Враги с привилегиями

Сынмин не знал, как быстро у него удалось взять себя в руки (скорее выплакать все слезы и эмоции), его никто не торопил и не трогал. Нет, физически Хван продолжал держать за запястья, но на этом взаимодействие ограничивалось. С одной стороны — хорошо, с другой стороны — плохо. Ни одной подсказки, как вести себя дальше. Сынмин собирается с духом и заставляет себя открыть глаза: за закрытыми веками от реальности не спрячешься. Он находит в себе силы повернуть лицо наверх. Хёнджин. Всё ещё тут, все еще смотрит, как и все время до этого. От этого взгляда Сынмин чувствует приступ мигрени и усталости. Грудная клетка на каждом выдохе проваливается, пережимая органы так, что выблевать сердце. Всё еще потрясающе больно от собственной слабости и отвращения к чувствам. — Ненавижу тебя, — на вдохе шепчет Сынмин. Голос такой хриплый, будто Ким наглотался битого стекла. Фраза звучит не злобно, а устало. Давно Сынмин не говорил эти слова искренне, обычно использовал как последний аргумент в проигранном споре. Но сейчас честно. Ненавидит не за давнюю вражду, а за то, что заставил испытать эту чудовищную боль. Да, коллекцию ножей Сынмин собрал сам, но Хван заботливо опрокинул витрину с ними прямиком на голову. Это было больно. Хёнджин только кивает и смотрит в ответ с капелькой жалости. И всё. Сынмин теряется, он ждёт какую-нибудь провокацию или вопрос от Хвана, но тот выражает только заинтересованность. Ким не знает как себя вести. Но можно попробовать, как обычно. — Хёнджин-а, я впечатлен, — хрипит Сынмин (вот незадача, голос сорвал, было бы стыдно, но эмоций не осталось, поздно уже смущаться), — у тебя все ещё не устали руки. Вообще-то у Хвана, который продолжал нависать над Кимом, начали неметь мышцы уже давно. Самая затяжная планка в его жизни. — Я тоже впечатлен, Сынмо, ты уже огрызаешься. Полегчало? — Нет. Я собираюсь продолжить реветь, поэтому готовься к параличу рук, — язвит Ким, сам понимает, что звучит жалко, но заткнуться не судьба. — Или ты можешь отпустить мои запястья и лечь на меня. От плотных объятий я буду счастлив как и положено влюбленному дегенерату. — Сынмо, ты сейчас издеваешься сам над собой. Ты в курсе? Однако Хёнджин принимает предложение. Он ложится на Сынмина, вжимая того в постель. — Сука, — выдыхает Ким, ощущая весь вес навалившегося тела. — Тяжело? — Нормально, — отвечает Сынмин. — Психованным же прописывают утяжеленное одеяло для борьбы с тревожностью. — Хватит поливать самого себя грязью. Дышать можешь? — Да, — отзывается Сынмин и с отвращением добавляет, — всё хорошо, Джинни, мне всё нравится. — Что ты за человек такой? — обреченно выдыхает Хван, щекоча словами шею. А что? Других мест, чтобы сложить голову не было (точная информация). — Пусти, — вяло дергает руками Сынмин. — Ты не расцарапаешь мне лицо? — Обязательно, — обещает Сынмин, но хватка с запястий все равно пропадает. Неужели Хёнджин верит, что в безопасности? Сынмин сразу поднимает руки и замечает, как напрягся Хван. Миленько. Можно было бы сделать какую-нибудь хрень в духе невротички: оттолкнуть, поцарапать, побить, всё равно дно уже пробито. Тем не менее запал злости уже прошел, да и стрёмно продолжать истерику. И вообще, Хёнджин сильнее, ему ничего не помешает снова зафиксировать потенциально опасную бестию. Короче, бессмысленно, да и цель была другая. Сынмин по очереди вытирает каждый глаз и щеки, хлюпая носом. Хёнджин, наконец, не пялится, это значительно упрощает задачу. — Только посмей вытереть сопли о мою простынь, — предупреждает Хван, естественно, он обратил внимание, чем занимается Сынмин. — Будешь стирать ее вручную. Да чтоб он провалился со своим постельным бельем! Сынмин демонстративно вытирает мокрую ладонь о спину Хёнджина под его разочарованный вздох. Немного подумав, Ким оставляет ладонь на лопатке. Во всем этом крушении мира есть плюс. Теперь он может, не стесняясь и не придумывая оправданий, обнять Хёнджина. Потому что хочется. Потому что… Блять, да! Нужен! Хёнджин нужен. Не просто же так Сынмин рыдал чертову кучу времени. В честь таких фактов нервы и послали Сынмина нахер. Все клетки мозга подхватили чемоданы и массово свалили от человека, которому Хёнджин нужен (и ОМГ! быть может, нравится). Пусть Хван хоть раз в жизни принесет пользу. Никакие новые обстоятельства не помешают Сынмину сбрасывать на нем напряжение. И если раньше он использовал Хвана вместо мишени для дартса, то теперь как игрушку-антистресс. Сынмин лениво гладил широкую спину, периодически несильно сжимая кожу под пальцами. Удивительно, но это помогало. Даже чужой вес помогал справиться с нервами. Шутки шутками, а Сынмин задумался на тему приобретения утяжеленного одеяла домой. На самом деле лежать с Джином вполне удобно, было бы если не… — Выйди из меня. — Я все ещё не собираюсь пачкать простыни, — напоминает Хёнджин. — Это то, что волнует тебя больше всего? — А я должен волноваться ещё о чем-то? — Обо мне. — О тебе уже поздно волноваться. Или ты собираешься ещё поплакать? — Да забудь ты про эту истерику, — скрипит зубами Ким. — Я про твой член во мне. — При всем желании такое не забыть, — говорит Хёнджин и, не зацикливаясь на этом, продолжает. — Потерпишь ещё минутку? У меня перестанут неметь кисти, и я отнесу тебя в душ. — Сам дойду. — Не капризничай. Тебя в следующий раз на руках понесут, когда ты будешь лежать в гробу. Сынмин раздраженно ведет плечом, но не спорит. Сил нет. Пусть таскает, если хочет. Флаг ему в руки, и грыжу в позвоночник! Полежать в тишине получается недолго. Сынмину с трудом дается каждая пустая секунда. Мозг успокоился, начал работать и переваривать события, давясь информацией. Сынмин поймал себя на том, что придумывает себе оправдания и новую ложь, параллельно с этим ругая себя и за правду, и за самообман. Голова кипела. Хотелось сбежать от самого себя как можно скорее, сделать хоть что-то, что поможет отвлечься. К счастью, Хёнджин тоже очнулся. — Как настроение, Сынмо? Будешь послушным? — Ты ставишь вопрос так, чтобы я ответил «нет». — Я все ещё беспокоюсь, что ты снова съедешь с катушек. Ну так что, будешь вести себя адекватно? — Джин ты… Хван принимает последнее за согласие, и скользит ладонями под талию Кима, меняя местами тела. Хёнджин оказавшись на спине сразу садится. Сынмин морщится, пока он лежал, все было нормально, а когда сел движение члена начало приносить дискомфорт. — Сможешь обнять меня крепко и не разрыдаться? — Сможешь поднять меня и не сломаться или не свалиться? — шипит Сынмин, но послушно сцепляет конечности вокруг Хвана. Он не собирается мешать Хёнджину выбираться из кровати, но помогать не будет. Интересно, посмотреть. Сынмину задачка кажется невыполнимой. Однако Хёнджин с энтузиазмом берется за квест ( и за задницу Кима). Спустя несколько попыток и пару минут возни, Хвану таки удается подняться, он тихо ругается. — Я не думал, что это будет настолько сложно. Хёнджин с трудом держит чужое тело, ибо оно совсем не старается висеть повыше. Не придумав ничего лучше, он пытается ловким полупинком подсадить Сынмина повыше. Ким получает ушиб копчика и таки-подтягивается, устраиваясь так, чтобы не получить ещё разок коленкой по пояснице. — Ты неплохо справился, — сдержанно хвалит Сынмин. — Я был уверен, что у тебя не получится. — В фильмах выглядит легко, — приводит «аргумент» Хёнджин, пинком открывая дверь из комнаты. — Хван, ты не в романтической комедии! — Я в сатирической драме. — В какой ещё драме!? — возмущается Сынмин, чувствуя, как колено ударяется о дверной косяк. — В которой у меня парень заплакал во время секса. Сынмин давится воздухом. Он же не парень Хёнджина.. — Я не парень! — Ким, прости, но ты парень, у тебя есть член, ты даже умеешь им пользоваться, — Хёнджин смотрит на него как на чокнутого. — С чем, черт возьми, был твой чай из отеля? Ты ведешь себя как бешеный. — Я не это имел ввиду. Хёнджин кивает, всем своим видом демонстрируя, что предпочтет остаться в неведении, что именно имел ввиду Ким. Он заходит в душ, на этот раз стараясь не стукнуть Сынмина о все углы. Хёнджин немного опускается, после отстраняется. Сынмин стонет, чувствуя, как Хёнджин, наконец, покидает его тело. Ноги, на которые его поставили, кажутся ватными. Анальное отверстие зудит. Мышцы сжимаются, создавая жар, горя от предшествующей стимуляции. Крупная головка напоследок растягивает сократившееся колечко входа. До этого Ким был увлечен своими переживаниями, поэтому игнорировал, как это приятно, но сейчас он тихим матом выражает, насколько ему это понравилось. Хёнджина картинка не вдохновляет. Кто ж обрадуется, что партнер почти испытал оргазм от того, что из него вышли. — Такими темпами я точно стану фригидным, — фыркает Хёнджин и отворачивается к смесителю. Не стоял бы рядышком с Сынмином, врубил бы ледяной душ, но ограничивается нормальной температурой воды. Тем временем Сынмин облокачивается на стеночку. Плитка противно холодит спину, пробуждая отодвинутые воспоминания. На губах Кима появляется кривая улыбка. У этой самой стены его уже имели. Он стоял точно также с чужой спермой в заднице и с кашей вместо органов. …когда мы пытаемся грубо получается совсем лютая хрень… … поэтому сегодня они попробовали нежно. Грубо или нежно? Как тогда у этой стены или как сейчас в постели? Сынмин беззвучно смеется. Заманчивый выбор, лучше никак не надо. Хёнджин, наладив температуру воды, поворачивается и видит, как новоиспеченный псих сползает вниз по стене, то ли плача, то ли смеясь. Хван с досадой цокает, ему начало казаться, что Сынмин пришел в норму. А там до нормы очень сильно далеко. — Какая же ты руина, — поднимает ветошь на ноги Хёнджин. Сынмин смеется уже в голос. — Я думаю, что нежно — это тоже не для нас, — хмыкает он. — Черт, Ким… — выдыхает Джин, когда ему в плечо утыкается лоб. Сынмин не пытается прижаться или обняться. С тем же успехом мог бы подпирать стену. Хёнджин слегка вспенивает мочалку и спокойно намыливает тело Сынмина. Он скользит ладонью между ягодиц, смывая остатки спермы и смазки. После Хёнджин намыливает голову сначала себе потом Сынмину, тот по прежнему в апатии. Надо было бы заставить его заняться своим мытьем самостоятельно, но Ким кажется оторванным от мира. — Сынмин-а, — зовёт Хёнджин. — Как мне помочь тебе прийти в себя? — Отстань, — отмахивается Сынмин. Он сам не знает, как себе помочь. Он даже не знает, хочет оказаться как можно ближе к Джину или как можно дальше от него. — Прости, — Хёнджин пытается обнять, но Сынмин отшатывается, задевая плечом полку с различными баночками, мочалками и прочей ерундой. Он ошалело смотрит на Хвана. Неловкий момент прерывается стуком упавшей вещи. — Это чё? — спрашивает Сынмин, поднимая странный пластмассовый предмет. Вместо ответа Хёнджин отбирает гибрид ежа и крышки кастрюли, пряча в ладонях, будто драгоценность. — Щётка-массажер для мытья волос, — все-таки снисходит до ответа Хван. — Нахрена? — Знаешь как приятно!? — отстаивает права бесполезной (по мнению Сынмина) вещи Хёнджин. А потом пытается засунуть щетку Киму в волосы, но тот уворачивается. — Да она не кусается! Сынмин сдается и подставляет голову. Интересно же. Хёнджин несколько раз проводит тупыми зубцами, массирую кожу. Приятно, но особых восторгов не вызывает. — Ну как? — Сомнительно, но окей, — отстраняется Сынмин. — Ты не чувствуешь этого? — забавно хмурится Хёнджин. А потом легонько массирует свою голову. Сынмин смотрит, как дурака аж передергивает от наслаждения. Хёнджин блаженно жмурится, становясь совсем миленьким. — Серьезно? — отбирает массажную щетку Сынмин и вертит в руке. Затем Ким пару раз расчесывает себя, по прежнему не чувствует восторга, поэтому переключается на Хвана. Он начинает легонько массировать кожу головы, вспенивая шампунь. Джин почти урчит от восторга и подставляет голову, как кот. — Ты поэтому моешь голову дважды в день? — Только по утрам. — Заодно передергиваешь? — Извращенец. — Не я кончаю от мытья головы. Хёнджин вспоминает, что у него тоже есть аргумент. Он проводит мочалкой по спине Сынмина. Ким легонько вздыхает и прогибается в лопатках, касаясь ребрами Хёнджина. Тот довольно улыбается, партнер всегда был неравнодушен к поцелуям между лопатками. — Хорошо. Один-один, — соглашается Сынмин. — Давай как-нибудь заканчивать с этим. Я не вынесу, если мы с тобой ещё и подрочим друг другу. — Сынмо, я даже предполагать не хочу, что у тебя за месиво в голове. Смывай с себя мыло, желательно молча. Собственно это молча затянулось. Сынмин так и не придумал, как начать диалог, поэтому домывались и одевались в тишине. Какой-то диалог был необходим, но говорить Сынмин не знал что. Неловкая история… Хёнджин время не терял, он с упоением искал что-то морозилке, и параллельно кипятил воду в пароварке. — Почему ты ничего не скажешь? — всё-таки начал Ким, присаживаясь на «любимый» барный стул. Он решил, что не уйдёт, пока не услышит мнение придурка, который для чего-то заварил эту кашу. — А надо? — высунул башку из холодильника Хёнджин. — Ты не попытаешься использовать это против меня? — Не сейчас, Сынмо. Не хочу отвлекать. — Отвлекать? — Ты что-то надумал, понял или решил. Никто, даже я, не сделает тебе сейчас хуже, чем ты сам, поэтому я даже не полезу в твои внутренние разборки. Ты сгрызешь себе мозг, а я своими словами буду тебя только отвлекать от саморазрушения. Спасибо, посмотрю в сторонке. Хёнджин неопределенно передергивает плечами. И вытягивается с коробкой замороженных дамплингов (азиатские пельмени). — Ты голодный? Хочешь поесть или пойдешь? — спрашивает Хван, выкладывая пельмени, стараясь не ошпарить руки. Сынмин остается в замешательстве. Разговор оказался сильно короче, чем он себе представлял. Хёнджин вел себя как ни в чем не бывало, может чуть спокойнее. Это настораживало. Для чего-то же он это затеял. В конце концов посмеялся над чувствами Сынмина. Для чего? Чтобы сейчас предложить вместе покушать пельменей? Хёнджин в шаге от того, чтобы выиграть войну, так почему он этого не сделает? Сынмин задумчиво рассматривал его, качая на носке тапочек. Что-то не сходилось. Ким даже самобичевание отодвинул в сторону. Он прокручивал в голове действия вражеской стороны. Хёнджин значит… Догадался о чувствах. Заставил признать их. Посмеялся над этим. Насладился истерикой. И всё. Действительно ждет, пока Сынмин сам себя сведет с ума? — Ну так как? — уточняет Хёнджин, уточняя, готовить ли ему на одного или на двоих. Сынмин не знает, остаться ему или уходить. К счастью, у него «под боком» есть профессионал, гений, эксперт в области манипуляций. — Как мне теперь себя вести? — решает спросить совет Сынмин. (А у кого ещё?) — Не знаю. — А ты как собираешься? — Посмотрю, что будешь делать ты, и подумаю, — план Хёнджина совсем не отличался от сынминского. — Джин, ты не понял. Я действительно не знаю, что теперь с этим всем делать. — Я тоже. — В смысле «тоже»!? — возмущается Сынмин и со злости швыряет в Хвана тапок. Хёнджин закрывает грудью драгоценные пельмени: — А я должен!? — Зачем ты вообще это все начинал!? — Когда я это начинал, я не думал, что тебя настолько основательно снесет башню… — А что ты думал? — нервно спрашивает Сынмин. — Мне ответить честно или как обычно? — Честно. — Я все это время думал, что ты отворачиваешься, потому что тебе не нравится мне подчиняться, а сегодня я догадался, что ты предпочитаешь прятать лицо, потому что все наоборот. Я хотел немного сбить с тебя спесь. Думал, что ты побесишься и будешь чуть более раскрепощенным, мы бы попробовали ролевые или легкий бдсм. Не буду скрывать, в мои планы входило ткнуть тебя носом в то, что тебя будет раздражать. Так и было, но потом ты сказал «хватит» и начал плакать. Ты сам не знаешь, что за ерунда. Я тем более! — Ты хоть понимаешь как все усложнил? — Я ошибся! Я не думал, что ты отреагируешь так, — всплескивает руками Хван. — Не ври! — отрезает Сынмин. — Ты к этому и стремился! — Допустим. Но результат меня не устроил. — Ты был рад! — Рад! Это наша философия последних трех лет. Будто бы ты вчера не светился от восторга, когда я поругался с отцом, — нервно жестикулирует тапком Хван. — Это другое! — Я сделал то, что и ты вчера. Ты не имеешь права меня осуждать. Ты же тоже хотел быть рядом, пока мне было паршиво. — Я хотел тебя поддержать. — Так я тоже хотел помочь, — говорит Хёнджин. — Сам себя слышишь? Звучит как бред. — Я пытался помочь тебе разобраться с эмоциями. Это твоя проблема, что они тебе не нравятся, — возражает Джин. — Ты едва что-то осознаешь, моментально начинаешь отнекиваться. У тебя в голове черт ногу сломит. — А ты мне в душу не лезь! — огрызается Сынмин. — Тогда прекрати меня тыкать в нее носом. — Зачем ты вообще полез со своей помощью? — Я не хочу, чтобы ты ушёл. — Тогда ты двигаешься в противоположном от цели направлении. — Нет! — злится Хёнджин. — Тебе это было нужно. В твоей Вселенной Хёнджин может приносить только вред, а секс выбился из этой системы. Вот у тебя и заехали шарики за ролики. Ты бы себя сгрыз и рано или поздно отказался бы от секса со мной, потому что до чертиков боялся, что хочешь меня. Я надеялся показать тебе, что ничего страшного в этом нет. Кто ж знал, что ты в меня влюблен. — Не влюблен! — возражает Ким. — Привязанность не более. — А с чего тогда истерика? — ловит на слове Хёнджин. — Мне хватило одного только факта, что мне нравится секс под тобой. — Ложь. — Тогда почему ты снова не попытаешься сыграть на этом? Давай, Джинни, доведи меня ещё разочек! — подбадривает Сынмин. — Представь себе, мне не не понравилось смотреть на твои слезы. Я этого не хочу. Я не хочу быть такой сволочью. Мне жаль, что заставил тебя… Прости. Я не хочу издеваться над твоими чувствами. Я сделаю вид, что этого не было. Давай забудем об этом? Сынмин слушает. Каждое слово вонзается в голову. За что он получает поддержку, вместо насмешек? Это же Хёнджин, он не должен вести себя так. И самое страшное, что это ранит намного сильнее, чем, что либо другое. Как понять, он играет заботу или нет? Если играет, то надо послать и побольнее, а если нет, то тоже, чтобы Хёнджин уяснил раз и навсегда, что Сынмину не нужна его забота. Ким хочет послать Джина со всеми его играми разума, но дурацкое сердце мешает. Сынмин устало выдыхает. Можно говорить и делать, что угодно, но то что Хёнджин сидит глубоко под кожей — факт. Отношения у них не простые. Здоровыми и однозначными их тоже не назовешь. Слишком много всего стоит за их нынешним поведением. Но то, что Хёнджин нужен — упрямый факт. — Я больше так не могу, — выдыхает Сынмин. — Как? — Так. Пожалуйста, говори любые гадости, шутки, пошлости, только веди себя как обычно. — Ты точно не мазохист? — Я не хочу видеть твою душу. Мне нужна мразь, которой плевать на все мои фокусы! Черт! Когда ты перестаешь ею быть, мне становится страшно, что я сделаю тебе больно, потому что я не умею по-другому! Хёнджин выглядит шокированным. Сынмину отвратительно видеть боль в его лице. Задевать себеподобую мразь — одно. А говорить что-то едкое человеку с душой — все равно что специально наступать на лапки щеночку. Сынмин, наконец, находит решение. Его вывернуло от одного только осознания, что Хван не отвратителен ему, а если все это продолжится… Сынмин не хочет больше никогда испытать что-либо подобное. — Оставлю ключи на тумбочке, закрой за мной. — Что? — Оставлю… — Я понял. Что это значит? — Контракт разорван. Я не приду сюда больше, — равнодушно бросает Сынмин, борясь с собой, идя в сторону двери. Уже сейчас сложно уходить. Если это не остановить, то станет ещё хуже. Хёнджин ловит длительный ступор. Кошмар сбывается. Всё. Больше не нужен. Надавил слишком сильно. Перестарался. Помог, блин. Инициатива всегда ебет инициатора. Чёрт! Единственный человек, которому было не плевать, сбегает. Хёнджин догоняет его уже у порога. — Не уходи, — приближается Хван. — Хоть одна вразумительная причина, Джин, — предупреждающе выставляет руки перед собой Сынмин, чтобы оттолкнуть, если что. — Я не смогу без тебя. — Эгоистичная ты гадина! Боишься взвыть от одиночества? — взрывается Сынмин. — Как ты вчера говорил? Только мне на тебя не плевать… Поэтому ты так вцепился? Хорошо иметь рядышком домашнего щенка, который нуждается в тебе? Не хватает любви тебе? Ты даже заставил меня пройти через это, чтобы я был чуть откровеннее с тобой. Это было больно. Я тебе это не прощу. Ты не думал, что я не просто так отрицаю всё. Требуешь от меня какие-то эмоции, пока сам и трахаешь. Не многовато ли? А что взамен? Хёнджин сглатывает. У него с принятием было сильно проще, чем у собрата по несчастью. Он всё про себя понял уже в тот момент, когда осознал, что слезы Сынмина не приносят радости. — Взамен? Я тоже буду любить тебя, — предлагает Хёнджин. — Я уже. — Нет, не втягивай меня в это, — предупреждающе говорит Сынмин, отгораживаться руками. — Даже если ты не пытаешься посмеяться надо мной, а я лично очень сильно в этом сомневаюсь, то что мы будем делать вместе так, чтобы не прикончить друг друга? Давай забудем это, как ты и хотел… Сынмин выходит за дверь. Не верит ни единому слову или не хочет верить. — Не надоело? — сухо спрашивает Хёнджин в спину, хотя у самого трещит от нервов скелет. — Отталкиваешь любого, кто способен тебя терпеть, потому что даже капля любви напоминает тебе о своей моральной ущербности. Ты боишься собственных чувств и признаний, начинаешь ожидать подставы. Кто же тебя так обидел? Сынмин смотрит с искаженным лицом на врага, а Хёнджин понимает, что это конец. Не надо было говорить последнее. Он открывает рот, чтобы исправиться. Очень некстати приезжает лифт. Сынмин заходит внутрь. — Не смей сбегать, трус! — Хёнджин пытается последовать за ним. — Иди нахуй, Джин. — Подожди, давай поговорим. — Нам не о чем больше разговаривать. Две пары глаз смотрят, как двери лифта закрываются. Сынмин слышит, как по железу ударяется кулак, даже отголосок крика «вернись». В нем читается горечь. Сынмин пытается радоваться. Хёнджину больно. Это же хорошо? Так будет лучше. Будет же?