Изнемог

      Он шёл всё дальше, углубляясь в чащу ночного леса, и напевал себе под нос песенку «Крылатые качели», но делал это крайне неумело. Под подошвой его ботинок угрожающе трескались поломанные ветки, что создавали ещё более нагнетающую обстановку, будто он тут не один. Оборвавшись на середине припева, Олег Панов позвал сына, так, что вороны с веток слетели и, тревожно каркая, небольшой стайкой полетели в сторону дома. — Андрей! — ещё раз завопил он, еле как волоча ноги за собой. — Вы только посмотрите на него. Я его, оказывается, ещё бил мало, не усвоил, что старших надо слушаться.       С дороги послышался гулкий шум проезжающего автомобиля. Олег обернулся и заглянул себе за спину. Нет никого. И он направился дальше вглубь, что темнела при каждом его шаге, а уличные фонари постепенно уходили из виду. Ещё пять минут пути именно по этому маршруту приведут его прямо к реке «Вязёмка», куда Андрей так любил мотать на рыбу, особенно после каждой ссоры в доме. — Андрей, — выходя уже из себя, проревел Олег во всё горло. — Мама переживает! Иди домой! — и в ответ снова тишина, только ветер колыхал ветви деревьев и щекотал траву. — Волки, что ли, съели? — предположил он, чувствуя, как теряет самообладание. «Пройду ещё метров пятьдесят. Если не найду, пусть вертится, как знает. Всё равно ремня отхватит». — от этой идеи Олег широко ухмыльнулся и с новыми силами направился дальше. — Сынок! — его голос чуть помягчел от сложившейся картинки в его голове, представляющей, как он будет гоняться за Андреем по комнатам, держа в руках ремень или кабель от старого сломанного телевизора, или нож для запугивания. — Вот же сука. — грязно выразился Панов, прежде чем споткнуться об что-то жёсткое и тяжёлое. Опустив взгляд на землю, мужчина с трудом разглядел небольшой велосипед с тёмно-зелёной рамой, какой был у сына. Прежняя улыбка моментом пропала с его лица, оставив после себя лишь недоумение и чуждое для него волнение. Заметно приободрившись, Олег стремительно пошёл дальше.       Через несколько десятков метров он обнаружил (также нечаянно наступив ногой) удочку сына, присыпанную листьями. Вероятно, он бы так и прошёл мимо, если бы не его непроизвольные покачивания и метания из стороны в сторону. Подобрав грязную удочку и повнимательнее рассмотрев её, Панов прикинул, что что-то точно случилось с его Андреем, иначе бы его вещи не валялись без присмотра. Уж как-никак он сына своего немного знал. Его догадки подтвердились, когда наткнулся среди высокой травы лежал окровавленный с ног до шеи Андрей. Его голова варварски чем-то была отмечена и запрятана. Олег поначалу не сразу признал его, приняв сына за поваленную дичь. Но, подойдя ближе, он узнал в находке того, кого искал. Усевшись рядом на колени, Панов ещё долго смотрел на труп подростка и... Ничего. На его лице не отобразилось никаких эмоций, кроме каменной тучности. Подобную картину он мог видеть разве что на войне или по телевизору, когда показывали исторические хроники со времён Великой Отечественной Войны. Но не вживую практически у своего дома. Олег сидел, по ощущениям, долго, он и сам точно не знал сколько, но достаточно продолжительное время.       По возвращении мужчина встретил наряд милиции, осматривающий с трудом нажитые пожитки, которые теперь казались хламом. Увидев Панова, Марина подорвалась с места и подбежала к нему, тряся за плечи и выпытывая: — Ну что, нашёл? Где мой Андрей?       Невольно смотря в обезумевшие глаза бывшей жены, Олег не мог подобрать нужные слова, чтобы озвучить найденное им, пока Марина окончательно не сорвалась на крики. — Что ты молчишь? Говори! — Женщина, успокойтесь. — требовательно произнёс Боков, ранее сидящий рядом с несчастной на придвинутом стуле. — Криками сейчас ничего не решишь.       Да только Марина его не слушала и ещё больше накинулась на Олега навзрыд: — Ну, говори же! Говори! Он мёртв, да? Ты его убил, потому сказать нечего?       На помощь Евгению подоспели ещё два следователя — Наталья Добровольская и Валерий Козырев, до этого осматривающие полностью условия, где проживал ребёнок. — Гражданочка, попрошу вас присесть. — в отличие от неприятного характером Бокова Валерий подошёл к Марине со спины и, приобняв за плечи, проводил обратно к креслу. Его мягкость в поведении, наверное, можно было объяснить тем, что у него самого есть сын, и что сам бы сходил с ума, если бы что-то подобное случилось. Также на её сторону встала и сама Наташа, как мать понимающая, что творится у несчастной внутри, как она убивается. Но вместо слов следователь лишь поднесла ей стакан воды.       Боков, брезгливо окинув их, переключился на Панова, непоколебимо стоящего деревом у порога на входе. — Ну, чего же вы молчите? — фыркнул следователь. — Показывайте, где мальчик.       Олег по-прежнему не проронил ни слова (и не проронит ещё несколько дней), но где тело нашёл показал. Марина тоже рвалась на место преступления, но было решено оставить и без того убитую горем мать дома, приставив к ней нескольких из наряда. Панова-старшего же задержали и доставили в камеру, дабы позже попробовать допросить, как следует. — Я думаю, смерть наступила пять или шесть часов назад. — размышлял Боков с сигаретой в зубах, пока его коллега Валерий заполнял протокол. — На теле присутствуют многочисленные раны от колюще-режущего приспособления, похожего на шило. А на обрубке шеи, где была голова, виден большой надрез. Вероятно, убийца торопился или пока не приладился. — Так сказать, во вкус входит. — поправил Валерий, на секунду оторвавшись от своих бумаг.       Помимо них двоих, территорию прочёсывало ещё с десяток сотрудников, а криминальный фотограф Яша делал снимки для последующего отчёта начальству. — Шо ты пишешь там, Валер? — рявкнул Боков. — Твоя писанина нам ничем не поможет. — Но мне же следует записать все подробности дела: как, где, что нашли. — измученно проговорил Валерий и отошёл подальше. — Есть вероятность, что убийство совершил сам Панов. — на ходу высказала свою точку зрения Наташа, докуривая окурок. — А какие-либо веские причины для обвинения у тебя имеются? — сдерзил Евгений, пряча руки в карманы синих джинс. — Факты, Наташ, нужны. Факты. — Ну, — задумалась следователь, подняв глаза вверх, — мне кажется, уж больно странное совпадение, что Панов заявился как раз в день исчезновения сына, а когда пришла его жена... — Бывшая жена. — с той же неприязнью поправил Боков. — ...когда бывшая жена пришла и заметила его спокойствие на заявление пропажи, то... — Всё это брехня, ясно! Как вы можете утверждать, что это Панов убийца, если улики косвенные?       Униженная и оскорблённая Наташа попыталась выдавить из себя ещё одну деталь о конфликтных отношениях в семье, пододвигая под «статистику», но Боков её тут же осадил: — Сказки эти будешь своей дочке рассказывать, когда та уже без задних ног дремать будет. А мне тут не надо первого попавшегося обвинять, чтобы только подогнать его под вашу статистику. — Боков сплюнул на траву и направился следом за Валерием, что внимательно и без ожидаемого отвращения рассматривал голову подростка, насаженную как постамент на обломанный сук молодого ясеня. Понятное дело, что после стольких лет работы в прокуратуре и не к такому удастся привыкнуть.       Оглядев находку, Евгений даже нашёл в себе силы усмехнуться, но смех этот брал начало далеко не от весёлых побуждений. — Ну, Валер, о чём тебе голова говорит? — Я считаю, — предположил Валерий, — что, если голова и тело находятся в разных местах, то, убийца, скорее всего, намеревался забрать голову с собой, но по какой-то причине передумал и... — ...и аккуратненько так тыкнул её в сук. Валер, ну, шо ты городишь? — снова с недовольством высказался Евгений, присаживаясь на корточки, чтобы осмотреть окровавленную голову со всех сторон. — А у тебя есть какие-то свои догадки, раз перебиваешь меня? — следователь недовольно захлопнул чёрную папку на замке и уставился на коллегу сверху вниз. — Возможно, он, маньяк тот, и сам пока не определился, как ему больше нравится истязать своих жертв, так как первое и второе убийства одинаково изощрённые, но относительно разные по исполнению. — сделав последнюю затяжку, Боков выбросил тлеющую сигарету в заросли травы, мокрой от росы, и с хрустом в костях поднялся. К ним двоим подошло ещё несколько опера полномочных вместе с фотографом Яшей и принялись осматривать территорию. — Так что вы прикажете? — снова послышался столь раздражающий Бокова из себя строящий голос Наташи, стоящей между ветвями деревьев, очевидно, не знающей, чем себя занять. Многим сотрудникам часто казалось, что Добровольская делает вид работающей и вечно занятой, дабы не придрались люди с верхов. Впрочем, так волей-не волей начало казаться теперь уже и самой Наташе, как только повстречала в своей жизни Евгения. — Ну шо делать? — с издевательством пожал Боков плечами. — Останки в морг везите, а сами по домам разъезжайтесь борщи варить да газеты листать. — Жень, ты сегодня нервный. — заметил Валерий, убрав свою папку за спину. — Я всегда таким был. — как будто не желая глядеть в сторону, по его негласному мнению, следователей «от бога», Евгений посмотрел вдаль, прямо в пугающую темноту, из которой еле слышно раздавался звук шумящей реки. — Нет, ты более, чем обычно нервный. — А как бы ты, Валера, отреагировал, если бы твоему Стёпе голову какой-то псих отрезал и на дерево повесил? — от этих ядовитых слов Валерий сразу опешил и замолчал. — Мне интересно, как мать того бедняги всё это выдержит. — Боков снова вытянул сигарету, стараясь держать всю колотящую изнутри дрожь в себе, и также бесстрастно закурил. — Ей же в морг по-любому явиться надо.       Пока он шёл в полную одиночку, принципиально не захватив с собой никого, долго думал (и так к выводу не пришёл), как доложит о таком Марине. Какая мать выдержит смерть своих детей, тем более подобным образом? Но сказать надо, хоть это и кажется трудным.       В это время Марина сидела напротив двух милиционеров, молча попивающих заваренный хозяйкой травяной чай, и хрустела костяшками пальцев. Сотрудники правопорядка в упор понаблюдали за её занятием и пришли к выводу, что женщина уже вся извелась от нервов. Каждый из них хотел выразить слова надежды, но никто не осмелился раскрыть и рта, ибо понимали, что подростка живым уже точно не найдут. Это было понятно лишь по одной только реакции отца.       В дверь постучались. Марина сорвалась с места и поспешила отворить замок. Внутрь вошёл следователь Евгений Боков с опущенным лицом. — Нашли? — отчаянно и почти шепча молвила она. В её глазах, словно молящих о пощаде, уже виднелся мокрый блеск подступающих слёз.       На это следователь медленно покачал головой и коротко, с сухостью даже, бросил, указывая жестом на улицу: — Проедете со мной. — по его виду сотрудники сразу определили, что дело крайне плачевно и возможных женских истерик не избежать.       Всю дорогу Марина пыталась себя уверить в наилучший исход, в то, что сын ждёт её в участке, чтобы написать заявление на отца-тирана, мол, якобы тот отвёл его в лес, избил и приказал не соваться. Но с чего бы ему там быть? Почему Андрея сразу не привезли к ней? На эти вопросы могла лишь ответить только другая, более здравая часть разума, та, которую Марина так старательно пыталась подавить, та, которая твёрдо стояла на том, что сына больше нет.       Евгений изредка поглядывал на почти не реагирующую на внешние раздражители женщину, годами которая казалась чуть старше него самого, однако её светлое, не покрытое морщинами лицо ни чуть не выдавало её настоящий возраст. Так, в мёртвой тиши они проехали всю дорогу и дошли до кабинета, где и лежало тело Андрея.       На удивление сотрудников РОВД и патологоанатома, только собирающегося проводить вскрытие, Марина стояла непоколебимо — не плакала, не кричала. Просто стояла и смотрела на обезглавленный труп посиневшего от возможной асфиксии подростка, до чего судмедэкспертизе ещё предстоит дойти. — Можно я побуду одна? — как ни в чём не бывало спокойно попросила женщина и все присутствующие без лишних вопросов покинули кабинет.       Оставшись наедине с осколком своей души, Марина наконец осилилась пролить слёзы на холодный операционный стол. Она входила в число тех людей (в частности женщин), что не любили показывать свои истинные эмоции прилюдно. Для неё куда уместнее потерпеть с час дольше и прореветься, прокричаться вдоволь, нежели чем подготавливать новую почву для обсуждений. Склонившись над таким же холодным телом, Марина поцеловала сына в шею и приобняла. Единственным желанием на тот момент у неё было — остаться тут навсегда.