Сага о зеленом короле

129 г. от З.Э. Королевская Гавань В столице Шести Королевств зажглись сотни тысяч огоньков. Повсюду висели разноцветные флажки, улицы украшали дивные цветы, соединенные между собой атласными лентами, на которых были выведены королевские вензеля. Музыка лилась по всем улицам, подобно горным ручейкам, проснувшимся после затяжной зимы и поющим животворящей весне победную песнь. Праздновали именины королевы Алисенты. Вот уже несколько дней порт Королевской Гавани принимал корабли, везущие подарки королеве со всех концов известных земель. Трюмы ломились от изобилия тканей и украшений, диковинных ягод и фруктов, экзотических птиц и растений. Даже Старки не остались в стороне, прислав монаршьей особе целый сундук, наполненный отборным мехом, из которого королевские портные могли бы сшить шубы любых размеров и фасонов. Сухими поздравлениями ограничился Драконий Камень. Принцесса Рейнира отправила подруге детства письмо, где в нескольких строках выразила свое почтение и наилучшие пожелания, принц Деймон и вовсе не стал напрягать себя подобным жестом доброй воли. Пышным торжеством, устроенным в честь жены, король Визерис будто бы желал загладить многолетние обиды, которые проросли между ними как семена сорной травы, образовав толстую, непроходимую стену. Было ли это порывом души тяжело больного мужчины или очередной, неуклюжей попыткой компенсировать все лишения, которые пришлись на ее судьбу благодаря его черствости? Вряд ли кто — нибудь мог ответить на этот вопрос. Алисента, поначалу, видела во всем этом скрытую насмешку. Для чего этот праздник? Чтобы подчеркнуть сколько лет она провела рядом с нелюбимым мужем? Чтобы поглумиться над ее ускользающей молодостью? Впрочем, ее мнения не спросили, заставив с утра до ночи стоять в тронном зале и принимать гостей, послов, их дары и неизменно благодарить. Хотя, стоит отметить, была в этой бесполезной помпезности, одна маленькая, приятная деталь — гардеробная Ее Величества заполнилась до отвала. Незачем скрывать, как и любая женщина, Алисента любила тряпки и блестящие побрякушки, на которые можно было купить несколько десятков кораблей или небольшую армию. Не обретя счастья в личной жизни, она искала источник радости во всем, что подобало ее статусу и положению. И Визерис, зная страсть жены к прекрасному, решил сделать ей банальный, но очень дорогой подарок. Это было платье, выполненное в классических цветах Таргариенов, украшенное мириадой драгоценных камней, богатой вышивкой и прочими изысками, достойными королевы. Ее фрейлины и камеристки восторженно охали, при виде этого великолепия и порывались помочь королеве примерить сей щедрый дар, однако Алисента оставалась непреклонной, выбирая привычные наряды во всех оттенках зеленого. Этому было символическое объяснение. Первые годы брака, она носила цвета Таргариенов, которые удивительнейшим образом ей не шли. Как бы не старались портные, пытаясь создать для юной королевы нечто прекрасное в красно — черных тонах, то был напрасный труд. Красный — пламя и кровь, власть, величие, страсть. Черный — строгость, сила, уверенность. В ней не было ничего из этого. «Мы освещаем путь» — так гласил их девиз. И видят Семеро, Алисента всю жизнь старалась следовать этому короткому завету. Но получилось ли у нее? Пришло ли время пожинать плоды? После случившегося на Дрифтмарке, она с особым усердием взялась за воспитание достойных наследников великодушного короля Визериса. Отто Хайтауэр поддерживал дочь в ее стремлениях, сумев вовремя разграничить обязанности венценосных внуков от их талантов, ведь между сыновьями государя, несмотря на несущественную разницу в возрасте, всегда лежала пропасть. Эйгон рос в окружении нянек и гувернеров, в то время как Эймонд не поддавался «дрессуре» и сбегал от пристального взора даже самого наиопытнейшего учебного «надзирателя», предпочитая изучать новое самостоятельно. Дейрон, будучи самым младшим ребенком королевы, получил от матери больше внимания и заботы чем все ее дети вместе взятые. Эймонд предпочитал военное дело, Дейрон спал целыми днями, потому что ночи любил проводить в башне Десницы, наблюдая за движением звезд и Луны. Эйгону не было равных в спорах, казалось, он мог бы уболтать самого виртуозного лжеца, в то время как Эймонд торчал все свободные часы на тренировочной площадке, упражняясь во владении мечом. Дейрон, обладая мягкой, пацифисткой натурой, не интересовался оружием, но разумеется, мог постоять за себя. С чем не был согласен Отто, так это с решением Алисенты, принятым после событий на Дрифтмарке. Отвергнуть одного сына, возвысив другого и оставить третьего не в удел — такая перспектива совсем не радовала опытного человека, положившего жизнь на пути к власти и величию. — У Эйгона есть недостатки, — соглашался лорд — десница, сидя в покоях дочери долгими, летними ночами. — Но у кого их нет? Это не дает нам права лишить его наследства, передав власть более удобному для тебя претенденту. Алисента мысленно негодовала, слыша эти ужасные слова. Она одинаково любила своих мальчиков и не хотела причинить боль ни одному из них! Но что делать, если против нее играла жестокая реальность, имя которой Порочный принц? Рейнира питала симпатию к Деймону с самого детства, была готова слепо потакать его желаниям и отдать все, ради общества дяди. Он имел на нее влияние и едва ли у Алисенты были сомнения на счет его жестоких слов и обещаний. Если (когда) дело дойдет до войны, во главе зеленых должен встать сильный лидер, способный сплотить вокруг себя людей. Разве ее Эйгон был способен на такое? Разве ее нежный мальчик в состоянии тягаться с Деймоном? — Неужели истина в жестокости, дочка? — по — отечески нежно спрашивал Отто. Алисента не знала в чем истина. Она надеялась на силу. Силу, которой обладал лишь один из ее сыновей. Отто больше не спорил. Вместо этого, он начал усиленно готовить троих принцев к трону, сесть на который довелось бы лишь одному. Мальчики получали блестящее образование, ежедневно учились боевому искусству, совершенствуя свои навыки, изучали историю и военное дело. Огромное внимание лорд — десница уделял дипломатии — он практически везде возил с собой принцев, заставлял их участвовать в переговорах, заключать мелкие договоры, принимать послов и писать им ответы. Сила оружия и мощь драконьего гнева, разумеется, были неоспоримы, но Отто Хайтауэр искренне считал, что толковый правитель не будет отдавать предпочтение крови и насилию. В чем же ключ к успеху? В народе. Лорд — десница проповедовал мудрость и справедливость по отношению к народу, учил вникать в их проблемы, горести и печали, ведь король, сведущий в делах своих подданных — уже достоин уважения. Не так уж и редко, они даже прогуливались по улицам Королевской Гавани, переодетые в простые одежды, чтобы своими глазами посмотреть на жизнь простых людей, послушать, что говорят о правящей семье. Правда, назад они возвращались в значительно поредевшей компании — Эйгон с легкостью ускользал даже от сира Кристона, желая утолить свои печали в объятьях очередной дешевой шлюхи. Прискорбно, но несмотря на старания лорда — десницы, раскол, царивший между родными братьями, не остался незамеченным. Мальчики выросли, получив в народе справедливые и до боли точные прозвища: Эйгон Отвергнутый, Эймонд Возвышенный, Дейрон Счастливый. *** Тысяча и одна настойка от мейстеров, ловцы снов от шарлатанов всех пород и мастей, заговоренные камни из Асшая, литры вина и усталость до изнеможения — ничто не могло спасти Эйгона от чудовищной игры воспаленного разума, являющего ему каждую гребаную ночь один и тот же сон. Он умирал от руки брата, он погибал, захлебнувшись в собственной крови. Эймонд вонзал ему нож в самое сердце, проворачивал его до хруста, наслаждаясь болью, искажающей его лицо и тело. С той ночи на Дрифтмарке Эймонд стал его личным кошмаром, страхом, что растет подобно снежному кому и вскоре сметет все на своем пути. Эймонд — его брат. Эймонд — его соперник. И Эйгон твердо знает, что придет тот день и все его виденья воплотятся наяву. Вот только он не хочет умирать. Принц рывком поднялся с мокрой от пота постели и уверенно шагнул в сторону столика, где стояло его любимое вино. Не став утруждать себя переливанием жидкости в кубок, принц приложился к горлышку бутылки и сделал несколько больших глотков, будто желая затушить пожар, разгоравшийся в его душе и мыслях. Он никогда не ладил с Эймондом, все их общение, начиная с самого детства, строилось на взаимных подколках и жестоких шутках, которые приводили в бешенство их матушку и совершенно не имели влияния на флегматичного отца. Случившееся на Дрифтмарке лишь усугубило обоюдную неприязнь, навсегда разделив братьев. Эйгон долго не мог принять слова, сказанные матушкой той ночью, таил горькую обиду в сердце и избегал ее, сдерживая постыдные слезы. Лишь спустя некоторое время, остыв и смирившись, Эйгон сумел простить ее и отдать должное мудрости ее решения. В самом деле, разве мог он тягаться с Эймондом? Средний брат не знал, что такое отдых и развлечения, истязал себя до победного, умел остужать драконий пыл и загонять свой характер в рамки, что были прочнее валирийской стали. Он, словно кузнец, безжалостно ковал из себя жесткого, сильного, стойкого мужчину, перед которым не будет преград и ограничений. Чем же в это время занимался Эйгон? Прожигал жизнь, отдавался удовольствиям, пользуясь своей безнаказанностью и «слепотой» семьи. Принцу сходило все с рук, потому что он обладал преимуществом первородства. Вот она! Та самая горошина под ворохом перин, не дающая одноглазому братцу спать спокойно. Эймонд мог сколько угодно строить из себя великого и непостижимого, но все это было лишь суррогатом, приятной иллюзией. Эйгон был первым и это безжалостно перечеркивало все достижения его увечного брата. И если их матушка желает «соблюсти» андальские традиции и посадить на трон мужчину, ей придется склонить голову своим старшим сыном. Наспех одевшись, принц выскользнул из покоев, в твердом желании навестить свою супругу, с которой не виделся несколько дней. Благо, она расположилась совсем недалеко — несколько перелетов лестниц, парочка поворотов, сотня шагов и заветная дверь оказалась перед ним. Просторные владения принцессы Хелейны встретили его недружественным полумраком и странной тишиной, несвойственной для их хозяйки. Принц вдохнул полной грудью и сморщился, ощущая пряный аромат благовоний, от которых ему тотчас стало дурно. На ощупь он подобрался к окну и распахнул ставни настежь — прохладный, утренний воздух ворвался в комнаты и на порядок улучшил ситуацию. Эйгон не любил проводить время в покоях жены, предпочитая приглашать ее к себе — за пять лет брака он так и не смирился с ее странной любовью к тварям, казавшимися ему омерзительными до тошноты. Вот и сейчас, он по привычке огляделся, хотя прекрасно знал, что предстанет перед его пытливым взором. Хелейна ненавидела гобелены. Вместо них стены занимали бесконечные деревянные стеллажи, заставленные диковинками со всех концов мира. Самым безобидным здесь, на взгляд Эйгона, был плющ, разросшийся до небывалых размеров и обвивший каждый уголок свободного пространства. Было в этом нечто красивое и странное одновременно. Следом его внимание привлекли большие, уродливые цветы, растущие в гигантских глиняных горшках. Лишенные аромата, непропорциональные, кричаще — безвкусной расцветки, они породили в душе Эйгона странное уныние. Для чего боги создали столь бесполезное растение? Впрочем, если наличие данных цветов можно было оправдать вкусовщиной, то каким образом сюда вписывались несуразные стеклянные сосуды самых разных размеров? Наполненные слегка мутноватой жидкостью, они хранили в себе множество законсервированных восьминогих тварей, которые даже в таком виде, вызвали у принца самые неприятные чувства и эмоции. — Отрадно, что ты вспомнил ко мне дорогу, — нежный голос Хелейны вспорол тягучую тишину. Белоснежная, мягкая ладошка скользнула по его лопатке, любовно огладила плечи и лишь тогда, Эйгон позволил себе обернуться и тут же отпрянул назад от неожиданности. Хелейна стояла перед ним облаченная в легчайшую, полупрозрачную камизу. Длинные волосы были собраны на затылке, открывая жадному взору мужа тонкую, нежную шею, изящные ключицы, мягкую, полную грудь. Но все это великолепие портила огромная змея, обвившаяся вокруг ее талии и затаившаяся на ее плече. Мерзкая, полная тварь, отвратительной желтой расцветки смотрела на него своими ужасающими глазами, буквально парализуя тело и подавляя волю. Эйгон выхватил кинжал, полный слепой ярости. — Ты совсем сошла с ума? — вскричал принц. — В тебе слишком много страхов, муж мой, — Хелейна задумчиво склонила голову набок и сделала шаг вперед, тем самым заставив Эйгона покрепче ухватиться за эфес клинка. — У меня дурное настроение, сестра, убери это, — угрожающе ответил принц. — Снова снился Эймонд? — ласково спросила принцесса. Эйгон молчал. — Он вновь убил тебя? — последовал очередной вопрос, полный унизительной жалости. В ответ тишина. — Он отобрал то, что твое по праву? — Да! Да! Да! — воскликнул Эйгон, чувствуя, как глаза наливаются кровью. — Ты счастлива теперь?! — Меня не радует ваш разлад, — голос Хелейны звучал мягко, обволакивая сознание разъяренного мужа. — И я не хочу ни твоей, ни его смерти. — Но? — с вызовом спросил Эйгон. — Но если придется выбирать и жертвовать… Я хочу быть королевой, муж мой! Я хочу быть твоей королевой! — Хелейна коварно улыбнулась и сделала шаг вперед, одновременно поглаживая змею. Эйгон не успел ответить, поскольку наткнулся на кровать и упал на мягкую перину, а сверху на него забралась Хелейна. Сев на его бедрах, Хелейна почти мурлыкнула, а затем вновь опустила тонкие пальчики на грудь принца, который в свою очередь не сводил глаз с змеи, покачивающейся в такт движениям хозяйки. — Ты тоже видишь странные сны, — Эйгон не спрашивал, а констатировал факт. — Кто из нас умрет? — Мои сны — не истина, — лицо Хелейны помрачнело. — По — крайней мере я не хочу в них верить. — Наши предки не сгинули в пекле лишь благодаря снам, — возразил Эйгон. Для Хелейны, как бы она не старалась это скрыть, происходящее не было пустяком. Она с самого начала видела в братьях дух соперничества, который вырвался из — под контроля и грозил обернуться самыми плачевными последствиями. Но никто из не должен был узнать правды. Никто… — Там, на Дрифтмарке, что ты сказала ему? Что ты видела? — Эйгон продолжал наседать, чувствуя, что надавил на больную точку. — Ты будешь жить, это самое главное, — ободряюще шепнула сестра. — Кстати, я вышвырнула твою любимицу. Как ее там? Диана? — голос Хелейны был преисполнен счастьем. Ее умение менять свое настроение и тему разговора за считанные секунды удивляло. — Если ты еще раз посмеешь завести любовницу в стенах замка, я убью ее! — Если ты еще раз посмеешь встретить меня с подобной тварью, я последую примеру Завоевателя, — прошипел Эйгон и молниеносным, точным движением отрубил змее голову, едва не задев девичью щеку. — Возьму любовницу в законные жены. Хелейна взвизгнула и отпрыгнула от мужа, скидывая на пол мертвое тело. Кровь, брызнувшая из отрубленной головы, растеклась уродливым пятном по мирийскому ковру. Тошнотворное зрелище. — Ты придурок, Эйгон! Что ты наделал?! — кажется сущность этой твари вселилась в тело Хелейны, иначе как объяснить ее вздыбленные волосы и глаза, полные первобытной злости? — Я так любила ее! — Ничего страшного, заведешь новую, — равнодушно ответил Эйгон, методично вытирая лезвие об балдахин. — Ты портишь все, к чему прикасаешься, брат! Несносный мерзавец! — принцесса с остервенением пнула подушку, валявшуюся на полу и оглянулась, желая найти что — нибудь тяжелое и воздать грубияну по заслугам. — Я не спал с Дианой, — как бы между прочим сказал Эйгон. — И ни с кем из девиц, служащих в замке. Хелейна резко обернулась и смерила его недоверчивым взглядом. — Хотел, но не сделал, — уточнил принц. — Я не свят, Хелейна, это правда. Как и то, что я не оскорблю тебя, сделав любовницей женщину, которая ухаживает за нашими детьми. — Но ты не любишь меня, — пожала плечами Хелейна, передумав мстить. — Вернее, любишь, но не так, как муж должен любить жену, — она оглядела свою испачканную камизу и недолго думая, скинула ее с плеч. — Я люблю тебя достаточно, милая, — возразил Эйгон, притягивая ее к себе. — Ты очень дорога мне, — добавил он, скользя по ее нежной шее горячими, сухими губами. Хелейна позволила себе поверить. Расслабилась, обмякла в его умелых руках, разрешив мужу подтвердить свои слова известным способом. Эйгон мысленно ухмыльнулся, видя в Хелейне домашнюю, наглую кошку, бесконечно голодную до нежных слов и прикосновений. Он понял, что допустил грубейшую ошибку, лишив ее своего внимания на столь долгий срок. И сейчас, жадно касаясь ее тела, он неистово желал прочувствовать ее всю без остатка, хотел целовать ее, ощущая как сбивается ровное дыхание, как рушится вся ее оборона, сотканная из мимолетной обиды. Хелейна не та женщина, о которой он когда — либо мечтал. Хелейна — долг, который ему пришлось исполнить. Но разве это имело смысл, если им до одури было хорошо вдвоем? *** Король Визерис шел на трапезу в гордом одиночестве, лишь изредка останавливаясь, чтобы перевести дух и дать отдых увечному телу, для которого каждый шаг был проверкой на прочность. Стояла чудесная погода, король то и дело подставлял изрытое морщинами лицо под лучи ласкового солнца и с горечью вспоминал беззаботные дни, навсегда канувшие в реку забвения. Почти двадцать шесть лет прошло с того момента, как корона Джейхейриса Мирного, а вместе с ней и тяжесть ответственности за народ и государство, свалились ему на голову. Его правление ознаменовало расцвет и спокойствие, боги не испытали его войнами, восстаниями, предательствами со стороны близких и доверенных людей, но лишили главного — душевного покоя и любви женщины, что была ему дороже всех. От недуга страдало тело, но память была все также остра и беспощадна, возвращая его в прошлое, которое он мечтал забыть. Эймма несколько раз приходила к нему во снах, но всегда молчала. Ее печальный, уставший взгляд выжигал Визериса изнутри, заставляя осыпать проклятьями и себя, и свою участь короля. Бывало, что мужчина запирался в своих покоях и рыдал часами, не в силах смириться с потерей, с бременем скорби, что так прочно укрепилось на его плечах. Возможно ли было тогда поступить иначе? Какой мужчина согласился бы молча смотреть на мучения любимой женщины, не пытаясь спасти хотя бы плод их любви, такого желанного и долгожданного ребенка? Время не смогло умалить его боли, и пусть Эймма была утеряна для него навсегда, но она незримо продолжалась в их дочери Рейнире. Это придавало ему сил. Он любил свою девочку, любил всей душой и был готов на все, чтобы ее прекрасный лик не омрачался даже самой ничтожной грустью. Возможно, было бы проще, будь он простым человеком, имевшим право хранить верность одной женщине. Но примерив корону, Визерис перестал принадлежать самому себе. Им руководил долг. Алисента стала его спасением. Тихая, скромная, блестяще образованная и воспитанная — такая девушка была достойна лучшего, но досталась ему. Визерис понимал всю нелепость ситуации, он прекрасно видел отрицание и нежелание в ее глазах, а затем покорно опущенную голову. Он полюбил ее за доброту и кроткий нрав, за ум и понимание, за молчаливость и ненавязчивость. Но это не меняло упрямого факта — каждое прикосновение к ней было изменой. Появились дети. Эйгон — долгожданный, вымученный, вымоленный мальчик, не принесший ему никакого облегчения и удовлетворения, Хелейна — милая и чувствительная, Эймонд — тихий и замкнутый в себе, Дейрон — радость и бальзам на израненную душу. И Визерис любил их, несмотря на все открытые и скрытые обвинения в обратном. Правда заключалась в другом. У этих детей была мать, окружившая их любовью и заботой, Рейнира же была лишена этого по его вине. Ее страдания должны были окупиться хотя бы малым и единственное, чем он мог ей отплатить — это корона. Превозмогая сильную боль в ногах, Визерис дошел до обеденного зала и с большим облегчением опустился на кресло во главе накрытого стола. — Открой окна, впусти свежий воздух, — он махнул стремительно усыхающей рукой и служанка тотчас исполнила волю короля. Озорной ветерок, пользуясь приглашением, ворвался в залу и растрепал занавески, заставив Визериса болезненно сморщиться — его слабые кости не выносили малейшего сквозняка и тут же выразили протест, пропустив по телу заряд новой боли. Визерис слабо улыбнулся и прикрыл глаза. Не таким он видел свой конец, не так должен был уходить Таргариен… Первыми на приглашение отца откликнулись Эйгон и Хелейна. Пока принцесса раскланивалась во все стороны, соблюдая приличия, Эйгон, в своей обыденной бесцеремонной манере прошел вперед и показательно отодвинул стул на другом конце стола. — Как вы себя чувствуете, отец? — Хелейна искренне улыбнулась. В отличие от своего мужа, девушка была по — настоящему счастлива увидеть короля вне стен солярия, где каждая вещь успела пропитаться запахом тлена и смерти. — Лучше, моя дорогая, — заверил Визерис, переводя внимание на Эйгона, мучавшего край скатерти. — Каковы твои успехи, сын мой? — Я исправно выполняю долг, возложенный на меня, ваше величество! — пафосно ответил Эйгон, не сочтя нужным даже повернуться в его сторону. — Не попадаюсь вам на глаза, живу в браке с сестрой, иногда захаживаю к детям перед сном. Я могу считать себя хорошим мужем и отцом? — У тебя славные дети, — добродушно улыбнулся Визерис, не заметив или сделав вид, что не заметил толстого намека. — Уделяй им больше времени, иначе в один прекрасный день обнаружишь, что они выросли, а ты постарел. — Я последую вашему совету, отец, — Эйгон нагло ухмыльнулся и подозвал служанку. — Принеси мне вина. — Предлагаю дождаться королеву и остальных, — с нажимом проговорил Визерис, глядя на сына в упор. — Это невежественно. — Матушка не огорчится, отец, — Эйгон пожал плечами, демонстрируя полное пренебрежение. — Она давно смирилась с тем, что ее первый сын невежественное ничтожество. — Как ты смеешь так говорить о своей матери, Эйгон! — Визерис подался вперед, чувствуя давно забытое чувство, что раньше называлось гневом. — Зачем ты позвал меня сюда, отец? — Ты мой старший сын! Я впервые за долгое время почувствовал себя лучше и захотел увидеть вас всех за общим столом! У твоей матери — королевы праздник, в конце концов! Визерис недоговорил, прерванный скрежетом двери. На пороге залы стояла королева Алисента, облаченная в строгое, зеленое платье, но не лишенная при этом своей удивительной, царственной красоты. Увидев старшего сына на месте, Алисента облегченно выдохнула и радостно шагнула вперед, думая, что в этот раз их совместная трапеза пройдет без неприятностей. — Муж мой! Как ты себя чувствуешь, лекари разрешили тебе вставать? — королева заботливой наседкой подлетела к Визерису и посмотрела ему в глаза, надеясь увидеть в них еще что — то, кроме боли, принявшей хронический характер. — Мне лучше, Алисента, не беспокойся, — ответил государь. — Тебе нельзя находиться под лучами солнца, — мейстерским тоном проговорила Алисента, захлопывая ставни, а затем задергивая плотные шторы. — Минутные радости не стоят бессонных ночей полных боли и страданий, муж мой. Побереги себя — с этими словами она подложила ему за спину подушку, накрыла ноги одеялом и с чувством выполненного долга села за стол. Эйгон, все это время молча наблюдавший за родителями, шумно вздохнул, не в силах сдержать презрения. Его мать всегда была красивой: прошедшие годы, четверо несносных детей, тяготы, волнения не смогли лишить ее и доли женского обаяния. А что же произошло с ним? Эйгон задумался, пытаясь вспомнить «нормальный» образ отца. Был ли он когда — нибудь молодым, полным сил, горел ли его взгляд? Как можно было юной, прекрасной девушке, делить постель с мужчиной, буквально гниющим изнутри? Эйгон мысленно усмехнулся, осознавая, кого же напоминает ему король. Старого, уродливого паука, раскинувшего свою зловонную сеть и стягивающего в кокон каждого, кто появлялся у него на пути. Первой жертвой стала его мать, а дальше проклятье распространилось и на них — детей, которые, в последствие, не были нужны никому, кроме нее. Печальное зрелище. Прекратив думать о неприятном, Эйгон перевел взгляд на Хелейну и укрепился в решении, которое принял еще в день их свадьбы. Он никогда не заставит ее испытать то, через что прошла их мать. Отчуждение, отторжение, холод и бесконечные унижения ее женского достоинства — Хелейна не познает ни одно из этих отравляющих чувств. В конце концов, он смог по — своему полюбить ее. Неужели не сможет сделать счастливой? Его мысли прервал очередной стук. Эймонд. Увидев брата, Эйгон не сдержал страдальческой гримасы, чувствуя, как нарастающая злость туманит рассудок, а кровь пульсирует в висках. Головная боль досталась ему от матери в наследство, стиснув зубы, Эйгон ждал, когда первый мучительный импульс прошибет его череп. Это случилось сразу же, как Эймонд заговорил. Пересилив себя, Эйгон посмотрел в его сторону. Он выглядел до тошноты совершенно, облаченный в темные одежды, на фоне которых его идеальные серебристые волосы казались белым золотом. Мог ли человек быть столь образцовым? Эйгон завидовал брату, завидовал по — черному и ничего не мог с этим поделать. Как быть, если Эймонд — это все, чем не стал он? Он выше, он умнее, он выносливее, он сильнее… У его брата давно нет слабостей, кажется, он выжег их огнем, вырвал с мясом, еще там, на Дрифтмарке. Был ли это осознанный выбор или необходимость? Эйгон никогда не узнает, потому что не захочет знать. Эймонд, чувствуя чужое внимание, резко обернулся. Смерив старшего брата уничижительным взглядом, принц едва заметно кивнул в качестве приветствия. Эйгон знал, что даже в этом жесте было осуждение. Это читалось в гордом развороте его плеч, в плотно поджатых губах, в желваках, что двигались ходуном, стоило ему услышать имя соперника. В Эйгоне было плохо все. У него дурные манеры, у него испорченный характер, он полон слабостей и пороков, которые даже не пытался скрывать. Какой смысл бороться с тем, что сильнее тебя? Эймонд не разделял эту философию. Эйгон плевал на его мнение. Громыхая доспехами, в трапезной появился сир Кристон Коль. Поприветствовав короля, Коль почти отеческим взглядом оглядел принцев. Эйгон ответил ему легкой улыбкой, Эймонд ограничился очередным сухим кивком, но оба принца были рады видеть своего наставника, подарившего им больше любви, внимания, заботы, чем родной отец. В особенности то касалось Эймонда. Принц был обязан Колю многим, если не всем. Именно он воспитал из злого щенка матерого волка, именно он помог разрушить увечному мальчику внутренние барьеры, именно он вселил в него уверенность в собственных силах, именно он не дал ему опустить голову. — Где лорд — десница, сир Кристон? — спросила Алисента, поглядывая на пустующее место отца. — Он принимает послов, ваше величество, — ответил гвардеец. — Попросил передать свои извинения и начинать трапезу без него. — Не вижу Дейрона и своих внуков, — заметил Визерис, тяжело дыша. — Я здесь! Младший сын короля явился в обеденный зал с большим опозданием и неизменно притянул к себе внимание всех присутствующих. Голову принца венчал венок, искусно сплетенный из цветов, сорванных в королевском саду, на плечах сидела принцесса Джейхейра — миленькая девочка, как две капли воды похожая на своего отца, а за руку цеплялся Джейхейрис — пугливый и непоседливый, с большим букетом лилий. Дейрон Таргариен был красив. Нет, Дейрон Таргариен был божественно красив! В отличие от своих братьев, младший принц не выбирал сторону — одежды в традиционных цветах драконьих владык безупречно сидели на его фигуре, дополненные массивной цепью, переливающейся россыпью алмазов и рубинов. Коротко подстриженные волосы придали юношескому лицу строгости, однако лучистый взгляд с головой выдавал его истинную натуру. Его сапфировые глаза горели задором, широкая улыбка, которой принц не брезговал одарить и немощного, и прокаженного, способна была оживить даже депрессивного Эйгона, не говоря уже о других. Дейрон, будучи веселым и общительным, практически не бывал в плохом расположении духа, обладая талантом находить лучшее даже в самой дерьмовой ситуации. Он также и не был знаком с чувствами зависти и неполноценности, что мучали его старших братьев, не привык чего — либо добиваться, любезно принимая дары судьбы и людей, окружавших его. В особенности это касалось внимания противоположного пола — восхищенные женские взгляды стали его неизменным спутниками везде, где ступала его нога. Трепет, смущенные улыбки, откровенные предложения… Дейрон привык ко всему и редко отказывался от приятного времяпровождения, при этом сразу же обозначая временность этих отношений. Вот и сейчас, столкнувшись взглядом с особенно хорошенькой фрейлиной королевы — леди Розалинд Лоутер, Дейрон многообещающе ей улыбнулся. Алисента, заметив венок, тихонько засмеялась, Визерис же посмотрел на младшего сына с невыразимой нежностью, что не ускользнуло от взора внимательных старших принцев. Не сговариваясь, Эйгон и Эймонд обменялись презрительными взглядами, оказавшись солидарными хотя бы в этой пакости. Хелейна, заметив это, тихонько прыснула. — Мой король, моя королева! — Дейрон неуклюже поприветствовал родителей, одновременно снимая Джейхейру с плеч. — Прошу простить нас, за сбором цветов мы совсем потеряли счет времени, — принц красноречиво указал на племянников. — Ничего страшного, мой милый, — королева великодушно приняла извинения, переглядываясь с венценосным супругом. — Принц Джейхейрис, кому предназначается ваш букет? — Это для вас, моя королева, — белокурый мальчик очаровательно поклонился и преподнес Алисенте цветы. Она приняла их с величайшей нежностью и прижала к груди, демонстрируя внуку свою радость. Ужасно довольный собой, Джейхейрис огляделся по сторонам и нашел свою матушку. Что — то промелькнуло в его маленькой голове, заставив тени печали засесть на белом личике. Еще раз поклонившись, мальчик прошмыгнул в сторону родителей и дернул мать за подол платья. — Что случилось? — Хелейна изящно наклонилась и погладила его по голове. — Прости, мама, я совсем забыл о букете для тебя, — виновато ответил Джейхейрис. — Но я соберу новый, еще красивее, чем у Ее Величества! — Мы сделаем это вместе, сын, — Эйгон слегка замялся на последнем слове, но вовремя взял себя в руки. Удивительно, но он все еще не привык к тому, что эти два одинаковых на вид ребенка являются его родными детьми. Быть может, Визерис думает также и о них — детях от леди Хайтауэр? Эйгон пропустил ядовитую ухмылку. — Матушка, я хочу попросить оказать нам честь и позволить покатать вас на драконе, — Дейрон вновь привлек к себе внимание, высказав совершенно невозможную вещь. На секунду в трапезной повисло неловкое молчание, а затем раздался смех. То был Эйгон. — Матушка ненавидит драконов, брат мой! — воскликнул наследник. — Не так ли? — Да, это правда, — заверила Алисента, чье отношение к огнедыщащим тварям никогда и ни для кого не было секретом. — Будучи супругой короля из династии Таргариенов, вы обладаете богатствами и могуществом, величину которых трудно соизмерить. Вы владеете всем миром, мама! — воскликнул Дейрон с нескрываемой гордостью. — Конечно, сверкающие безделушки и роскошные ткани порадуют ваше женское сердце, но разве можно сравнить все это с полетом на драконах? — Дейрон, мальчик мой, я не Таргариен, я не разделяю вашей любви к этим зверям, — Алисента пыталась отвертеться, однако Дейрон был настроен серьезно. — Один раз, мама! Прошу вас, только один раз! Я хочу подарить вам эти незабываемые эмоции, этот глоток чистой свободы! Доверьтесь мне и обещаю, вы не пожалеете. — Не знаю, я не рассчитывала на это… — Алисента выглядела обескураженной. — У меня даже нет подходящей одежды, ведь на драконах не летают в платьях? — Я одолжу вам свой костюм для полетов, мама, — лукаво улыбнулась Хелейна, проигнорировав просьбу о помощи в глазах королевы. — Давайте поднимемся в небо все вместе? — Отличная идея, Хелейна, — Дейрон бросил в сторону сестры взгляд, полный восторга. — Матушка, мы все будем рядом с вами, соглашайтесь! — Иди, Алисента, — позади королевы раздался скрипящий голос Визериса. — Не упускай этот шанс, дети правы — с драконом не сравнится ничто. Видят боги, я многое бы отдал ради одного дня свободы от короны, обязательств, болезни, старости, проведенного на спине Балериона… — Визерис, я не … — она не договорила, прерванная жестом ослабленной руки. — Ты не пожалеешь. Иди, — его голос прозвучал необычайно твердо и уверенно. Алисента не посмела спорить, склонив голову в немом согласии. — Вы полетите со мной, на Тессарион, — заговорщически сообщил Дейрон. — Солнечный Огонь груб и невежественен, прямо как его наездник, Вхагар лишь напугает вас и не даст насладиться полетом в полной мере, а Пламенная Мечта не признает никого, кроме Хелейны. — Солнечный Огонь великолепен! — оскорбленный всадник поспешил на защиту драконьей чести. — Да, — легко согласился Дейрон. — Просто обделен воспитанием. — Я тебе это припомню, — мстительно пообещал Эйгон. — Путь к Драконьему Логову неблизкий, нужно поспешить, — подал голос Коль, которому крайне не понравилась эта сумасшедшая идея. — Подготовьте карету, сир Кристон, — кивнула Алисента. — Я скоро спущусь. — Мне сопровождать вас? — уточнил Коль. — Сир Кристон, рядом с королевой будут ее сыновья, а также четыре взрослых дракона. Вы действительно думаете, что ей может угрожать опасность? — иронически улыбнулся Дейрон. — Или вы нам не доверяете? — Прошу прощения, мой принц, — гвардейцу ничего не оставалось, кроме как признать его правоту. — Я присоединюсь к вам позже, — раздался голос Эймонда, который все это время держался в стороне и хранил молчание. — Отец, матушка, — коротко попрощавшись, принц быстро покинул залу. *** В Драконьем Логове были предупреждены о визите королевы в сопровождении всех ее детей. К их приезду драконоблюстители подготовили все необходимое и теперь всадникам оставалась сущая малость — поднять драконов в воздух. Алисента вышла из кареты с заметным волнением. Сцепив руки в замок, она осторожно ступала по дороге, ведущей к входу в Логово. Каждый ее шаг был пронизан неуверенностью, особый дискомфорт ей доставляла неудобная и непривычная одежда — штаны, облегавшие ее стройные ноги подобно второй коже, изящный камзол, прикрывавший все это безобразие до колен, высокие сапоги, которые были ей велики. Без головного убора, с собранными в толстую косу волосами, с очаровательным румянцем на лице — королева Алисента вызывала у своих детей беспечные улыбки. — Прошу мама, подойдите ближе, — Дейрон буквально подтолкнул ее к драконам, оглядывающим незваную гостью с особым удивлением. Тессарион была подобна своему наезднику — величественной красоты и доброго нрава. Ее кобальтовая чешуя, пронизанная медными прожилками, ослепительно сверкала на солнце, конкурируя с золотым окрасом Солнечного Огня, которого, по праву признавали великолепнейшим из всех драконов, которыми когда — либо владели Таргариены. — Я не видела ваших драконов так близко, — смущенно проговорила Алисента, поочередно разглядывая зверей. — Они прекрасны. — Но Солнечный Огонь красивее! Правда, мама? — Эйгон совсем не по — королевски пихнул Дейрона в бок и подмигнул своему «мальчику». — У меня больше доверия к Тессарион, — честно призналась Алисента. Либо ей напекло голову, либо драконы ее детей действительно походили на них самих. Солнечный Огонь напоминал озорника, вырвавшегося на свободу и готового творить «шалости» небывалого масштаба, Тессарион выглядела по — доброму любопытной, Пламенная мечта олицетворяла собой мудрость и спокойствие, а Вхагар… Алисента непроизвольно зажмурилась при одной мысли о драконице, способной стереть с лица земли все, на что ей любезно укажет всадник. Да, определенно, ее дети и их «питомцы» были похожи, но не всегда эта схожесть вызывала умиление. Королева тяжело вздохнула. — Прошу, матушка, смелее, — крикнул ей Дейрон, расположившись в седле. Алисента оглянулась, все еще надеясь передумать, однако Эйгон и Хелейна, не позволили ей этого сделать. Без слов, старший сын подошел и помог матери взобраться по веревочной лесенке, а там, наверху, ее «встретил» Дейрон. Устроив королеву поудобнее, принц ловко затянул ремни и дождался, пока его брат и сестра оседлают своих драконов. Первым в небо взмыл Солнечный Огонь. Будто подтверждая все догадки Алисенты, молодой дракон накренился в сторону и сделал вираж, перепугав королеву до смерти. Эйгон, напротив, счастливо улыбался и смеялся во все горло. Следом за ними устремилась Хелейна. Ее валирийский был безупречен и звучал подобно музыке — неудивительно, что Пламенная Мечта повиновалась этому волшебному голосу и расправила крылья, унося Хелейну все выше, к Эйгону. Теперь настал черед Тессарион и Алисента непроизвольно вздрогнула, чувствуя страх. — Коснись ее, мама, — велел Дейрон. — Почувствуй силу ее тела, крыльев, ощути ток ее крови, биение ее сердца. Ты боишься ее, сомневаешься! Отринь все, доверься Тессарион, вручи ей свою жизнь, как это делаем мы. Сказать просто, но как же тяжело сделать! Алисента, скрепя сердцем, протянула руку и почти невесомо опустила ее на гребень драконицы. Первое, что она ощутила — это необычайный жар, охвативший все ее тело, приятно согревший душу. А дальше… Тессарион взмахнула крыльями и за считанные секунды оторвалась от земли. Алисента, от неожиданности, закрыла глаза и чуть не заверещала, совсем как маленькая девочка. — Не бойся, открой глаза! — засмеялся Дейрон. Он не мог видеть лица матери, но отчего то был уверен, что она именно в таком положении. — Это была плохая идея, — глухо отозвалась Алисента, перебарывая тошноту и дрожь в теле. — Прошу, давай вернемся на землю! — Посмотри вокруг, посмотри, как прекрасен наш мир! — воскликнул принц, игнорируя ее просьбу. Тессарион набрала высоту и стала парить. Алисента, все же, решилась открыть глаза и ахнула от смеси удивления и восторга. Холм Рейнис и гигантское Драконье Логово остались позади, превратившись в небольшие точки, угадываемые лишь по очертаниям, а они буквально бороздили небеса, на которых не было и облачка. Эйгон и Хелейна подлетели к Тессарион и заняли места по обе ее стороны, тем самым «сопровождая» мать в этой крайне необычной для нее прогулке. Три дракона держались на одном уровне и высоте, наездники переговаривались и смеялись, позволяя себе шутки в сторону королевы, которая обещала, по возвращению, наказать всех четверых, поставив их коленями на горох. Внезапно их веселье прервал ужасающий рев и огромная тень крыльев накрыла добрую половину города. Вхагар! Эймонд запоздало, но присоединился к семейной прогулке, выразив свое почтение столь пугающим образом. Алисента беспомощно задрала голову и ужаснулась, увидев эту чудовищную силу, внушающую страх и тревогу каждым взмахом могучего крыла. Эйгон первым не выдержал «давления» и вылетел из тени, однако и Эймонду надоело демонстрировать превосходство. Через короткое время Вхагар снизилась и поравнялась с Пламенной мечтой. — Матушка, я рад видеть вас здесь, в небе! — впервые за долгое время Эймонд искренне улыбнулся. — Вам нравится? — Это необычно, — сдержанно ответила королева Алисента. — Я не испытывала ничего подобного. — Королевская Гавань как на ладони! — воскликнул Эйгон, бесцеремонно вмешиваясь в их беседу. — Посмотрите, матушка, на город, которым правите из уютного замка! Королевская Гавань, действительно, поражала контрастами. Зажиточные кварталы, богатые дома, дорогие гостиницы, постоялые дворы, нищенские закоулки, смрадные улочки, на которых сложно разойтись двум людям, грязь и разруха, широкие центральные улицы и наконец Красный замок, воцарившийся среди этого разношерстного хаоса, каменным исполином возвышающийся на холме Эйгона. Тессарион начала описывать круги над замком, позволяя королеве рассмотреть собственный дом с высоты птичьего полета. На улицы высыпала толпа. Четыре дракона, поднятые в небо, настораживали и люди удивленно задирали головы, гадая, что могло произойти. Умер добрый король Визерис? На город планируется нападение? Началась война? Мнения разделились. Кто — то посчитал увиденное плохим знаком, кто — то махнул рукой, отчаявшись познать мотивы и стремления Таргариенов. Последний час они провели над Черноводным заливом. Эйгон и Хелейна резвились, направляя драконов по разные стороны, слетаясь и разлетаясь, громко смеясь и выкрикивая лишь им понятные забавы. Тессарион, как и прежде, вела себя очень смирно, хотя и поглядывала в сторону собратьев с некой толикой зависти. Дейрон ощущал ее легкое негодование и мысленно обещал ей денек полной свободы. — Ты не любишь веселья, Вхагар? — Эймонд сочувственно похлопал драконицу по хребту и слегка улыбнулся, почувствовав импульс, послуживший ему ответом. — Я тебя понимаю и не осуждаю. На твоем веку было больше крови, смертей, сражений, нежели ясных дней. Вхагар неуклюже мотнула громадной головой. — Раздражают? — вновь вопрошал Эймонд, скосив глаз в сторону братьев и сестры. — Хочешь полетать в одиночестве? Громогласный рев подтвердил его догадки. — Старушка устала, — издевательски рассмеялся Эйгон. — Матушка, встретимся в Красном замке, — Эймонд подлетел ближе. — Скоро вечер, необходимо вернуться в город до наступления ночи. Поспешите — с этими словами, он развернул Вхагар и затерялся в закатных облаках, стремительно заполнявших небо. — Он прав, — кивнула головой Алисента. — Пора возвращаться. *** В Красный замок они вернулись уже поздним вечером. Королева, хранившая молчание, шла впереди, за ней ковыляли ее дети — уставшие, но невероятно счастливые. У входа их встретили принц Эймонд, принцесса Джейхейра и Кристон Коль. — Моя королева, с вами все в порядке? — первым же делом осведомился гвардеец. — Да, сир Кристон, — она кивнула. — Я очень устала, хочу отдохнуть. — Матушка, вы больше ничего не скажете? — Эймонду, как и всем, было интересно узнать о ее впечатлениях, однако Алисента была слишком измотана, чтобы в полной мере разобраться с чувствами хотя бы в своей голове. — Позже, милый. Спасибо вам за этот день, — королева обернулась и коснулась нежным взглядом каждого из своих детей. — Доброй ночи! Попрощавшись, Алисента и ее верный рыцарь затерялись в полумраке коридора. — Дядя Дейрон! — тоненький голос Джейхейры прозвучал эхом в пустых стенах. — Да, принцесса? — Дейрон повернулся в ее сторону и застыл в ожидании ответа. — Ты женишься на мне, когда я вырасту? — от смущения личико девочки покрылось очаровательным румянцем, а маленькая, трепетная ладошка сильно сжала подол длинного платья. Однако, Дейрона вопрос Джейхейры нисколько не смутил. Присев перед ней на корточки, принц невесомо погладил ее по волосам. — Почту за честь, моя принцесса! Но дай мне обещание, что не влюбишься в другого и не разобьешь мне сердце! — Не влюблюсь! — торжественно поклялась Джейхейра. — Милая, тебе не хочется узнать наше мнение? — слегка обиженно спросил Эйгон, переглядываясь с Хелейной, засыпавшей на ходу. — Я люблю дядю Дейрона! — воскликнула девочка. — Ты не отдашь меня ему? — Я отдам тебя за того, кого ты сама захочешь, — великодушно пообещал Эйгон. — Лишь бы ты не выбрала его, — он махнул рукой в сторону Эймонда, на что тот закатил единственный глаз и чуть ли не цокнул. — Дорогая, пойдем в покои, — Хелейна, не в силах терпеть усталость, шагнула вперед и взяла дочь за руку. — До твоего замужества еще есть время. Доброй ночи, мальчики! — она по очереди поцеловала Эймонда и Дейрона, лукаво улыбнулась Эйгону. — Доброй ночи, сестра! Принцесса! — Дейрон шутливо поклонился «нареченной» и проводил их нежным взглядом. Дождавшись, пока их шаги стихнут, старший принц развернулся к братьям. — Хочешь жениться на моей дочери и держать в любовницах леди Розалинд? — Эйгон недобро прищурил глаза, обращаясь к Дейрону. — Я не собираюсь держать любовниц, будучи женатым на ком — либо, — с улыбкой ответил Дейрон. — Тебе нужно поменьше бывать в обществе нашего праведного братца, — мерзко хихикнул Эйгон. — Эй, Эймонд, почем нынче стоит замолить телесный грех? — Я возношу молитвы лишь Неведомому, — скульптурные черты одноглазого принца заострились, срывая маску превосходства и спокойствия. — И для него есть лишь одна приемлемая цена — жизнь. Хмм, готов ли ты платить, брат мой? Дейрон изменился в лице, Эйгон осекся, моментально сведя брови в переносице. Шестое чувство отчаянно вопило о том, что он совершил ошибку, думая, что у него получится глумиться над братом так же, как он делал это в детстве. Тогда Эймонд был легкой добычей, поддающейся на любые провокации, однако сейчас … Эйгон остро ощутил себя жертвой опаснейшего хищника, затаившегося в тиши.