«Как у вас дела?»
«Лей в восторге. Уснул еще по дороге обратно. Я не стал его будить. А ты там как?» Он не стал говорить Ся Сыни о том, с кем он сегодня встречается. Просто не хотел, чтобы за него излишне волновались. Как ни крути, а братец альфа бы точно не пустил его на встречу тет-а-тет, в свете всех событий.«Я еще немного задержусь, хорошо? Побудешь с ним?»
«Спрашиваешь. Кстати, отец передает тебе привет» В довесок к этим словам Ся Сыни присылает фото из зоопарка на которой Хуайцзуй ласково улыбаясь смотрит на Лея, пока сам мальчик занят рассматриванием панды. На это он ничего не ответил, а только заблокировал экран. Иммунитет к спиртному у него был достоин легенд, но конкретно сейчас Ваньнин почувствовал себя слишком пьяным. Потому что, какого черта он посчитал это милым? Хуайцзуй, человек который родил себе ребенка из пробирки от какого-то студента, который пошел на это потому что ему нечем было платить за обучение. Человек, который воспитывал Ся Сыни, как личный проект. Человек, который в жизни не подарил ни единой улыбки ни племяннику, ни сыну, сейчас…. Ох, ладно, возможно то, что говорят, что с возрастом люди становятся сентиментальней это правда. Да, все именно так. Они оба постарели и стали более охотными до сантиментов, вот и весь секрет. Второй бокал шел уже медленнее. С чувством, с толком, с расстановкой, как и полагается пить такое вино. Вот только он не ощущал ни терпко-кислого вкуса вина, ни пикантности и мягкости сыра бри к нему. Конверт во внутреннем кармане пальто. Даже сняв его и кинув на соседний стул, он все еще ощущал его почти потусторонний огонь, что оседал на его коже. Хотелось курить, но в зале такое себе позволять нельзя, поэтому влив в себя остатки всего, что было в бокале, Ваньнин все же тянет руку к заветному карману. Сейчас у него есть возможность, как следует его осмотреть и ощупать. Конверт оказывается достаточно пухлым, а вот внешне на нем не было никаких опознавательных знаков. Даже пресловутого кому и от кого, не указано. И хотя очевидно, что внутри явно фигурируют имена, такая деталь казалась ему неким аспектом безопасности. Тонкие губы поджимаются а пальцы чуть дрожат, когда он все же вскрывает конверт и достает из него четыре исписанных листа. «Господь, дай мне сил» Вздыхает омега и наливает себе еще бокал. «Здравствуй, учитель. Знаю, ты не в восторге от того, что я снова тебя так называю, готов поспорить, что ты даже нахмурился сейчас.» Ваньнин, найдя себя действительно нахмуренным, фыркнул. « Пожалуйста, только здесь прости мне это. Все же для меня ты навсегда останешься моим самым любимым учителем Чу. Я долго думал, что я должен сказать и сделать, чтобы ты простил меня. Не с того нашего разговора, нет. Я думал об этом все эти семь лет. И если честно так и не придумал. Я не знаю, что сказать, чтобы заслужить твое прощение учитель. К тому же учитель ведь помнит, что я всегда был плох в том, что касалось красивых слов ? Поэтому я просто расскажу, тебе как все это было для меня и не стану тебе врать. Я клянусь тебе, что не преувеличу ни единого своего достойного поступка и не преуменьшу ни единого скверного. Все, что я чувствовал и прожил, я хочу отдать это вам, как часть своей жизни, как часть собственной души. Ведь сколько бы дней не прошло, я уже никогда не смогу забыть своего учителя.» - Этот мальчишка – Ваньнин фыркнул и пригубил бокал.- Все же научился в поэтичность. «Наверное начать стоит все же со школы, ведь там началась наша история? Насколько наивно сказать, что это было любовью с первого взгляда? Правда я не сразу понял, что это именно любовь, все же ваш ученик никогда не был сильно умным. Но я видел вас каждый день, говорил с вами каждый день, и постепенно начал понимать, что же я хочу. Простите учитель, мои умения ухаживать в те времена были весьма специфичными.» Ваньнин чуть не выплюнул вино обратно. Мда, способы демонстрации привязанности у Мо Жаня в семнадцать/восемнадцать лет были очень оригинальными. Например заявить на весь класс о том, что не сделал домашнее задание, потому что весь вечер думал об учителе и о том какой он красивый. Или разорить оранжерею учителя по биологии, чтобы притащить кучу цветов. Бедный Ваньнин тогда был сначала вынужден долго извиняться перед биологом, потом умасливать директора, а после еще и следить за тем, чтобы этот негодник восстанавливал посадки. Мелкий бесстыдник еще и называл это «свиданиями». Только от того, что вспомнил это захотелось хорошенько стукнуть негодника! «Мне правда стыдно за то, как обращался тогда с учителем. Но я был всего-лишь подростком, который хотел внимания от человека, который ему очень-очень нравился. А мой учитель был так добр ко мне, что всегда прощал мне мои промахи. К сожалению, я понимал доброту учителя так, как самому хотелось. В каждом вашем добром жесте я видел знаки для себя.» Эх, знал бы ты, Мо Жань, что глубоко внутри себя, учитель которому ты тут поешь дифирамбы, покрывался мурашками от твоих слов. «Но учитель был добр со всеми своими учениками. И это меня злило. Я ревновал. Не смейтесь, учитель. У меня не было ни малейшего права, но я ревновал. Вы тогда часто спрашивали, почему я влезаю в драки. Видимо пришло время, наконец, сказать это? Я дрался из-за вас, точнее за вас, учитель.» Ваньнин прикрыл ладонью рот и отложил листы. Мо Жань, этот глупый мальчишка! Сначала поставил его на пьедестал, с которого ему не слезть, а после… Глупый, глупый мальчишка! Руки тряслись, когда он отпивал вино прямиком из бутылки. Частое дыхание и легкая рябь в глазах. Нет, нельзя плакать! Нужно читать, читать пока еще есть силы на это! «Эти мальчишки, что смотрели на вас сальными глазами, а после обсуждали это в коридорах! Сейчас смотря на все это взрослыми глазами я понимаю, что поступал эгоистично встревая в неприятности. Я заставлял нервничать вас, постоянно подводил дядю и мистера Вана. Но тогда я чувствовал, что должен… должен охранять вас? Охранять как свою пару? Это так глупо, особенно учитывая, что в итоге именно от меня у вас было больше всего бед. И тем не менее тогда я был по настоящему счастлив. Просто от того, что мог видеть вас, слышать вас, украдкой коснуться вас. А после появился Ся Сыни» - А он-то тут причем? – Вслух спросил Ваньнин, наливая себе в бокал. Он даже до половины не дошел, а бутылка уже на ладан дышит. Видимо нужно будет попросить еще одну. «Я до сих пор не знаю кем он вам приходится, но в те года именно к нему я ревновал больше всего. Он был к вам так близко, знал вас за стенами школы, что было не доступно мне. У вас была целая история. Я до сих пор помню, как увидел вас на той ярмарке перед новым годом. Наверное, тогда во мне что-то надломилось. Когда я понял, что я на самом деле просто один из ваших учеников и ничего более.» Ваньнин снова отстранил листы, глубоко вздохнул, но не давая себе еще больше погрузиться в рефлексию тут же возвращает их. «Помнишь, как стоя тогда возле участка, я клялся, что ради вас готов все сделать? Что больше не буду таким дураком, только если вы не отвернетесь от меня? Лишь за то, что учитель тогда позволил себя обнять, не отталкивая и не ругая, я правда старался быть хорошим. Не прогуливал, делал все задания, учился как проклятый. Я даже в драки не лез больше. И все только, чтобы на выпускном сказать, что я чувствую. Но после… Я случайно подслушал ваш разговор с кем-то по телефону. Вы говорили, что собираетесь после выпуска куда-то уехать по работе. Говорили, что это слишком хороший шанс, чтобы его упускать. И тогда я совсем сошел с ума. Все о чем я только мог подумать это то, что я могу потерять тебя навсегда. Что мой учитель уедет и я его уже никогда не увижу. Каждый день видя, тебя мне хотелось броситься тебе в ноги и плакать, умолять не бросать меня. Но какое у меня было на это право? Да и не позволяла мне какая-то глупая, альфийская гордость. Меня грызли злость, ревность, страх. Я как полный идиот ходил и посыпал голову пеплом, вместо того, чтобы хотя бы подойти и спросить правда ли это! А после случилось то, что случилось. Мой гон, наложился на эту уже хроническую истерику. Учитель, я ведь пообещал тебе не врать, верно? И я не соврал до сих пор ни единым словом, но то, что я скажу дальше, может быть слишком для тебя. Я отчерчу красным линию, ты можешь продолжить читать после нее.» Ваньнин проверил, и действительно через пару абзацев виднелась линия отчерченная красной ручкой. «Это было эгоистично, беря тебя тогда, я правда считал, что все правильно. Что так и должно быть. Что я твой альфа, а ты мой омега. Что мы поженимся. Что я обязательно сделаю тебя счастливым. Что с моей меткой ты не сможешь меня покинуть. Учитель, Ваньнин. Проще всего мне было бы сейчас сказать, что это из-за гона. Соврать, что я не отвечал за себя, к тому же был влюбленным мальчишкой. Но это не правда. Может мое сознание и нельзя назвать полностью ясным и трезвым, но я мог остановиться тогда. Ты ведь просил меня остановиться, я мог это сделать, но не стал. Не стал, потому что был эгоистичным маленьким говнюком, которому это нравилось. Говнюком, который был уверен, что и учителю это понравится тоже. Когда я очнулся в медпункте и не нашел рядом тебя, я малодушно испугался. Причем не наказания а того, что ты ушел от меня навсегда. Я даже на секунду не подумал о том, что совершил преступление. О том, какую боль причинил своему учителю. А еще я был зол, я не понимал, как помеченный и повязанный мной учитель мог покинуть меня. Неужели я настолько жалок, что учитель не хочет меня даже после того, как я оставил ему метку?» Ваньнин против воли зажмурился. Да, он помнил этот день. До сих пор помнил. Помнил, как крепко его сжимали руки альфы, что несколько раз повязал его. Как саднили связанные его же ремнем руки. Как он натягивал пиджак на голое тело, потому что рубашку порвали в хлам. Он помнил слишком хорошо собственный ужас. Собственное разбитое сердце. «Только на следующий день, я понял, что случилось. Тебя не было в школе, ты соврал что заболел. А я дрожал, ожидая, что придет полиция. Но вместо полиции пришел дядя. Он тогда из меня здорово душу вытряс. А все что я мог сказать, в свое оправдание «я его люблю». Впервые в своей жизни я столкнулся с последствиями. Мне было физически больно от того, что тебя не было рядом. Господин Ван говорил, это последствия метки поставленной против воли. Каждый день все, что я мог это наматывать сопли на кулаки и думать о том, как я несчастен, ведь меня бросила моя любовь. Твой звонок тогда, один единственный смог заставить меня собраться.» Этот проклятый звонок. Господин Ван буквально в ногах у него ползал, умоляя поговорить со сходящим с ума и лезущим на стенку подростком. Тогда он решил, что это будет последний жест как учителя в сторону Мо Жаня. « Мысль о том, что как только я перестану быть твоим учеником, мы поговорим и все решим, что возможно все еще может закончиться хорошо. Весь вечер после последнего дня ада, я провел возле телефона, ожидая твоего звонка. А после меня разбило самым отвратительной и разрушающей сознание болью, какую только возможно вынести и не умереть. Когда я спросил у господина Вана, что это такое он сказал, что это карма. Что это то, что чувствуют альфы, когда их метки отвергают.» Ваньнин дотронулся до шеи, где когда-то была метка. Когда Мо Жань пометил его, ему было больно. Шея болела даже больше пострадавшего отверстия. Зато всего три укола с разницей в двенадцать часов были безболезненными. «Наверное это должно было меня чему-то научить, верно? И мне бы хотелось сказать, что я тогда все понял, что раскаялся, но это было бы враньем. Злость во мне только выросла и окрепла. Я возненавидел учителя, возненавидел всех омег. Если честно я жил как полный мусор. Таскал в свою постель первых встречных, издевался над теми, кто проявлял ко мне симпатию и бросал, постоянно ругался с дядей и господином Ваном, и вообще тогда много чего плохого сделал. И жил я так почти до самого выпуска. Пока мой друг Наньгун Сы не решил жениться. Жениться на самом отвратительном из слабостатусных представителей из всех. Сун Цютун. Тогда я был завсегдатаем одного клубы, где он работал хостес. И часто видел, как уходит то с одним мужчиной, то с другим. Он и со мной не раз уходил. И тогда я просто… Я не горжусь этим, но я просто позвал Наньгун Сы в гости, и когда он зашел ко мне в квартиру увидел своего жениха в моей кровати, сразу его бросил. И разбил мне нос, да . Не думайте учитель, что я сделал это из желания просто влезть в дела друга. Но он абсолютно не слушал меня, когда я говорил ему о том, что он совершает глупость. Да и к тому же ради этой бабочки он бросил действительно хорошего парня, который любил и заботился о нем. Это было шоковой терапией. Я ведь силой его не заставлял этого парнишку приходить ко мне. Он сам имея жениха прибежал ко мне по первому зову. Разумеется и наша дружба пострадала после такого, но я был рад просто знать, что хотя бы мой друг не навертел делов и будет рядом с хорошим человеком. Я даже помогал ему вымолить прощение у бывшего, так в общем-то и сами померились. Я был на их свадьбе. И пожалуй именно с этого момента я начал думать, что что-то в своей жизни я делаю не правильно. Моя жизнь буквально существовала на костылях. Люди, которые меня поддерживали всю жизнь, получали от меня только черную неблагодарность. Сюэ Мен вообще не выдержал моего существования и разругался с родителями. Мои ближайшие друзья держали меня на расстоянии вытянутой руки. Единственный человек, к которому я проникнулся симпатией, держал меня рядом как сторожевую собаку. В голове был полный раздрай и я решил пойти в терапию. Не сказать, что это было легко и я сразу начал делать успехи. Я не сразу нашел даже подходящего врача. Сначала я попал к омеге, который услышав историю про надругательство, сказал что я заслужил все, что со мной случилось, и что если бы не срок давности он бы нарушил все правила и пошел в полицию. Потом был старый альфа, который уверял, что виноват только учитель, ведь посмел отказаться от метки, причинив мне боль. Были еще парочка, более профессиональных, которые вели себя как врачи, а не как … вы поняли. Но они мне не помогали. Точнее помогали, но только на первых парах. Чем дольше я к ним ходил, тем меньше пользы видел. Только последний год мне удается работать над собой и своим состоянием в полной мере, спасибо доктору Му. Я перестал ходить по клубам, начал больше уделять внимания учебе, и старался как мог извиниться перед дядей и мистером Ваном. Пытался бы и перед Мен-Меном, но он игнорирует меня. Я даже смог найти хорошую работу и добиться на ней кое каких успехов. Больше всего я благодарен терапии за то, что она дала мне возможность посмотреть на себя самого из прошлого без гнетущей ненависти и жалости. Все что я тогда делал было не правильно, но учитель все ровно был на моей стороне и поддерживал меня. Каждый раз, после очередной моей выходки, учитель говорил, что я не плохой парень, просто делаю глупости и что я обязательно исправлюсь. И я правда стараюсь исправиться. Я старался оставлять лишь главное, но в итоге все ровно написал так много. Вроде бы обычно в таких письмах нужно подводить итог, но что я могу сказать в итоге? Я действительно был ребенком, был мусором, и только стараюсь стать человеком. Я никогда не заслуживал внимания и любви учителя, и не уверен заслуживаю ли я сейчас его прощения. Поэтому учитель, пожалуйста, позвольте мне снова побыть немного эгоистом и попросить вас самому подвести итог нашей истории.» Вино уже давно допито, а большая часть людей разошлась. Сложив листы обратно в конверт, он позвал официанта и оплатил счет. Вместо номера ноги опять понесли его на улицу. Курить хотелось до зуда в горле. А в голове было пусто-пусто. Будто он и не читал сейчас исповедь мальчишки, что вырос, а повзрослеть забыл. Ядовитый дым начал заполнять легкие. Иронично, но Ваньнин не курил даже когда разругавшись с отцом сбежал в общагу, постигать взрослую и свободную жизнь. Просто не хотелось. Но когда он устроился на работу в эту черту фирму, руки сами потянулись к пачке. Он даже не умел этого делать. Просто однажды заезжая в магазин за очередным энергетиком он ткнул в витрину и попросил пачку легких сигарет. Даже пришлось гуглись как правильно курить. Его коллеги не курили, чаще вэйпили ( поэтому он собственно и выбрал сигареты, чтобы чуть меньше быть в их обществе), а вот отец часто курил. Особенно когда работал. За компьютером с кучей бумаг вокруг и сигаретой в зубах, он казался таким погруженным и спокойным. И видимо эта аура спокойствия наложилась и на сами сигареты. Выкурив первую он чуть не задохнулся. Горло разрывало, было горько и ни капли не спокойно, было горько и противно и слезы из глаз текли, будто он острого перца наелся. Зато спокойно сейчас. Хотя и не понятно от чего. Меняло ли хоть что-то это откровение? В глобальном смысле нет. А что он собирается делать дальше? Вот это уже вопрос на миллион баксов и пять юаней сверху. Если уж говорить на чистоту то, может он был выбит из колеи поведением Мо Жаня на встрече, да и откровением в письме, чего греха таить, но он все еще тут взрослый, который должен решать вопросы. По хорошему бы в понедельник просто прийти и сказать ему, что он давно пережил эту ситуацию. И что сам Мо Жань, должен перестать посыпать голову пеплом и начать жить ( точнее продолжить в том же духе) здоровую полную жизнь. Окурок отправляется в мусорку. Вот бы себя туда же кинуть, чтобы… просто чтобы. Он устал. Он так устал от всего, что творится вокруг. Порой ему просто хочется взять сумку покидать в нее самое необходимое, усадить Лея в машу и просто дать по газам. И ехать куда-то за линию горизонта. *** - Мам, я не хочу в садик. – Лей сидел рядом и капризничал.- Мне там не нравится. - Милый, мамочке нужно работать, а тебе нужно в садик. – Устало сказал Ваньнин. Они медленно тащились по пробке в городе. Шум города действовал на нервы, голова раскалывалась. Еще и этот мерзкий промозглый ветер. Утро добрым не бывает, это правда. - Садик, больница. Почему мы всегда ходим только в такие неприятные места? – Глаза феникса с пурпурными искорками глянули на родителя из-под нахмуренных бровей. - Потому что … - Ваньнин не нашелся с ответом. Ему тяжело далось взглянуть на сына. Такой маленький, а уже уставший от жизни. Что этот замечательный малыш в своей жизни видел, кроме больничных стен, да угрюмого христианского садика? Быть родителем одиночкой не просто, часто приходится многим жертвовать, но разве можно жертвовать собственным ребенком? - Хорошо. Никакого садика, но только сегодня – Отвечает Ваньнин и перестраивается. - Правда-правда? А ты? - Я тоже никуда не пойду. – Отвечает омега и быстро набирает в навигаторе адрес. - Ура! – Маленькое бледное лицо озаряется улыбкой с ямочками. Ох, эти ямочки. Никогда ему не устоять перед ними. На светофоре он набирает, начальству, что сегодня его не будет потому что Лей приболел. Ложь. Но сегодня его присутствие в целом ничего не поменяет, по факту он бы просто перекладывал бумажки и пытался бы не врезать Альфреду на его очередные подкаты, а то что его ребенок болезненный известный факт. - Мамочка, а куда мы едем? – Наблюдая за быстро сменяющимся пейзажем спросил мальчик. - Увидишь – Загадочно сказал омега и кинул взгляд через зеркало заднего вида. Дорога была долгой, но мальчик даже не думал возмущаться. Он только счастливо любовался тем, как дома в городе меняют друг друга. Ему даже купили молочный коктейль в Макдональдсе, который ему больше всех нравился, с клубникой! А ведь обычно мама очень неодобрительно смотрела в сторону этого напитка, говоря что он слишком холодный. А с такой погодой, как в Чикаго такое пить и вовсе опасно. Но сейчас он сам купил большой стаканчик и без задней мысли протянул сыну! А после для маленького Лея случилась сказка. Море, почти океан! Он впервые его увидел. Вообще-то это было всего-лишь озеро. Но по размерам озеро Мичиган едва ли уступало морю. А в глазах малыша, было настоящим океаном. То, как яркое солнце поблескивало на волнах, полевые цветы, трава продирающаяся сквозь дюны. Это было не разу не уеденное место. За спинами были отели и кафе, но какая разница, что там сзади, если впереди такая красота? - Мамочка, тут так красиво! – С придыханием сказал мальчик. - Очень, тебе нравится? - Да! А мы тут не замерзнем? – Спросил Лей. Не то, чтобы ему было правда холодно или он нашел бы в себе силы на это пожаловаться. Но он знал, что его мама слаб к холоду, вдруг он тут же уйдет? - Действительно – Ваньнин задумался пару секунд, а после включил музыку на телефоне. – Чтобы не замерзнуть будем танцевать! Из динамика телефона начала разноситься музыка. Me gustan los aviones, me gustas tu. Me gusta viajar, me gustas tu. Вообще-то она куда больше подходила для какой-нибудь летней пляжной вечерники, чем для такого осеннего, ясного, но холодного дня. Но Ваньнин чувствовал, что именно она сейчас ему нужна. В одной руке телефон в другой рука Лея, чтобы показать как двиаться и не дать упасть на этом песке. - Me gusta la manana, me gustas tu. Me gusta el viento, me gustas tu. - Ну же ты тоже знаешь слова. Подпевай. – Покачиваясь в такт песне и рукой направляя сына сказал Ваньнин Me gusta sonar, me gustas tu Пропел динамик - Me gusta la mar – Неуверенно сказал Лей - Мe gustas tu ! – стараясь заразить своей уверенностью, омега улыбался и продолжал совсем простой танец. И это работало, глаза маленького феникса веселели с каждым движением, и он все увереннее старался подпевать. - Que voy a hacer? – Спросил омега у сына не прекращая улыбаться - Je ne sais plus – Пританцовывая ответил альфочка. - Que voy a hacer ? – Еще один вопрос, голова качается в такт, ноги делают самый обычный ванстеп. - Je suis perdu – Картинно приложив ручку к по-детски пухлой щечке, ответил Лей. - Que horas son, mi Corazon – Подхватывая сына на руки, и кружа его пропел Ваньнин. - Мамочка, ты у меня самый лучший, я тебя так люблю ! – Обнимая за шею, все еще пританцовывающего и подпевающего маму, Лей был готов плакать от счастья. Это правда его мама? Его мама может так улыбаться? Может танцевать? - Мамочка, я больше никогда не буду капризничать, честно-честно, ты только не прекращай улыбаться, ладно? – На глазах альфочки начали наворачиваться предательские слезинки. - Что за глупости, Лей? Ты ребенок тебе полагается капризничать. – Ваньнин поцеловал слезящийся глаза сына, и присел на багажник машины. – Все хорошо, правда. Я…я тоже болел как и ты, когда был в твоем возрасте. И знаю, что может быть не просто. Но у тебя есть я, а у меня есть ты, у нас обоих есть шишу Сыни, мы справимся. - Ты тоже так болел? - Да, солнышко, не переживай, когда ты подрастешь станет намного лучше. Обещаю – Омега протягивает мизинчик сыну. - Ну смотри, ты обещал! – Лей принимает клятву на мизинчиках. – Ой, мне что придется теперь все время есть эти овощи, чтобы расти? - Тебе в любом случае придется есть овощи, Лей – Смаргивая собственные не пролитые слезы, ответил Ваньнин. *** Вот бы просто вернуться в тот день на пляже. В день когда даже под ледяным ветром было не холодно. Но вместо этого, он лениво тащится в номер. Снова эта раздражающая музычка в лифте. Пиликанье карточки и вот, «родные пинаты». - У-у-у – Тихо протягивает Ся Сыни, встречая брата у порога – Тяжелый день, гэгэ? Ваньнин просто утыкается лбом в плечо. Еще чуть-чуть и он просто рухнет, спасибо если не замертво. - Тебе помочь? - Мнм – Отрицательно мычит Ваньнин, вдыхая запах брата. Ся Сыни хвойным лесом, морозом и смолой. Роднее этого запаха был только запах Лея. – Я сейчас приму душ и приду в себя. Останешься? - Нет, отец попросил сегодня заночевать дома. – Обнимая брата за плечи, ответил альфа. - Понятно. Ваньнин медленно отстранился и стягивая на ходу пальто отправился в ванную комнату. Водные процедуры действительно сделали его самочувствие намного лучше. Он даже не пропустил все ступени своего ухода. Все же он уже не мальчик, чтобы пренебрегать уходом за своей кожей. - Спасибо, что помог сегодня. - О какой помощи речь, гэгэ? Я просто отлично провел время со своим племянником. Ся Сыни как обычно улыбается поблескивая своими золотыми глазами феникса. Ваньнин протягивает руку и слегка треплет его волосы. Было время и он мог поднять его на руках, а сейчас он сам Сыни может легко поднять и старшего брата и племянника и не поморщиться. Он так быстро вырос. Лей когда вырастет тоже будет высоким и сильным. Обязательно. - Спокойной ночи А-Ни. - Спокойной, гэгэ. Они еще раз обнимаются на прощание, и Ся Сыни покидает номер. А Ваньнин наконец-то укладывается в постель. Почуяв знакомый запах, Лей во сне забавно задергал носиком и пополз, в сторону матери. - Мой маленький – Прижимая сына к себе прошептал Ваньнин – Что же мне делать с твоим не путевым папашкой? А? Не знаешь? Лей все так же спокойно дышал уткнувшись в грудь матери. - Ну тогда спи, сам что-нибудь придумаю.