Сотни записок

— Ну, разворачивай подарки! – Герсон ещё раз проверил, что камера работает, и уселся на ковер напротив именинницы. Андайн, широко улыбаясь, жадно вцепилась в обёртку и содрала ее. Правильно, подумал старик, он сам не любил все это заматывание подарков в бумагу, поэтому не жалел. — Что это? – девочка с интересом вертела в руках игрушку. Куклу, «обязательный» подарок любому ребенку на восьмилетие. Вроде, какой-то древний обычай. Может быть, ещё даже довоенный. — Это кукла, – объяснил он. Девочка повертела в руках игрушку, с интересом разглядывая ее. Это была обычная тряпичная кукла с глазами-пуговицами, одетая в яркое полосатое платье, с двумя огненно-рыжими косичками. — Красивая, – Андайн улыбнулась ещё шире (хотя куда уж?) и подбросила куклу в воздух. — Как назовешь? – спросил Герсон, чувствуя себя крайне довольным собой. Он довольно долго шил эту «дуру», как он сам назвал куклу, исключительно ради этого дня. Андайн прищурила только один глаз – она всегда так делала – и завертела куклу так и сяк. — Я назову... – она забавно нахмурилась, – Я назову ее... – девочка прикусила язык и даже зажмурилась, – ...Альфис? – тихо, неуверенно и даже вопросительно закончила она, подняв глаза на сидевшего напротив старика. Ее яркие желто-зеленые глаза слегка блестели, а щеки покрылись неровным румянцем, то ли от смущения, то ли от злости. Герсон только крякнул, подав плечами, мол, называй, как хочешь. — Но она не похожа на Альфис, – тут же снова нахмурилась малышка, кажется, кукла с каждой секундой вызывала у нее все больше и больше вопросов и сомнений, – Тогда, может... Маффет? Герсон усмехнулся, вспомнив соседскую девочку-паучиху. Она была очень... специфической особой, порой даже пугающей и бесконечно эксцентричной. Маффет все время проводила со своей семьёй, из-за чего он в шутку называл их про себя мафией, очень хорошо для своих лет готовила и была невероятно вежливой, даже манерной. Она, безусловно, была симпатичной, однако ничто в рыжеволосой, широко улыбающейся кукле не напоминало холодную, как лёд, миниатюрную аристократку Маффет. — Думаешь, Маффет? – спросил он, стараясь не показать, что сам эту идею не очень оценил. В конце концов, как знать, как малютка Маффет отреагирует на куклу в свою честь. Безусловно, Герсон боялся не того, что девочки подерутся – всё-таки Андайн побеждала во всех детских потасовках, которые сама часто затевала – гораздо больше его напрягала потенциальная угроза мести со стороны паучьей семьи – уж что-что, а мстить пауки умели. С любовью и мастерством, не торопясь, смакуя, даже творчески. Это... пугало. Неправильно это было, не по-божески. — Ннннннет, она не Маффет... – задумчиво под нос пробормотала Андайн, дёрнув куклу за рыжую косичку, и перевела взгляд на собственные длинные волосы, постоянно свисавшие на лицо и иногда закрывавшие глаза, из-за чего ей постоянно приходилось их поддувать, – Андайн? – она нахмурилась, – Андайн младшая? Андайн вторая? Андайн 0.2? Герсон с трудом сдержал порыв расхохотаться. Кажется, у его падчерицы талант давать имена и названия был такой же, как у короля Азгора. Старик даже ребенка своего назвал, смешав свое имя с именем жены! Герсон уже начинал опасаться, что через много лет Андайн поступит так же. — Может, поищешь другие имена? – с улыбкой спросил он, и именинница уставилась на него в недоумении. — Другие имена? А какие ещё есть? — На, изучай, – и старик протянул девочке с трудом найденный в городской библиотеке словарь имён. Библиотекарь посмотрел на него сонно и рассеянно и тихо спросил: «Ребенка ждёте?». Непонятно, к кому он обращался: то ли у столетнего (на деле ему было больше) старика, согнутого старостью пополам и опиравшегося на трость, то ли у восьмилетней девочки в полосатой футболке, раскачивавшейся на носках. Ладно, библиотекари – странный народ, пребывающий в своем, потустороннем мире. — Может, Нала? Черная. — Нет, не то... — Лада? Лида? — Мира? — Афанасия? Бессмертная. — Акулина? Открытая. Да ну нет... — Лозен! – воскликнула Андайн, и в ее глазах заблестели восторженные огоньки, – Индейское имя! Та, кто ворует лошадей! Вот уж не думал Герсон на старости лет, что в его доме поселится маленькая коренная американка – пусть и тряпичная.