Изнемог

      Расхаживая по чёрным комнатам, обстановкой напоминавшим родной дом, Марина слепо верила найти нечто важное, что бы помогло облегчить и утешить. И этим нечто она представляла связанное с любимым сыном, затерявшимся в пучине темноты. Панова слышала бодрый голосок Андрея, звала его, но отыскать дорогого к сердцу так и не представилось возможным. — Андрей! — уже чуть ли не срывая от напряжения голос прокричала она, бегая из комнаты в комнату. Дом Марине казался бесконечным, хотя, он и состоял только из двух небольших комнат и одной совмещённой с прихожей кухни. Можно сказать, что к существующим добавилось ещё с дюжину, или две, и Марина вынуждена в каждую заглянуть, но, не сыскав желаемого, исчезнуть. — Где же ты, сынок? — стены по бокам сужались, выдавливая из Марины последние жизненные силы, потолок трясся и оконные рамы под звук стеклянного дребезжания вместе с ним. От страха, что здание рухнет, женщина увеличила вместе с шагом панику.       И вот, осталась последняя дверь, единственный ключ к надежде, в которой, вероятно, и сидит Андрей. Потолки затрясло ещё сильнее. Марина, плюнув на риск, занырнула в комнату, и всё затихло, земля больше не уходила из-под ног, коридоры не выстраивались в бесконечные лабиринты. Само помещение не предусматривало в себе ничего, кроме кровати и письменного стола у окна. Войдя сюда, внутри почувствовалось облегчение и невероятное спокойствие. Почти что сразу она заметила тёмную, высокую фигуру, стоящую посреди комнаты спиной, закрывая вид на бледную, полную луну. Марина подошла поближе, щурясь, попыталась разглядеть незнакомца, но всё же удалось это сделать только когда он показал своё обличье. — Женя? — в его серьёзном, опущенном лице Марина сразу же узнала сердобольного следователя, держащего в руках белый свёрток и не проявляющего наружу ни одной эмоции. Евгений тяжело наблюдал за Мариной, словно считывая всю её беспомощность в этот момент, и опустил голову на свёрток и поцеловал его. Панова с трудом разглядела слабое движение, а когда приблизилась ещё на несколько шагов, увидела спящего новорождённого ребёнка, нашедшего покой в сильных руках Евгения. — Андрей, — Марина вымученно улыбнулась и, любуясь, погладила сына по волосам. Когда-то давно, пятнадцать лет тому назад, ей довелось самой держать его в своих объятиях, целовать, успокаивать. А сейчас это мальчик дарит утешение беспокойной матери своим присутствием. — Ты нашёл его.       С умиротворением кивнув, Евгений перенёс свёрток на кровать и осторожно уложил его на подушку, а после лёг сам. Марина с томящимся теплом наблюдала, как её новый знакомый жалеет Андрея, будто родного, и решила присоединиться. Устроившись на краю, Панова ещё раз чмокнула сына, но уже в лоб, безмерно благодарствуя, что так давно потерянный покой наконец отыскал и её.       Очнувшись посреди ночи лежачей на тёплой мужской груди, Марина не сразу поняла всю серьёзность произошедшего. Евгений крепко спал, отвернув голову вбок, изредка выдавая звуки прерывистого храпа. На полу валялась скомканная ночная одежда, и Панова поняла, что они натворили. Что натворила она. Медленно, стараясь не разбудить следователя лишним шумом, встав с кровати, Марина в спешке засобиралась. «Какая же я легкомысленная. Господи, какой позор! От горя наоткровенничала, ещё и прыгнула в объятия мало знакомого мне мужчины». — Марина натянула на себя сорочку и платье наверх, едва ли сдерживая поток слёз стыда, застегнула первые три пуговицы и покинула квартиру.       Идти она думала к подруге, уверяя себя, что та приютит, невзирая на скромность жилища, но потом опомнилась, что беспокоить людей ночью — верх неуважения, даже если что произошло — так учил отец. Тогда Марине ничего не оставалось, кроме как вернуться в дом мужа. По алеющему небу можно было предположить, что сейчас около четырёх часов утра, а значит, к рассвету добраться до места не представлялось возможным. Вдобавок ко всему дорога лежала вдоль леса, и если на машине или каком-либо другом транспорте его можно было пролететь минут за десять, то пешком от силы сорок, а плохое виденье и потенциальная опасность в виде диких зверей, разбойников и возможности свалиться в канаву и переломать шейные позвонки лишь усугубляла ситуацию. Но пройти столь пугающее испытание всё же пришлось, ибо эта дорога была самой короткой, в противном случае пришлось бы идти по окружной, занимающей несколько часов беспрерывной езды.       На границе с лесом стояла ночная тишь, машины проезжали довольно редко, в траве стрекотали кузнечики, а чернота печально возвышающихся елей наводила дрожь, которую Марина всеми силами старалась подавить в себе, однако беспокойство повысилось, когда из чащи послышалось уханье совы. От испуга ойкнув, Марина, схватилась за сердце. — Тише... — выравнивая дыхание, проговорила она и, ускоряя ходьбу, поспешила покинуть пугающие пределы.       К восходу среди крыш чужих домов показался тот самый ненавистный участок — основной источник всех невзгод и горестей. В любом девичьем дневнике почти всегда можно было найти любой рассказ о пугающем их души месте, будь то отчий дом или старый, заброшенный годами сарай. Примерно то же можно испытать и сейчас, но только те записи — это выжимки прошлого, пройденного и почти что забытого, а то, что происходит ныне является настоящим. Марина с опаской шагнула внутрь, нащупала выключатель и по помещению разлился тёплый, тусклый свет. Олег так и не появлялся здесь после нападения на следователя, чему свидетельствовали старые смятые банки из-под пива, сожжённые окурки и отсутствие едкого, прокуренного зловония от табака. Немного успокаивала уверенность, что он простыми условными не отделается и засядет надолго в связи нападения на сотрудника милиции. По крайней мере его не должны выпустить так скоро.       Сил на уборку Марина в себе не нашла, да и не до того было сейчас. Следовало подумать о средствах к существованию, которых подчистую не было даже на прожиточный минимум. О Евгении она старалась не думать, дальнейшее существование её заботило гораздо больше, а порочную, ошибочную связь она и вовсе попыталась стереть из памяти, пока эпизодические отрывки не вылезали вновь, напоминая о себе и о тех спокойных мгновениях, которые Марина не проживала давно, и отчасти это радовало и без того колотящееся и с жаром разгоняющее кровь сердце. Но всё это безвозвратно было, а что было, то прошло.       К пяти часам утра пыльную холостяцкую комнату заполонил солнечный и ударяющий в глаза спящего следователя свет. Поморшившись от нахлынувшей яркости, Евгений протёр глаза большими пальцами и посмотрел вверх. До него не сразу дошло, что этой ночью он с кем-то спал, а вспомнил, когда притуплённо заглянул на помятую простынь, доказывающую, что этим вечером он явно был не один. — Марина? — позвал он свою недавнюю гостью, но ответа не последовало. — Марина? — Евгений отбросил одеяло, вытянувшись, поднялся с кровати. Кроме брюк на ремне, на нём более ничего не присутствовало, и, чуть пройдя к письменному столу, он заметил свою рубашку, в небрежно скомканном состоянии, и это никак не могло натолкнуть Бокова к благоприятным догадкам. Пазл постепенно сложился в версию, позже и в уверенность, что, с горя напившись, оба отдались друг другу без зазрения совести, и Марина с большей вероятностью сбежала как раз из-за страха быть осуждённой. Плотно сжав в руках элемент одежды, Евгений присел на край кровати и склонил голову. — Какой же я дурак. Немалый причём. Вот как я мог так с ней? Испортил я её, подвёл нечаянно к стыду. Сторониться теперь будет.       От самокритичных побуждений отвлёк телефонный звонок. Евгений резко поднялся, подошёл к столу и поднял трубку. — Да? — твёрдо начал он. — Женя, я до тебя со вчерашнего дозвониться не могу. Что ты такое делаешь? — послышался оторопелый Валера. — Я как бы на выходном дне был. Имел всё же право. — слегка сбавив тон, объяснил он, потирая себя за затылок. — Право есть право. Только рацию всегда при себе дер... — Ближе к сути. — и без того скверный Евгений желал быстрее закончить разговор и поехать искать Марину, чтобы та его простила (или не простила). — У нас ещё один труп. — нервно что-то затянув, продолжил Валера, чувствуя, как с каждым словом всё больше начинают дрожать гланды.       Несколько секунд Евгений не мог подобрать нужного слова, и первым на ум пришло упрекнуть коллегу. — Ты шо там, Валер, куришь, шо ли? — Тебя это сейчас волнует? Он с пацана кожу содрал. Приезжай.       Интуитивно Боков понимал, к чему приведёт короткий разговор со старшим следователем уголовного розыска, и ещё на начале разговора, когда Козырев подвёл к теме об ещё одном несчастном подростке, отключился от настоящего и мыслями улетел к печальному, изначально ему знакомому образу Марины Пановой и её обезглавленному сыну Андрее. Ему в деталях вспомнился день похорон мальчика и как женщина потом позвонила ему, рассказав, что не смогла себя убить. Воспоминания крутились исключительно вокруг плохого, словно мир состоит только из серой палитры и для него нет места солнцу. — Женя? — позвал его Валерий, когда заметил подозрительное молчание коллеги. — Я выезжаю. — словно пробудившись ото сна, бодро проговорил Боков и положил трубку.