Город Кванджу 3 марта, 1980 год
Лепестки, кружась в воздухе, медленно опускались на землю. Ёсан, вдыхая в грудь тёплый воздух, пропахший распустившимися цветами, наслаждался весенней порой. На дорогах лежали тысячи нежно-розовых жемчужин, был слышен звонкий смех людей, а вдалеке тихо щебетали птицы.Эти мимолётные мгновенья будут резать по сердцу. Ведь всё стало совсем другим.
— Господин Кан, — окликнул его кто-то сзади. Ёсан, повернувшись, столкнулся с чёрными, словно ночь, глазами. Лицо было похоже на утончённую картину, написанную в век Корё, на вырезанную искусными мастерами статую. От неверия и восхищения он онемел и распахнутыми глазами внимательно проходился по каждой детали незнакомца. — Извините меня, — тут же проговорил он, кланяясь. — Меня зовут Чхве Чонхо, я — новичок в университете Чосон. Пришёл осмотреть место и вдруг встретил вас. — А кто… кто ты такой? — наконец-то вымолвил Кан, приглядываясь к Чхве. — А вы не помните? Вы мне помогли найти дом, это было десять лет назад. Внезапно в голове начали всплывать отрывки давно забытых воспоминаний, когда он, держа за руку маленького плачущего мальчика, ходил по городу, спрашивая проходящих мимо незнакомцев, где находится небольшая серая хижина. Ёсан тут же улыбнулся и, подойдя к Чонхо, сказал: — Сколько же лет прошло! Я и совсем забыл. Рад снова тебя видеть, Чонхо-я. Мне интересно, как ты меня вообще запомнил? — Да так, у меня неплохая память, — ответил тот. — Да ты стал выше меня, — бегая глазами по чужому крепкому телу, проговорил старший. — Боже, когда дети так быстро успевают расти? — Ох, да ладно вам, — вдруг улыбка с лица Чхве исчезла. — Я слышал о недавних событиях, мне очень жаль, что такое произошло с вашим дядей. — Да… Все мы тяжело переживаем его смерть, не только его семья. Но и народ тоже. Убийство Пак Чонхи, президента Кореи, не могло не коснуться каждого. Пока народ оплакивал великого президента, они провожали своего родственника в загробный мир. Политические игры коснулись не только статусов, но и жизней. Поэтому Ёсан не хотел ни видеть, ни слышать, ни знать ничего об этом, оставаться в стороне. Каждое упоминание его мёртвого дяди приносило невыносимую боль, напоминало о том дне, когда он проклял эту судьбу. Он, с натянутой улыбкой на лице, проговорил: — Но… это — дело минувших дней. Давай не вспоминать об этом. — Ну… хорошо. Извините. — Да ничего. — Чонхо-я… Как ты вообще поживал? Расскажи мне обо всём, мне интересно, что ты вообще делал всё это время.***
Город Сеул 26 октября, 1979 год
Вечер. Тихая музыка наполняла зал, в котором люди, покрытые драгоценными камнями, беззаботно проводили время. Ёсан, сидя за огромным столом, неохотно ел уже остывшую еду, перебирая её вилкой. Аппетита совсем не было: вечная бумажная волокита в университете, профессора, что всячески пытались льстить, ведь он — племянник президента. В такие моменты юноша особенно ненавидел своё «благородное» происхождение — для других он был представителем высшего общества и не более. Эти лицемерные улыбки, вечное пустословие и ложь вызывали в Кане лишь рвотные позывы, настолько это было омерзительно. И даже тут, сидя за столом со своей семьей и приближёнными к дяде людьми, он ощущал гнилой запах фальши в огромной комнате, украшенной золотом. Место рядом с Ёсаном пустовало уже долгое время: тому директору, от которого воняло дешёвыми женскими духами, видимо, было плохо. Он постоянно ворочался, трясся, словно осиновый лист, что крайне напрягло юношу, но виду не подавал. Вдруг музыка остановилась. — Кажется, я перепутал слова, — проговорил певчий. — Ничего, начни сначала, — сказал дядя Пак, махая рукой. Вдруг тот самый странный, что был рядом с Каном, вошёл в зал. Его лицо было мертвенно бледным, а горячая испарина выступала на лице. «Что с ним?» — задавался вопросом Ёсан. Он, чуть наклонив голову в знак уважения, подвинулся, чтобы тот мог сесть за стол. Не успели прозвучать первые ноты, как внезапно раздался оглушительный выстрел. Кан в ужасе смотрел на того самого с пистолетом в руках. — Ты выблядок, Ча Джичоль! Ты высокомерный! Сдохни! — кричал ненормальный, размахивая оружием. Раненный в запястье с непониманием и страхом в глазах спросил: — Директор Ким! Что с вами?! — Что ты делаешь, Ким Джэгю?! — вмешался президент, резко вставая с места. — Ты тоже должен умереть! Выстрел. Ещё один. Послышался резкий и глухой удар. Ёсан, переведя взгляд, увидел дядю, лежащего лицом вниз к столу. Белая скатерть медленно покрылась алыми пятнами. — Ёсан-а! — тут же прокричала мать. — Беги! Юноша оцепенел от страха. Кровь в венах в миг застыла, а сердце остановилось. Не было слышно ничего, кроме режущих уши криков, нескончаемых выстрелов и грохота уже мёртвых тел, что падали на пол. Ёсан, обхватив голову руками и зажмурив глаза, просто ждал своей смерти. Тело будто потеряло жизнь, пальцы покрылись льдом, а дыхание было таким тихим и медленным — он был ходячим трупом. В голове было абсолютно пусто: ни воспоминаний, ни сожалений — ничего, кроме дикого, душащего страха не было. Вдруг кто-то, небрежно и грубо схватив его за обе руки, потащил куда-то. Кану было всё равно, его главное желание — чтобы всё побыстрее закончилось. Вдруг стало внезапно тихо. Юноша, раскрыв сначала один глаз, а затем второй, увидел… — Господин Шин? — Тихо! — приказал тот, поднося палец к губам. — Будь здесь. Это была небольшая старая ванная комната. Свет постоянно мигал, а сточная вода не переставала течь по трубам. Каждый шорох, каждый вдох пугал. До блестящих от слёз красных глаз, до стука зубами. Господин Шин, до белых костяшек сжимая ручку двери, молился: — Дай бог нам выжить сегодня… Ёсан не знал, сколько часов или дней они провели в ванной, за дверью которой постоянно слышались выстрелы. Этот день он не забудет никогда. День, когда он встретился с самой смертью, когда мир окрасился в траурные тона.