***
Ребята стояли у автомата с напитками, наконец, вдыхая полной грудью. Это закончилось. Топаз без умолку щебетала о заседании, делилась своими наблюдениями и восхищалась работой профессора. Вельт разминал затёкшую шею. Всё вокруг ощущалось по-новому — вкус шоколадного батончика из автомата слаще обычного, кофе не терпкий, очень даже приятный, галстук более не ощущался верёвкой, приятно касался кожи. — Спасибо, — слабо улыбнулся Веритас. — Это моя работа, — усмехнулся Вельт. — Спасибо нужно говорить не мне. Авантюрин стоял чуть поодаль входа в здание суда, облокотившись о стену. Так значит, он не уходил? Веритас несколько минут просто наслаждался уходящим за горизонт солнцем, свежим лёгким ветерком, что приносил за собой запах долгожданной свободы. Всё ещё не верилось в происходящее. Будто, вот, сейчас он проснётся и увидит перед собой привычный треснутый потолок. Будет отсчитывать дни до заседания, не находя себе места в тесной камере. Веритас перевёл взгляд на Авантюрина, что поджигал сигарету. — Ты знал, — сухая констатация факта, совсем не удивляющая собеседника. — Это плохо? — выдохнул клуб дыма тому прямо в лицо. — Это чревато последствиями, — морщась от неприятного запаха, заключил Веритас. — Не тебе с ними разбираться, — пожал плечами. — Топаз? — Нет, — хмыкнул. — Не сложно догадаться. Авантюрин пропустил лёгкий смешок, затягиваясь. Он смотрел вперёд, разглядывал верхушки деревьев вдалеке, что беспокойно колыхались от ветра. Они некоторое время молчали, пока Веритас не заговорил вновь: — Так почему ты помог? — Для тебя это так важно? — изогнул бровь. — Просто интересно, — Веритас сложил руки на уровне груди. — Ты мог пропустить это мимо ушей, жить дальше, но попросил помощи у профессора Вельта, ещё и сам охотно участвовал. Не пойму, зачем тебе это? — Так ты не рад, что тебя признали невиновным? — Не отвечай вопросом на вопрос, — фыркнул. — Не задавай их, когда заранее знаешь, что не получишь ответа, — посмеялся Авантюрин, выкидывая бычок в урну. — Рад был помочь, — с этими словами он медленно направился в сторону дома. — Что ты хочешь взамен? — хмуро провожал взглядом уходящего. Авантюрин остановился, через плечо разглядывая серьёзного Веритаса. Чего хотел взамен? В бескрайнем потоке мыслей не находилось чёткого ответа. А был ли он вообще? — Ничего, — пожал плечами. — Ты проделал такую работу ради этого? — Если так хочешь отблагодарить, не знаю, купи мне кофе или своди в музей, — шутки ради ответил, усмехаясь. — Хорошо. Я тебе напишу, — Веритас, как ни в чём не бывало, пожал плечами и двинулся вперёд, оставляя удивлённого Авантюрина позади.***
Утро встретило не привычным ярким солнцем, пробивающимся сквозь плотно закрытые шторы, не приятным ароматом распустившейся сирени, что росла под окном, а настойчивым стуком в дверь, вышибающим мозги. Заворачиваясь сильнее в одеяло, накрывая голову подушкой — спастись от омерзительного звука, выедающего ушные перепонки, не получалось. Резко встав с кровати, полностью злой от раннего и нежеланного пробуждения Авантюрин открыл дверь. Перед ним стоял Веритас, с привычной изогнутой бровью смотрящий сверху вниз. Сначала Авантюрин не поверил собственным глазам — протёр их несколько раз на всякий случай — но сосед никуда не испарился, только раздражённо вздохнул. — Я ведь писал вчера о времени встречи, — сложил руки на уровне груди. Авантюрин всё ещё не понимал, не до конца проснулся. Во-первых, о каком времени встречи речь. Во-вторых, какого чёрта он пустил Веритаса к себе, пока неспешно собирался. — Напомни, а куда мы, собственно, идём? — закончив со сборами, повернулся к соседу. Веритас, кажется, закатил глаза на все сто восемьдесят, что вызвало лёгкий смешок. — Ты сам предложил сводить тебя в музей, — на выдохе проговорил. Ах, точно. Стоп. Он серьёзно воспринял это буквально? Авантюрин лишь протёр лицо ладонью. Конечно, в планах не было проводить свои заслуженные выходные в компании Веритаса, но и отказывать, когда он уже стоял собранный, было бы, как минимум, не вежливо. А потому, ничего не оставалось, кроме как следовать за молчаливым соседом, в надежде, что экскурсия продлится недолго.***
Музей был колоссальных размеров. Белая отделка с золотистой лепниной на высоких шпилях, тянущихся прямо к облакам, привлекала особое внимание. Убранство внутри также вызывало детский восторг: высокие колонны, многочисленные картины в рамках с витиеватыми элементами, мраморный пол, отражающий свет из больших витражных окон. Авантюрин шёл медленно, рассматривал мозаику на потолке, с нескрываемым восхищением. Он редко бывал в подобных местах — просто не было случая, чтобы посещать их чаще. Веритас шёл чуть впереди, периодически поглядывая на Авантюрина с лёгкой улыбкой. Они неспешно шли вдоль широкого коридора. — Давай так, — Веритас остановился, — Я, конечно, могу провести тебе целую лекцию о каждой картине и художнике, но очень сомневаюсь, что тебе будет интересно. Так что, выбери те произведения, которые тебе приглянулись, а я постараюсь не увлекаться. Теперь их вёл Авантюрин, внимательно рассматривая каждую картину по пути. Они все были невероятно красивыми, но не такими цепляющими, какими хотелось бы. Он ощущал себя маленьким ребёнком в огромном торговом центре — глаза разбегались от разнообразия. Здесь были собраны произведения всех веков и стилей: от реализма до супрематизма. Пройдя ещё немного вглубь зала, Авантюрин остановился. — Каспар Давид Фридрих. Странник над морем тумана, — прочитал текст с таблички под картиной. — Не думал, что она тебе приглянется, — хмыкнул Веритас. — На ней художник изобразил себя, смотрящего на небо, облака и море тумана, что скрывало горные расщелины. Здесь очень глубокий философский смысл. Скала на переднем плане, — он аккуратно указал пальцем из-за плеча Авантюрина, — воплощает в себе весь мир. Многие люди в нашем мире оказались у подножия этой горы, как бы не желающие думать, просто плывущие по течению. Перед странником простираются старый и новый миры, отображённые на картине в виде уступа, образованного схождением двух склонов. Персонаж находится в центре этих двух миров, объединяет их. Однако, дорога странника не завершена, поскольку вдалеке виднеется новый пик — открытие и восхождение. Авантюрин внимательно следил за рукой Веритаса, указывающей на детали, что с первого взгляда совсем не казались чем-то необычным. — А мне кажется, что здесь чётко прослеживается куда более грустный мотив, — спустя некоторое время заговорил. — Одиночество. Веритас с лёгким удивлением перевёл взгляд на Авантюрина. Тот всё продолжал пристально рассматривать детали, иногда щурился, поджимая губы. — Будто странник смотрит не на будущее, а на своё прошлое. Скалы олицетворяют прожитый опыт, а растительность на них — люди, так же оставшиеся позади. — Интересный ход мысли, — задумчиво хмыкнул Веритас. — У автора действительно есть множество картин с чётко тематикой одиночества, но эта не одна из них. — Почему же? — Одиночество, обычно, изображается тёмными оттенками. Герой картины — маленький, ничтожный в сравнении с пейзажем вокруг. Здесь же светло и чисто. Скорее… складывается ощущение какого-то осознания? — Веритас приложил палец к губам. — Одиночество — это не всегда плохо, — грустно усмехнулся Авантюрин, разворачиваясь спиной. Они продолжали в тишине идти вдоль высоких колонн, всматриваться в обилие картин вокруг. Веритас не решался рушить молчание, оно и не ощущалось грузом. Каждый думал о своём, совсем не замечая скоротечности времени за большими окнами. Авантюрин остановился, чего Веритас не заметил, врезавшись. — А какая твоя любимая картина? — вдруг заговорил тот, не оборачиваясь. — Мне близко творчество Ван Гога, — Веритас жестом руки указал на соседний зал. Авантюрин с интересом разглядывал необычные картины — такие яркие и странные, но при этом притягательные. Хаотичные мазки и размытые образы совсем не ассоциировались с Веритасом, что, наоборот, будто предпочёл бы классику. — Звёздная ночь над Роной, — Веритас остановился, указывая ладонью вперёд. Авантюрин приложил ладонь к подбородку, всматриваясь в достаточно умиротворённый пейзаж. Первое, что бросалось в глаза — небо, усыпанное крупными звёздами, чьё сияние перекликалось с фонарями. Игра множества оттенков: от бледно-голубого до иссиня-чёрного. Приятное сочетание цветов — у Веритаса явно был вкус. — Ван Гог был особенно очарован ночным небом. Однажды он писал: «Я пошёл ночью прогуляться по безлюдному берегу. Это было не весело и не грустно — это было прекрасно». — И чем тебе приглянулась эта картина? — не поворачиваясь, спросил. — Ван Гог передавал свои эмоции и чувства через них. Намного острее это ощущается именно в этом произведении. В тот период у него развивалась депрессия, потому Ван Гог начал задумываться о фундаментальных вещах. И, если рассматривать эту картину с такой точки зрения, то можно предположить, что свет фонаря — земное бытие, в то время как свет звёзд — его собственные ожидания после смерти. — Как-то очень гнетуще, — усмехнулся, — А ещё не совсем похоже на тебя. — Обрати внимание на то, как показаны звёзды. Что ты думаешь? — Что он любил ночные пейзажи? — пожал плечами. — Ты сам это говорил. — Нет. Посмотри как они изображены. Размытое свечение, будто под дождём, но на воде нет никаких его признаков. Отсюда вытекает, что смотрел на пейзаж он сквозь скопившиеся слёзы. В памяти всплыли хаотичные осколки воспоминаний, тёплых, но в тоже время таких болезненных и грустных. Они проносились ураганом перед глазами, крутились в вихре, подобно опавшей листве. Ночь. Открытое окно. Ясное небо, украшенное тысячью звёздами. Авантюрин завораживающе смотрел на них, выстраивал незамысловатые орнаменты. Его мечты сияли также ярко, освещали тьму вокруг. Сестра сидела рядом, тыкала пальцем в небо, рассказывая о созвездиях, что вычитала в книжке. — Знаешь, — радостно вздохнула девушка, — Люди ведь тоже похожи на звёзды. Одни светят ярко, другие — гаснут. Но, тем не менее, небо всё равно остаётся красивым. Я верю, что в наших жизнях появятся такие же яркие люди-звёздочки, — она с пляшущими бликами в глазах смотрела наверх, широко улыбаясь. И вот её звезда погасла, утонула средь тёмного неба. А его собственное свечение не было таким ярким. Тусклое, незаметное, совсем маленькое. Размытые от слёз звёзды больше не казались необычными — просто точки на синем полотне.***
Прохладный вечерний ветер трепал волосы, заставлял ёжиться. Они медленно шли в сторону кампусов. Авантюрин витал в своих мыслях, слегка грустный. День выдался насыщенным. Вопреки всем ожиданиям, Веритас оказался вполне себе интересной личностью. А, может, это просто единоразовая акция? Всё-таки это что-то вроде «благодарности», хоть Авантюрин её вовсе и не ждал. — Подожди тут, — Веритас кивнул, заходя в небольшую кофейню по пути. Сигаретный дым медленно поднимался вверх, растворяясь с новым порывом ветра. Пепел лениво падал куда-то под ноги. Авантюрин взял в руки телефон — кажется, это первый раз, когда за целый день он его вообще не брал. И не увидев в нём ничего, с грустью выключил экран. В отражении виднелся совсем несчастный человек, с тёмными кругами под глазами, опущенными вниз уголками рта. Прямо перед лицом протянули маленький бумажный стаканчик, вынуждая Авантюрина поднять голову с лёгким удивлением. — Ты просил кофе, — пожал плечами Веритас. Слабая, еле заметная улыбка, расцвела на лице. Горечь обожгла язык, заставила поморщиться и театрально злобно вновь поднять глаза на идущего впереди. — Как ты эту гадость вообще пьёшь? — плевался Авантюрин. — Здесь сахара вообще нет? — Сахар вреден. Авантюрин закатил глаза, ровняясь с Веритасом. Тот без единой эмоции отпивал свой донельзя горький кофе, что вызывало только дикий ужас. Такое извращение он видел впервые. — Много что вредно, знаешь ли, — бубнил себе под нос, но продолжал делать небольшие глотки. — Именно поэтому ты любишь всё самое вредное? — изогнул бровь. — С чего такие выводы? — хмыкнул. — Сигареты, алкоголь, отсутствие сна, — загибал пальцы. — Мне продолжать? Авантюрин лишь коротко усмехнулся, чиркая зажигалкой. Эта картина выглядела абсурдно, собственно, чего Веритас вообще ожидал? — Буду я вести здоровый образ жизни или нет — всё равно умру. — Зато проживёшь в разы дольше, — Веритас сморщился от едкого дыма, что ему выдохнули в лицо. Опять. Что за дурная привычка? — А разница? — развёл руки в стороны, — Если эта «долгая жизнь» будет наполнена гнётом, то уж лучше умереть раньше, зато, хотя бы, счастливым. — А сейчас ты счастлив? Этот вопрос обезоружил. Авантюрин замедлил шаг, хмуро смотря в спину Веритаса. Счастлив? Какое приторно-сладкое слово. Оно густо стекало по горлу, оставляя странное послевкусие на кончике языка. Веритас обернулся, с ног до головы осмотрев собеседника. — Прости, я не хотел задеть. Просто вопрос. Авантюрин дежурно улыбнулся, быстро стряхивая печаль, будто её и не было вовсе. — Не задел, — хмыкнул. — Знаешь, я раньше думал, что ты совершенно… другой? — Какой же? — усмехнулся Веритас. — Нетактичный, грубый, — пожал плечами. — В общем, мудак. По крайней мере, таким ты себя показывал на групповом задании. — Я всегда одинаковый. Если человек говорит откровенную глупость — почему я должен молчать? Это проблема восприятия, а не моя. — А, показалось, похоже, — тихо хихикнул Авантюрин. Оставшуюся часть дороги они шли молча. Сказать было нечего, да и не за чем. Они не друзья, даже не товарищи. Слишком разные. Наверное, даже совместный поход в музей не исправит этой пропасти. Веритас слишком правильный, слишком идеальный. На фоне него Авантюрин ощущал себя ничтожной букашкой. Это не огорчает, не веселит. Это простая правда, какая она есть. Подходя на территорию общежития, Авантюрин остановился, вновь заглядывая в шторку уведомлений. Пусто. А должно быть иначе? С Топаз он так и не поговорил, боялся. Меньше всего ему сейчас хотелось выяснять отношения. Слишком устал. Но, к сожалению, от этого просто никуда не деться. Авантюрин ненавидел разговоры, не понимал их смысл и суть. Расскажет он о своих тревожных мыслях, и что дальше? Ему не нужна жалость, не нужна поддержка. Он в состоянии справиться со всем сам. Всегда мог. Но Топаз не была похожа на людей вокруг — ей искренне не было всё равно. Она та самая яркая звёздочка на его тёмном тернистом пути. — Ты иди, я ещё тут побуду, — кивнул в сторону двери Авантюрин, тупя взгляд на экране с номером Топаз.