Неугодные, или Особенности национального командообразования

Тем временем на хуторе… Николай Васильевич изволил дуться. На упрямство Данишевского, на беззаботность Лизы, на новый план, на свою роль в оном, на то, что узнаёт он обо всём этом вот только сейчас, на Гуро, который всё это придумал, на Бинха, который с этим согласился, на Оксану, которая тоже знала и ничего ему не сказала… Яков посматривал на него весело и старательно молчал, давая спутнику время прокипятиться и начать мыслить объективно, широко и позитивно. Неужто лучше было бы подвергнуть ни в чём неповинных девиц опасности, в конце-то концов? — А если Всадник — это не Алексей Алексеевич, а кто-то из казаков? — не выдержал наконец Гоголь. — И, не дай Бог, именно тех, что сейчас на мельнице? — Там Оксана и Александр Христофорович, с Божьей помощью разберутся. Но вообще это крайне маловероятно — вы же этого Всадника тоже видели: скажете, похож он на выходца из простонародья? — А я похож на нечисть, которую другая нечисть боится? — мрачно вопросил Гоголь. — Ежели присмотреться, то похожи. А к подчинённым своим я присматривался поначалу более чем пристально. И ни у кого из них под домом, заметим, нет подозрительного подземелья точь в точь как в ваших видениях. На это возражений у Гоголя не нашлось, и он снова хмуро замолчал, вглядываясь в сгущающуюся тьму. Ещё с полудня запасмурневшее небо теперь совершенно затянуло тучами, тяжёлыми и тёмными. Хорошо, если снеговыми, а вот если всё-таки дождём прольются — досадно будет, часть плана коту под хвост пойдёт… Ну да ладно, главное — чтобы Всадник явился. И Всадник явился… Сперва до Якова с Гоголем донёсся тревожный свист дежурного, потом — крики да выстрелы. Гоголь глаза округлил, дёрнулся посмотреть, но Яков поймал его за рукав и с силой дёрнул обратно — сядьте ровно и ждите! — Но вдруг он кого-то… — À la guerre comme à la guerre, — отрезал Яков. — Единственное, что вы можете — сделать так, чтобы эти смерти не стали напрасными! Гоголь задохнулся от возмущения, начал было — — Вы.! — но закончить свою, несомненно, полную праведного негодования реплику не успел: с треском разлетелись двери хутора, и тёмный силуэт Всадника воздвигся в проёме на фоне отдалённых зарниц. Стало очень тихо. Яков медленно поднялся, не отрывая взгляда от темноты под глубоким капюшоном. Всадник их, кажется, пока что не видел (не слышал? не ощущал?) и лишь медленно оглядывался, не двигаясь с места. А нужно было, чтоб двинулся, чтоб от двери-то отошёл и можно было ему выход перекрыть… Ладно — была не была! Яков перебросил трость в левую руку и выдернул из неё клинок. — Что-то потеряли, ваше сиятельство? Всадник резко повернулся к нему; сверкнули чёрные мечи, ахнул Гоголь… — Что же вы, — продолжал Яков, держа невозмутимую улыбку и мягко-мягко переступая по кругу со Всадником посередине; тот медленно поворачивался за ним, не спеша атаковать, будто ждал чего-то, — думали, мы правда такие дураки, чтобы девиц вам на саксонском блюдечке преподнести? Ещё и семерых сразу, губа у вас, конечно, не дура — али сроки поджимают? Так раньше спохватываться нужно было, а вы всё тянули, хотелось бы, конечно, знать — отчего, но об этом мы с вами, сударь мой, уже в участке поговорим… если, конечно, вы сейчас не сбежите — но вы же понимаете, что фактом явления сюда вы уже себя выдали, и у меня будут все основания арестовать вас в вашем человеческом обличье. Так что же? — он остановился и чуть опустил клинок. — Сдаваться будете или труса играть? Всадник, кажется, перевёл взгляд с него на Гоголя и обратно, ещё мгновение помедлил — и пошёл в атаку. …Манеру Всадника драться Яков за предыдущие стычки изучил уже достаточно, но лёгким противником тот всё равно не стал и прошла, казалось, целая вечность, прежде чем стало светлее и потянуло дымом, и Всадник отвлёкся посмотреть, что происходит. Яков времени терять не стал — бросился к выходу, уже в движении ища глазами Гоголя — слава богу, тому хватило ума убраться подальше от поединщиков, и он стоял у самых ворот, панически глядя на стремительно разрастающийся пожар. — На выход, Николай Васильевич! — крикнул Яков… и, шестым каким-то, не иначе, чувством ощутив приближающуюся опасность, упал за секунду до того, как меч Всадника просвистел у него над головой. — Яков Петрович!!! Он перекатился, уходя от второго меча, попытался выбить тот пинком — не вышло, Всадник перехватил меч и занёс над ним… И тут, с не поддающимся описанию человеческими словами воем, на Всадника налетело что-то чёрное, расплывчатое, клубящееся… Снесло в сторону, врезалось с ним в охваченную пламенем стену — и пропало. Яков, кашляя от посекундно становящегося гуще дыма, поднялся и глянул туда, где должен был стоять Гоголь. Должен был. Но там никого не было. — Якове Петровичу, тікати звідси треба! — пробился сквозь рёв расходящегося пламени голос кого-то из казаков. — Дах ось-ось впаде! Яков встряхнулся, разгоняя ошеломлённое оцепенение. — Да. Уходим. …прогоревшая крыша рухнула, подняв сноп искр, буквально у него за спиной, и хутор сложился внутрь себя, точно карточный домик. Толпящиеся снаружи смотрели на него… как на выходца с того света, ей-Богу, хотя сами-то — даже беглым взглядом было видно, что после столкновения со Всадником уцелели немногие. Кто-то сунул ему флягу — хорошо ещё, с водой. Кто-то спросил, где Всадник. Кто-то спохватился про Гоголя. — Если повезёт, откопаете из-под обломков обоих, — коротко отозвался Яков и снова, отчасти на публику, раскашлялся. — Раненых… везите в село. За мёртвыми телегу пришлите. И девиц наших проверить надо… Уловка сработала — народное внимание переключилось, один смельчак так даже полез ловить коня Всадника, который, в отличие от хозяина — или в его отсутствие? — никуда исчезать, похоже, не собирался. …Небо светлело к рассвету. Пожар стихал — гореть было уже попросту нечему. «Не угробьте мне Гоголя», вспомнилось совершенно не ко времени. «Гоголь ваш, — мысленно огрызнулся Яков, — угробился сам, я его об этом не просил!». Где-то на заднем плане послышалось злобное ржание, звук падения и отборный мат. Похоже, для укрощения демонических коней одной самоуверенности было мало… но Яков не нашёл в себе сил даже порадоваться, что нашлась на наглеца управа. Мысленный Бинх смотрел молча, пристально и выразительно, и от него не помогало даже послать к чёрту. Оставалось надеяться, что поругаться с настоящим Бинхом окажется эффективнее, и, вскочив в седло своей тихой послушной Вербы, он дал ей шенкелей со всей души, игнорируя её обиженное всхрапывание. Дорога до мельницы показалась очень долгой. И каким же разочарованием было по окончанию её узнать, что Александра Христофоровича там нет ещё с ночи! В Диканьку его зачем-то понесло, видите ли! Проверить что-то! Что там проверять, скажите на милость — запоры на курятниках?! Вновь погоняя несчастную Вербу, Яков мысленно обещал Бинху все мыслимые кары — но, чем ближе становилось село, тем меньше это помогало от гнетущей тревоги. Потому как выглядела Диканька так, будто по ней прошёлся ураган, да и ощущалась так же… а на крыльце участка сидел и неподобающим казаку образом хлюпал носом Тесак. — Отставить разводить сырость, — бросил Яков, осаживая лошадь возле него. — Что случилось? Тесак поднял на него глаза побитой собаки и сквозь всхлипы выговорил: — Олександр Христофорович… він… Яков застыл. Нет. Не может быть… — …У дохтура. Непритомний. В себе не приходить, дохтур нічого сделать не може… Облегчение навалилось физически ощутимой тяжестью. — Ще раз, — прошипел Яков, зловеще нависнув над вытаращившим глаза писарем, — так мене налякаєш — сам непритомний у лікаря лежатимеш, безглузда безсовісна! Встал, утёрся, и доложил по форме, что у вас тут было! Тесак вскочил, вытянулся во фрунт — и поведал историю настолько потрясающую, что, не будь Яков выжат как лимон, был бы просто в восторге. — У Бомгарта, значит, лежит? — дослушав, уточнил он. — То-то Леопольду Леопольдовичу радость… — А у вас что, Яков Петрович? — спохватился малость успокоившийся Тесак. — Девицы целы, — коротко отозвался Яков и подхватил поводья. Объяснений с нижестоящими с него на сегодня было достаточно — и ему нужно было увидеть Бинха. Пусть даже «непритомнего», главное, что по эту сторону бытия находящегося…