Драконы последнего шанса

      

All I have to do is look at you And I'm scared to tell Scared of the way that you kill me with only your eyes You're the only one I've ever known to do what you do Strip me of why I was numb and bring me through life       Stone Sour - Subversive

             В какой-то момент ощущение тепла и защищённости сменилось абсолютной темнотой. Пропал Карамон, пропал их старый дом в Утехе и дрожащие тени на деревянной стене. Мальчик снова остался один. В тишине и одиночестве, внезапно привычном. Постепенно из пустоты проступили звёзды, медленно разгорелись луны на чёрном бархате неба, пролив свой свет на мир внизу. Перемигивались тревожно созвездия Паладайна и Гилеана, и множество других, и все их Рейстлин знал наизусть. Тёмной Воительницы не было. А потом небосклон прорезала ветвистая молния, яркая, фиолетовая. Затрещала, злясь, ударила в землю, первая из многих, знаменуя начало конца.       Молнии били во все стороны разом, занимаясь пожарами, уничтожая посёлки и города, сжигая корабли и леса. Дыбилась им в ответ земля, разверзаясь трещинами, плеща огнём из глубин. Сползали в океаны горы, оставляя за собой глубокие борозды.       Одна за другой погасли три луны, но темнее не стало, зарево пожаров расходилось по всему небосводу. А потом с оглушительным звоном стали лопаться звёзды.       – Я этого не сделал, – в ужасе прошептал Рейстлин.       И открыл глаза.       Вместе со зрением тут же навалились ощущения и запахи. Он ощупал шершавую простынь под собой, вдохнул привычный травяной дух своей спальни. Немного трав, немного книжной пыли, сладкий запах розовых лепестков. Солнечные лучи падали через окно, едва тлел огонь в камине, потрескивая дровами. Рядом раздался вздох. Рейстлин повернул голову. Крисания смотрела на него слегка испуганно. На ней было новое белое платье, скромное и подобающее, волосы немного неровно острижены короче, чем обычно. Впрочем, о них она наверняка не жалела, оставшись живой и зрячей. Руки жрицы сложены в молитвенном жесте. О чём она молилась? Чтобы он очнулся или чтобы умер?       Стоп.       Рейстлин заглянул вглубь себя, пытаясь различить чужое присутствие. Сердце билось ровно, слабые лёгкие исправно качали воздух, свободные от тенёт чужой ненависти. Ничей отвратительный голос не нашёптывал ему посторонних мыслей. Фистандантилуса не было. Рейстлин снова перевёл ищущий взгляд на Крисанию, но она уже отвела глаза, поднялась с кресла у его постели, поспешно вышла в коридор. Что же, неудивительно, что теперь она уже не хочет с ним разговаривать. Ей же лучше. Жрица, и верно, стала умнее. Это пригодится ей, когда она займёт место Элистана во главе Храма.       Маг восстановил в памяти картину свершившегося. Мысли немного путались, но разум подчинялся ему, как должно. У него снова не вышло. Он умер ради своего ученика. Умер, чтобы спасти мир, спасти жрицу и брата. И Даламара, конечно, он не смог убить этого глупого эльфа. И провалил своё последнее испытание. Но почему он жив? Почему он в своей Башне? В каком моменте Потока времени они находятся?       Что если это кошмар? Что если Такхизис снова мучает его, заставляя поверить, что он на свободе? Что если и не было этой последней попытки?       Рейстлин различил голоса в коридоре. Попытался прислушаться, но толстые стены и закрытая дверь смазывали звуки. Захотел подняться, но тело, в отличие от разума, пока было не готово поддержать хозяина. Маг усмехнулся. Ничего нового. Впрочем, это всего лишь мышечная слабость, она пройдёт довольно скоро. Он пошевелил руками и ногами, пытаясь оценить состояние организма. Всё было в порядке. Кашель не разрывал его лёгкие, сердце не сжималось от внезапной боли, не было переломов, ран и кровотечений. Он поднял край одеяла и задрал рубашку – шрамы от когтей драконицы были на месте, ещё розовые, но уже совсем затянувшиеся. Он был в порядке. И если это не сон, то, наверное, это можно считать победой. Рейстлин усмехнулся. Он не стал богом, но он жив, он один в своей голове, чего не чувствовал уже много лет с самого своего Испытания. И… лицо Крисании было молодым. Маг поднял руку. Кожа отливала золотом, но не сморщивалась и не высыхала под его взглядом. Если это не сон…       Дверь отворилась. В комнату осторожно заглянул Карамон. Выражение его лица показалось Рейстлину непривычно спокойным и совсем немного настороженным. Вопреки ожиданиям, он не кинулся к постели брата, неторопливо вошёл, прикрыл за собой дверь. Остановился, не дойдя до постели. Всё его поведение резануло Рейстлина внезапной горечью. Он вспомнил свой сон, маленького Карамона, дом, теневых кроликов на стене. Маг приподнялся на локтях, откашлялся и прохрипел:       – Здравствуй, брат.       Карамон чуть нахмурился, обвёл взглядом спальню, подхватил со стола кружку и подошёл к постели. Опустился в кресло, подал кружку брату, помог напиться. Чай давно остыл, но смочил сухое горло, разлился мятной свежестью по языку.       – Здравствуй, Рейстлин.       Близнецы помолчали, не зная, что следует сказать, но понимая, что что-то должно быть сказано. Рейстлин разглядывал лицо брата, отмечал изменения, которые раньше не видел за маской мгновенного старения или не обращал внимания, поглощённый своими заботами. Появившаяся между бровями хмурая складка, серьёзность в карих глазах, неуловимо сквозившая сосредоточенность. Карамон повзрослел и теперь не казался глупцом и простачком. За последние несколько лет Рейстлин вполне успешно выжег в нём всю наивность. И теперь надеялся, что только её. Маг поджал губы, отвёл взгляд.       – Прости меня, Карамон.       Он протянул руку, смущаясь своего жеста, и отчаянно обрадовался, ощутив тёплые мозолистые пальцы брата.       – Его больше нет?       Маг покачал головой. Нет, Фистандантилус в прошлом.       Карамон наконец улыбнулся:       – Я рад. Я надеялся, что когда-нибудь ты снова станешь самим собой.       – Столько лет прошло, – Рейстлин горько усмехнулся. – Ты ещё помнишь, каким я был?       С затаённой насмешкой маг ожидал от брата смущения, или горячих заверений, или и вовсе бессмысленного молчания. Ему ещё предстояло привыкнуть к новому Карамону.       – Я надеюсь запомнить, каким ты станешь.       Усмешка сползла с лица мага. О, Карамон, один из немногих людей на Кринне, кто знал о том, что случилось на Испытании Рейстлина, а оттого вечно пытавшийся выгородить брата перед другими. Как же сильно ты изменился. Маг вздохнул.       – Сколько я спал?       – Несколько дней.       – Ты знаешь, что случилось после того, как я…       – Как ты умер? – строго закончил Карамон и сильнее сжал в ладони тонкие пальцы брата. – В общих чертах. Если честно, от всех этих путешествий во времени здорово едет крыша.       – Расскажи мне.       – Я… – свободной рукой Карамон в задумчивости потёр шею, – лучше позову Даламара. Он знает больше и объяснит лучше. Хорошо?       Рейстлин медленно кивнул. Почему-то он не подумал о том, что Даламар тоже может быть в Башне. Воин поднялся с кресла, выпуская руку брата. Остановился у самой двери, позвал:       – Рейст, – и продолжил, встретившись с братом глазами, – могу я вернуться в Башню, когда провожу Крисанию в город?       Маг чуть изогнул губы в улыбке и шевельнул пальцами, снова поманив Карамона к себе. Гигант уже без опаски подошёл, склонился над постелью и получил свой поцелуй в лоб – талисман от смертельной хватки Шойкановой рощи.       – Ох, можно меня тоже, шалафи?       Даламар стоял в дверях, облокотившись о косяк и нагло сложив руки на груди. Улыбался ехидно, привычно дерзко задрав подбородок.       – Тебя Роща и так не сожрёт, – проворчал Рейстлин, недовольный тем, что его застали врасплох.       – Да уж, скорее ты сам кого-нибудь сожрёшь, – усмехнулся Карамон, проходя мимо эльфа, добродушно хлопнул его по плечу. – Как раз шёл за тобой. Провожу Крисанию в город.       – Давно пора. Мне кажется, жрица несколько устала от нашего не слишком изысканного общества.       Даламар закрыл за Карамоном дверь, подошёл к камину и подбросил в огонь полено. Пламя занялось с новой силой, с радостью облизывая подношение. Эльф опустился на корточки, протянул к огню руки, грея озябшие пальцы и чувствуя, как учитель сверлит взглядом его затылок.       – Я не враг тебе, шалафи, – он поднялся плавным, исполненным грации движением. Подошёл, забрал из рук Рейстлина пустую кружку, вернул её на стол. Проигнорировал кресло, уселся бесцеремонно на край постели. Эльф выглядел уставшим, почти измождённым, но чем-то донельзя довольным. Новая чёрная рубашка по-домашнему расшнурована у воротника, рукава высоко закатаны. Чистые волосы подхвачены косичками, а на одной и вовсе блестит серебряная бусина.       – У тебя получилось? – строго спросил Рейстлин.       Эльф кивнул торжественно и улыбнулся. Было видно, что он по праву гордится своим достижением. Даламар нашёл в складках одеяла руку учителя, взял в свои ладони, шепнул заклинание.       – Зачем? Мог бы просто рассказать, – недоумённо нахмурился Рейстлин.       – Я хочу, чтобы ты был во мне уверен, – тепло улыбнулся эльф, прижимая ладонь шалафи ко лбу.       И Рейстлин увидел. Увидел, как драконья пасть выдернула Даламара из Потока времени, как эльф очутился на равнинах Бездны. Как шалафи внезапно появился рядом. Ощутил горечь, что чувствовал эльф, шагая рядом с ним и начиная понимать, чем всё закончится. Горечь от того, что Маджере считает его иллюзией. И намерение не разубеждать его. Рейстлин видел себя со стороны, свою жёсткую ухмылку и свою растерянность, когда понял, что Крисания и Даламар не иллюзорные. Увидел, как ветер трепал седые волосы и как чуть дрогнули пальцы, вкладывающие меж губ чёрную жемчужину. Маг вздрогнул, едва не вырвав пальцы из чужих рук, когда на него обрушился страх и отчаяние эльфа. Скорбь, обида и безграничная злость на мгновение выбили его из колеи, и пришлось приложить мысленное усилие, чтобы оградиться от чужих эмоций. А потом он увидел, как Даламар без труда уничтожает армию тьмы, как легко распоряжается его силой, будто она всегда ему принадлежала. Как бушевала Бездна, когда эльф бился с Такхизис; как он забрал себе её божественную суть; как Бездна успокоилась и склонилась перед ним, а он даже не остановился, возвращаясь к телу учителя.       Маджере открыл глаза, отнимая руку от лица ученика, скривил губы в своей вечной усмешке:       – Какая ирония, – тихо сказал он, и в его голосе слышалось разочарование и усталость. – Очередная насмешка судьбы. Что ж, это даже не больно. Я ведь сам приказал тебе это сделать. Я научил тебя всему. Я проложил тебе дорогу. Так что… мне остаётся хотя бы гордость за способного ученика.       – Мне это льстит. Но ты не понял, шалафи, – улыбнулся эльф, на сей раз прижимая его пальцы к губам. – Посмотри на меня. Разве ты видишь перед собой бога?       Рейстлин нахмурился. Что? Что он несёт, этот бестолковый эльф? Маг оглядел ученика ещё раз, внимательно прислушиваясь к ощущениям, пока мальчишка, пользуясь моментом, беззастенчиво ласкался, покрывая поцелуями его ладонь. В нём не было мощи. Рейстлин чувствовал магию эльфа, чувствовал его связь с богом чёрной луны, чувствовал даже остатки своей собственной магии. Но и только.       – Кому ты её отдал? – гневно зашипел Рейстлин, выдирая руку и хватая эльфа за ворот рубахи. Откуда только силы взялись. – Что ты сделал, глупец? – Он распахнул глаза, со злостью сжал зубы. Выдохнул. И отпустил эльфа, разочарованно отвернувшись. – Конечно. Ты отдал всё своему заносчивому, самодовольному богу.       Нуитари занял трон своей родительницы, и теперь Рейстлину придётся с ним считаться. Придётся чуть что идти на поклон, черпать силу Бездны. И ещё неизвестно, как отреагируют на это Лунитари и Солинари… Не начнётся ли новая война. Чем он думал, давая преимущество одному из троих? Нарушая равновесие…       Глаза эльфа откровенно смеялись.       – Так и есть, ты прав, как всегда, мой бог.       Рейстлин резко повернулся к нему, садясь на постели. Золотые глаза злобно сощурились, гневно раздулись тонкие ноздри. Кулак сжался на простыни, но как будто – на горле Даламара, стерев улыбку с его лица, задавив его паясничество. Эльф захрипел, схватившись за горло, пытаясь сцарапать невидимые тиски, пытаясь вдохнуть, сказать что-то, вымолить прощение. Воздух в комнате заметно сгустился, стал вязким, как кисель, и как будто потемнело. Эльф замер, больше не пытаясь вырваться. Лишь смотрел безотрывно, как огонь пылает в золоте глаз, и ощущал, как это же расплавленное золото словно вливают в его глотку. Страх пополам с экстазом затопили всё его существо. Гнев бога окутывал его со всех сторон, как огромная толща воды, как благословенные объятия; сила, оглушающая, безграничная, что совсем недавно рвала на части его грудь, теперь билась вокруг, обвивала тугими кольцами змеи, касалась одновременно каждого участка кожи. В глазах потемнело от восторга, от ликования, от близости божества, от нехватки кислорода. Даламар упал на пол, отбив локоть и бедро, и судорожно вдохнул. Воздух как лёд резанул лёгкие, и эльф закашлялся, приходя в себя, жадно вдыхая, захлёбываясь в своих эмоциях. Машинально прянул в сторону, когда в поле его зрения появились тонкие лодыжки, попытался отползти в испуге, сбежать от ярости шалафи. Рейстлин сел на край кровати, спустив ноги на холодный пол, глядя вглубь себя, открывая новые пределы силы, пытаясь измерить свои безграничные возможности, сдержать разрушительную мощь.       – Так вот почему Крисания сбежала от меня, не произнеся ни слова, – задумчиво протянул маг и усмехнулся. Перевёл взгляд на эльфа на полу, смягчил тон голоса, видя испуг в его глазах: – Иди сюда. Покажи.       Даламар взял себя в руки, приблизился, послушно садясь на колени перед магом, подставил голову под горячую ладонь.       Чтобы Рейстлин его глазами увидел Нуитари и Крисанию, почти безумную от страха, и как трясся в сухих рыданиях Карамон, пока сам маг пустой оболочкой лежал в траве. Увидел своё собственное воскрешение, как вздохнул первый раз, повинуясь воле тёмных богов. И как Даламар, под недовольным взглядом Нуитари, отдал всё ему, едва не разорвав на части свою душу. Ритуал был долгим, выматывающим, и жрица, не выдержав, взмолилась Паладайну, помогая эльфу пережить его. А потом они все вместе прошли Врата, и Карамон нёс живого брата, надеясь, что не совершает роковую ошибку, снова. И Крисания вела Даламара под локоть, уже ничуть не смущаясь столь близкого присутствия тёмного эльфа.       – Ты идиот, Даламар. Ну кто в здравом уме откажется… – начал Рейстлин, но замолчал. Улыбнулся. Поразмыслил немного. – У меня получилось?       – У тебя получилось, шалафи, – улыбка расцвела и на лице эльфа. – Но было бы гораздо проще, если бы ты просто убил меня, как предлагал Нуитари.       – Не люблю делать то, что мне говорят. А ты… – Рейстлин помедлил, но всё же произнёс, – спасибо тебе, Даламар.       Эльф заулыбался. Сейчас, когда Рейстлин просто был рядом, разговаривал с ним, не использовал магию, когда сила Бездны была заперта в его теле, он был просто шалафи. Уже привычный, всегда горячий и вечно замерзающий, ворчливый, но прячущий тёплые искорки в глубине глаз, строгий и надёжный, жестокий и терпеливый, переживший столько всего, что иногда эльф забывал, что даже по человеческим меркам он ещё молод, а уж по эльфийским и вовсе мальчишка. Его учитель, его шалори. Тот, перед кем гордый эльф, не раздумывая, вставал на колени; тот, по кому он скорбел горше, чем по потерянной родине; тот, чей взгляд заставлял краснеть кончики длинных ушей, чьи касания заставляли сердце ускорить свой ритм; тот, о чьей близости он мечтал так отчаянно.       Его магию он до сих пор ощущал внутри себя. И то, как Рейстлин беззастенчиво рылся в его мыслях и воспоминаниях, уже не казалось чем-то ужасным. Скорее… интимным. Это сладко – быть так близко.       – Я просто отдавал должок, как ты учил меня, шалафи, – в хитром прищуре блестящих глаз Рейстлин снова заметил что-то тёмное, а прохладные пальцы сложенных на коленях рук вдруг нежно коснулись лодыжек мага. Маджере нахмурился и изогнул губы в лёгкой насмешке.       – Что за жуть опять в твоей голове?       Даламар лукаво засмеялся:       – Ты, шалори.       И тут же прикусил язык, поражённо распахнув глаза. Вырвалось. Так долго берёг, даже в мыслях боялся произносить. И вот – не по приказу, не в порыве страсти. Из любви только.       Рейстлин расхохотался, увидев растерянное выражение эльфьего лица. И предложил, смеясь, чтобы вырвать ученика из замешательства:       – Один поцелуй? Кажется, я задолжал тебе.       Кажется, ты с ума меня сведёшь.       – Нет, – Даламар резко поднялся, решительно сведя брови, навис над учителем грозной тучей, – нет, шалафи. Мне мало одного. Я хочу их все. Хочу бесконечное множество твоих поцелуев, – эльф говорил быстро, страстно, не повышая голос, чуть дрожа от собственной наглости. – Хочу целовать каждую пядь твоей кожи, хочу ласкать тебя и наслаждаться тобой. Разве я не заслужил этого, шалафи? Разве не доказал я свою преданность тебе, мой бог? И ты, ты ведь предпочёл умереть вместо меня, разве не доказывает это, что… что…       Он сбился, отвёл глаза, спасаясь от обжигающей глубины зрачков напротив.       – Ты забываешься, Даламар, – лениво произнёс Рейстлин, порядком удивлённый внезапной вспышкой. Поднялся на ноги, чтобы не смотреть снизу вверх. – Возможно, мне просто стало жаль времени, потраченного на твоё обучение, не думаешь? – маг обошёл ученика, подошёл к камину, ступая босыми ногами по прохладному дереву пола, усмехнулся криво, глядя на пляску огня. – Ты идёшь по пути госпожи Крисании, друг мой. Берегись.       – Уже поздно угрожать мне, шалафи, – жёстко выпалил Даламар, на самом деле совершенно так не думая. Изобретательность и жестокость Рейстлина была ему хорошо известна. – И я не она. Я тёмный эльф. И я убил Такхизис ради тебя. И я буду убивать дальше, если ты захочешь. Я могу уничтожить Конклав, могу стереть с лица земли ненавистную тебе Вайретскую башню. Я создам новое Око дракона взамен утраченного, чтобы драконы всех цветов подчинились тебе. Я заставлю всех правителей и царьков Кринна склониться перед тобой. И я не остановлюсь, пока не получу своё. Я не сдамся, – он протянул руки, разворачивая Рейстлина к себе лицом, успел разглядеть растерянность в его глазах прежде, чем маг спрятал эмоции за зеркалами зрачков. Голос эльфа сам собой опустился до хрипоты. –Позволь мне, шалафи.       Рейстлин вздрогнул, когда ладони ученика сомкнулись на его талии. Даламар притянул его к себе, уткнулся носом в шею, вдыхая его запах, прихватил губами мочку уха. Маджере выдохнул, сражённый напором, которого не ожидал от вечно послушного, осторожного ученика. Попытался вывернуться, но Арджент вдруг коснулся губами шеи за ухом, и дрожь прошла по спине мага. Рейстлин оторопел, замер, натянутый, как струна, пока Даламар целовал нежную кожу, оглаживал спину ладонями, запустив руки под свободную рубаху. В горле вдруг пересохло, и он тяжело сглотнул, вцепился жёсткими пальцами в плечи Даламара, чувствуя мягкие губы на ключице, на горле, на линии челюсти. Бросило в жар, словно он по неосторожности подошёл слишком близко к лесному пожару, и дыхание перехватило, когда эльф впился в его губы. Они целовались до этого, но такой пылкости, такой одержимости Рейстлин в действиях Даламара ещё не чувствовал, тот всегда старался держать себя в руках, был мягок и почти сдержан. А теперь эльфу словно окончательно сорвало все внутренние стопоры. Он дорвался до тела Рейстлина, и, вероятно, только огненный шар сейчас мог бы заставить его оторваться. И Рейстлин мог бы, мог бы, наверное, заставить его отступить, но в нём внезапно не нашлось сил. Что это? Что это за слабость? Теперь, когда он равен богам? Маг запаниковал, не зная, что ему делать, какое заклинание может спасти его. Но тут Даламар чувствительно прикусил его за губу, прижимая к своему разгорячённому телу, и маг услышал тихий стон, приоткрыл рот, впуская горячий язык, и внезапно понял, что это был его стон. Что не сил ему не хватает, чтобы испепелить наглого эльфа на месте. А желания. Он не хочет, чтобы ученик останавливался. Это так сладко, быть обожаемым, сдаться в его руки, позволить ему всё и просто наслаждаться ласками, дрожать от желания, стонать под его поцелуями. Мысль кольнула почти ужасом, Рейстлин распахнул неизвестно когда закрытые глаза, задрожал всем телом, заставив Даламара прервать поцелуй.       – Ш-ш, – эльф мгновенно оценил ситуацию, прижал шалафи к груди, успокаивающе поглаживая по чуть волнистым волосам. – Тише, тише. Прости меня. Прости за резкость, шалори. Я могу подождать, я буду ждать, сколько скажешь.       – Пошёл прочь, – прохрипел Рейстлин, не пытаясь отстраниться.       Даламар вздохнул, виновато опустив глаза:       – Конечно, шалафи.       Сделал шаг назад и растворился в воздухе. Маджере скрипнул зубами и принялся надевать сапоги, уже слыша, как в Роще ругается возвращающийся Карамон.              ***       Даламар надеялся выспаться в эту ночь, но сна снова не было ни в одном глазу, так что он даже не попытался лечь в постель. По возвращении из Бездны он вырубился на несколько часов – скорее, потерял сознание от усталости, – а потом неотложные дела захватили его. Бедлам в Палантасе, остатки драконидских армий Китиары, Танис-зануда, порывавшийся зарезать шалафи во сне, жрица и воин, бродящие по Башне высшего волшебства и то и дело норовящие нарваться на смертельную опасность. И молодой бог, сладко спящий в своей постели, излучающий такую ауру, что эльф чувствовал её отовсюду.       Тёмный маг не зажёг свечей, ему хватало серебряного света Солинари, падающего из окна. Огонь горел в камине, но как-то вяло, сонно, и Даламар не стремился подбодрить его. Остаток дня и вечер он всячески избегал попадаться на глаза шалафи, занимался текущими делами, приводя Башню в порядок и пытаясь привыкнуть к тому, как всё сложилось. Знать будущее на три года вперёд было смешно и нелепо. Идя по разрушенным улицам, он постоянно испытывал странное чувство, уже зная, как они будут выглядеть, когда их восстановят. А ещё жаль было потерянной репутации, которую он успел приобрести в Вайрете, но Даламар знал, что легко сделает это снова. Ещё легче, чем в прошлый раз. Если Рейстлин позволит ему. Если не пожелает сровнять Вайрет с землей.       Эльф сидел в кресле у камина, поджав под себя босые ноги, мрачно размышлял о своей несдержанности, и языки пламени иногда меняли цвет на почти-белый, отвлекая его внимание. Присутствие нового бога на Кринне вообще делало некоторые вещи иными. Незаметно для невнимательного глаза влияло на мир, на магию. Даламар чувствовал, как она искрится, и ему казалось, что она в таком же восторге, что и он сам.       Пространство треснуло и подалось в стороны, выпуская ночного гостя из коридоров магии. Даламар тут же оказался на ногах, кинжал скользнул в ладонь.       – В первую очередь полагаешься на сталь, а не на магию? – со смешком спросил Рейстлин, стоя к нему спиной.       – Прости, если разочаровал, – эльф улыбнулся и убрал клинок обратно в ножны, валявшиеся на кресле. Маджере повернулся к нему, и Даламар склонил голову. Он чувствовал блуждающий по нему взгляд. Ничего не спрашивал, привычно ожидая, когда учитель сам пояснит свои действия.       Но Рейстлин молчал.       – Пол холодный, шалафи, – эльф кивнул на босые ноги мага – Рейстлин пришёл к нему как был, в свободной рубашке и штанах, без мантии и обуви, – и приглашающе указал на кресло.       – Я бы предпочёл постель, – едко усмехнулся Рейстлин и уверенно ответил на взгляд своего эльфа. Даламара обожгло этим взглядом, как драконьим пламенем. Рейстлин, словно бывалый соблазнитель, давно понял, как нужно смотреть, чтобы Даламар потерял голову.       Получив разрешение, эльф уже не сомневался, стремительно сократил расстояние между ними, подхватил мага под бёдра, заставляя обнять себя ногами за талию, краем сознания отметил, как Рейстлин охнул, мгновенно превращаясь из уверенного в себе бога в смущённого мальчишку, как вцепился пальцами в рубашку на спине Даламара, прижался, чтобы не упасть. Перина мягко спружинила под весом их тел, золотая кожа мерцала в неверном свете огня, серебро волос разметалось по покрывалу. Даламар навис над магом, удерживая себя на весу, не позволяя себе навалиться всем телом. Он видел румянец на острых скулах перед тем, как склониться и поцеловать уголок губ. Пальцы скользили по выступающим рёбрам, легонько гладили многочисленные шрамы на животе и груди, исследовали, ласкали. Рейстлин прикрыл глаза, сосредоточившись на ощущениях. Их было много, и все они – Даламар. Его запах, его руки, жадно шарящие по телу, его волосы, щекочущие лицо. Губы, что уже спустились по шее вниз, к вороту рубашки. Горячий язык, внезапно коснувшийся ключицы. Маджере распахнул глаза, поражённый своим отношением к происходящему. Улыбнулся уголком губ, заметив, как раздражает эльфа его рубашка, мешающая ищущим губам исследовать тело. Рейстлин оттолкнул голову эльфа, и растянул шнуровку на груди, наблюдая за тем, как обиженное хмурое выражение сменяется горячим энтузиазмом. Даламар вцепился в ткань, потянул наверх, стягивая рубашку с тёмного мага. Прохладный воздух коснулся кожи, и Рейстлин поёжился, а потом притянул эльфа к себе, согреваясь теплом его тела. Осмелев, зарылся пальцами в гладкие тёмные волосы. Потянул, заглядывая в шалые глаза. Скривил губы, шепнул:       – Я готов дать тебе последний шанс передумать.       Даламар выглядел так, словно вообще не был способен воспринимать слова, но всё же ответил:       – Ты даёшь его не мне, шалафи, – эльф улыбнулся, взглянул укоризненно. – Хватит трусить.       Он не стал дожидаться возмущения, что обязательно должно последовать за этим непочтительным высказыванием – уже знал, как заткнуть колкого на язык мага.       Так страшно. Так страшно, когда он выцеловывает ключицы, прикусывает сосок, нежно, едва прихватывая зубами, когда губами пересчитывает выступающие рёбра. Чего он добивается? Ради чего это? Ради магии, ради власти, ради утверждения собственного превосходства? Бред, бред. Ты видел его мысли, ты читал его сознание словно книгу. Но всё равно так страшно, когда он жарко вылизывает шрамы на животе, как какое-то животное. И так сладко.       А потом ты видишь, как у эльфа дрожат пальцы, когда он растягивает завязки на твоих штанах. Ему тоже страшно. Но он знает, чего хочет, и боится не своих желаний, а только твоей реакции.       И это так сладко, видеть, как он смущён, как он пылает своей страстью, как боготворит тебя и твоё тщедушное тело. Как готов на всё, чтобы ты позволил ему любить тебя. Присвоить тебя. И принадлежать ему совсем не страшно.       Рейстлин опять потянул эльфа к себе, обвил руками, с наслаждением пряча лицо в черноте волос, хватая их губами, горячо дыша Даламару в шею. Нахальная рука эльфа уже скользнула под пояс штанов, легла на напряжённый член, взяла в кольцо пальцев, осторожно, но твёрдо. Маджере втянул воздух сквозь зубы, ему вдруг стало жарко в слабо натопленной комнате. Маг нашёл губами пульс на шее эльфа. Он бился быстро и так правильно, успокаивая и позволяя сосредоточиться. Его собственное сердце, свободное от хватки костлявых лап, стучало так же стремительно. Эльф нетерпеливо оторвал учителя от себя, лишил укрытия, заставил раскинуться на подушках. Мягкие губы исследовали лицо Рейстлина, потом спустились ниже. Горячий язык пробежал по шее, а пальцы обеих рук уже окончательно стянули одежду с его бёдер. Нагота заставила Маджере покраснеть ещё сильнее, желание прикрыться было почти нестерпимым, но наглый мальчишка прижал его тело к постели, оглаживая выступающие косточки и горячо целуя низ живота. Рейстлин охнул и спрятал горящее лицо в ладонях. Услышал смешок и, обозлившись, сдвинул брови, приподнимаясь на локтях, заставляя теперь уже Даламара стушеваться и смущённо краснеть под его грозным взглядом. Эльф упрямо поджал губы, склонился, не прерывая поединка взглядов, лизнул на пробу чуть солёную головку. Губы Рейстлина приоткрылись, он судорожно вздохнул, и Даламар продолжил, чувствуя себя победителем, отдаваясь процессу, помогая руками, лаская и вылизывая, напрягая губы и расслабляя горло, наслаждаясь каждым движением. Почувствовал прикосновение горячих пальцев к острому уху, и, не выдержав, сунул одну руку в собственные штаны. Рейстлин тянул за волосы, царапал кожу на задней поверхности шеи, направлял движения его головы, и, наконец, жёстко вцепился, останавливая, задрожал. Даламар почувствовал соль на языке, взял глубже, мягко принимая всё.       Рейстлин отпустил его, откинулся на подушки. Он тяжело дышал, растрёпанный, покрытый испариной, чуть влажные ресницы мелко дрожали. Сбитая постель оттеняла золотую кожу, от мага веяло теплом и удовлетворением, и Даламар застонал от вида этой картины, провёл языком по бедру и животу, притёрся ближе, заскулил жалобно, вырывая Маджере из объятий неги. Маг улыбнулся уголком рта:       – Иди сюда.       И сомкнул кольцо пальцев на изнывающем члене эльфа, сделал несколько движений, второй рукой поглаживая Арджента по волосам. Даламар снова застонал, выругался сквозь стиснутые зубы, утыкаясь носом в плечо учителя и вздрогнул, наполняя семенем его кулак.       Рейстлин затих, пытаясь примириться с произошедшим, прижимая к себе эльфа, которого продолжало потряхивать.       – Спасибо, шалори, – пробормотал Арджент, наконец расслабляясь. Открыл глаза, и вздохнул, приметив брезгливый взгляд Маджере, оглядывавшего сотворённый беспорядок, усмехнулся, поднимаясь: – Я сейчас всё уберу, – стянул через голову собственную рубашку и споро стёр с шалафи все следы. Рейстлин наблюдал за процессом показательно неприязненно, но милостиво оставил комментарии при себе. А когда рубашка полетела на пол, решительно сел на постели. – Нет-нет, шалори, – промурлыкал Даламар, схватив его за плечи и укладывая обратно, – не уходи. Останься со мной, – эльф торопливо закутал его в одеяло, устроился рядом, обвил руками, лишая возможности вырваться.       Рейстлин ворчливо выдал что-то на тему чужих постелей, этичности и нездорового сна, сварливо перечислил пяток аргументов против, мрачно глянул на согласно и покаянно кивающего эльфа.       И, конечно – почему-то – остался. ***       Дверь в малую гостиную была чуть приоткрыта и из неё пробивался свет и негромкие голоса. Именно поэтому Даламар остановился на лестнице, не хотел мешать разговору близнецов. Подслушивать он не собирался, но…       – И что же она сможет мне противопоставить? – в голосе Рейстлина слышалась насмешка.       – Добросердечие. Праведность. Мою силу, в конце концов.       Второй голос совершенно точно не был голосом Карамона.       Даламар замер и озадаченно нахмурился. Кто ещё был в Башне? За последние несколько дней она перевидала больше живых, чем за три сотни лет до этого. И почему он не ощутил постороннего присутствия? Он, конечно, не был хозяином Башни, но обычно тоже чувствовал появление гостей.       Сквозняк холодил босые ступни. Даламар не шевелился.       – Хорошо, пусть так. Но жрица всё ещё человек. Или её ты тоже задумал сделать богиней?       – Конечно, нет. Ты и сам знаешь, Рейстлин, чтобы кто-то стал богом, кто-то должен освободить место. А я пока не собираюсь на покой, – смех показался эльфу похожим на квохтанье. Странно.       – Значит, через пол века от силы она умрёт, и плакал твой план. Иных способов продления жизни я не знаю, – Даламар почти видел, как шалафи хмуро изгибает брови. – Хотя, вообще-то, знаю, но Крисания на это не пойдёт.       – Верно. Но она успеет передать свои знания другим, воспитать новое поколение жрецов, открыть им правду. Они найдут способы.       – Оу. Культ. В честь меня? Мило.       Где-то в отдалении хлопнула дверь. Даламар надеялся, что Карамон не свалится с лестницы или не попадётся на обед стражам Башни в самый неподходящий момент. И не надумает подниматься сюда. Подслушивать чужой разговор в его присутствии будет не слишком удобно.       – Ты обменял её на Даламара. Вытащил свою любимицу подставив моего ученика, – голос Маджере зазвучал тише.       – Я надеялся, что ты сделаешь правильный выбор. И не ошибся, как видишь.       – Ты манипулировал мной. Опять, – в воздухе разлилось напряжение. Грома и молний можно ожидать с минуты на минуту. – Как давно ты это придумал? Это было в изначальном плане или ты просто при возникновении необходимости пошёл по уже протоптанной дорожке? А жрица в курсе, что её ты тоже используешь, сам не желая рисковать и пачкать руки? Не слишком ли всё это низко для того, кто рядится в абсолютное добро?       Даламар уже пожалел о том, что вообще вышел из комнаты.       – Однако каждый из нас получил то, что хотел. И позови уже своего ученика, он замёрз стоять за дверью.       Эльф тяжело сглотнул.       – Войди, Даламар, наш гость уже уходит.       Пылающий в камине огонь заливал всю комнату тёплым светом, перебивая даже падающие из узких окон солнечные лучи. Рейстлин и его гость располагались в мягких креслах, грея руки о кубки с горячим вином. Шалафи кутался в бархат плаща и недовольно кривил губы. На столике рядом с пустой винной бутылкой лежала широкополая шляпа. Старик был одет в серое, и Даламару потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать его лучистые глаза. Эльф замер в смиренном поклоне.       – Не стоит, – Фисбен махнул рукой и поднялся из кресла, обернулся к Рейстлину: – Продолжим эту беседу, когда мир немного устаканится, хорошо? Мне жаль, что вышло так… некрасиво. Знай, я очень рассчитываю на тебя, Рейстлин. И я всегда был уверен, что не ошибся в тебе.       Старик неловко повернулся, смахивая на пол свою видавшую виды шляпу. Даламар кинулся поднимать.       – О, это моё? Большое спасибо, молодой человек, – Фисбен забрал шляпу, взамен вручая эльфу кубок. Маджере закатил глаза, но кивнул ученику:       – Проводи.       Даламар предупредительно распахнул дверь, внутренне недоумевая, действительно ли Паладайн собирается уходить из башни… пешком? И старик на самом деле начал неторопливо спускаться по лестнице, что-то бормоча себе под нос, путаясь в складках мантии. А потом внезапно обернулся на Даламара:       – Ты не видел моего маленького друга, кендера? – И сразу же, не давая ответить, уже совсем другим тоном: – Мне кажется, ты хочешь что-то мне отдать.       И ухмыльнулся. Даламар опешил, балансируя на краю ступеньки. Нахмурил брови, приоткрыл рот, намереваясь дать отрицательный ответ или, может быть, задать вопрос. И задумался. Ветер гудел где-то вверху или это призраки выли в пролётах бесконечных лестниц. Край ступеньки врезался в босые подошвы ног, эльф слегка покачнулся, ловя равновесие. Фисбен смотрел на него и ждал. И тогда ученик тёмного бога охлопал себя по карманам и выудил из одного крупную жемчужину. Или то, что когда-то было ею, ибо теперь она была абсолютно прозрачна, словно стеклянная. Только если склониться к ней ближе и приглядеться, можно было разглядеть внутри белёсую дымку, крошечные лоскуты тумана. Даламар попытался разобрать что-нибудь в этих завихрениях, но ничего не добился. Драгоценность лежала на ладони, надёжно скрывая в себе тайну.       – Оказалось, что подходящие жемчужины не так-то просто купить в Палантасе, – проговорил эльф, поднимая глаза, – а воровать у шалафи из стола я побоялся. – Паладайн протянул руку за жемчужиной, но Даламар сжал её в кулаке. – Ты знаешь, что за воспоминание я спрятал в неё?       – Конечно. Ты сделал это по моей подсказке.       – И ты не расскажешь.       – Нет. Иначе какой смысл? – Фисбен пожал плечами. – Там нет ничего плохого. Ведь ты бы никогда не сделал что-то во вред своему шалафи, так? Поэтому просто забудь, что этот разговор был.       Он требовательно пошевелил пальцами, и Даламар вложил жемчужину в ладонь старика.              ***       Полоска света всё ещё пробивалась из-под двери, теплом маня сбежать от сквозняков Башни. Даламар приоткрыл дверь, заглядывая в гостиную. Рейстлин сидел на прежнем месте, всё так же кутаясь в мантию и глядя в огонь камина. Эльф неслышно вошёл, плотно прикрыв за собой дверь, приблизился и опустился на ковёр рядом с креслом. Осторожно взял в руки ладонь учителя, поцеловал острые костяшки. Рейстлин, очнувшись, отставил пустой уже кубок и перевёл взгляд на эльфа. Его зрачки с недавних пор вернули себе нормальную человеческую форму, но радужки всё так же горели расплавленным золотом, тем, что может согреть тебя или сжечь до тла, в зависимости от желания владельца. Уголки губ были чуть болезненно поджаты, и Даламар обеспокоенно спросил:       – Разговор расстроил тебя, шалафи? – Эльф машинально оглаживал длинные пальцы в своих ладонях.       – Нет, – Рейстлин на мгновение прикрыл глаза и потёр висок, – кажется, я просто устал. И разочарован.       – Разочарован? Чем же? – Даламар напрягся. Он что-то сделал не так?       – В основном тем, что снова играл по чужим правилам, хотя думал, что сам вычерчиваю руны своей судьбы. Но оказался только орудием для выполнения его плана. Тут впору уйти в жрецы, проповедовать о предопределённости судьбы и божественном плане на каждого смертного, – Маджере презрительно скривился. – Впрочем, во мне почти не осталось всей этой злости, что раньше кипела внутри. Не знаю, может быть, она была и не моя вовсе. Не помню. А может быть, просто выгорела, – он говорил мягко, спокойно, размышлял вслух, с чуть заметной ноткой горечи, но как-то… умиротворённо. – А ещё… вероятно, меня пугает отсутствие цели, – он усмехнулся. – Забавно, да? Так долго идти к своей мечте, а потом не знать, что делать дальше. Что мне делать, Даламар?       Рейстлин прямо и выжидательно уставился на эльфа у своих ног, и тот удивлённо приподнял брови. Серьёзно ли он это спрашивает? Тени, залёгшие на щеках шалафи, его усталый вид явно говорили о том, что маг нуждается в отдыхе. Но, памятуя о бесконечном трудолюбии Маджере, смешно предлагать ему уйти на покой. Он заскучает уже через пару дней, если не раньше. А скучающий мозг его учителя может додуматься до страшного…       – Кто я такой, чтобы указывать моему богу, что ему делать? – эльф чуть улыбнулся, пытаясь уйти от прямого ответа.       – Ты тот, с кем я делил ложе этой ночью, – строго ответил маг. – Тот, с кем я делю свою жизнь уже… давно, – он махнул рукой, не желая углубляться в вопрос. – Свои знания. Свою магию. Разве этого мало, Даламар? Разве мало этого, чтобы ты мог поделиться своими мыслями?       Арджент почувствовал, как заалели скулы и кончики ушей. Слышать такое от Рейстлина было непривычно. Но приятно. Кажется, Маджере и правда относился к тому, что происходило между ними со всей серьёзностью.       – Тогда… – он решил рискнуть, – тогда мы отдохнём пару дней, дадим мыслям успокоиться, а телам отдохнуть и заживить раны. А потом… о, у нас множество дел, шалафи. Для начала, мы можем помочь восстановить мир после войны. Конечно, он справится и без нас, как справился в прошлый раз, но мы можем подкорректировать его на своё усмотрение, верно? Ещё… я сомневаюсь, что нынешние тёмные жрецы устроят тебя, да и вся церковь Такхизис тебе не подойдёт. Придётся провести реформы, устроить чистку в рядах служителей, – эльф зловеще ухмыльнулся. – Мы построим храм, мы заставим почитать и любить тебя. И даже светлые задумаются, так ли нравятся им белые одежды.       Рейстлин улыбнулся и покачал головой, не понимая, говорит ли его эльф всерьёз или шутит. Смешно. Даламар оказался даже более, чем он сам, готов к его божественности.       – А ещё мы разберёмся с Конклавом. Хватит им уже губить юных магов из-за собственного сумасбродства. Мы изменим систему, мы пересмотрим концепцию Испытания, да и всего обучения. Новое поколение магов должно жить ради магии, а не ради собственной наживы, не ради пустого лоска. Должно ценить знания, а не звонкие монеты и богатые платья, – он увидел, как Рейстлин кивнул заинтересованно, и закончил, чуть смутившись, внезапно заметив, как яростно упирает на слово «мы»: – Но это позже.       Он насупился, прикусил губу, замолчал, и Рейстлину пришлось вглядеться в ученика внимательнее.       – Ты тоже чем-то разочарован, не так ли?       Эльф выдохнул, не столько восхищаясь проницательностью Маджере, сколько злясь на свою очевидность, на неумение прятать эмоции от шалафи.       – Я надеялся найти тебя рядом с собой, когда проснулся.       Золотые глаза прожигали его насквозь.       – В следующий раз, – нарочито небрежно бросил Рейстлин и чуть улыбнулся, когда Даламар недвусмысленно просиял.                     ***       Огонь ревел изнутри и снаружи. Тёмные тучи клубились вокруг двух сошедшихся в поединке сил, ветер гудел в ушах, и Даламар не слышал даже собственных слов, хотя надсаживал горло криком. Электрические разряды били рядом с ним, и волоски на коже вставали дыбом. Энергия плескалась, вихрилась, пылала, подчиняясь словам, подчиняясь воле, желанию, что придавало порядок Хаосу и тут же его разрушало. Они мерялись своими умениями, мерялись количеством силы, но ни один не мог взять верх.       Даламар стал уставать. Мысль, что не так-то просто победить богиню, плотно засела в мозгу. Что он себе возомнил? Тёмный эльф, отступник, ученик ренегата, маг, только сегодня получивший в руки колоссальную мощь. Как мог он перебороть тысячелетний опыт богини, одной из создателей мира? Рейстлин бы придумал что-нибудь, он бы вывернул Бездну наизнанку и заставил бы её работать на себя, он бы использовал всю свою хитрость, всю изобретательность, которой сейчас так не хватало его ученику. Даламар думал, думал, но никак не мог сосредоточиться, это довольно сложно сделать, когда сама Королева Тьмы пытается убить тебя. Ему оставалось только отбивать её атаки и бить в ответ, не останавливаясь ни на секунду.       Он не мог сказать, в какой момент всё прекратилось, словно замерло время, замёрзла магия, остановилась, застыла в пространстве. И рука легла на его плечо.       – Передохни немного, Даламар.       Паладайн был рядом с ним всего мгновение, а в следующее уже появился рядом с сестрой. Эльф опустошённо опустил руки, всматриваясь в фигуры в отдалении. Сейчас они ничем не напоминали величественных драконов, напротив – ругались, словно простые смертные. Ветер не доносил их разговор, и Даламар терялся в догадках о его содержании. И только спустя время вспомнил о существовании подслушивающих заклятий. Эльф обругал себя за глупость и произнёс формулу.       Она не сработала.       – Не напрягайся, мальчик, – гибкая фигура Такхизис замерла рядом, и эльф дёрнулся в сторону. – Ш-шш, ну что ты, – она засмеялась.       – Я пришёл сюда, чтобы предложить вам обоим сделку, – перешёл к сути Паладайн, не дожидаясь, когда сестра закончит веселиться.       Даламар нахмурился, но промолчал. Его инстинкты били тревогу.       – Ты не можешь убить меня в Бездне, как бы ты ни старался, – ехидно прошипела богиня. – Она помогает мне, а ты не так искушён в Искусстве, как наш общий знакомый, – Всебесцветная скривилась и зло сжала губы при мысли о Рейстлине. – Скоро ты выдохнешься, и придётся вам всем остаться у меня в гостях.       На ум тут же пришли бесчисленные раны на теле шалафи, полученные им от гостеприимной хозяйки, и эльф тяжело сглотнул, только сейчас в полной мере осознав своё положение. Рейстлин ещё легко отделался. Впрочем, если Даламар проиграет, Тёмная Королева вернёт шалафи. И тогда они оба достанутся ей.       Паладайн усмехнулся, и хитрые морщинки в уголках глаз заставили Арджента подумать о том, что не всё, что говорит Владычица, правда. Но он отмёл эту мысль, чтобы не тешить себя ложной надеждой.       – Не нужно угроз, сестра. Мы здесь не для этого.       – Я не могу отступиться, – слова застревали в пересохшем горле, их пришлось выталкивать силой. – Я обещал шалафи.       – Твоему дохлому шалафи.       Усмешка Такхизис резанула по ушам, и Даламар сжал кулаки.       – Я исполню его желание, – он был твёрд.       – Об этом я и хочу спросить тебя, – Э’ли коснулся рукава мантии тёмного мага. – Хочу, чтобы ты серьёзно подумал. Действительно ли этого хотел Рейстлин?       – Шалафи хотел стать богом, – Даламар не мог понять, куда он клонит.       – Но его ли это желание? – Паладайн был терпелив, разговаривая с эльфом как с ребёнком. Такхизис закатила глаза, словно высокомерная дворянка, но сдержалась. – Знаешь ли ты, чего сам Маджере хотел на самом деле?       Даламар не знал. Как можно? Кто мог понять величайшего мага? Но… Кто, если не он, Даламар? Кто был ближе к шалафи, чем его никчёмный ученик? Может, только он и знал его на самом деле. Эльф прикусил губу. Он не был знаком с Рейстлином до Испытания, но много общался с Карамоном, да и сам шалафи порой рассказывал о приключениях юности. Герои Копья искали богов, искали доказательства их существования, но ни слова о том, чтобы стать одним из них… Даламар понял, к чему ведёт Паладайн. Это было желание Фистандантилуса, не Рейстлина. Но их сознания так долго были сплетены воедино…       – Ты ведь собираешься вернуть его к жизни, верно? И сделать богом? Таков твой замысел, – Паладайн не спрашивал, он просто подгонял его мысли.       – Иначе для чего всё это? – Даламар пожал плечами.       – Для этого тебе нужна сила богов. Но мне придётся огорчить тебя – я не могу позволить лишить меня сестры.       Арджент устало опустил голову, прикрывая глаза, уже не боясь пропустить удар – какой смысл? Против двоих он не выстоит ни при каких раскладах, это немыслимо.       – Послушай меня, Даламар. Я объясню всё кратко. Мы с сестрой заключили сделку. Если не вдаваться в подробности – они тебе не нужны –она уйдёт из мира на тысячу лет. Ты не станешь богом, но получишь часть её силы, которой хватит, чтобы воскресить Маджере. Сможешь отдать её ему, если захочешь.       – Шалафи не простит мне обмана.       – Он не узнает, – резко бросила Всебесцветная. – Смертному не дано измерить мою силу. И Бездна подчинится ему. Маджере получит власть, о которой мечтал, получит долгую жизнь, и весь мир будет ему поклоняться, – она скривилась в отвращении.       Даламар растерянно усмехнулся:       – Я не могу ему врать. Это невозможно.       – Я научу тебя, как избавиться от воспоминания об этом разговоре, – голос Э’ли звучал твёрдо. Кажется, время уговоров и объяснений подошло к концу. Его ставили перед фактом, диктовали условия. Даламар, как и его шалафи, словно фигура на доске, вынужден был подчиниться воле создателей мира. Видя, как напрягся эльф, Паладайн продолжил чуть мягче: – Не думаю, что он на самом деле желал получить весь груз ответственности, о которой идёт речь. Да и вечная жизнь… Тысяча лет достаточный срок, чтобы успеть заскучать. Я помню его мальчишкой, помню каким он был. Уверяю тебя, он не хочет этого. Не хочет снова остаться один.       – Хватит разговоров, – Такхизис раздражённо повела плечами. – У тебя нет выбора, мальчик. Либо так, либо вы оба пожалеете, что родились на свет.       Всебесцветная хищно оскалилась, недобро сверкнув глазами, и Даламар решил дольше не испытывать судьбу. Он согласился.       Немного обмана, лишь бы снова тонуть в расплавленном золоте глаз шалафи – невысокая цена.