Есть только мы.

Алаз совершенно привычным движением выходит из машины, закрывает дверцу автомобиля и оглядывается по сторонам. Жизнь в бедном районе Стамбула продолжает кипеть и бурлить, мимо проносятся играющие дети, вдалеке сидит пара стариков и о чем-то беседует. На мгновение Алаз замирает, потому что в голову приходит та самая иррациональная и кажущаяся такой странной мыслью идея о том, насколько сильно привычно он ощущает себя в этом месте. Насколько свободно, комфортно и странно приятно чувствует себя здесь, в этом бедном районе, почти на «дне жизни», и насколько огромный путь был пройден за последние несколько месяцев жизни… Аси. Конечно, всё дело в ней. Конечно, был ещё брат, Али, с которым наконец-то были выстроены хорошие и ровные отношения, братские. Но, несмотря на брата, несмотря на истории и жизнь, которая прошла свой полный круг, главной для Алаза осталась только одна-единственная причина… Аси-кыз. Его Бунтарка. Огненная, страстная, настоящая. Его любовь. Его сила и одновременно — самая огромная слабость. Алаз ухмыляется и двигается в сторону калитки. Пара мгновений — и стучит в дверь совершенно привычным жестом, вновь размышляя о том, насколько чудовищно правильным и родным кажется этот путь и эта идея — прийти сюда, возвращаться к этой двери вновь и вновь, всегда видеть, как Аси открывает ему дверь и остаётся смотреть на него с той, с другой стороны. Вроде бы они всегда должны быть вот такими, разделенными по разные стороны, но в итоге пришли друг к другу и остались вместе… Кстати, об этом. Аси открывает дверь и на лице у неё — недовольное выражение. Заспанная. Сонная. Уставшая. Пара мгновений проходит, прежде чем она понимает, кого видит перед собой. — Зачем ты дверь перекрасила? — нахальный вопрос, и больше Алаз не собирается чего-то ждать. Секунда — и переступает порог дома, оттесняя Аси в сторону стены. Шаг — и его тело почти касается её тела, полы пальто чуть укрывают девушку, и, прежде чем она успевает что-то сказать, Алаз захлопывает дверь за ними, воскрешая в памяти обоих тот самый жест и движение, свидетелями которого они однажды уже были. Насколько сильно теперь всё изменилось. Насколько сильно стало иначе. — Алаз? — каждый раз, когда Аси произносит его имя таким тоном, он хочет послать к чертям этот мир, а внутри что-то всегда обрывается и падает, падает и разрушает всё то, что у него было в предыдущей жизни. Разрушает и его самого, и его ошибки, и выборы, всю боль и все страдания, всю пустоту, которая теперь заполнена…ею, — что случилось? Что так рано? Что-то… — Ничего не случилось. — Руки — по обе стороны её плеч, Алаз опирается на стену, окончательно заблокировав любое движение Аси. Конечно, она может в любой момент ударить его или отпихнуть, конечно, не он здесь контролирует ситуацию, конечно, Аси может всё. Но в этот самый момент он инстинктивно чувствует — всё правильно. Всё — как нужно, — я что, не могу прийти к своей девушке и побыть с ней? — Я не говорила, что стала твоей девушкой, — настолько предсказуемый ответ от Аси, что хочется смеяться. Ну и пусть. Пусть на этот раз смех будет от счастья и радости, от игривости и насыщенности покоем, — придумал что-то себе, Алаз-бей… Ещё и про дверь глупости говоришь? — Глупости? — наклоняется к ней ближе, совсем как в туалете клуба, когда Аси голову ему потом разбила. Алаз наклоняется к её волосам, а потом чуть ниже, чтобы губами коснуться щеки и приблизиться к уху, чтобы почувствовать, как его Бунтарка чуть нервно вдыхает, а потом также нервно выдыхает, и как их тела наконец-то полностью соприкасаются. Можно теперь почувствовать, как он прижимает Аси к стене, только на этот раз всё иначе. Теперь это — мягко, тепло и несколько защитно. Сейчас оба — в ясном уме и твёрдой памяти, сейчас оба — настоящий и живые. Сейчас нет проблем или преград, сейчас всё просто странно хорошо и можно позволить себе наконец-то… — Я соскучился, знаешь? — касание губ сначала — у виска, потом ниже, затем чуть левее… Пока Алаз не находит её губы и в поцелуй падают оба, больше совершенно не сопротивляясь происходящему. В поцелуй погружаются тем самым привычным и страстным движением, когда становится сразу — жарко, когда губы терзают друг друга томно, глубоко, насыщенно и тщательно. В поцелуй погружаются с объятиями, когда Алаз снова и снова вдавливает маленькое тело Аси в себя, в свою сущность, в своё естество, сливаясь впервые с другим человеком настолько комфортно и приятно, настолько добровольно и тщательно… ----------------------------------------------------------------------------------------------------- В прошлый раз всё было не так. В прошлый раз Алаз поймал её взгляд, когда Аси открыла дверь — растерянный, испуганный, недоумевающий. В прошлый раз Аси была неподготовлена и беззащитна, она просто как-то тихонько спросила: «Алаз? Что ты тут делаешь?» и не успела даже отступить. Тогда ещё Алаз и сам не знал, что делает, тогда ещё у него была только одна потребность — сырая, первобытная, страстная — потребность добраться до её губ, до её рук и будь что будет, провались этот проклятый мир и его собственные ошибки в ад! Тогда он поцеловал её прямо с порога и знал: вот оно, вот она, вот — его рай. В поцелуе умерло всё плохое или ненастоящее в его жизни, а ожило что-то такое, о чем Алаз никогда не догадывался… Нежность. Забота. Потребность — дикая, острая, разрушающая разум. Голод. Дикий голод, ненасытный голод. Голод — поцеловать Аси снова и снова, не отпускать больше ни на одно мгновение, никогда не отрываться и не покидать эти объятия… Алаз помнил, как внутри всё переворачивалось, когда он целовал Аси снова и снова. И какими были её глаза — огромными и беззащитными. В тот самый момент впервые исчезла та сама сильная и храбрая Бунтарка, а осталась только девушка, сердце которой было разрушено им, разрушено Алазом… Он знал, что она тоже это чувствовала. Он знал. — Прекрати, — говорил её голос, а губы и руки говорили — продолжать. Алаз и продолжал, впитывая каждое мгновение и каждую ласку, каждое прикосновение и каждое объятие, каждое теплое касание к коже, пока ещё этой обнаженной кожи было так мало, но… И когда она ему отвечала, Алаз чувствовал себя — впервые в своей долбанной и не совсем счастливой жизни — чувствовал себя цельным. Настоящим. Живым. Правильным. Идеальным. Он чувствовал, что впервые делает всё правильно, а Аси — что она тоже не ошибается. Ощущения убивали: её маленький вдохи и выдохи, её тихие стоны, то, как она наконец-то сдалась полностью и отпустила контроль, впервые в их странной и недолгой общей истории Аси уступила, отступила и уступила контроль именно Алазу, отдала ему право руководить их поцелуями, объятиями и прикосновениями… Происходило что-то чудовищно приятное, немыслимо-обреченное, голодно-неутолимое, когда весь мир отступает, а остаются только чувства… Звуки… Запахи… и ласки. Алаз помнил, как сходил с ума от голода, немыслимого голода, от отчаянной потребности и невыносимого желания. Всё было забыто, все были забыты, была только Аси, которая тогда уступила, обвила его руками за шею и прижалась, целуя в ответ… В этом самом коридоре у стены, а потом он чуть приподнял её и, не прекращая целовать ни на мгновение, хаотично пошёл в комнату, по памяти добредя до кровати. Было ещё одно мгновение, когда Аси чуть опустилась с его тела вниз, мгновение перед тем, как они упали оба в кровать… Было то самое краткое мгновение, когда их взгляды встретились, несмотря на сумрак помещения, и когда Алаз понял, что влюблён. Влюблён дико, отчаянно, страстно, невыносимо, и самое главное — навсегда. Он влюблён в Аси навсегда. И больше никто и ничто этого не изменит. Никогда. В то мгновение он знал, что однажды они найдут друг друга. Всегда найдут. В то мгновение он видел в её глазах совершенно неприсущую ей робость и мягкость, ранимость, и понимал — она впервые будет с мужчиной. Он знал. И собирался дать ей всё, что мог. И дал. Ласки. Нежность. Неспешность и неторопливость, хотя это дико убивало его. Убивало то, как они наконец-то упали на кровать и потерялись в том, какие были прикосновения и дрожь — острая, крупная, волнующая. То, как он в первый раз почувствовал прикосновение её пальчиков на своей груди, а она сама впервые увидела взгляд, наполненный похотью и голодным желанием… ------------------------------------------------------------------------------------------------------- Аси не разочаровала, она никогда его не разочаровывает. Отпихнула в сторону, ну, хотя бы на этот раз губу не прикусила и не ударила по голове. — Что творишь, Алаз? — недовольный вскрик, но позы никто не поменял. Так и остаются — прижимающие друг к другу возле стены, не отпускающие, снова чувствующие именно друг друга, ощущающие каждый вдох и выдох. Странно чувствовать такое умиротворение и быть таким счастливым. — Убеждаю тебя согласиться стать моей девушкой, — нахальный ответ и фирменная ухмылочка. Аси, впрочем, не проймёшь этим, уж она-то точно могла всегда видеть его насквозь. — Я спала утром спокойно, — сварливое начало, — а потом этот стук в дверь… — На самом деле, я приехал за тобой, — развязно-самоуверенный тон, который никогда не меняется. Ни на сантиметр не отпускает свою Бунтарку, но освобождает руку и проводит по щеке, заправляя волосы за ухо, нежно касаясь и думая о том, что никогда — никогда — не желает её отпускать, — у нас запланировано свидание, знаешь? — Нет, — на лице Аси появляется растерянность. Словно она никогда не думала, что с ней такое может произойти. В сердце Алаза что-то болезненно сжимается от того, что в который раз есть осознание её сложной и тяжёлой жизни, осознание всех лишений, что она перенесла, чего у неё никогда не было, у маленькой и храброй Бунтарки… — Так как мы теперь с тобой воссоединились и признались в любви, — торжественно продолжает Алаз, — мы начинаем встречаться. И идём на свидание. Вернее — едем на свидание. Ты и я. Вдвоём. Никаких братьев и сестер, проблем, выстрелов, ножей и так далее. Просто… мы вдвоём. Он как-то немного запнулся на последней фразе, и оба почувствовали происходящее. Его неуверенность. Её осторожность. Её неуверенность. Его осторожность. Оба — на неизведанной ранее территории, на территории, где нужно быть открытыми, поддаваться чувствам, можно и нужно говорить только приятные слова и радовать друг друга, дарить улыбки и просто… можно быть счастливыми? — Вдвоём? — теперь и Аси смотрит — серьёзно и сосредоточенно. По-настоящему. Как и должно быть. — Вдвоём, — кивает Алаз, продолжая поглаживать её по щеке, — наш дом ждёт нас. Загородный. Помнишь? — За то, что ты мне тогда сказал, стоит ещё раз ударить тебя между ног, — недовольно ворчит Аси. — Мы едем? — и на этот раз исчезает вся напускная бравада, исчезают шутки и излишняя самоуверенность. Остаётся только немного тревоги и чувство огромной надежды, потому что Алаз вообще не уверен, что будет делать дальше, в случае её отказа. Они смотрят друг на друга — настороженно, чуть напряжённо, словно — судьбоносно. Решая, что происходит, запечатывая друг в друге происходящее — их собственный выбор и то, что будет дальше. То, что они хотят в дальнейшем, то, что выбирают друг друга здесь и сейчас, выбирают и, скорее всего, это будет — навсегда. — Я… хорошо, — ответ Аси осторожный, она смотрит не ему в глаза, а куда-то в грудь, - но я не знаю… Мы вечером вернёмся? — Нет, — облегчение затапливает все его внутренности теплом и радостью, хочется орать от счастья, хочется выдохнуть и засмеяться от какого-то непривычного состояния счастья и эйфории, — не вернёмся. И завтра тоже не вернемся. Будем там просто… спать, знаешь? Я буду тебя кормить, мы будем плавать в бассейне, спать и отдыхать. Просто валяться. Мир может подождать хоть раз, Аси? Она вновь переводит взгляд на его лицо, чуть хмурится, словно обдумывая какую-то мысль. Затем пожимает плечами немного, чуть растерянно вновь осматривает лицо Алаза. Не то чтобы это можно принять за сомнение, нет, скорее в этом чувствуется нервозность и напряжение от того факта, насколько в новинку и для неё тоже такие события и ощущения, насколько и ей тяжело, непривычно привыкать к какому-то чувству покоя и счастья. — Я не знаю, — максимально честный ответ, — я спала. Мне нужно собраться. — Вперёд, — он ухмыляется и наконец-то отпускает её, только перед этим — быстро подаётся вперёд и целует в уголок рта. Мазнув губами чуть ниже, дотронувшись нежно до подбородка, коснувшись чувственно и напряжённо, — я буду ждать. Знаешь, привык к этому дому как к своему, может, мне переехать? А что, даже понравилось, когда дедушка привёл меня сюда в первый раз… Аси пихает его в плечо, конечно, на этот раз это не злобно, а более нежно и мягко. Алаз делает вид, что поддаётся, а она снова вдруг… улыбается. Улыбка Аси — вещь слишком редкая и очень ценная для этого мира, поэтому Алаз собирается потратить остаток своей жизни на то, чтобы вызывать у Аси эту улыбку постоянно и каждый день. Настало их время просто быть счастливыми. — Вот и жди меня, — сварливый ответ, а потом идёт в сторону комнаты, потягиваясь. Алаз остаётся стоять возле той самой стены, опираясь спиной. Так много эмоций, которые хочется все обдумать и понять. Иногда кажется, что это странный сон и однажды Алаз Сойсалан проснётся в своей «старой жизни», вновь пьяный и павший, считающий, что влюблён в соседку и ведущий себя, мягко говоря, отвратительно. Потому что то, что происходит сейчас, здесь и сейчас, кажется странным чудом, чудом и невыносимым сном, от которого никогда не хочется просыпаться. От того, как Алаз Сойсалан чувствует себя в этой лачуге самым счастливым во всём мире. Аси тоже предсказуема, Алаз с восторгом понимает, что даже немного успел её выучить. Собирается быстро, чего ещё ждать от неё, от храброй маленькой Бунтарки? Собирается, минут через пять выходит с сумкой в руках, впрочем, на этот раз он будет джентльменом. Быстро подскакивает вперёд и берёт у неё из рук сумку. — Хорошо, мы готовы, — довольно-нахально говорит он, а потом снова делает третью попытку того, что в предыдущий раз не увенчалось успехом. А именно — протягивает Аси свою руку. Да, в прошлый раз всё вышло не так, она ни разу не взяла его руку в ответ и никогда не отвечала. Там было много ревности, боли, ошибок прошлого и страданий. Но сейчас всё совсем иначе. Сейчас Аси смотрит ему в глаза, и на этот раз они снова замирают, вглядываясь друг в друга и словно ещё раз что-то запечатывая друг в друге. А потом она берёт его за руку.