе.              — Ни за что на свете. Я люблю вас обоих больше жизни. Хотя постой, — он аккуратно подцепил пальцем подбородок пары и дождался, когда они пересекутся взглядами, чтобы продолжить: — Вы и есть моя жизнь.              — Еще больше таких речей, и я буду считать тебя грязным подхалимом, — хмыкнул Чу Ваньнин и потянулся за чаем.              — Они разве бывают грязными? — Мо Жань же залип на то, как любимые губы обхватывают трубочку, как всасывают содержимое стакана, как дергается горло во время глотания…              Он был уверен, что Ваньнин скоро зашипит, если вновь почувствует, как у Мо Жаня крепко стоит член и настойчиво тычется в его промежность. И ничего не мог поделать с собой — он не хотел больше запираться в холодном душе, не хотел использовать резиновые имитаторы. Мо Жань снова хотел оказаться внутри своего омеги, снова почувствовать жар и влажность, натяжение и мягкость его стенок, полностью слиться с Чу Ваньнином в одно целое и не разъединяться никогда.              Но нельзя. Пока тело его пары заживает, репродуктолог запретил заниматься проникающим сексом, а вязку планировать можно только ближе к полутора годам А-Тана. И Мо Жань правда держится. Отсчитывает дни, тлеет в агонии, ревнует бешено, когда они гуляют или ходят по магазинам. Ему важно, чтобы его омега был здоров и чувствовал себя хорошо, чтобы не пропало молоко, чтобы впоследствии у них получилось зачать еще детей…              Мо Жань вспоминает их первую совместную поездку на Санью, где они неделю провели в спаривании, не отлипали друг от друга. Пару дней даже не получалось выйти из Ваньнина — тот сразу же скулил, пытался ногами прижать обратно бедра и втолкнуть член пары, наваливался сам и седлал чужие бедра, медленно раскачиваясь. Они и до этого проводили течки Ваньнина и гон вместе, но это было впервые, когда Чу Ваньнин горел и откровенно выпрашивал узел.              — Ну и что ты снова так тяжело завздыхал? — прервал его воспоминания Чу Ваньнин и обвел пальцами брачный укус.              — Помнишь нашу первую поездку сюда?              — Конечно, такое вряд ли получится забыть, — хмыкнул Ваньнин и снова положил голову на плечо Мо Жаня. Тот заулыбался во весь рот и прижался щекой к волосам пары.              — И я не забуду. Скучаю по временам, когда мы только сошлись. Скучаю по ощущениям нашей первой вязки. Скучаю по твоему растущему вместе с ребенком животу…              — О боже, что на тебя нашло? — Чу Ваньнин отлип от груди своего альфы и по запаху можно было понять, что он начал тревожиться. — Еще скажи, что скучаешь по тому времени, когда меня знать не знал…              — Ни за что, — он поймал в свои ладони лицо Ваньнина и снова применил грязный трюк, потирая запястьем рядом со своей меткой на шее омеги. — Я тебе намекаю, что… безумно сильно хочу вновь повторить все это.              — Но врач сказал…              — Тш-ш, я помню, и я подожду, обязательно дождусь, обещаю, — он чмокнул Чу Ваньнина в нос. — Но готов ли ты повторить?              Чу Ваньнин замолчал на некоторое время, после чего отвел взгляд и робко кивнул. Мо Жаня вновь накрыло волной безмерного счастья, отчего он начал зацеловывать все лицо омеги, пока тот бурчал, чтобы альфа прекратил.              — Люблю тебя, — выдохнул Чу Ваньнин ему в губы и глубоко и сладко поцеловал.              

***

             Естественно, долгое воздержание сказалось на всплеске феромонов, из-за чего малыш проснулся и начал громко плакать. Чу Ваньнин и Мо Жань, как истинно хорошие родители, рванули в спальню, попеременно поправляя торчащие ширинки.              А-Тан хныкал и бурчал, но быстро успокоился рядом с грудью Чу Ваньнина. Мо Жань наблюдал милейшую картину, как их сын дергал его омегу за рубашку на груди, после чего благополучно добрался до соска и прилип к нему, тихонько причмокивая. Чу Ваньнин мягко прижал его головку ближе к груди, пока сам шептал нежности и обнюхивал кроху — их ежедневный ритуал перед укладыванием сына спать.              Малыш быстро насытился, поэтому активно строил родителям глазки, прежде чем срыгнул, и снова начал проваливаться в сон. Мо Жань тоже не остался в стороне, обнюхал сына и забрал его из рук Чу Ваньнина, чтобы уложить в люльку. Он аккуратно положил его на бочок, укрыл легким плюшевым пледом, рядом устроил соску и вязаного кролика. Картина мерно дышащего и сладко спящего ребенка, надувшего губки, привела Мо Жаня в неописуемый восторг, поэтому он присел на корточки перед люлькой и осыпал поцелуйчиками теплые щечки, крохотный носик и пушистую макушку.              Чу Ваньнин со стороны наблюдал за этой умиротворяющей картиной, и ощущения, порождаемые ею, были подобно меду, стекающему по его сердцу. Сладко, тепло, вкусно. Хотелось прилечь к ним рядышком, целовать сына и получать поцелуи от мужа.              Последнее, видимо, не укрылось от Мо Жаня. Как только Чу Ваньнин снял рубашку и кинул ее в корзину для стирки, талию крепко сдавили крупные загорелые ладони, и по шее проехались горячим мокрым языком. Ваньнин от неожиданности чуть не выпустил тревожный феромон, когда Мо Жань прижался к его уху и зашептал:              — Не буди его, он только крепко уснул.              После чего подхватил Ваньнина на руки и, плотно прикрыв дверь, понес его в сторону террасы.              Санья погружалась в ночь, по ту сторону пляжа зажглись разноцветные огни кафе и ресторанов, запустили прожекторы клубы, а из открытых площадок слабо доносились звуки танцевальной музыки. Недалеко от границы, где городской пляж переходил в дикий, с крупными колотыми булыжниками, развели костер и запели песни под гитару.              Но им было все равно. Мо Жань прижимал Чу Ваньнина к стене, глубоко целуя и скользя руками по желанному телу. Он стонал и рычал ему в рот от ощущения кожи под кончиками пальцев, от скольжения кожи по коже, его нереально сильно вело от того, как стопа Ваньнина медленно и аккуратно заскользила по его икре.              Чу Ваньнин тоже не спешил прерываться и отрываться от своего альфы. Он зарывался в его волосы, прижимался к его горячей груди своей, чтобы потереться слегка влажными сосками и лишь сильнее раздразнить, и пытался притереться промежностью к до сих пор торчащему члену. Он скучал по Мо Жаню внутри себя. И, если не кривить душой, то очень сильно скучал по ощущению частичек Мо Жаня внутри — будь то просто сперма, плотно затыкающий его дырочку узел или плод их любви, растущий и растягивающий его живот…              Мо Жань коротко застонал, после чего оторвался от манящих губ и прошептал:              — Нельзя, любимый, еще не…              — Я помню, — задушенно прошептал в ответ Чу Ваньнин и уткнулся лицом в брачную метку на шее альфы. — Но я так соскучился, — в его голосе сквозила неприкрытая тоска, отчего ладони, обхватывающие его талию и бедра, моментально сдавили и лишь сильнее впечатали омегу в тело его пары.              — Черт, какой же ты… — Мо Жань из последних сил старался себя контролировать, но все было тщетно, когда дело доходило до распаленного и томящегося в страсти омеги. — Давай… Тише, родной, давай сделаем по-другому. Так, как ты хочешь, только не внутрь.              Чу Ваньнин скулил, хныкал и терся корпусом о тело своего альфы, чтобы в конечном итоге встать на цыпочки и прошептать тому в ухо:              — Твоя грудь.              — Что? — опешил Мо Жань.              — Хочу твою грудь… — Чу Ваньнин шептал как настоящий змей-искуситель, не прекращая своих телодвижений. — Она такая большая и упругая… такая красивая, когда сжимается, — Мо Жань уже догадался, чего хотел его Ваньнин, и застонал от его откровенности.              — Хочешь погрузиться в мою грудь? — с этими словами он провел по шее пары ногтями рядом с брачным укусом, отчего последнего выгнуло дугой в его руках.              — Безумно сильно хочу!              — Тогда, — он подхватил Чу Ваньнина под ягодицы, чувствуя, как льняные брюки пропитались соками омеги, и понес его к креслу. Он скинул с себя всю одежду и уселся на самый край, после чего развел ноги и меж них завел дрожащего Ваньнина. — Давай вот так, тебе будет легче. Веди, как тебе будет комфортно.              Чу Ваньнин застонал и выпустил опасно большую дозу феромона, наполненного вязкостью и буквально умоляющего о сильном трахе. Мо Жань и так был на грани, но теперь резко стянул брюки с бельем и, заставив Ваньнина из них выйти, ногой отпихнул в сторону. В лунном свете бледная кожа блестела от пота, а меж ног можно было заметить тоненькую струйку смазки, одиноко катящуюся по коже. У альфы буквально начали резаться зубы от желания поднять ногу Чу Ваньнина, слизать эту струйку, добраться до внутренней стороны бедер, облизывая все на своем пути, погрузиться лицом промеж этих великолепных бедер, языком пробраться в трепещущую дырочку и пить до бесконечности долго.              Такие мысли с большей силой погнали кровь в его сильно побагровевший член, отчего в основании начал набухать узел.              Чу Ваньнин же чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег — хватал ртом воздух и не мог насытиться оседающим на языке феромоном альфы, и все сильнее истекал смазкой. Шрам на животе блестел от того, как сильно по нему мазала головка его члена, а бедра неприятно холодило от текущей дырочки. Но все это теряло значение, когда он видел, как Мо Жаня ведет, как у него заволакивает глаза от похоти, как едва ли не текут слюнки от вида его тела…              Они рванули друг к другу, снова сплетаясь языками и пуская слюни. Ваньнин хотел уже на все плюнуть и залезть на мощные бедра, чтобы оседлать набухший и готовый к вязке член, но, оторвавшись от горячих и мокрых губ, он увидел, как Мо Жань слегка повел плечами, отчего грудные мышцы сжались, образуя прекрасную щель меж ними.              — Замри, — прошептал он и еще ближе подошел к альфе. Тот тоже подался вперед и, уловив, что нужно сделать, сильнее свел плечи, углубив щель.              Чу Ваньнин подался вперед и проехался головкой по щели. От громкого стона почти задребезжали окна, но ему было уже абсолютно все равно. От мягкости кожи и силы мышц под ней у Чу Ваньнина подкосились ноги. Он вцепился в плечи Мо Жаня, закрыл глаза и еще раз проехался по щели. Было что-то нереально восхитительное в том, чем они сейчас занимались. Мо Жань ухватился за его бедра и сильнее вжал омегу в свою грудь, из-за чего Чу Ваньнин уже всем членом проехался по повлажневшей от его соков щели.              — Ммм… Боже мой, — шептал он, стараясь сильно не стонать. Раскачиваться у желанной груди, скользить промеж нее, чувствовать, как альфа сильнее сжимается и делает щель только глубже, сводило с ума и подстегивало толкаться все сильнее и быстрее.              Мо Жань стонал, подстегивая Чу Ваньнина не сдерживаться. Он наблюдал, как красиво по его груди прокатывается член Чу Ваньнина, как головка течет и размазывает смазку по коже, отчего она заходилась мурашками от контраста. И, да простят его все боги за все его грехи, наградив этим омегой, хотел всосать в рот этот аккуратный член. Член, что даже не дотягивался ему до подбородка, но так чертовски сильно соблазнял оторвать чужие бедра от своей груди и обернуть вокруг своей головы, чтобы омега трахал его рот, пока яйца не опустошатся и нечем будет кончать.              Он хотел уже прервать все действо и приступить к выполнению последнего желания, но когда открыл рот, оттуда упала вязкая и толстая нить слюны, попадая прямо в центр головки. От этого ощущения Чу Ваньнина передернуло и он громко заскулил, лишь сильнее втираясь членом в чужую грудь. Мо Жань вновь поднял голову к своей паре, когда увидел то, что заставило замкнуть всевозможные контакты в его голове.              Он увидел, как на конце сосков Чу Ваньнина собираются маленькие капельки молока, как они дрожат от ускоряющихся движений бедрами, но не соскальзывают по груди вниз, к животу. Они блестели в лунном свете и так и манили, чтобы их облизали и высосали досуха. Единственная адекватная мысль, прорвавшаяся сквозь похотливые картинки, от которых член сильно дергало в порывах сжать покрепче и излиться, заключалась в том, что Мо Жань благодарил Чу Ваньнина. Благодарил за то, что тот нацедил две бутылочки молока, чтобы Мо Жаню можно было самому покормить ребенка.              Памятуя о двух бутылочках молока, Мо Жань собирался выпить все оставшееся в груди. Поэтому он ущипнул потерявшегося в наслаждении омегу за ляжку и прохрипел пересохшим от жажды голосом:              — Родной, сожми сосок.              Чу Ваньнин сначала не понял, что от него хотят. Стоило немного проясниться взгляду, он увидел, каким голодным взглядом Мо Жань скользит по его груди, поэтому оторвал одну руку от плеча пары и слегка сжал вершину соска. Он вскрикнул от накрывшего волной наслаждения и задрожал, когда почувствовал, как язык альфы скользит по его животу, как губы всасывают тонкие струйки его молока, как кожу царапают удлинившиеся клыки, когда Мо Жань рычит. Той же рукой он сжал второй сосок, и пьяно заулыбался от ощущений и чавканья альфы.              Чем сильнее он сдавливал соски, тем сильнее приближался к разрядке. Внезапно Мо Жань ослабил сжатие своих грудных мышц и Ваньнин жалобно застонал. Но переживать о потере долго не пришлось — Мо Жань затащил на кресло Чу Ваньнина, заставил того сжать свою голову бедрами и заглотил полностью член омеги. Чу Ваньнин лишь тонко застонал и болезненно излился в рот пары, дрожа и пытаясь не упасть, упираясь ладонями и коленками в спинку кресла.              Мо Жань ловко двигал чужими бедрами, поэтому снялся с обмякшего члена, полностью проглотив каждую каплю наслаждения его пары, после чего плотнее усадил на колени омегу и присосался к соску.              — Хватит, — задыхающимся шепотом пытался остановить его Ваньнин. — Это же для А-Тана…              — Ему хватит двух бутылок, — прорычал Мо Жань, облизывая опухшие потемневшие соски. — К тому времени, как он их полностью съест, у тебя снова грудь будет сочиться.              Чу Ваньнин чувствовал бешеную пульсацию члена и узла в его основании у себя между ног, с трудом оторвав от груди альфу, он облизал его губы и подарил легкий поцелуй. После чего омега слез с его колен и развернулся. После беременности его бедра стали более крупными, поэтому он плотнее их сжал, все еще ощущая мокрые разводы от его текущей дырочки, и медленно стал опускаться на член. Багровая головка с трудом протиснулась между бедрами, и когда он почувствовал на задней поверхности бедер пухлый узел, лишь сильнее сжал ноги.              Ваньнин не успел толком усесться на бедра Мо Жаня, когда альфа низко простонал и бешено начал втрахивать себя промеж влажной горячей кожи. Омега вцепился в подлокотники и, держась навесу, двигал бедрами, помогая преодолеть грань Мо Жаню, отчего тот перешел на прерывистые хриплые стоны. Сам же он тихонько всхлипывал и постанывал, подстегивая альфу скорее кончить.              — Давай, любимый, — прошептал Чу Ваньнин, прогибаясь в пояснице. Он прекрасно знал, что его импульсивно сжимающаяся дырочка была хорошо видна в лунном свете, поэтому улыбнулся, когда услышал позади задушенный стон и почувствовал, что ритм Мо Жаня сильно сбился.              — Еще, — прорычал Мо Жань, отвешивая шлепок по мокрой ягодице, отчего по ногам и спине побежали мурашки. — Скажи это еще раз!              Чу Ваньнин обернулся, встретился с глазами Мо Жаня и, застенчиво спрятав низ лица на плече, не отрывая взгляда, прошелестел:              — Кончай, любимый.              Мо Жаню пришлось прикусить ребро ладони, чтобы не зареветь во все горло, пока заливал спермой бедра его пары. Чу Ваньнин замедлился, но не остановил своих движений, выдаивая узел до конца. Спустя несколько минут и стальную хватку у тазовых костей, Ваньнин дотронулся до обмякшего члена со все еще не до конца сдувшемся узлом, из-за чего получил жгучий укус в ягодицу.              Мо Жань ослабил хватку и полностью вытащил себя из плена горячих и мокрых бедер. Чу Ваньнин распрямился, и Мо Жань судорожно выдохнул и осоловело моргнул несколько раз, рассматривая, какое месиво они устроили на теле омеги: грудь и живот блестели от молока, на головке члена блестело несколько капель спермы, ноги были в разводах от смазки и спермы. Вся картина заставляла жадно сглатывать слюну, рисуя в воображении, как он вычищает своим ртом это тело.              Чу Ваньнин сильно устал, поэтому не обращал внимания на весь беспорядок, он забрался на колени к Мо Жаню и, притянув к груди свои коленки, свернулся клубочком на тяжело вздымающейся груди. Мо Жань поцеловал свою пару в макушку и прикрыл глаза.              Прошло несколько тихих минут, Мо Жаню казалось, что он находился на грани сна. Оргазм настолько смыл все силы и расплавил кости, что альфа даже не позаботился о своем омеге. Но Чу Ваньнин снова удивил. Он приподнялся на груди Мо Жаня и, ткнувшись кончиком носа в его щеку, пробормотал:              — Надеюсь, когда А-Тан пойдет в детский сад, ты сможешь помогать мне отсасывать молоко.              После этого подарил крошечный поцелуй в уголок улыбнувшихся губ и обратно спрятался на груди.              Это было обещание. Вместе, долго и счастливо.