Кевин
Рико оказался прав, и Кевин испытывал по этому поводу смешанные чувства. С одной стороны, было здорово, что задумка с костюмами оказалась выигрышным лотерейным билетом, здорово, что все эти трёхчасовые манипуляции с бумагой принесли Рико радость. Но была и другая сторона — что ждёт их теперь? Кевин сомневался, что Хозяин сделает их официальными талисманами команды, и, если нет, тогда зачем всё это было?.. Есть ещё и третья сторона, о которой Кевин старается не думать слишком часто. Сторона эта именуется «сближение». Ведь они сблизились, пока собирали свои диадемы из ромбов чёрной бумаги. Но Кевин не хочет сближаться с Рико. В его памяти ещё свежи воспоминания всех драк и побоев, пакостей и подстав. Он не хочет быть Рико лучшим другом по одной простой причине — с Рико невозможно дружить. Дружбы ему будет мало. Кевин пришёл к такому выводу, когда Рико первый раз со злостью поцеловал его и дотронулся до чувствительной точки под прессом, которую нежно гладил Маркус, когда сосал ему… Кевин жмурится, заставляя непрошенные слёзы вкатиться обратно. Сейчас не время и не место… Если в паре Амадея и Жана хотя бы есть выбор, — «быть друг для друга» или «быть друг с другом», и прошу Вас не путать эти два агрегатных состояния, — то в его, Кевина, случае всё значительно мрачнее. Быть его или… или тебе крышка. Кевин нехотя признает, что раньше с ним было сложнее и опаснее. Раньше, — когда они были «парой», а не парой. Раньше они были готовы глотки друг другу разорвать, если один не так посмотрит на другого. Раньше они были врагами, и точно знали, как должно себя вести. Они друг друга ненавидели и всеми доступными способами доносили эту информацию друг до друга. Но теперь, оглядываясь назад и сравнивая, Кевин понимает, раньше было как будто проще… Они знали, кто они друг другу. Заклятые враги. Они знали друг о друге — что нравится, что нет. А сейчас? Кто они друг другу сейчас?.. Что теперь им любо, а что ненавистно? Всё было проще, когда они были детьми… «Кто мы друг другу?» — Кевин стал задаваться этим вопросом так часто, что, казалось, он вытеснил другие проблемы из его головы. «Кто мы друг другу?» — Он спрашивал у своего отражения в ванной каждое утро перед завтраком и каждый вечер перед сном. Кто он для Рико? Ферзь, королева. Он — его защита и поддержка. А Рико для него? Король. Тот, кого надо поддерживать и оберегать. Но это ли его основная задача?.. Нет. Кевин не хочет возносить его величие, поднимая на руках маленькое тело, пока ноги утопают в трупах, зарубленных его кровавым королём. Он хочет достичь величия сам. Вот в чём его проблема — он хочет стать великим, а не слепо тыкаться носом в тени величия Рико Мориямы. Он сам хочет стать королём. Всё было проще, когда мы были детьми. Они смотрели друг на друга с презрением и ненавистью. А сейчас? Кевин смотрит со страхом и опаской. С его стороны ничего не изменилось. А Рико? В его глазах мелькает нечто глубинное и тёмное, и Кевин совсем не рад, когда это тёмное смотрит прямо на него, пока он переодевается, или готовится ко сну, или выходит из ванной, ероша волосы полотенцем… Кевин ёжится, взглядывая на свои отражения в трёх овальных зеркалах. Модельер, нестандартный мужичок пятидесяти лет, с озером на макушке, которое пытается прикрыть соломой седых волос, одетый в рубашку викторианской эпохи и облегающие обширный зад кожаные штаны, измеряет каждую часть его тела и задумчиво осматривает, прикладывает к голой ключице отрезы ткани разной степени мрачности, подбирая цвет. Кевину приглянулся оттенок, именуемый «каменный уголь», но тот, похоже, был недостаточно чёрным, потому как модельер отложил его на столик к остальным забракованным. «Древесный уголь» и «чугун» тоже попали в эту номинацию, потому что они были больше тёмно-серыми, чем чёрными, и Кевин решил, что будет десять минут оплакивать эту потерю сегодня вечером в туалете, ведь эти два оттенка ему очень понравились. Он понуро опускает голову и оглядывается. Рико снова смотрит на него тем самым взглядом. Тёмным, страшным, влажным. Кевин знает этот взгляд. Такой был у того грязного педика в «Райских сумерках». — Рико. — он зовёт его только для того, чтобы взгляд тёмно-карих глаз сделался осмысленным, а не пошлым.Рико
Ему чертовски нравится быть правым. А кому нет? Своим «Хмм» дядя как будто признал свою неправоту на их счёт. Рико знал, что они с Кевином выступили безупречно, и этот «танец» мог бы взорвать трибуны, если бы они вышли на поле в перерыве настоящего матча… Но мозг Рико уже был взорван ещё до их выхода на поле. Родинкой Кевина. Он и сейчас продолжает взрываться, глядя на неё. Кевин стоит на невысоком пьедестале перед тремя зеркалами. Он полуобнаженный, потому что в комнате чертовски жарко, и потому что модельер прикладывает отрезы ткани к его голой коже, подбирая подходящий оттенок… и его видно со всех мыслимых и немыслимых ракурсов… От позвонков шеи начинает медленно сползать капелька пота и Рико задерживает дыхание, впериваясь взглядом в эту горошину влаги. Кевин уже приподнимает руку, чтобы стереть её пальцами, — его мышцы напрягаются и перекатываются, и Рико едва не воет от этого зрелища, — но модельер запрещает шевелиться, потому что собирается натягивать на него грубый образец верха, и Кевин жалуется. — Я весь мокрый. — Принцы не потеют. — холодно отзывается модельер, не переставая делать что-то руками. Щеки Кевина вспыхивают. Это звучит и приятно, и обидно. Модельер уже называл принцем Рико, пока снимал мерки, и их двоих, обобщая, принцами. Теперь и Кевин удостоился этого прозвища. На лопатках появляются новые капли пота, а Дэй так и остаётся неподвижным, злясь и боясь помешать модельеру. Рико прослеживает движение капель и шумно сглатывает, когда одна подбирается к пояснице и кожа Кевина покрывается мурашками. Ему щекотно. Рико ощущает легкое ползущее движение на своей собственной спине и понимает, что тоже взмок. Вот только он уверен, что духота тут ни при чём. Дело в Кевине. Он слишком жаркий. Рико шумно сглатывает, не мигая. Ему уже печёт глаза, но отвести взгляд от ровной спины с россыпью веснушек и родинок он просто не может. — Рико. — Дэй зовёт его, и Морияма наконец моргает, издавая тихий блаженный стон. Кевин просто зовёт его по имени и замолкает, будто ждёт, что Рико поймёт его без слов. Морияма поднимается с жаркого бархатного стула, берёт со стола несколько салфеток и подходит к Кевину со спины. Легчайшей из ласк он дотрагивается сперва до мокрого загривка, левой рукой убирая короткие каштановые прядки и незаметно перебирая их пальцами. Затем плавно вытирает шею, проводит салфеткой между лопаток, вытирает левое «крыло», затем правое. Перекладывает салфетки в другую руку и, делая вид, что устраняет капли пота, прижимает ладонь к коже так, чтобы дотронуться до заветной родинки. Здесь кожа мокрая, и Рико решает, что с него хватит. Он смотрит в зеркало и видит, что модельер отвернулся от них с Кевином. Вот он, — его шанс. Рико прикрывает глаза и несмело дотрагивается до Кевина губами, оставляя на шоколадной точке робкий влажный поцелуй и чуть надавливая на неё кончиком языка. Вкус Дэя наполняет его рот, и это до того восхитительно, что Рико едва сдерживает стон. Он перекатывает чуть солоноватую капельку по языку и пытается растянуть ощущение её у себя во рту. Он хочет дотронуться снова. Облизать. Нет, вылизать Кевина. Но это слишком опасно. Шумно сглотнув, он отстраняется. С плеч валится груда камней. Он будто только что выполнил невыполнимое. Будто поставил на место планету, перетащил скалу, сделал ход в шахматах настоящим слоном. Он сделал то, что было нужно, и облегчение с такой силой нахлынуло на него, что колени задрожали. Кевин обернулся к нему и стиснул повыше локтей, не давая упасть. — Тебе плохо? Ему было хорошо. Даже очень хорошо. Особенно теперь, когда он видел торс Кевина не через холодное зеркало, а так — вблизи, по-настоящему. Рико позволил усадить себя на стул со спинкой и ненавязчиво провёл ладонями по мокрой груди Кева. Она так правильно ощущалась под пальцами… горячая, влажная, гладкая, твёрдая… — Хочу освежиться. — Сэр, закончим на сегодня? — попросил Кевин убеждающим тоном, и модельер нехотя подчинился. Они отправились в бассейн.