Броманс между нами

Конечно, идет Рик воздухом подышать, но нуждается в этот момент Санчез не в благороднейшем соединении NO2, а в весьма прозаичном и едком никотине. Щелкает зажигалкой и не без некоторой доли нервозности закуривает тонкую сигарету. — С этими рыжими волосами ты и впрямь словно косплей на Джессику делаешь, — замечает Саммер. Рик только фыркает в ответ: — Дура, это мой естественный цвет, — показательно запускает пятерню в растрепанную медно-рыжую шевелюру. — Между прочим, это то, что тебе по наследству перешло, кстати. Ради недоумения на этом девичьем личике, определенно стоило раскрыть такую неожиданную карту. — Н-но… — запинаясь тянет Саммер. — Но ты даже на самых старых фотках уже ну… Рик с трудом сдерживает неуместный хохот: — Мои волосы стали седыми, когда мне было восемь, — произносит Санчез демонстративно спокойным тоном, от которого у старшей из сестер Смит мурашки по коже. — Оу, извини, — пытается сгладить углы девушка. Рик усмехается: — Так это ты и хотела со мной обсудить? Мой цвет волос? А я то уж подумал… — Вообще-то нет, — резко обрывает Сам-Сам. — Я хотела сказать тебе, что ты мудак! — Спасибо, что просветила. Ничего нового, в общем, — не без флегматичности замечает Рик. Однако распалившуюся Саммер уже не остановить: — Ты, черт побери, стал причиной, по которой моя сестренка страдает до сих пор, — напирает девушка. — А тебе, очевидно, это и в радость! Нравится смотреть, как она плачет? В коротком смешке, слетающем с уст Санчеза, читается почти не скрываемая мужчиной горечь, когда он саркастично произносит: — Ты даже не представляешь насколько. Рик ненавидит слезы пиздючки. Это одна из тех вещей, которые он не может игнорировать. Чужая чувствительность бесит уже тем, что он не может продолжать оставаться равнодушным. Он оказывается слишком вовлеченным. И как же это раздражает. Саммер некоторое время смотрит на него взглядом, преисполненным искреннего возмущения. А потом уходит в дом, бросив короткое: — Тебе стоит определиться с приоритетами, деда Рик. Это ведь ебать как просто, верно? *** Разговор с пиздючкой Рик откладывает до следующего дня, оправдываясь старой доброй пословицей: «утро вечера мудренее». А утром… утром Морти сначала черт знает сколько времени торчит в ванной (она там что, вручную решила постирать постельное белье или что?), потом выходит злая, дерганная. За завтраком уминает две порции фирменных блинчиков Бет, уже ушедшей на работу. — Я не пойду сегодня в школу, — бросает она как-то особенно злобно, делая очередной большой глоток апельсинового сока. Саммер уже в колледже, Джерри ушёл на очередное собеседование в надежде, что хотя бы там его примут на работу. По сути, в столовой они сидят вдвоём. И уж на что, а на школу Рику всегда немножко поебать было. Только вот… Морти и впрямь какая-то уж слишком беспричинно нервная сегодня. — Морти, у тебя всё нормально? — предпринимает Санчез честную попытку вывести малую на диалог. Естественно, на диалог Мортиша не выводится. Лишь еще больше злиться начинает, словно её собака какая бешеная покусала: — Нет! Не в порядке! Т-ты… это всё из-за тебя, Рик! — выкрикивает она. Ненадолго ужас охватывает Санчеза. Неужели Морти и впрямь… залетела, и… — Ты знаешь как мне хорошо было последние полгода? — продолжает меж тем Тиша. И Рик даже не сразу врубается, к чему девчонка свою тираду подводит. — Питание два раза в день и никаких тебе жутких болей в пояснице, животе и прочих женских веселостей, а ты… Как так вышло, что именно с твоим возвращением я снова начала нормально есть, и почему я не угадала, что они придут раньше, когда вдруг почувствовала себя слишком бодрой, эмоциональной… Да, вот теперь Морти вне всяких сомнений рыдает едва ли не навзрыд. Пиздец, короче. А ещё Рик, кажется, понял, что девчонка хочет сказать. И это значит, что проблем вроде точно меньше. Но теперь и как бы плюс одна проблема нарисовалась… — Пёс, у тебя это, — уточняет Санчез, — месячные что ли пришли? — Блять, да! — смаргивая злые слезы, восклицает в ответ Смит. — И если у тебя нет какого-то обезбола, я просто сдохну, понимаешь? Ну, вообще-то обезболивающее у Рика есть. Только вот… — Морти, у тебя была задержка полгода? — неожиданно спрашивает Санчез. — Я тебе ни коим образом не предлагаю идти на плановое обследование или что-то в этом роде. Но, черт, я волнуюсь, пёс. Можешь потом хоть до конца своих менструаций со мной не разговаривать, Морт. Но сейчас… эээ, сейчас, мы пойдём в мою лабораторию и я по крайней мере проверю тебя на основные возможные болячки. А потом и обезбол подберем тебе, если он всё еще будет нужен… *** Морти пиздец как страшно. Врачей девушка чуралась с самого детства, и хоть Рик и не планирует тащить ее силком в какой-нибудь диспансер… даже потенциальная возможная необходимость осмотра кем бы то ни было пугает до дрожи в коленях. Рик же спускается с ней на первый цокольный этаж своего многоуровневого подвала, подготавливает место осмотра, спиртовыми салфетками протирая кушетку, после чего сверху стелит свежие простыни, или как там эти штуки стерильные называются. Моет руки с мылом, достает невесть откуда латексные перчатки, после чего обращается к Морти, произнося единственную фразу, от которой Тиша здесь и сейчас в обморок грохнуться готова: — Можешь раздеваться, пёс. Рост, вес — все эти процедуры достаточно стандартны, чтобы Мортиша успела свыкнуться с мыслью, что её, похоже ожидает полное обследование. — У тебя один глаз близорукий, — констатирует Санчез, доставая из ниоткуда буквально очки. — Ослепнешь к концу средней школы, если не будешь надевать для чтения. И я подыщу формулу для какой-нибудь сыворотки, чтобы улучшить твое зрение. Записывая Мортишину ЭКГ, Рик обнаруживает у нее еще ряд «приятностей» разного рода: — А выглядишь на первый взгляд вполне здоровой, — флегматично подмечает мужчина, переходя к рентгеновской установке, чтобы сделать девчонке флюорограмму. Результат рентгена удивительно хорош. Наверняка, Рик успел когда-то встроить в организм пиздючки невъебический фильтр, защищающий от никотинового яда лёгкие Морти. — Осталось УЗИ сделать и проверить насколько плохо у тебя все по-женской части, мисс Забастовщица-откажусь-от-обеда-и-ужина. И после получаса унижений подытоживает: — Всё в порядке, только одну вещь проверить осталось. Морти и слова сказать в ответ не успевает, как ее неожиданно ударяют по коленке неврологическим молоточком, отчего нога её так дергается, что выбивает несчастный инструмент из руки Санчеза. — А вот и главная проблема твоя, — заключает лишь тот. — Пиздец, неужели все Морти такие зажатые? Естественно, вопрос риторический, ведь ответ очевиден: «все». *** Он решает оставить Морти в покое. Перестрадает свои денечка три, а там глядишь и мозг риков ебать поменьше будет. Уже вечером следующего дня Рик решает, что с него довольно. — Морти, тебе нужен о-очень глубокий и проникновенный массаж. Морти дрожит и стремается. Что за пиздец? Она не давала согласие на собственное унижение 24/7. И почему быть девчонкой так проблемно? Само собой, не произнесенный вопрос остается без ответа. Они снова в той же лаборатории, Морти сидит на кушетке, сверху которой застелена простыня, и на девушке одно лишь нижнее белье. Ученый же тем временем моет руки, вытирает насухо полотенцем, затем щедро льет на ладони разогревающее масло. Рик, приступая к разминке зажатых мышц малой, оказывается почти нежным, если такие эпитеты вообще применимы в отношении кого-то вроде Санчеза. Начинает он свои манипуляции с такой нейтральной зоны, как спина и плечи. Стоить заметить, что после правильных прикосновений в нужных точках Мортиша и впрямь себя не в пример лучше ощущает. Когда он дотрагивается до ее небольшой груди, девушка чувствует себя почти зажато, но что-то в этих прикосновениях дарит ей чувство безопасности. Постепенно Морти словно бы отпускает. Рик снимает с нее бюстгалтер высвобождая груди девушки из этого изящного плена, после чего эти массажные действия с очевидным эротическим подтекстом становятся еще интенсивней. Потом же, потеряв часть изначального напряжения, Морти сама падает спиной на кушетку, раскинув руки в стороны и не скрывая обнаженные участки тела от глаз ученого. Рик же спускается еще ниже. Особенно осторожно и мягко массирует слегка выпирающий живот Мортиши, после чего мягко поддевает кончиками пальцев резинку трусиков девушки. — Н-не… не обязательно делать это сейчас… — лепечет Мортиша, когда, не лишая её последнего элемента одежды, ладонь Санчеза прижимается к её промежности, довольно быстро нащупывая клитор, скрытый меж складочек половых губ. И тихий стон срывается с её уст. После чего кажется, она больше и не думает пытаться остановить Рика в его далеко не первых исследованиях ее тела. Мягко, не настойчиво Санчез стягивает с нее, наконец, и трусики, после чего салфетками для интимной гигиены, невесть как обнаружившимися в лаборатории, стирает следы крови с её обнаженной кожи. — Из-за общей зажатости кровь застаивается, отчего у тебя и тянет особенно сильно поясницу, пёс, — поясняет Рик слишком уж спокойным и отстраненным тоном для человека, занятого чем-то до такой степени откровенным, едва ли не интимным. Учился ли он когда-то где-то на мануалиста, Морти не знает, но для Санчеза определенно не является величайшей загадкой расположение правильных точек на теле девушки. Это откровенней их перепихона пару дней назад. Потому что, черт побери, ощущается это как самая странная ролевая игра. И с одной стороны, Морти становится легче, с другой стороны, возбуждение ее достигает таких пределов, что приближение пика наслаждения почти неизбежно. И она бесстыдно пачкает белоснежность простыней бурыми сгустками крови, с тихим стоном изливаясь, доведенная до слишком яркого оргазма, чтобы иметь возможность испытать его снова, но в одиночестве. — С душем, так и быть, помогу тебе, — ворчит Рик, а у обессиленной Мортиши нет ни единой возможности возразить. — И кстати, заняло это не так уж и много времени, — взглянув на часы, комментирует Санчез. — Минут десять не больше. Так что давай без лишних страданий в периоды твоих ежемесячных страданий обойдемся, окей? Морти только и может, что кивнуть. На самом деле, ощущая неожиданную усталость, девушка осознает временность этого состояния, вслед за которым непременно последует период бодрости и продуктивности, что не может не радовать. *** Вообще роботизированная версия самого себя — очень полезная штука. Спустя пару дней Эрик снова приходит в гости. Робот-Рик ворчит и уходит в гараж по своим супер важным делам. А оригинал, опять вколовший себе чудодейственную сыворотку сверхомоложения любезно зовёт Мортишу на свидание. И все довольны. Разве не прелесть? — Знаешь, мне все всегда было интересно… — произносит Мортиша, когда они сидят на траве в каком-то парке, как два конченных идиота. Гитара лежит рядом в траве и Смит почти научилась брать это чертово баррэ. — Зачем ты всегда притворяешься? Рик бы хотел изобразить искреннее недоумение, что он не понимает, к чему это Морти. Но проблема в том, что когда дело доходит до таких искренних разговоров, врать становится почти невозможно. — Может, потому что так проще? — передернув плечом, произносит Санчез. — Ты ведь знаешь, что я мудак, лишенный чувства ответственности? Рик говорит это специально. И Морти знает это. Знает, что он честен не до конца, специально сгущает мрачные краски вокруг своей личности. Признаться, это почти что сводит с ума… — Что это? — неожиданно спрашивает Смит, вынимая из кармана невесть каким образом там оказавшуюся флэшку, переданную Рику «Изгоем». Санчез уже сам забыл про эту небольшую улику. Морти же, очевидно, успела когда-то ее спереть. — Ты смотрела ее содержимое? — вместо ответа, спрашивает Рик. Морти качает головой, а мужчина в следующий же миг выхватывает хранитель компрометирующей информации из ее рук, чтобы в следующий миг переломить флэшку надвое. — Вот и хорошо, — заключает Санчез. — Скрываешь что-то? — безобидно уточняет Мортиша. Рик неопределенно качает головой: — Некоторые темы для разговоров лучше оставить для других обстоятельств. — Для каких обстоятельств? И когда они произойдут? — продолжает выпытывать у него девушка. Поразительная настойчивость. И что Рику с такой прилипалой делать прикажете? — С парочкой вещей я должен сперва разобраться сам, — вместо ответа, говорит ученый. — А флэшку зачем ломать было? — искренне недоумевает Смит. — Она не имеет значения, — разводит руками Санчез. — Всё самое главное находится здесь, — и он указывает рукой на собственную голову. И в этот момент во взгляде Мортиши появляется ненадолго эмоция, определения для которой не существует ни в одном из человеческих языков. Странная смесь понимания, сожаления, почти осознания и чего-то еще… — Хорошо, — произносит, наконец, Смит. — Скажешь, когда будешь готов. Слишком быстрое принятие ситуации. Рик не ожидал подобного. — Кстати, — сменяет неожиданно тему Санчез. — Ты играешь на скрипке. Это не вопрос — утверждение. — Играла, — исправляет мужчину девушка. — Больше нет. — Не любишь музыку? — почти удивляется Рик, ведь буквально четверть часа назад Мортиша с неподдельным интересом разбирала аккорды песни «Yesterday» группы Beetles. — Да нет, просто как-то времени не было… Да кому Морти врет? Ведь очевидно, что причины здесь куда глубже, чем может показаться на первый взгляд. — Что ж, думаю, теперь оно у тебя появится, — подмигнув, произносит Санчез, закинув малой руку на плечо. — Ближайшая неделя будет у нас с тобой своего рода отпуском относительно приключений. Надо ведь и учебой когда-то заниматься верно, пёс? И я имею в виду не ту хуйню, которую вам в вашей тупой школе преподают.